Октябрьские истории

Когда-то у меня было всё. Ну… ладно. Было не всё, но я мог получить всё, что бы пожелал. У меня была власть и сила, и я видел, как другие, вообразившие себя хозяевами этой силы, ею распоряжались. Уничтожали конкурентов. Добивались выгодных контрактов. Наверное, могли бы и зарабатывать, просто не пробовали. Я тоже не пробовал. Деньги как таковые мне не требовались, да и власть… тут не знаю. Она была мне не нужна, но раз я ею пользовался ‒ точно ли она меня не интересовала? Я хотел справедливости, но можно ли её добиться, не обладая силой? У всего есть цена, и она крайне редко измеряется йенами. Да и долларами ненамного чаще. И не каждую цену я согласен заплатить. ‒ Что ты делаешь? ‒ слышу я за своей спиной знакомый голос. ‒ Что-то жжёшь? ‒ Грехи юности, ‒ отшучиваюсь я. Босые ноги чуть слышно шлёпают по бетонному покрытию крыши. Оборачиваясь, я вижу, как несуразная фигура в растянутом джемпере и с лохматой причёской приближается ко мне. Когда Эл опускается на корточки рядом со мной, за его спиной я вижу громадную чёрную тучу. Туча выгибается причудливой пародией на человека, чья узкая, почти костлявая рука держит в ладони багряный шар заходящего солнца. ‒ И удалось? ‒ спрашивает Эл, со странной серьёзностью глядя на меня. Будто понимая, о чём я говорю… но этого быть не может. ‒ Удалось, ‒ отвечаю я тем не менее. ‒ Я уверен. Эл молча кивает, с интересом рассматривая пепел в железном ящике. Вспоминаю, что существуют способы восстановить сожжённые документы, и становится не по себе. Можно ли восстановить… это? ‒ Время ужинать, ‒ говорит Эл, отворачиваясь от последних улик по делу Киры. ‒ Пойдём домой. Высыпаю пепел из ящика и с непонятной смесью чувств гляжу, как ветер треплет выжженную дотла бумагу и по клочкам, один за другим, уносит прочь. Перед глазами всё плывёт, в голове оседает невнятная муть, и я уже не очень понимаю, зачем я вообще полез на крышу штаб-квартиры и стал сжигать… какую-то тетрадь? Зачем? ‒ Идёшь? ‒ переспрашивает Эл, стоя у края лестницы, и я киваю. Ты ‒ единственное, что у меня осталось. Это я помню точно.