Пока не настанет рассвет

Я помню взгляд почти что мёртвых глаз, Под веками давно застыли лунные лучи. Вокруг плач многих душ слился в единый глас. Тебя средь них уж точно не услышат — не кричи. Осень, каждый год раскрывающаяся во всей красоте в богатом саду, и ныне оставляет следы своего пребывания яркими красками на деревьях и земле, где ещё не увядают самые разные цветы. Озорной ветерок, не вкладывающий в движение и малейшей своей силы, проносится от моря до особняка и, ударившись о стены, не проникает внутрь, где во дворе располагаются приглашённые гости. Совсем рядом с изящной беседкой, прислонившись к ней спиной, стоит рыжеволосая девушка, которая, с большим нежеланием участвуя в разговоре, одновременно с этим наблюдает за фигурой в сером костюме, застывшей на балконе особняка. — Не будешь же ты в самом деле обижаться, Экли? — капризно дует губы её собеседница, остающаяся внутри беседки. — Просто признай, что не всегда ты бываешь права. Как в тебе только умещаются показательная справедливость и непомерная самовлюблённость? Экли не находит в себе даже малейшего желания отвечать. Она лишь мрачно оборачивается, только на миг заглянув в беседку, затем вскидывает голову и бегло осматривает балкон на третьем этаже, но фигуры, до этого находившейся там, уже нет. Ветер находит иной путь — проникает во двор с другой стороны, пытается подбросить рыжие волосы, но те крепко удерживаются в красивой причёске, и попытка остаётся лишь попыткой. — Ты забываешься, — холодно замечает Экли. — Ты находишься не у себя дома. Я должна следовать правилам гостеприимства, но и ты помни о принятых нормах приличия, иначе я буду вынуждена сказать тебе какую-нибудь грубость. — О каких правилах гостеприимства ты говоришь, когда этот дом даже не принадлежит тебе? — издевательски тянет насмешливый голос. — Пускай ты — сестра Иниса, но не забывай о том, какие нас с ним связывали отношения. — Вот именно, что связывали, — напоминает Экли и улыбается, заметив приближающуюся фигуру. — Наконец-то. Инис и Экли удивительно похожи — между их рождением разница в два года, но и для тех, кто видит их впервые, и для тех, кто давно с ними знаком, они легко могут сойти за близнецов. Их разница только лишь во взглядах, которые не подделать — Экли смотрит жёстко, уверенно и даже слегка надменно, а её младший брат несколько отстранённо, готовый в любой момент уйти в свой мир, но вместе с тем внимательно и радушно. — Здравствуй, Мемория, — приветливо улыбается Инис. — Не думал увидеть тебя сегодня. — Почему же? — нервным смехом отвечает та. — Все знают, что ты ищешь себе невесту. Чем я не подхожу на роль? Мне казалось, я вполне в твоём вкусе. — Невесту? — удивляется Инис, но его удивлению никто не придаёт внимания. — К сожалению, Мемории уже пора, — качнув головой, вмешивается в разговор Экли. — Я прикажу приготовить машину. Инис догадывается о настоящей причине недовольства сестры, но не оспаривает её решение, как и не решается на спор очевидно раздражённая Мемория. Девушка, недовольно поджав губы, удаляется, не опускаясь до того, чтобы устроить скандал с владелицей особняка. Инис вместе с сестрой провожает гостью взглядом, а после оборачивается к Экли и смеряет её тёплым взглядом, как бы между прочим напоминая: — А ведь вы когда-то были очень дружны. — Когда это было? — пожимает плечами Экли. — Я тоже помню, каким плаксой ты был двадцать лет назад, но не напоминаю же тебе об этом. — Боюсь, если мы начнём вспоминать друг другу всё то, что вспоминать нежелательно, то придётся потратить не один день, — делает справедливое замечание Инис. — О, вот и они, — мгновенно теряет интерес к разговору девушка. — Я и подумать не могла, что они согласятся приехать. Инис прослеживает за её взглядом и, зацепившись за две незнакомые фигуры, бегло оценивает их. Первая девушка весело улыбается, небрежным жестом поправляет длинные чёрные волосы и что-то, что нельзя услышать с расстояния между ними, рассказывает второй гостье. Та в свою очередь выглядит скучающе-усталой, тёмными глазами цепко осматривает заинтересовавший её особняк, и, не поворачивая головы к спутнице, коротко ей что-то говорит. Её губы едва шевелятся, но улыбающаяся девушка вмиг принимает серьёзный вид, пускай в её глазах и остаётся лёгкая насмешка. Насколько они ни были бы разные, есть то, в чём они похожи: обе девушки, пускай и по-разному, излучают опасность. — Кто это? — не выдавая вспыхнувшего интереса, спрашивает Инис. — Мои гостьи, — отвечает Экли и грустно добавляет: — К сожалению, мы не их уровня, так что даже не думай. А я пойду поговорю с ними, нам есть, что обсудить. Ветер вновь порывается взлохматить хоть чьи-то волосы, и у него это получается: из тяжёлой копны кудрявых волос выбиваются несколько прядей, и вторая гостья лишь сильнее хмурится. Инис уже было решает, что та вовсе не умеет улыбаться, но одновременно с этим выводом девушка поворачивает голову вправо, замечает приближающуюся Экли, и на её губах появляется лёгкая доброжелательная улыбка. — Господин Инис, — почтительно зовёт его служанка, — госпожа Экли просила сообщить Вам, когда прибудет Инспира. Она уже здесь. Желаете с ней встретиться? — Так быстро? — рассеяно бросает Инис. — Я найду её, спасибо. Приходится отвлечься от сестры, увлечённо беседующей с неизвестными девушками, и обратить внимание на остальных. Большинство приглашённых Инису незнакомы: пускай официально приём и организован им, но Экли составляет список гостей и приглашает либо тех, кто ей приятен, либо тех, кто ей выгоден. В конечном итоге выходит примерно поровну: часть гостей без каких-либо проблем общается друг с другом, ощущая себя равными, а другая часть стремится угодить и этим отталкивает. Инис поздно осознаёт собственную оплошность: он совершенно не представляет, как выглядит Инспира. Два года он провёл в другой стране, но кажется, будто бы в изоляции от остального мира, потому что он с трудом узнаёт старых знакомых, порядком изменившихся с момента, когда он в последний раз посещал дом. Несколько дней назад он переступает порог родного особняка, с удивлением отмечает грандиозные изменения в нём, а сегодня Экли, радующаяся возвращению брата, уже организовывает первый приём. — Рада познакомиться с Вами, — звучит за его спиной звонкий голос. — Надеюсь, Вы не сочтёте невоспитанностью то, что я проявила нетерпение и нашла Вас так скоро? Инису многого стоит скрыть растерянность и лёгкий испуг от внезапного появления девушки. Он, вернув себе надлежащий вид, разворачивается, взглядом встречается с глазами, такими же ярко-голубыми, как у него. Его глаза — два безжизненных драгоценных камня, её — яркое весеннее небо, дарящее надежду. — Госпожа Инспира? — на всякий случай уточняет он, уже уверенный в том, что не ошибается. — Всё так, — очаровательно улыбается девушка. — Вы удивительно похожи с Вашей сестрой. Признаюсь, я бы спутала Вас, если бы не общалась долгое время с Экли. — И те, кто долго общаются со мной или сестрой, бывает, путают нас, — со смешком сообщает Инис. — Я знаю, но я слишком близка с Экли, чтобы допустить такую оплошность, — мелолично смеётся Инспира. Она отличается ото всех представителей аристократии, с кем доводилось общаться Инису. Её взгляд живой, искренне приветливый, любопытный, и она с интересом осматривает нового знакомого. Лишь мельком Инспира бросает взгляд на особняк, будто бы давно его знает, а сейчас проверяет, ничего ли не изменилось за время её отсутствия. Инис решает проверить собственную догадку: — Вы с Экли часто проводили время вместе? — Очень, — она наверняка понимает истинную суть вопроса, но не даёт ответа на него. — Так что я ждала Вашего возвращения домой вместе с ней. — В таком случае, стоит ли нам продолжать разговор в таком официальном тоне? — Признаться, терпеть не могу все эти формальности, — вздыхает Инспира, демонстративно разведя руками. — Но некоторые попросту не могут без них. — С ней порой бывает тяжело, правда? — кивком головы юноша указывает в сторону Экли, и его собеседница, не раздумывая, кивает. Экли будто бы чувствует, что говорят о ней — оборачивается и с подозрением щурится. Удовлетворённая тем, что брат познакомился с Инспирой, девушка почти сразу отворачивается обратно, и ощущение цепкого взгляда пропадает. Рядом появляется служанка, на круглом подносе протягивает Инспире бокал с напитком, и та с удовольствием его принимает, пока девушка, опустив глаза, произносит: — Я попросила приобрести для Вас то, что Вы обычно пьёте. — Вы запомнили мои вкусовые предпочтения скорее, чем повара в этом доме, — мягко улыбается Инспира, сделав маленький глоток. — Благодарю Вас. — Стоит удивляться тому, что они всё ещё не запомнили, — зардевшись от похвалы, сковано отвечает служанка и торопливо отступает назад. Инспира изящным движением оправляет ткань плаща и, будто бы потеряв всякий интерес к разговорам, покачивая бёдрами, шагает к особняку. За ней тянется смесь самых разных ароматов: особенно выделяются сладкий гранат и горький пепел. Лишь сейчас Инис может в полной мере оценить её наряд и без труда догадывается о том, что девушка любит притягивать к себе внимание. На ней прекрасно сидит дорогой чёрный костюм, поверх него накинут красный плащ, и этот предмет гардероба выделяет её из толпы остальных. Длинные светлые волосы опускаются до середины спины, и вновь поднявшийся ветер подкидывает их вверх. Инспира останавливается рядом с Экли, очаровательной улыбкой приветствует её собеседниц и, поздно вернув внимание хозяйке вечера, не успевает уловить тёплую улыбку, посланную ей. Инис же прекрасно видит, как смягчается выражение лица сестры, как её взгляд становится теплее, и обещает себе разобраться в этом при случае. Включаться в беседу желания нет — толпа во дворе особняка вытягивает последние силы и не вызывает ничего, кроме порыва уйти. Инис, решив, что его присутствием остальные насладились достаточно, незаметно покидает площадку перед высоким крыльцом. Входить в дом через главный вход будет слишком заметно, поэтому Инис огибает здание и попадает внутрь через одну из боковых дверей. Он поднимается вверх по узкой лестнице, состоящей всего из нескольких ступенек, на ходу снимает с себя пиджак, оставаясь в одной рубашке, будучи полностью уверенным в том, что в доме никого нет, и замирает посреди коридора, уловив странный аромат. По первому этажу расползается запах сырой земли. Приём подходит к концу только через два часа. Привыкшая к светским собраниям, Экли едва ли не впервые выступает хозяйкой вечера и, выбившись из сил, зарекается впредь повторять подобные мероприятия. Она, едва переступив порог, опускается на диван в гостиной и смеряет недовольным взглядом брата, расположившегося напротив. Тот, пригубив вино, придаёт лицу невинное выражение, но это совершенно не спасает его от безжалостного укола: — Почему я должна развлекать твоих гостей? — Из моих гостей на этом вечере только старый садовник, потому что больше я не знаю никого, — справедливо замечает Инис. — Ты же знаешь, я не выношу эти скопления людей. — Мне порой кажется, что я слишком много тебе позволяю, — с неудовольствием качает головой Экли. Инис чувствует её запах за мгновение до того, как невысокие каблуки ударяются о пол. Ещё секунда, и мягкий, со сладкими нотками голос мелодично произносит: — А как иначе? Ведь ты — старшая сестра. Инспира появляется из-за спины Иниса, обходит второй диванчик, на котором сидит Экли, и останавливается позади неё. Пальцами одной руки девушка удерживает бокал с жидкостью, цветом напоминающей ту, что пила сегодня, а пальцами второй руки распутывает сложную причёску Экли. Отсутствующий взгляд голубых глаз предупреждает о том, что мысленно Инспира находится далеко отсюда, однако одновременно с тем её тело чутко реагирует на малейшие изменения вокруг себя. — Ты останешься? — спрашивает Экли, не отрывая взгляда от Иниса, однако вопрос, очевидно, обращён не к нему. — Да, сегодня точно, — подумав, отвечает Инспира. — Я сама приготовлю комнату, не дёргайся и не дёргай слуг. — Идём, я провожу тебя, — предлагает хозяйка особняка и поднимается. — Доброй ночи, Инис. — Доброй ночи, — вторит ей Инспира. — И вам доброй ночи, — настигает ответ девушек, когда те уже поднимаются на второй этаж. Инспира оставляет свой бокал на низком столике между диванами. Инис длинными пальцами обхватывает стеклянную ножку и, приблизив бокал к себе, вдыхает сладкий аромат спелого граната. Он следует за загадочной гостьей повсюду и дурманящим ядом неотвратимо проникает в сознание хозяев особняка.

***

Утро возвещает о своём наступлении ярко-красными полосами, протянувшимися от края до края неба. Тяжёлый табачный дым заполняет всю кухню, прежде чем Инспира, обратив на это внимание, раскрывает окна, и внутрь проникает холодный осенний воздух. Тишина раннего утра кажется неестественной, и вместо того, чтобы расслабиться, Инспира готовится к тому, что её спокойствие будет нарушено. Короткий стук двери на втором этаже предупреждает о том, что проснувшийся скоро спустится вниз. Девушка прислушивается ко звукам шагов, пытается разобрать, кто идёт по лестнице, и по тому, что походка ей незнакома, делает вывод, который подтверждается сразу же, когда Инис тянет на себя дверь кухни и шагает внутрь. — Доброе утро, — приветствует Инспира и не сдерживает озорной улыбки, когда замечает, что фраза, нарушившая тишину, заставляет Иниса вздрогнуть от неожиданности. — Доброе утро, — хриплым после сна голосом отзывается юноша. — Ты уже не спишь? Рано ведь совсем. — Так и ты уже не спишь, — усмехается девушка. Инспира, поднявшись, с удовольствием потягивается, и короткая футболка, поднявшись вверх, ненадолго обнажает подтянутый живот. Из-под широких брюк выглядывают босые ноги, и этой неприметной чертой девушка без труда совмещает в себе элегантность и какую-то родную мягкость. Инспира опускает перед Инисом чашку горячего напитка, и тот, с благодарностью приняв его, осторожно делает глоток. — Это чистая случайность, или ты что-то знаешь? — уточняет Инис, распробовав любимый вкус. — Может быть, я готовилась к твоему приезду, — пожимает плечами девушка. — А может, в самом деле чистая случайность. Вдруг я просто угадала? — Мне нужно привыкнуть к тому, что ты общаешься загадками? — Это избавит нас от многих недопониманий, — растягивает губы в красивой улыбке Инспира. — У каждого из нас есть то, что делает его интереснее. — Ты так считаешь? — задумывается Инис. — Тогда, по твоему мнению, что делает интереснее меня? Инспира ненадолго задумывается. Она по привычке, не замечая за собой, крутит в руке ручку, подобранную со стола, и Инис удивляется тому, как ловко работают её пальцы. Предмет, не останавливаясь, рассекает воздух и застывает в пространстве лишь в тот момент, когда Инспира начинает говорить: — Возможно, твои попытки избежать человеческого общества? Скажи, тебе просто неинтересно общаться с другими или есть какие-то ещё причины? — Если бы дело было в том, что я не люблю людей, думаешь, этот наш разговор случился бы? — усмехается Инис, и его собеседница, не удержавшись, улыбается в ответ. — Просто мне кажется, не у каждого есть то, что делает его интересным. Я не хочу тратить время на тех, кто ничего из себя не представляет. — Слышала бы тебя твоя сестра! — изумлённо восклицает Инспира. — Я надеюсь, что ты не расскажешь ей об этом, — качает головой юноша, признавая свою оплошность. Ненадолго повисает уютная тишина. Инспира отодвигает от себя пустую чашку, откидывается на спинку стула и закидывает ногу на ногу. Лучи поднимающегося солнца вырисовывают нежный пейзаж за её спиной, и в их свете образ девушки приобретает тёплые оттенки. Серый дым от сигареты на мгновение заволакивает пеленой её лицо. С возвращением домой постепенно, далеко не сразу Инис вспоминает о том, как он жил до того, как уехал. Кажется, что всё это было очень давно, как будто в прошлой жизни. Сегодня Инспира, намеренно или нет, даёт ему ещё одну подсказку к прошлому некогда любимым напитком, и благодаря их непродолжительному разговору юноша вспоминает об ещё одной важной части его нахождения в родном доме. Удивительно, но ему впервые хочется разделить это занятие с другим человеком. — Идём со мной? — предлагает Инис, поднявшись, и Инспира, не раздумывая, вкладывает свою руку в чужую. — Ты всегда предлагаешь сомнительные идеи почти незнакомым людям? — весело спрашивает девушка. — А ты всегда соглашаешься на сомнительные идеи от почти незнакомых людей? — передразнивает её Инис. — Только тогда, когда есть вероятность, что это меня развлечёт, — следует честный ответ. — Так и куда ты предлагаешь пойти? Огромная территория вдоль моря, принадлежащая семье Иниса, обычно пустует из-за того, что вид нескончаемой воды давно наскучил жителям особняка. Здесь изо дня в день находит своё успокоение в одиночестве Инис, и сюда же он, впервые за много лет нарушая традицию приходить одному, приводит Инспиру. Она тонко чувствует чужое настроение и потому порой уходит вперёд, позволяя наслаждаться привычной тишиной, а порой напротив возвращается к Инису, вовлекая его в непринуждённую беседу. Так на берегу они проводят около часа, совершенно не ощущая того, как ветер забирается под лёгкую одежду и пытается выбить дрожь из двух людей, давно полюбивших холодную осень. Солнце наконец полностью выходит из-за горизонта, и небо, очистившись от красных полос, становится голубым. Инспира, не обращая ни малейшего внимания на температуру воды, наступает на влажный песок, и робкие волны, набежав, покрывают её ноги. Она ощущает на себе внимательный взгляд, поднимающийся с ног до лопаток, а после Инис, беззлобно улыбнувшись, напоминает: — Экли от меня живого места не оставит, если с тобой что-то случится, — и добавляет: — Наверное, нужно уже возвращаться? — Наверное, — девушка неохотно отступает назад, и волны уже не касаются её ног. — До сегодняшнего дня было тяжело представить, что и такая вот прогулка может быть интересной. Спасибо. — Это мне стоит благодарить тебя за то, что ты согласилась составить мне компанию. — Может, соглашалась бы и не только я, если бы ты предлагал ещё кому-то, — улыбкой отвечает Инспира. Ещё около получаса у них занимает дорога до особняка. За время их отсутствия все жители успевают проснуться, и в то время, пока слуги накрывают завтрак, Экли, помешивая ложечкой остывший кофе, с кем-то говорит по телефону. Одна из девушек, накрывавших на стол, подхватывает поднос, полный еды, и устремляется на второй этаж, провожаемая обеспокоенным взглядом хозяйки, одновременно с тем, как в дом входят Инис и Инспира. — Я рада, что вы сближаетесь, — говорит Экли, когда юноша уходит к себе для того, чтобы сменить одежду. Инспира осторожно забирает чашку с кофе из горячих рук, делает глоток горького напитка и возвращает её обратно. Они одного роста, но она чуть вскидывает голову для того, чтобы поправить прядь рыжих волос, выбившихся из чужой причёски. Голубые глаза смотрят куда-то мимо, но одновременно с тем прямо в душу, потому что Инспира мягко произносит: — Я надеюсь, что ты не будешь жалеть об этом. — Думаешь, что я смогу? — смеётся Экли, но сердце тревожно сжимается от слов, которые звучат зловещим предсказанием. — Плохо, что я переживаю о тебе? — наигранно удивляется Инспира и этой детской непосредственностью мгновенно заставляет позабыть обо всех беспокойствах. И всё же, где-то глубоко внутри становится неприятно от слов, высказанных приговором.