Happy End or Not?

— А ты всегда читаешь мысли? — раздраженно спросил я, даже не обернувшись на звук голоса. — Я же говорила не поворачиваться ко мне спиной, — вновь прошипела она. Я ожидал, что сейчас в плечо снова воткнутся когти, но удара не последовало. Вышел из комнаты и направился в сторону маминой. Вслед послышалось. — И я не умею читать мысли. Как бы тебе там иначе ни казалось, у меня нет таких способностей. Не виновата же, что на твоем лице написаны все эмоции и мысли, как в раскрытой книге. Не оглядываясь, я прекрасно знал, что вновь пришедшая Дабрия следует за мной по пятам. Шелест ее теней звенел в пустоте звуков, резко контрастируя с моими шагами. Возможно, девушка что-то поняла из подавленного поведения, потому что тут на плечо легла легкая и изящная ладонь, затормаживая мое продвижение вперед. Я стряхнул ее, боясь передумать, но девушка восприняла жест полярно иначе вложенному смыслу. — Ты можешь нормально сказать, что произошло? — вспылила она, хватая за футболку и разворачивая к себе. Я с удивлением обнаружил, что она предстала в нормальном, человеческом облике, а не теневой форме, и теперь ее ярко-зеленые глаза вперились в мои, то ли серые, то ли фиолетовые. — У тебя зрачки расширены, — между делом заметила девушка. Я отвел взор. — Из-за нервов, — неловко пробормотал я, разом потухая, словно сгоревшая спичка. Гнев остался лишь обугленной серной головкой и раскрошился на крупицы внутри. — Чего-то боишься? — участливо спросила она, склоняя голову вбок и улыбаясь своей уже фирменной грустной улыбкой. — Я боюсь прошлого, — на выдохе отчеканил, не давая времени передумать. — Но зачем его бояться? Оно ведь на то и прошлое, потому что уже прошло. — Я хочу знать правду, почему моя мама умерла, — раз уж решился, нужно идти до конца. — Она угасла очень быстро, между моментом выявления болезни и ее смертью едва ли прошло пару месяцев. Хотя симптомы болезни начали проявляться в меньшей степени за полгода до ее кончины, но никто даже предположить не мог, что все будет настолько плохо. — Может, она была больна задолго до этого? Ты не задумывался над этим? — Нет, — стиснув зубы, прошептал я, стоически пытаясь сдержать вновь подступивший к горлу ком. — Она проверялась каждый год, разные врачи не могли из раза в раз совершать одну и ту же ошибку. — Но ведь все люди несовершенны и могут умирать. И, тем более, ошибаться в своих заключениях, чего бы они ни касались. — Прописная истина! — закричал я, вновь вырываясь из ее захвата, и припал к стене. — Ей было тридцать шесть! В самом расцвете сил, всегда абсолютно здоровая! И тут болезнь, о которой НИ ОДИН хваленый врач никогда не слышал и, конечно же, не знал, как ее лечить! Никогда в эту чушь не поверю! Пока я продолжал попусту пылить, Дабрия молча стояла и смотрела на меня, вот так вот просто и спокойно давая время выговориться. — По наследству болезнь передаться не могла, в других странах мы никогда не бывали, чтобы где-то ее подцепить! А даже если бы и поехали, то уверен, кто-нибудь из нас тоже бы заболел. Что случилось?! Почему она умерла? Почему наша семья рухнула?! — но тут я умолк и после короткой паузы продолжил, но уже гораздо тише. — Хотя кого я обманываю, она рухнула задолго до этого. Я обессиленно скатился по стене, оседая на корточки и закрывая лицо руками, чтобы спрятать стыдливо выступившие крохотные капельки в уголках глаз. Но девушку не так легко было провести. Она присела рядом, и легкое и невесомое касание взъерошило волосы на порядком отросшей макушке. — Ты так близко воспринял ее смерть… — отрешенно произнесла она, на что я вновь вспыхнул. — Конечно, она моя мама! И тут же осекся. Кажется, я понял, в чем моя проблема… Девушка продолжила. — Я бы все отдала, чтобы моя семья оплакивала меня также, как ты, — едва слышно произнесла она, положив теперь руку на локоть, как бы придерживая себя на носочках за мой счет. — Да, я знаю, что там, по ту сторону жизни, где я сейчас обитаю, не нужны эти слезы, они уже ничего не изменят. Но ведь первые девять дней после собственной смерти я провела в родительском доме, впитывала их образы, желая запомнить на всю свою бесконечную жизнь. Надеялась увидеть в них хоть крупицу сожаления о произошедшем, страдания, но их жизнь ни капли не изменилась. Они даже не возжелали заниматься моим погребением. Никто не забрал тело из морга. И хоронило меня похоронное бюро, которому они просто отвалили бешеные деньги. Я хотела увидеть в их глазах хоть толику любви ко мне, а не бесконечную ненависть и отрицание, что вообще существую. Она отвернулась и замолчала, пытаясь сгладить вкус горечи на губах. Я покачал головой и кончиками пальцев вытер слезы, собираясь с мыслями. — Мне искренне жаль, что так произошло, — прозвучало из моих уст, но даже я сам осознавал, насколько тупо и ненужно это прозвучало в моменте. — Ничего, — серо сказала она. — Столько лет прошло, а я все еще не могу привыкнуть к тому, что каждый человек считает свои проблемы самыми сложными и важными, даже если он говорит, как неудачно оторвал заусенец и чуть-чуть содрал кожу, человеку в инвалидном кресле, прикованному к нему с самого рождения. Меня бессмысленно жалеть, я давно мертва. Как и нет смысла сокрушаться о любой другой смерти, ибо ты уже не в состоянии что-либо изменить. Разве что бороться за собственное биение сердца, стараться всеми силами сохранить его. Впрочем, решать только тебе. Я точно не в том положении, чтобы советовать, как лучше поступить. Ее слова заставили испытать меня лютый стыд, который ударил в самое сердце. Я действительно ныл демону, пережившему собственную смерть, о том, как тяжело терять самого близкого человека? Наверное, в ее глазах я слыл ужасным человеком. — Правда, прости, — вновь предпринял попытку примирения. — Я действительно грубо себя повел. Несколько месяцев без социума сделали свое дело. И мне стыдно за собственное поведение. — А я давно так тесно не взаимодействовала с людьми. Все нормально. Только вот мой совет. Перестань жалеть себя. Ты совсем еще молодой парень, как бы банально ни звучало, вся жизнь впереди. Не надо запираться внутри своей непроницаемой раковины и только и делать, что жалеть об упущенных возможностях. Уверена, твоя мама не хотела бы, чтобы ты так убивался после ее кончины, ставя на собственной жизни жирный крест. — А ты точно демон? — робко улыбнулся я, вставая на ноги и протягивая руку девушке. Та приняла помощь и встала напротив, закидывая голову и смотря прямо в глаза. — А есть сомнения? — игриво спросила Дабрия. Было приятно видеть, что ее хорошее настроение вернулось. Хоть и эти перепады порой могли испугать. — Ты рассуждаешь, словно умудренный опытом старец, но никак не демоническая девушка, выглядящая примерно на мой возраст. — Я умерла, когда мне было шестнадцать, — ответила она на завуалированный вопрос. — Скитаюсь в облике демона больше двухсот лет, но предпочитаю года не считать. Когда вспоминаешь, сколько времени прошло на самом деле, действительно начинаешь чувствовать себя чересчур старой. Но что-то мы опять ни о чем сцепились языками. Куда ты направлялся? Теперь-то я могу узнать, когда ты наконец перестал злиться на все, что движется и нет. Я подошел к перилам и посмотрел на часы, висевшие в коридоре на первом этаже. Стрелки размеренно отсчитывали начало первого часа. Когда время успело так быстро пролететь? — Я хотел зайти в мамину комнату, — через силу выдавил, вновь поворачиваясь к демонице. — Чтобы вновь помучить свое и без того истерзанное естество? — я ожидал, что вопрос будет сочиться ядом или издевкой, но интонация, с которой она его задала, была простой и непримечательной. Ей действительно было интересно узнать. — Чтобы посмотреть своим страхам в глаза и наконец прекратить скорбеть по ней. Попытаться изменить отношение ко всему происходящему, дабы найти в себе силы двигаться дальше. Без этого я просто не смогу. Дабрия улыбнулась, склонив голову. — Рада слышать, что ты наконец стал здраво рассуждать и уже пусть немного, но переосмыслил нынешнее положение дел. Впереди еще много работы, но ты мальчик сильный, со всем справишься. Я в этом не сомневаюсь ни капли. Уверена, ты прекрасно понимаешь, что от одного похода в ее комнату ничего не изменится, но очень приятно осознавать, что хочешь измениться. И тут меня повергли просто в невероятный шок, потому что, помимо легким каламбуров, девушка легко встала на носочки и осторожно коснулась уголка губ своими. Наверняка щетина, о которой я совершенно забыл с утра, неприятно царапнула ее, но девушка ничего не сказала. Только широкая и искренняя улыбка пылала на ее лице, когда та отстранилась, улыбка, не имевшая ничего общего со звериным оскалом теневого облика и никак не вязавшаяся с большими глазами, преисполненными боли. Пламенели и мои щеки после неожиданного и намеренно смазанного поцелуя. — Нам пора, — напомнила она, разрушая хрупкость интимного момента и беря за руку, чтобы утянуть вперед по коридору. До маминой комнаты оставалось пару шагов, а девушка шла так, словно знала, в какую именно нам надо. В ответ на собственные мысли я услышал: — Тут только одна комната заперта на замок. Нетрудно догадаться. И да, я проверяла, не надо так на меня смотреть. И в очередной раз подозревать, что я умею проникать в головы. Не успел я собраться, как мы уже оказались перед обычной, ничем не примечательной дверью, запертой на ключ, а сердце так и норовило вырваться из груди. Девушка ободряюще сжала мою ладонь и отступила на шаг. Я потерянно оглянулся, но она качнула головой. — Это твое решение, я не могу посодействовать. Тебе нужно самому пережить это, без чьей-либо помощи. Я вздохнул и достал ключ из кармана домашних штанов, куда предусмотрительно убрал его ранее. Вставил в замочную скважину. Послышался звук открываемого механизма, от которого внутри все резко похолодело. Хотелось уже позорно ретироваться, только бы не мучить себя, однако Дабрия предусмотрительно перекрыла пути к отступлению, встав прямо за спиной. — Дыши, — успокаивала она, поглаживая по лопаткам. — Это всего лишь комната, ты не умираешь. Все будет хорошо. Но рука предательски замерла, остановившись в миллиметре от ручки. Девушка вздохнула и, положив руку поверх моей, надавила на несчастный кусок металла, отворяя дверь. Та бесшумно открылась, и в нос ударил стойкий запах маминых духов, не успевших выветриться за эти дни из закрытого помещения, погружая меня в атмосферу детства, потерянного безвозвратно. Я вновь начал погружаться в пучину самоуничижения, но присутствие девушки, чужой, не имевшей к моей семье никакого отношения, удерживало на грани, сохраняло от падения вниз. Тонкая ладонь ударила меня по левой лопатке, заставляя непроизвольно сделать шаг вперед. — Вооот, — ободряюще хлопнула в ладоши девушка. — Молодец, порог уже перешел. Дальше будет легче. Мне умирать было проще, чем тебе войти в комнату. — Я не могу, — жалобно прошептал я, оставшись без ее поддержки. Брошенная вскользь шутка была полностью проигнорирована. — Ты должен сделать это сам. Должен оставить дверь открытой и приходить сюда каждый день, раз сейчас войти не можешь. Свыкаться с мыслью потери, а не заниматься никому не нужным и бессмысленным самобичеванием. Она попыталась подтолкнуть меня еще дальше, но я даже не шелохнулся. — Не могу, — вновь упрямо произнес я. Девушка недовольно вздохнула и потерла руки. — Хорошо, на сегодня хватит, — сжалилась она и вышла из комнаты. Я спешно ретировался следом, но волевым решением не стал закрывать дверь. Дабрия согревающе улыбнулась, видимо, оценивая мои жалкие потуги все еще сохранить остатки уверенности в себе. — Молодец, первый этап успешно пройден. Впереди еще целая и полная трудностей дорога, но ведь не зря говорят мудрецы: «Путешествие в тысячу миль начинается с одного шага». И ты только что его сделал. Я напряженно кивнул и направился в сторону своего маленького, но такого родного убежища. Девушка отставала от меня на несколько шагов и негромко рассуждала под нос, однако я четко слышал каждое ее слово. — Так, значит, он не готов сегодня выйти на улицу. Что ж, это будет следующим шажком к его победе над собственным горем. Нужно дать время. Я едва заметно улыбнулся, будто боялся, что Дабрия меня увидит, заметит глупое выражение лица. Но именно эту эмоцию — радость, несмотря на боль от потери, осколком стекла, вонзившимся в грудь, я ярко сейчас переживал. Парадоксально, но именно благодаря этой демонице я начал вновь приходить в себя, отвлекаться от бесконечных переживаний, несмотря на то, что вышел из своей «спячки» всего сутки назад. Невероятно. Все же впереди еще предстояло узнать, с какой целью на меня наметился Люцифер, зачем я был ему нужен? Время до прихода отца пролетело незаметно: мы с Дабрией не затрагивали темы прошлого, поэтому обсуждали погоду, любимое время года, словом, говорили на пустые, ничего не значившие мотивы. Шутили, веселились. И когда в замочной скважине проскрипел ключ, девушка вскинулась и в мгновение ока окутала себя тенями. Я успел ухватить ее за руку, не успевшую еще обрасти тьмой. — Прошу, не уходи, — произнес я, цепляясь за нее, словно утопавший за соломинку. — Люц, мне пора идти, — улыбнулась она своей жуткой ухмылкой. — Я давно должна была это сделать. Меня ждут. Да и у твоего отца будут возникать вопросы, с кем ты общаешься, не выходя из комнаты и дома вообще. — Но ты же вернешься? — я сам не ожидал услышать в голосе столько надежды. — Завтра тебя хотел посетить хозяин. Побеседовать мило о жизни. А у меня дела в загробном мире. Когда будет время посвободнее, обязательно. И предупреждаю сразу. Точнее, убедительно прошу к тому времени обязательно побриться. На последних ее словах я схватился за бороду, мысленно кляня себя за забывчивость и полное отсутствие ухода за собственной внешностью. Дабрия оскалилась и скрылась в зеркале, на прощание помахав рукой, обросшей теневой шерстью. Я непроизвольно помахал в ответ. И в этот момент за спиной прозвучало: — Добрый вечер, сын. Кому ты махал в зеркале?