Happy End or Not?

И вновь поляна. Хотя и оказался тут всего пятый раз, стойкое ощущение, будто прожил целую жизнь здесь, не покидало меня. Но все неумолимо изменилось. Уже не так ярко припекало летнее солнце, осенняя меланхолия заменила мелодию ушедшего тепла. Деревья сменили сочные зеленые рубашки на желто-оранжевые, испещренные игривыми дырочками, платья. Но, несмотря на плачевные и непонятные перемены в природе, волновало совершенно иное. Нигде не было слышно заветного лая, встречавшего меня каждый раз. Не видно куцехвостой жопки. Я растерянно вертелся вокруг оси, отчаянно выискивая в лесной глуши желанный силуэт, но нигде не мог его увидеть, сколько ни силился. Лишь суровый, промозглый не по погоде ветер колыхал верхушки раскидистой посадки, навевая страх и тоску. Неожиданно послышался шорох веток. Так, словно кто-то шел тяжкой поступью, ни от кого не таясь и не боясь быть услышанным. Я машинально повернулся в сторону источника звука, совершенно не обратив внимания, что, несмотря на солнце, висящее высоко в зените, на земле было отнюдь не тепло. Кончики пальцев уже покрывал убийственный холод, словно сама смерть взяла за руку и хотела куда-то увести, что-то показать. Прошли долгие, мучительные мгновения прежде, чем на поляне показалась она. Высохшая до торчащих ребер, с подкашивающимися от бессилия задними лапами и побелевшими от слепоты глазами. Она шла медленно, наощупь выбирая, куда поставить лапу. И от этого ужасающего зрелища на глаза непроизвольно навернулись слезы, так и норовившие окропить собой ненасытную, жадную до страданий землю. Но даже плачевное состояние не могло сломать Джеку: едва она поняла, что пришла на нужную поляну, легла на пожухшую траву и вновь скрестила лапы в излюбленном жесте. Я стоял, не в силах пошевелиться. Собака тоже замерла. Чувствовала, что я рядом, слышала мое дыхание, но силы, чудом сбереженные для нашей встречи, были истрачены, чтобы прийти на наше с ней место. А теперь окончательно оставили ее. Она начала водить головой в разные стороны, пытаясь поймать хоть отзвук моего движения. Ненавязчивый аромат кожи, что выдаст с лихвой мое присутствие. И сердце окончательно разбилось. Я бросился к собаке, нещадно ломая тяжелыми ботинками ссохшийся хворост. Выдавая свое положение. И на звуки моих движений собака откликнулась с надеждой вскинутой головой. В пару шагов я оказался рядом с песелем и запустил пальцы в ее порядком поседевшую холку. Провел ладонями по впалым от болезни бокам. Погладил израненные передние лапы, что брали на себя весь удар ветвей, о которые она спотыкалась при ходьбе по лесу. Джека попыталась гавкнуть в знак приветствия, но вместо привычного мне лая послышался сдавленный хрип. Я не мог оторвать ошарашенный взгляд и беззвучно плакал. Слезы катились по щекам, прокладывая влажные дорожки и бесшумно падая в траву. Тогда та, чувствуя мое горе, начала вылизывать руки и безостановочно тыкаться сухим, горячим носом в ладони, выражая свою любовь единственным доступным способом. Но вдруг среди всей этой пропитанной скорбью обстановки появился третий. - Люц, она ждала тебя, - сдавленным от плохо скрываемых слез голосом произнес вышедший. Под два метра ростом. Светлые, пшеничные волосы, развевавшиеся на ветру, едва доставали до плеч. Глубокие, синие глаза смотрели в душу, способные вытащить из нее всю подноготную. Слегка пухлые губы изогнулись в опечаленной улыбке. А за спиной два огромных белых крыла. – Она каждый день приходила сюда и выла от бессилия, боли и бесцельного ожидания. Она верила, что дождется тебя, упорно находя в себе силы, через адские муки раз за разом приходя на заветную полянку. Но в один момент просто сорвала голос от натуги, прекрасно понимая, что сил на восстановление попросту не осталось. Она очень больна, но люди, если я правильно понимаю, обычно называют это старостью. - Асмунд? – прошептал я, не веря своим глазам. – Что здесь вообще произошло? - Рад, что ты узнал меня в истинном обличье. А касаемо того, что произошло… - он ненадолго замолчал. – Эта собака тесно связана с твоей душой, правда, не знаю, как именно. Не понимаю. Ты какая-то ходячая загадка для нас всех. Но Джесс, как ты сам ее назвал, очень сильно к тебе привязалась, а потому через тоску находила жизненные силы, чтобы продержаться до твоего прихода. - Я был тут пару дней назад! – воскликнул я в бессилии. – Все было хорошо! Собака была здорова! Что это за болезнь такая, что смогла убить здоровое живое существо за жалкие несколько дней!! - Во-первых, хочу задать тебе вопрос. Ничего ли не напоминает эта ситуация с быстрым угасанием? Можешь провести параллель с реальной жизнью? А во-вторых, во снах время течет совершенно иначе. Для тебя прошли дни, полная ерунда, ты прав, а для нее – целые годы. Все это время, пока мы вели разговор, собака ни на мгновение не прерывалась, продолжая остервенело вылизывать руки, выражая таким образом накопившуюся за годы ожидания любовь. Чувство преданности, которое она так долго держала в себе, не в состоянии им поделиться. - Прошу, прости меня, - в исступлении шептал я, гладя собаку везде, куда только могли дотянуться руки. Пропуская длинную жесткую шерсть на холке сквозь пальцы. Глотая горькие слезы. Мы оба прекрасно понимали, что Джеся сейчас доживала последние минуты, но, Господи, как же больно было видеть, как движения становились все медленнее и медленнее, как она уже была не в состоянии держать голову, обессиленно роняя ее на вышедшие из-под контроля лапы. И тогда наступил тот самый момент, которого я боялся всеми фибрами своей души. Она перестала вылизывать руки и отвернулась в сторону, будто не хотела, чтобы я видел ее в таком кошмарном состоянии. Замерла. Глаза ее, пусть и ничего не видевшие, перестали реагировать на шум, а тощие бока – вздыматься в такт дыханию. И в этот момент я в третий раз в жизни, пусть и во сне, дал волю переполнявшим нутро эмоциям и закричал. Протяжно. Срывая от горечи голос. Асмунд подошел ближе и мягко положил ладонь на плечо, помогая подняться. Прямо как в реальности накануне. - Пусть я ничего не могу исправить, в моих правах направить тебя. Пора просыпаться. И я будто вынырнул из-под толщи воды, жадно хватая ртом воздух. В горле стоял ком, а невыплаканные в реальности слезы предательски жгли глаза. У меня даже не было времени с ней попрощаться… Пытаясь успокоиться, перевел дыхание и огляделся по сторонам. За окном пока не занимался рассвет, даже солнце еще не начало показываться сквозь иссохшую и облетевшую лесную посадку. А на кровати, как обычно, в самом ее изножье, лежала крохотная и хрупкая фигурка, свернувшаяся калачиком. Демоница видела, что я проснулся, ибо неотрывно смотрела на меня, но не смела пошевелиться. - Что случилось? – глухо поинтересовался я, пытаясь избавиться от гнетущего чувства внутри. Такого, будто топор палача, нависший над головой и грозивший срубить ее в любой момент. А хуже всего в этот момент неизвестность, ибо ты не знаешь, когда именно острое лезвие топора разрубит шейные позвонки и отделит голову от шеи. Прекратит твои жалкие страдания. - Хозяин мне все рассказал, - прошептала она. – Я чувствовала, что Эшли не тот, кем хочет показаться. Но я даже предположить не могла, что он окажется твоим личным ангелом-хранителем, что был вынужден из-за меня спуститься с небес… Я гораздо слабее многих подчиненных хозяина, поэтому не могла даже предположить такую важную деталь… - А толку от того, что он был рядом? – огрызнулся я. – Это не сильно изменило существующее положение дел, не правда ли? Вы все равно обманом заставили заключить меня эту ненавистную сделку! Загнали в кабалу, не пояснив правила игры. Дабрия сегодня была поразительно тиха и покорна. Обычно бойкая на язык, в этот раз в ответ на мои слова она лишь сжалась, но не проронила ни звука. Я невидяще уперся взглядом в закрытую дверь и вынырнул из кровати. Часы показывали половину седьмого. На первом этаже еще грохотали. Значит, Ньют не успел уйти на работу. Я должен успеть. - Куда ты? – воскликнула девушка, отчаянно смотря мне вслед. - С отцом напоследок повидаться хочу, - зло ответил я, натягивая треники и водолазку с длинным рукавом. Скрывая уродливую метку, расползшуюся уже от запястья до самого локтя. И выскочил из комнаты, не давая девушке опомниться. Шаги гулко грохотали по лестнице. Ньют уже сидел за столом и попивал кофе, закусывая своим любимым заварным пирожным с вареной сгущенкой внутри. В ванной лилась вода. Значит, Катрин тоже дома. Отлично. Убьем двух зайцев одних ударом. - Ты чего шумишь с утра пораньше? – деловито поинтересовался Ньют, не отрывая взгляд от чашки. Затем до него дошло, и он с нескрываемым удивлением воззрился на меня. – Как ты умудрился встать так рано?! Тебя же раньше восьми – девяти не добудишься. - Так получилось, - развел я руками. – Поговорить с вами хотел. Вот и решил встать пораньше. - А до вечера разговор подождать не мог? – интонация легко и почти незаметно изменилась на слегка недовольную, но я проигнорировал это и отрицательно покачал головой. - До вечера может случиться все, что угодно. А я не хочу терять драгоценные мгновения. Мы и так потеряли их слишком много. Даже если Ньют и удивился моим словам, то виду не подал. Лишь нарочито расслабленно откинулся на стуле, готовый внимательно выслушивать ту пургу, что я приготовился нести в этот раз. - Думаю, стоит подождать Катрин, - добавил я. Отец удивленно поднял бровь, но промолчал. Для того, чтобы перевести тему в другое, не очень приятное для меня русло. - До меня дошли некоторые слухи, - начал он, - что ты был замечен в компашке с какой-то миловидной и очень красивой девушкой. Рад, что ты начал возвращаться к житухе и даже нашел себе подругу. Наша жизнь действительно скоротечна, и никто не знает, когда она закончится. Так зачем носить вечный траур по человеку, который уже умер, и вернуть попросту ничего невозможно, даже если очень сильно захотеть? Достаточно почитания памяти, свечей в церкви и молитв за упокой перед сном. Алеста бы точно не хотела, чтобы ты до конца дней убивался о ее кончине. Я ошарашенно стоял перед отцом, забыв закрыть рот, забыв, для чего вообще спустился в такую рань. - Что ты так на меня смотришь, Люц? Думал, я буду ругать за общение с противоположным полом? Ладно тебе, я, может, и конченный, но не настолько, чтобы все в этой жизни запрещать. Общаешься с ней, пожалуйста, общайся. Тут из ванной показалась Катрин, с накинутым на плечи банным халатом, некогда горячо любимым мамой, и полотенцем на голове. Увиденное отозвалось неприятной иголочкой в районе сердца, не более. Саднить уже перестало. Отец прав: я отходил свой траур по матери. Увидев меня, женщина вскрикнула от неожиданности. Затем ее лицо смягчилось, и она поздоровалась. - Доброе утро, Люц. Не ожидала, что ты встанешь так рано, - улыбнулась она, поплотнее запахивая халат. Но даже если бы Катрин вышла голой, вряд ли бы я обратил на это внимание. Слишком сильно мои мысли занимал увиденный сон, который таковым вовсе не казался, а был, скорее, предзнаменованием. И мне кажется, я даже знал, чего. Тело предчувствовало неизбежное. - Извини, Катрин, что напугал тебя, - выдавил я из себя лучшую улыбку. – Честно, я не хотел. Просто рано проснулся и решил с вами поговорить прежде, чем вы уйдете на работу… - Люц, мы сегодня не на работу, - тепло улыбнулась женщина. – Мы взяли отгул, чтобы сходить на первое наше плановое УЗИ и узнать, все ли хорошо с ребеночком. Сердце предательски пропустило удар. Нутро затопила волна яростной ревности, но я героически сдержался и вновь выдавил страдальческую улыбку. - Круто, поздравляю вас, - но даже я сам слышал, насколько вымученно и неестественно это прозвучало. - Спасибо, Люц. Приедем из больницы и поделимся с тобой новостями, если ты, конечно, этого захочешь. - Хватит трепаться попусту, - прервал нас Ньют, вставая из-за стола. – Ты хотел о чем-то поговорить? - Да, ты прав. Я хотел попросить у вас прощения. У тебя, Катрин, в первую очередь. Прости, что плохо поначалу к тебе отнесся. Ты совершенно не заслуживала такого отношения, ведь даже после всего того, что я на тебя вывалил, пыталась наладить наше взаимодействие. Спасибо, что оказалась выше обид и поддержала меня в трудную минуту. - Люц, как минимум, это моя работа - поддерживать людей, - улыбнулась Катрин. - А как максимум, я тоже человек, и все прекрасно понимаю. И могу догадываться, что ты тогда, да и сейчас, испытывал и продолжаешь испытывать. Почему я должна злиться? Я не сдержался и сжал женщину в объятиях. Ровно настолько, чтобы показать признательность, но при этом не навредить своему потенциальному родственнику. - А раньше ты не хотел обниматься, – послышался голос, наполненный улыбкой. - Ладно, что ты тут сопли развел? - скривился Ньют, успев за время наших "нежностей" сполоснуть после себя чашку. Я повернулся к нему, превозмогая нежелание произносить эти слова, и выдавил из себя: - И ты, отец, тоже прости меня. Да, я порой был не прав. Дерзил без причины до смерти мамы и после. Огрызался. Да и вообще... Просто был не прав. Но и ты тоже пойми меня, пожалуйста. Хотя бы попытайся. Ты бросил маму, заменив на другую женщину, но даже не нашел сил признаться ей об этом в глаза. Ты просто избегал ее, пока она, как спичка, сгорала. Ты неоднократно говорил мне в глаза о своей ненависти, и я принял твою позицию. Мне просто пришлось это сделать, и тогда я перестал париться по этому поводу. Но знаешь, я просто хотел любви. Нормальной отцовской любви, которая была между нами до того, пока ты не начал срываться на маме и не пошел за этой гребанной психологической помощью! Нет! Ты просто решил, что начать жизнь с чистого листа, с новым человеком будет гораздо проще. Тут я понял, что начал закипать, и мои извинения пошли отнюдь не в то русло. Да, накопленная обида, невысказанная в глаза, давила мертвым грузом, но сейчас уже не время выяснять отношения. Поэтому попытался скрыть начавший показывать острые зубы гнев за маской благожелательности и раскаяния. - Поэтому просто хотел попросить у тебя прощения, - произнес я. - Я был не прав. Перед тобой, перед Катрин. Во мне говорит сильнейшая обида, и стыдно даже за нынешние слова. - Брось, Люц, - улыбнулась Катрин, подходя ближе к Ньюту и беря его за руку. - Тебе на за что просить прощения. Мы все здесь в той или иной степени виноваты в том, что произошло. Мужчина бросил беглый взгляд на наручные часы и резко встрепенулся. - Кейт, нам пора выезжать! Мы опаздываем! - прервал излияние моих мыслей и чувств Ньют. Женщина вскрикнула и побежала собираться. - Давай поговорим вечером, Люц, - между делом улыбнулась она, и я понял, что разговор окончен. - Я чувствую, нам всем есть, о чем поговорить. Потерянный и будто оплеванный, я медленно побрел наверх, в свою комнату. Закрыл за собой дверь на замок и, упав на кровать, бесцельно вперил взгляд в потолок. Дабрии в комнате не оказалось. Зато нашелся драный клочок бумаги, который я увидел позже, когда успел вдоволь належаться, сдерживая совершенно не пацанский порыв расплакаться от душевной боли, дравшей изнутри. На нем красовались лишь несколько слов: "Ушла на охоту. Буду завтра" А снизу корявым почерком значилась приписка: "Прости" Я хмыкнул. К тому времени Ньют со своей пассией уже собрались и укатили в центральную больницу, ибо в нашем городке оказанием подобных услуг, насколько я знал, не занимались. И даже демоница оставила меня с билетом в один конец, не пояснив, что с ним нужно делать. Но больше всего и даже, скорее, более неожиданно ранило осознание того, что отец попросту не внял моим словам. Даже не попытался. Посчитал их пустым трепом и поспешил избавиться от меня, сославшись на очень важные и неотложные дела. Что ж, я честно пытался наладить отношения. Жаль, что стало слишком поздно. На устах выступила грустная улыбка, а в голове вновь всплыл сегодняшний сон. Как Джека из последних сил ползла ко мне, искренне, в отличие от всех в моем окружении, была рада видеть и всячески выражала свою любовь. Как умерла буквально на моих руках. Еще и Эшли оказался ангелом. Асмунд, блин!.. Больше не осталось сил терпеть. Метка медленно, методично сжирала меня, подтачивала внутренний стержень, который и так к этому времени успел порядком истончиться. Нужно что-то делать, черт вас всех побери! Я снял водолазку и еще раз придирчиво осмотрел руку. Маленькое поначалу пятнышко, бывшее практически незаметным, ныне разрослось до невероятных размеров, заполонив собой практически все пространство от запястья до локтя не только со внутренней стороны, но и с внешней. При виде подобного у организма возникала только одна, и то защитная реакция: неконтролируемая тошнота от ужасающего зрелища. Я провел кончиками пальцев по пораженной коже, и отметина отозвалась приятным теплом по всему ореолу. Стиснул зубы и зарычал от бессилия. Сегодня только пятнадцатый день! Половина, мать вашу, срока! Почему я должен умирать сейчас?! Чем я только думал, когда в это все ввязывался?! На что рассчитывал?? Фаталистичный сон все не шел из головы. В образе, представшем в нем, мне парадоксально чудился символизм, словно не собака умерла, а я. Будто что-то внутри меня оборвалось и безвозвратно потухло. Впрочем, рано или поздно каждому из нас предстоит найти покой в недрах земли. Но сейчас мне так хотелось оттянуть этот момент как можно дольше! Однако моим наивным мечтам не суждено было сбыться. Время пришло, а сейчас неумолимо поджимало, больно наступая на пятки, и опровергать сей факт не имело никакого смысла. Жаль только, с Дабрией так и не удалось нормально попрощаться. Да и отец не стал слушать. Что ж, я сделал все, что мог. Пора приступать ко второму этапу намеченного плана. Оставшись в таком тягостном, но гордом одиночестве, я прошествовал в ванную. Побрился. Помыл голову и основательно почистил зубы. В гроб ложиться неухоженным что-то не хотелось. А времени на наведение марафета было навалом, вряд ли кто-то в ближайшее время почтил бы меня своим присутствием. Хотелось надеяться, что даже его чернейшество Люцифер наконец забыл о моем существовании. Посмотрел на свое лицо, осунувшееся и изможденное, с выступившими от постоянного недоедания скулами. Порезаться о них, конечно, было нельзя, как поголовно любят писать в различного рода любовных произведениях, романтизируя это, но и касаться без особой нужды тоже не хотелось. Круги под глазами еще больше почернели. Тяжело вздохнул и размял пальцами кожу. Ничего не изменится, пора смириться. Я попусту истратил свое время. Вновь издал тягостный вздох и направился к себе в комнату. Нашел в шкафу лучшие рубашку и брюки, которые мы покупали с мамой перед моим походом в десятый класс. Тогда одежда приходилась впору, плотно сидя на еще не успевшем сойти к тому времени детском животике. Сейчас же шмотки висели, словно бесформенный мешок из-под какой-нибудь картошки. Впрочем, это тоже ничего не меняло. Другой мало-мальски официальной одежды, в которой не стыдно было умирать, у меня все равно не было, а покупать новую, под стать нынешнему размеру не было ни денег, ни, честно говоря, желания. Закатал рукава до локтя, чтобы не так сильно замарать их кровью. И в завершение нелепого образа надел черные носки. Какая-то под конец жизни у меня началась гиперфиксация на этом элементе одежды. Да, согласен, глупая деталь для предсмертного одеяния, но не в обуви же мне умирать, правильно? Я покачал головой. До чего докатился на пороге смерти, пытаюсь подобрать образ, в котором не стыдно будет перерезать вены… Подошел к столу и открыл самый нижний ящик, в котором обыкновенно хранил вещи, которые хотел скрыть от посторонних глаз. Хотя почему-то был уверен, что мама успела там парочку раз поковыряться, пока я уходил в школу. Подобные мысли невольно навеивали печаль, вызывали грустную улыбку. «Прости, мам, мы не встретимся». Прежде, чем вернул ящик на место, немного замешкался. - Что ты тут затеял? – раздался из-за спины голос, как обычно стремившийся выбить из колеи. Магический, колдовской и чарующий, прямо как в первую нашу с ним встречу. Столько времени прошло, а ничего не изменилось. - Люцифер, - с улыбкой развернулся к нему я и застал того прислонившимся к дверному косяку и задумчиво разглядывавшим меня. – Чем обязан? - Что ты затеял? – повторил он вопрос, усиливая нажим и заставляя таким образом выложить всю правду. Но на меня больше не действовали его сатанистские уловки. Смерть, незримой тенью стоявшая на пороге комнаты, прямо за худым плечом Люцифера, снимала все возможные и невозможные чары, что тот старался наложить, желая выбить из колеи, а ее острая коса сводила губительное воздействие силы дьявола на нет. - Разве непонятно? – улыбка стала шире и, наверное, немного отдавала безумием, ибо сам великий и могучий дьявол подался вперед, принюхиваясь, словно поисковая собака. – Ты ведь прекрасно все видишь. У меня больше не осталось времени, - произнес я, вытягивая вперед пораженную руку с сжатым в ней перочинным ножиком. Больше не заботился о том, что тыкал самому главе ада, не выказывая в его сторону ровным счетом никакого уважения. Уже было не до этого. Я все просрал. Все равно при любом из раскладов скоро стану его подчиненным, так что мне было терять? У меня ведь не было выбора, никто не посчитал нужным его оставить. Я купил нож пару лет назад на приезжей ярмарке народного творчества. Что забыл торговец оружием среди самодельных и рукописных игрушек, тканых вручную платков и расписных глиняных горшков, понятия не имел, но сейчас его присутствие на тех торгах оказалось как нельзя кстати, а встреча с ним не мерещилась такой уж бесполезной. Я не хотел умирать от обычного кухонного ножа, грубого, грязного от крови разделанных животных, орудия, а это небольшое, но острое, как бритва, лезвие, пришлось весьма кстати. Люцифер заметил зажатый в ладони предмет и с интересом прищурился. - Щенок, - усмехнулся он, презрительно скривив губы. – Ты не сможешь это сделать. Настала моя очередь делать недовольную гримасу. И хотя мы оба понимали, что мое поведение, скорее, обыкновенный блеф, сдаваться просто так не хотелось. - Почему же? Я не похож на человека, способного перерезать вены? - Кишка у вас, жалких людишек, слишком тонка, чтобы так запросто лишить себя жизни. - Помнится, в самом начале ты говорил иначе. Очень много рассказывал о суициде и личностях, способных его совершить. А теперь говоришь, что у людей обычно не хватает сил убить себя. Странно. Ты слишком предвзято относишься к обычным людям. Да, мы пыль под твоими ногтями, блохи, недостойные внимания. Но мы тоже живые. Или ты бесишься, что не твоим творением являются люди? – презрительно бросил я, совершенно забыв о приличиях. - Он бесится, что люди поклоняются не ему, - раздался спокойный голос из недр коридора, постепенно приближавшийся к нам. – Точнее, поклоняются, конечно же, но не так много, как хотелось бы. Сатанизм повсеместно развит на всем земном шаре, однако поклонников дьявола с каждым разом все меньше. Слишком высока плата за его помощь. Люцифер взвился. - А ты тут что забыл?! – в сердцах воскликнул он, театрально всплескивая руками. Из-за спины непрошенного гостя вышел Асмунд, и его нынешний облик совершенно не был похож на тот, что я привык видеть в Эшли. Сегодня он предстал в ангельском обличие, а потому возвышался могучей фигурой даже надо мной. Все те же пронзительные синие глаза, те же пшеничные волосы, что я успел увидеть во сне. Ас медленно оглядел комнату, очевидно, составляя в голове полотно происходящих событий, и удивленно присвистнул. - Что ж, интересная сложилась картина, - произнес он и вдруг еще раз окинул обстановку взглядом. – А где твоя малышка, Люцифер? Опять пользуешься безотказностью подчиненных, безвозмездно забирая их к себе на побегушки? - Не твое собачье дело, - недовольно процедил сквозь зубы хозяин ада. – Она сама вольна распоряжаться своими действиями, ее никто ни к чему не принуждает. Но вот сегодня действительно отослал куда подальше, ты прав. Делать этой пигалице тут попросту нечего. Только под ногами путаться будет со своими дурацкими симпатиями. - Правильное решение! – похлопал в ладоши Асмунд и примостился на компьютерном стуле. Здесь уже начал закипать я, все еще держа в руке пока бесполезный кусок обработанного железа. - Вы что, из моей смерти решили целое представление сделать? – прошипел я, обводя неприязненным взглядом непрошенных гостей. - Я пришел, чтобы напомнить о том, ради чего вообще спустился. Люц, у тебя все еще есть выбор, даже если кажется, что твой теплоходик счастья уже давно уплыл, - улыбнулся Ас белозубой улыбкой, чем заслужил со стороны дьявола разъяренный взгляд. - О каком выборе вообще может идти речь? – не разжимая челюсти, прорычал Люцифер. – Он его давно сделал. - Не он, - незамедлительно поправил оппонент. – А ты, мой дорогой друг. И заставил думать, что решение было принято мальчиком собственнолично. Когда ты перестал играть по правилам? Или мы давно не устраивали тебе хорошую взбучку? - Может, раз ты пришел корчить тут правильность, придет твой господин? – язвительно отозвался князь тьмы. – И мы поговорим с ним? Обсудим, что правильно, а что – нет? На что Асмунд лишь беззлобно усмехнулся. - Больно ему надо с тобой тут языками чесать, - отозвался он из своего угла. – У него забот о подчиненных, в отличие от тебя, мой друг, выше крыши, а ты хочешь, чтобы он сюда спустился? Велика честь. Да и я что-то тут с вами засиделся. Возвращаться пора. - Исполнил свое предначертание? – съязвил Люцифер, на что ангел благодушно улыбнулся, умело игнорируя выброшенную колкость. - Конечно. Напомнил Люциусу о его предназначении. И выборе. А теперь мне пора. Надеюсь на скорую встречу, Люц, - подмигнул он, едва уловимо повел лопатками, вызывая большие и очень красивые белоснежные крылья. – Поэтому до встречи! - До встречи, Ас, - прошептал я, совершенно забыв об орудии в руке. Попрощавшись, ангел стремительно вскочил со стула и в пару резких, отрывистых шагов приблизился к окну, легко открыл его и самозабвенно сиганул на улицу в появившийся прогал. На мгновение мое сердце замерло от переживаний по собственному ангелу, но через пару мучительно долгих секунд снаружи показалась белая стремительная вспышка, быстро скрывшаяся в вышине, среди давно осыпавшихся верхушек деревьев. Однако стоило третьему участнику представления нас покинуть, я вновь окунулся в омут безнадеги, созданный легкой рукой Люцифера. - Так на чем мы остановились? – задумчиво протянул дьявол. – Ах да, на том, что люди слишком слабы, чтобы убить себя. Так почему наивно полагаешь, что с тобой все будет иначе? Да еще и меня стараешься в этом убедить? - Я уже готов убить себя, - огрызнулся я. – Что толку бороться за жизнь, когда твоя проклятая метка полностью заполонила руку, отмеряя уже не то что дни до смерти, а отсчитывая жалкие часы жизни? Я все равно попаду в твои чертоги, Люцифер, так какая разница, на чьих условиях это произойдет? В этот момент я неудачно покачнулся, слишком обессиленный постоянными переживаниями и почти ежедневным недоеданием, и из-за не застегнутого до конца ворота рубашки вывалился золотой крестик, ярким всполохом засиявший в лучах солнца, в кои-то веки решившего выйти и озарить теплым светом округу. На лице дьявола расплылась хищная улыбка, больше похожая на звериный оскал. - Так вот, значит, какое ты принял решение? – засмеялся он, все еще без движения стоя в дверях. – Слишком поздно ты все понял. Или действительно веришь, что подобная чушь защитит от меня и данной мне клятвы? Не даст душе повернуть на ту скользкую дорожку, которую ты сам же и выбрал? - Хватит, - прервал его излияния я, пряча украшение под рубашку и перехватывая нож поудобнее. – Я прекрасно понимаю, что никакой крест и уж, тем более, надежда не спасут меня от данного пятнадцать дней назад обещания. Но ведь вера в бога никакого отношения к нему не имеет, не правда ли? Я действительно обещал душу тебе, дьяволу, заклятому врагу бога, но ведь он всемилостив. Бог все видит, а потому знает, почему я так поступил. И он простит. Главное, что я сделал свой выбор. Жаль лишь, не оценил Его милосердие ранее, когда он забрал маму и избавил ее от страданий. Тогда я был ослеплен ненавистью ко всему окружающему, а потому в каждом видел заклятого врага. Но сейчас я понимаю и осознаю свое заблуждение. Я подошел к кровати и сел на дощатый пол, предварительно застеленный простыней, сложенной в несколько раз. Оставлять следы крови на досках после себя не хотелось. От меня вообще не должно остаться ни единого воспоминания, словно я никогда и не существовал. - Все, что в жизни у меня получается лучше всего, — это портить, - едва слышно прошептал я. Первый порез острой линией очертился на руке. - Портить планы другим, портить жизнь. Второй порез нарисовался следом за первым. - Мешать по жизни своим присутствием. Еще несколько порезов параллельными линиями расчертили тонкую кожу запястья, спускаясь ниже. В глазах начинало темнеть от муки, раздиравшей душу и бренное, такое слабое и восприимчивое к боли тело. Муки, которую невозможно было контролировать и с которой нельзя было смириться, но я перехватил нож потрепанной рукой и попытался его сжать. Струйки крови от напряжения захлестали сильнее, практически лишая последних сил. Но в глубине души понимал: сдавшись сейчас, я могу выжить. Нужно довести начатое до конца. Иначе просто не смогу повернуть условия заключенной сделки в свою сторону. Штанины пропитались кровью, но ощущения были сосредоточены на ином. Я полностью сконцентрировался на деле и словах, что еще не успели прозвучать. Новый порез, но теперь на правой руке. Прямо по ненавистной метке, что загорелась пламенным огнем, доводя до ярких звездочек в глазах. - Мешать отцу налаживать личную жизнь. Порез. - Трепать нервы его беременной шлюшке. Очередной порез. - Я умудрился помешать даже еще не родившемуся ребенку собственного отца. Которого, впрочем, все равно никогда не увижу. Последний порез, после которого силы окончательно оставили меня, а руки перестали слушаться. Нож выпал из ослабевшей хватки и глухо покатился по полу, все-таки оставляя после себя кровавые потеки. Отчаяние достигло пика. Дыхание перехватило от боли. В глазах стоял густой черный туман, но даже сквозь темную от переполнявшей боли пелену я видел, сколько крови натекло из раскуроченных запястий. Голова кружилась, сердце истошно билось где-то в районе горла, а по щекам струились теплые дорожки. «Мам, прости, мы не встретимся». А затем наступила благословенная пустота. Лишенная всего и одновременно вобравшая в себя все. — Мы с Дабрией обманули тебя. Она не сдавала душу. Это я убил твою мать, чтобы поскорее переполнить отчаянием и лишить тебя жизни, навечно заключив выгодную сделку с такой яркой и удобной душой. И даже безбожно нарушив договор, ты никуда от меня не денешься. Я найду тебя в самом захудалом уголке рая или ада, перерою свои владения и чертоги бога, но достану твою душу и накажу ее в назидание остальным. Чтобы все знали, от дьявола не сможет уйти никто! Тогда же я перестал дышать.   Заключение криминалиста Люциус Майлз. Парень, восемнадцать полных лет. Найден в комнате в луже крови и собственных испражнений. Причина смерти – перерезание вен. Признаков насильственной смерти обнаружено не было. На момент происшествия в доме иные лица, в том числе, члены семьи, отсутствовали. Следов взлома нет. Заключение: Люциус Майлз покончил с собой посредством применения холодного оружия (перочинного ножа, найденного на месте преступления). Отпечатков пальцев на орудии убийства, принадлежащих иным членам семьи, не было обнаружено. Приписка: около месяца назад потерял мать, Алесту Майлз. Имел плохие отношения с отцом и его новой девушкой, Катрин Меллер.