Happy End or Not?

Я пытался что-то придумать, оправдаться перед Ньютом, но тот и слышать ничего не хотел. Да и кого я обманывал, когда перед рождением бог раздавал всем умения, меня почему-то обделил даром красочно и правдоподобно врать. Не то что бы я им часто собирался пользоваться, но ложь хотя бы не казалась такой вымученной и притянутой за уши, как сейчас. — Я ничего не хочу слышать! — воскликнул отец, вскидывая руки. — В своем долбанном уединении мой сын попросту сошел с ума! Где это видано вообще? Демоны ему мерещатся! Так сходи в церковь, помолись Господу богу, свечку поставь, в конце концов! С друзьями своими погулять сходи! Настоящими, реальными, а не какими-то непонятными. Иначе я приведу Катрин, и мозги тебе будет промывать она, а не я. Поверь, как у психолога, у нее это очень хорошо получается. И не сказав больше ни слова, отец покинул мою комнату, а я лопнул, словно мыльный пузырь, и грузно осел на кровать. В голове было так тяжело, да и на сердце не легче. Я ведь знал, что отец не поверит. Никто в здравом уме в эту чехарду слов бы не поверил. Тогда на что я надеялся, когда преподносил ему сборную солянку из частичной правды, приправленную доброй порцией лжи? Сам не знаю, но легче от этого не становилось. Еще и с этой своей церковью пристал! Не пойду я туда! Я не верю в то, что бог милосердный и слышит все наши просьбы! Никогда не верил, а сейчас убедился на собственной шкуре! Если бы он не был лишен милосердия, дети, больные смертельным недугом, не покидали бы родителей так рано, да и вообще люди бы так рано не умирали! Но нет, раз бог забирает человека, не дожившего до глубокой старости, значит, он хочет, чтобы тот был к нему поближе. Значит, человек при жизни был очень хорошим. Во всяком случае, мама постоянно любила об этом напоминать, а теперь сама умерла, не дожив даже до сорока. Жестокая ирония судьбы? Или обычное совпадение? Сам не заметил, как раз за разом прокручивая в голове собственные мысли, несмотря на жуткое чувство голода (все-таки весь день без существенной еды сделал свое дело), отключился и начал созерцать до ужаса странные сны. * * * Я находился внутри пещеры, объятой языками пламени, но мне не было жарко. Вытянул по наитию перед собой руки: удлиненные кисти, заросшие отнюдь не человеческой шерстью, оканчивались острыми, как бритва, когтями. В ужасе оглянулся за спину и увидел черные кожистые крылья, такие же, как у летучей мыши, только соразмерные собственному росту. Паника охватила меня с головы до кончиков пальцев на ногах. Где-то в глубине пещеры послышался громкий, раскатистый смех. Звучный и манящий, прямо как в первый раз, во время нашего знакомства. Хотя и сейчас прошло не так много времени, как казалось. Всего сутки, а будто целая вечность… И эти раскаты хохота звали к себе, притягивали, как магнит, но я изо всех сил пытался сопротивляться этому животному зову. Однако ноги против воли повели вглубь. Звуки смеха и балагура становились все ближе и отчетливее. Наконец я дошел до средоточия веселья и сначала не поверил собственным глазам: посреди грота, удобно расположившегося среди подземных переходов, стояла импровизированная сцена с шестом, на котором крутилась полуобнаженная демоница. Полоски кожи практически не прикрывали то, что должны были, но мужчины, сидевшие вокруг шеста, не сводили с нее завороженных глаз. Хотя мужчинами я мог назвать их с большой натяжкой, ибо их внешний вид слабо отличался от моего. На возвышении неподалеку стоял трон, на котором в расслабленной позе сидел старый знакомый в окружении таких же почти раздетых девушек и заливисто и громко смеялся, когда каждая из них по очереди наклонялась к его уху и что-то нашептывала, слышное только своему хозяину. — Люциус, — раскатисто произнес глава ада, когда наконец заметил меня, встал с трона и одним движением руки разогнал окружавших девиц, тем самым привлекая внимание сидевших ниже к моей персоне. Даже девушка на шесте прекратила свое движение и с интересом окинула взором мою фигуру. — Я рад, что ты смог посетить нашу «закрытую вечеринку», и поэтому приглашаю отведать все лучшие и экзотические блюда, которые только будут на наших столах сегодня. На этих словах девушки захихикали, прикрывая рты ладонями, а мужчины оценивающе хмыкнули. Тут от свиты Люцифера отделилась одна демоница и медленными шагами начала приближаться ко мне, в такт покачивая бедрами и намеренно притягивая мой взгляд. Мне лишь оставалось стоять истуканом и ждать, что произойдет дальше. Опыт в делах амурных у меня, конечно, был, но сомневаюсь, что он мог подойти для охмурения демонов. Когда остались считанные метры до меня, лицо девушки резко смазалось, и вместо него показалась искаженная страхом гримаса выражения Дабрии. — Беги, придурок! — закричала она, и в тот же миг по ее спине прилетел усыпанный шипами кнут, пронзая кожу до мяса. Вопль, исполненный нечеловеческой боли, звенел в ушах, пока пятки сверкали так, что чуть до ушей не доставали. * * * (День 1. Пт) — 22 октября Я проснулся в холодном поту. Перевел взгляд на часы. На табло светилось три часа ночи. После увиденного спать совершенно расхотелось. Включил свет прикроватной лампы и остервенело стал разглядывать собственные руки. Меня преследовала навязчивая мысль, что шерстяной покров никуда не делся, и сейчас я увижу когти вместо ногтей. Сердце после такого выброса адреналина колотилось где-то в районе горла, мешая полноценно дышать. Но опасениям не суждено было сбыться: все, что казалось реалистичной явью, на деле было лишь жестоким кошмаром, который хотелось поскорее забыть. Откинулся на подушку и бездумно уставился в потолок. Что за чертовщина начала твориться в моей жизни? Что вообще стало происходить после смерти мамы? Отец привел в дом чужую бабу, а я завел знакомство с Люцифером и его помощницей. Да и какое-то там по счету чувство подсказывало, что не просто так мое имя практически совпало с именем самого главного демона. Сатаны. Дьявола. Властителя ада. Называйте его, как хотите, суть от этого не изменится. Подсознательно понимал, что догадки должны оказаться верны, но та крохотная толика натуры, надежда которой всегда умирала последней, желала верить, что все это лишь домыслы и заблуждения. Я сейчас проснусь, и все будет хорошо. Да. Только сон чрезмерно затянулся. Пора просыпаться и наконец осознавать, что реальность изменилась. С подобными мыслями я наконец смог вновь погрузиться в беспокойный сон. И последнее, что услышал, это звук урчащего от голода живота. И ветвей деревьев, беспокойно бившихся об окно. * * * Не так много времени прошло, а я опять проснулся. Но на этот раз часы показывали семь утра. Отец осторожно хлопотал на первом этаже, собираясь на работу. Надо отдать ему должное, за последние пару месяцев Ньют научился собираться с минимальными звуковыми колебаниями, дабы случайно не разбудить меня или не нарушить покой постоянно находившейся в полубессознательном состоянии мамы. Вроде бы мило, но почему-то я не воспринимал это, как проявление заботы. Я искренне не верил, что отец способен на подобное. Не такой он был человек. Впрочем, образ из детства никоим образом не вязался с тем, что я привык видеть ныне. Раньше он был другой. А может, просто я слишком боготворил собственного отца? Вставать и попадаться на глаза Ньюту совершенно не хотелось, особенно, после вчерашнего спектакля с моим сумасшествием. Хотя и его можно понять, когда сын просто так машет в зеркало рукой и, видимо, ловит глюки со странными снами. Невольно задумаешься о самом дурном. А ему еще и удобно, шваль, с которой столько лет общается, работает психологом. Какая разница, детский он или взрослый, мне не три года. Наконец дождался, когда ключ в замочной скважине входной двери провернулся, запирая дом и меня вместе с ним, и бодро вскочил с кровати, пока снова не провалился в какой-нибудь тупой кошмар. Настроение с самого утра было невероятным, но ведь чувствовал же подсознательно, не просто так мной заинтересовалась такая выдающаяся личность ада, чье существование в принципе опровергается атеистами. И чутье не обмануло… Но обо всем по порядку. Прежде всего я пошел в ванную, где решил навести марафет, исполняя ежедневные и привычные каждому ритуалы, а именно почистил зубы и сбрил уже ставшую неопрятной растительность, придавая лицу почти детскую гладкость. Удивительно, но в этот момент я даже что-то напевал, нещадно уродуя мотив какой-то детской песенки, которую любила петь в детстве мама. Однако слова я не мог вспомнить, как ни силился заставить работать свои отупевшие полушария мозга. После этого спустился на кухню и поставил чайник, опять сооружая попутно несколько этажерок из бутербродов с сыром и колбасой. Другого в холодильнике попросту не водилось. В воздухе стояла такая звенящая тишина, что невольно давила на нервы. И только булькающий агрегат не давал окончательно съехать с катушек. Мне отчаянно хотелось увидеть Дабрию, просто посидеть с ней и поболтать обо всем. В ее присутствии я ощущал такую легкость и непринужденность, которые никогда не испытывал в окружении обыкновенных людей и даже близких друзей. А вот присутствие Люцифера сбивало с толку, заставляя проснуться все животные инстинкты и страхи, которые в повседневной жизни обычно были глубоко запрятаны. Словно в продолжение мыслей, входная дверь, очевидно запертая на ключ, открылась. Я бы даже не понял, что что-то произошло, если бы на кухне не поднялся жуткий сквозняк, всколыхнувший кружевные занавеси и махровые полотенца на подоконнике. Я недоуменно выглянул в коридор, хотя здравый смысл, который уже привычно пришлось проигнорировать, кричал не высовываться. Или вообще запереться на кухне и носа не казать. Но кого я обманывал. Меня тянуло узнать. Обжечься, но увидеть. И слабому писку разума я бы все равно не внял. В коридоре, рядом с раскрытой настежь дверью стоял собственной персоной Люцифер и стряхивал несуществующие пылинки с плечика идеально сидящего черного пиджака. Начищенные до блеска ботинки стояли рядом с вешалкой, а на ногах красовались такие же идеальные, как и он сам, белоснежные носки. В голове проскочила мысль, насколько облик дьявола продуман до мелочей, но я тут же отмел ее прочь. Не об этом сейчас надо думать. — Прошу прощения за вторжение, — бархатным тембром произнес Люцифер, захлопывая дверь и расстегивая пуговицу на пиджаке. Следом снял его, непринужденно перекинул через руку, оставаясь в такой же черной рубашке. Вот опять эта дурацкая мысль, что белые носки резким контрастом выделялись на его фоне, словно мазок яркой краски на мрачном и бездушном пейзаже. Что со мной не так, почему я думаю о носках, когда передо мной сам владыка ада?! — Чем обязан? Наверное, тон, которым я это произнес, да и сам вопрос в принципе показались ему недостойными ответа, потому что Люцифер понес какую-то лютейшую дичь. — Я не хотел ускорять процесс, однако теперь мне придется это сделать, ибо вижу, передо мной находится удивительный экземпляр. Люциус, мальчик мой, расскажи мне, как ты смог попасть этой ночью на закрытый демонический шабаш? — Демонический шабаш? — машинально переспросил я, совершенно не понимая, какое отношение имеет данная пурга к моей личности? — Этой ночью я спал в кровати, видел странный сон, содержание которого даже не силился запомнить, — неожиданно меня осенило. — Стоп. Что? Люцифер прошел мимо и направился на кухню, занял наиболее удобное положение, ставя стул напротив моего и вешая на спинку пиджак. — Чайник закипел, — бросил он, усаживаясь поудобнее, прямо как Дабрия днем ранее. Сердце при воспоминании о ней болезненно сжалось. Если это был не сон, то что же случилось с девушкой? — Завари-ка чайку. Есть у тебя в закромах апельсиновые корочки? С ними бы хотелось попробовать. Я настороженно замер, ибо в этот момент тянулся именно за корочками цитрусового, предательски спрятавшимися в подвесном шкафчике за банками какой-то древней крупы. — Сначала хочу отведать хваленого людского чая, понапрасну расхваливаемого во всех трех мирах, а затем продолжим нашу проникновенную и дружескую беседу, в конце которой, уверен, мы придем к решению, которое удовлетворит нас обоих. И хотя в его голосе не было ничего странного или подозрительного, мне предательски чудилась опасность. Слегка подрагивающими руками я насыпал чайных листьев в заранее приготовленные кружки, кинул пару кружочков сушеного апельсина и залил это все крутым кипятком. В нос мгновенно ударил яркий и насыщенный аромат цитруса вперемешку с дорогим чаем. — Что ж, как ты понимаешь, я пришел не просто так, — вновь произнес Люцифер. Спиной чувствовал его внимательный взгляд, буквально прожигавший футболку, и намеренно медленно помешивал ложкой начинавший наливаться вкусом напиток. — Чай разбавлять? — я немного съехал с темы, на что владыка ада рассмеялся. — Я оценил шутку, Люциус. Зачем же ты предлагаешь мне разбавлять какой-то там чай? Я в кипятке ванны принимаю. Хоть и шутка в какой-то степени казалось уместной и даже чуть правдивой, я прикусил язык. Действительно, что-то совершенно не подумал об этом. Ладно, не удалось съюлить. Поэтому взял обе кружки в руки и поставил их на обеденный стол, друг напротив друга. Сам же сел на стул и сложил руки перед собой, скрестив пальцы в замок. Закрываясь на подсознательном уровне. Люцифер с интересом отхлебнул из кружки и прикрыл глаза. Хотелось верить, от блаженства. Ибо слишком уж пренебрежительно тот отозвался об обычном чае. Как представителю пока еще человеческой расы, мне стало чересчур обидно. — Хорошо, убедил ты меня, что людское творение не столь плохо, как я о нем думал. Но не будем тянуть. Дабрия, насколько я понял, вчера рассказала тебе о моем предполагаемом визите? Дьявол замолчал, ожидая моего ответа. Когда я наконец кивнул, тот продолжил: — Вообще, я долго думал, стоит ли мне наносить визит именно сегодня или все-таки стоит подождать, понаблюдать за тобой издалека? Но произошедшее сегодняшней ночью ускорило процесс принятия решения, поэтому сейчас я сижу здесь. И хватит сверлить меня взглядом, ты не увидишь изъянов во внешности. Образ вполне продуман. Моих духовных сил вполне достаточно для того, чтобы заиметь облик, совершенно неотличимый от внешности обычного человека. Я моргнул. И вправду, что-то сильно засмотрелся. Пора прекращать витать в собственных мыслях, ничего хорошего там нет. — А теперь расскажи мне, друг мой, как ты попал этой ночью в самое средоточие ада? Мне надоело терять с тобой время впустую, хочу получить ответы на свои вопросы. Четкие и правдивые. В его голосе засквозила неподдельная угроза. — Но ведь я уже говорил! — воскликнул чересчур громко и тут же продолжил. — После неприятного разговора с отцом неожиданно вырубился, и тогда мне это приснилось. Я ничего особенного не делал! Тем более, намеренно! Я понимаю, что мои слова не выглядят правдоподобно, но это чистейшая правда. Больше мне сказать было нечего. Молчал и Люцифер, постукивая кончиками пальцев левой руки по столешнице, а правой держал бокал и, смакуя каждый глоток, пил чай. — Что ж, — после долгого молчания задумчиво произнес мужчина, допивая свой напиток и громко водружая бокал на стеклянную поверхность, — я не чувствую, что ты врешь. Но я почему-то тебе не верю. Не бывает такого, что обычный человек способен просто так, во сне проникнуть в ту область, куда можно попасть только после смерти. Но это в очередной раз подчеркивает тот факт, что я не ошибся, когда выбрал тебя… — Выбрал для чего? — перебил его я. Наверное, выглядело крайне некрасиво, но я уже устал теряться в догадках. Настало время правды. — Выбрал своей жертвой, — без тени недовольства ответил Люцифер. — Ты занимательный экземпляр. Твоя мать сгорела, будто спичка, прямо на твоих глазах. Но в течение ее болезни ты не проронил ни слезинки, чтобы не расстроить близкого человека. Хотя после того, как узнал о смертельном недуге, несколько дней не выходил из комнаты и рыдал, — я невольно поморщился, когда улей жестоких воспоминаний вновь растревожили. — И даже ее смерть и холод последнего члена семьи не смогли окончательно сломить. Внутри тебя есть недюжинной силы стержень, о существовании которого, думаю, ты даже не задумывался. Но тот надломился, давит, заставляя задумываться о том, что всю жизнь ты прожил неверно. — Меня не покидает ощущение, что смысл жизни утерян для меня безвозвратно, — перед лицом дьявола было так легко раскрывать правду, вскрывать ее, словно перезревший гнойник. И, наверное, именно это Люцифер хотел услышать, потому что после моих слов он невольно подался вперед. — Ты наверняка слышал рассказы о том, как взамен на исполнение желаний я обычно забираю душу в свои владения? Уверен, что слышал. Людям свойственно сочинять небылицы. Но стоит отметить, эти россказни являются правдой, пусть и отчасти. Я действительно забираю души, но не исполняю ничьи прихоти. Я глава ада, его единоличный владыка, а не джин из лампы, чтобы прибегать по каждому зову чересчур озабоченных. Но обычные души меня не интересуют, я люблю коллекционировать либо окончательно сломленных, готовых вступить в мои объятия по первому зову, и тех, кто кажется сломленным, но все еще борется. С жестокостью судьбы, несправедливостью мира. С чем угодно. Такие для меня представляют особую ценность, потому что встречаются чересчур редко. Можно сказать, такие души — самородки в этом мире жестокости и насилия, они светлы и невинны. А способность, которую ты проявил сегодня ночью, делает тебя еще на голову выше всех остальных. Насколько я могу судить из твоих слов и того, что видел собственными глазами прошлой ночью, твоя душа имеет особую предрасположенность к иным мирам. Если угодно, душе не нравится в обычном мире, она рвется домой. Но я не хочу лишать тебя ее сразу. Это слишком скучно даже для меня. Скажем, я дам месяц на раздумья, в конце которого дашь ответ: готов ли ты расстаться с собственной душой и позволить ей спуститься в ад, чтобы стать моим самым преданным и ближайшим помощником? Такими должностями я попусту не разбрасываюсь. Или захочешь продолжить жизнь? Однако предупрежу сразу, за тобой закрепится личная метка, которая будет говорить всем и каждому, что ты являешься моей собственностью, и остальным демонам, заметившим твою исключительность прошлой ночью, придется убрать свои коготки. Согласен? И тот протянул мне руку. Я задумчиво пялился на бокал, заполненный до краев уже давно остывшим чаем. Засохший хлеб от бутербродов жалобно лежал на тарелке. Наверняка надеялся на скорейшее поглощение. Но есть, несмотря на жуткий голод, совершенно перехотелось. Так вот в чем дело. Вот для чего я понадобился самому дьяволу. Он просто увидел во мне особенную игрушку, которую ни с кем не хотелось делить? С другой стороны, мне нечего было терять. Я уже все потерял в свои неполные восемнадцать лет. Друзья наверняка давно от меня отвернулись, впрочем, я не мог их ни в чем винить, сам же их отверг. Мама, мой самый родной и близкий человек, умерла, и ничто не сможет ее вернуть. А отец давно, задолго до всего этого, начал новую жизнь, в которой для меня не было места. От безысходности (хотя, наверное, это не то слово, которым можно было действительно описать мое нынешнее состояние) я пожал протянутую руку, и конечность сразу же пронзил сильнейший удар тока, скрепивший нашу с сатаной сделку. На запястье проступила черная метка, не имевшая четкой формы и резко контрастировавшая с белой кожей, не видевшей в этом сезоне приятного загара. Я бездумно посмотрел на нее. Наверное, мне стоило испытывать панику от совершенного и очевидно глупого поступка, корить себя за дурость, но я ничего не испытывал. Абсолютная пустота. Внутри было ощущение, что огонь, увиденный во сне, выжег все возможное, оставляя после себя лишь безжизненную пустыню. Или так должны были ощущать себя те, кто продал душу дьяволу? Но ведь я ее не продал, а отдал. И вообще еще не отдал, а только собираюсь. Но почему же внутри так пусто?.. — Помни, у каждого поступка есть своя цена, — улыбнулся дьявол, озаряя комнату своей ослепительно жуткой улыбкой. Погруженный в мысли, я не заметил, как Люцифер легко и непринужденно встал, снял со спинки стула не успевший измяться пиджак и накинул его на плечи, покидая комнату и оставляя меня, потерянного и совершенно опустошенного, бездумно сидеть за столом, на котором покоились две чашки: одна пустая, а другая до краев наполненная душистым и вкусным чаем, и тарелка, полная бутербродов, к которым я так и не притронулся. Едва фигура исчезла из поля зрения, скрывшись в каком-то очередном зеркале дома, оцепенение спало, и я жадно схватился за подветрившие бутерброды и начал остервенело их пожирать. Даже не поедать, нет. Поедал бы я вчера, а сегодня был голодным, словно черт. Ровно как тот, кем я стану в скором будущем, если решу расстаться с собственной душой. Но ничто не могло омрачить мое и без того мрачное пиршество. Душа и жизнь обещаны сатане, жить осталось месяц, а я сижу в гордом одиночестве и хомячу бутерброды вместо того, чтобы наслаждаться жизнью и оставшимися от нее мгновениями. Когда чай с бутербродами закончились, я вышел из-за стола и с наслаждением потянулся, разминая затекшие мышцы. Неожиданно наверху раздался звон бьющегося стекла. Я бросился по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и желудком ощущая, как только что поглощенная пища подпрыгивала в нем. Но страх пересиливал. Метка горела адским огнем, мешая связно мыслить. Со скоростью метеора влетел в свою комнату и увидел разбитое вдребезги зеркало, а неподалеку красовалась одна-единственная фраза, написанная чернилами цвета крови. Или… «Осталось тридцать дней».