Happy End or Not?

Зарядку так и не нашел. Удивительное свинство. В голову пришла поистине гениальная идея: перерыть комнату еще раз. Не могла же она сквозь землю провалиться, верно? Воодушевленный подобными размышлениями, я взялся за поиск с новыми силами и действительно нашел провод. Правда, в самом неожиданном для себя месте. На рабочем стуле. Мамой готов поклясться, не было его там, когда искал! Чертовщина какая-то творится! Повернулся к тумбочке, чтобы поставить телефон на зарядку, но теперь на месте не оказалось его. Я крепко зажмурился, сжав шнур в руках. Отчаяние, охватившее с утра, постепенно стало покидать меня, уступая место страху и в какой-то степени гневу. Хотел было уже помолиться по привычке, но тут же себя одернул. Бога не существует, иначе бы он не забрал маму так рано. Он бы услышал мои полные боли мольбы. Просто кто-то растяпа и вечно теряет вещи. Бог или дьявол тут ни при чем. Посмотрел на стол, и конечно же, телефон оказался лежащим на нем. Как я только мог его не заметить, когда брал зарядник, ума не приложу. Стул же стоял рядом со столом. Пока окончательно не растерял найденные предметы, все-таки решил подключить телефон к сети и зайти в соцсети, узнать, что вообще происходит. Внизу слышался уютный шум готовки, и вскоре наверх потянул прилично аппетитный запах запекаемой утки и отвариваемой на гарнир крупы. Судя по сладкому аромату, могу предположить, что птица готовится в яблоках. Что это за праздник намечается, раз отец решил так заморочиться? Положив телефон спокойно заряжаться, я решил еще раз подойти к зеркалу и оценить изменения во внешности. Все-таки две недели в коматозе, это вам не шутки. Но сначала поднял глаза на настенные часы. Те размеренно отсчитывали четыре часа дня. Получается, я встал практически в полдень? Недурно отсыпаюсь, хочу сказать. Да и отец балует, он обычно раньше шести домой не заявлялся, хотя рабочий день заканчивался в три. Что-то случилось, интересно? Что это он решил разготовиться? Обычно блюда, сложнее пасты с полуфабрикатами, он не переваривал. Ладно, не буду засорять голову ненужными мыслями, и так своих хватает. Захочет отец, поделится. И наконец вожделенное зеркало. Что греха таить, я боялся смотреться в него. Опасался того, что могу увидеть. Словно там могло оказаться что-то, кроме меня и моей комнаты. Я зажмурился, подходя к нему, и наконец набравшись смелости, распахнул глаза. Все иллюзорные мечты, которые я еще питал до этого момента, с громким треском разбились, словно хрусталь под тяжелым каблуком сапога. Фиолетовые глаза смотрели на меня из глубин стекла с алюминиевой подложкой, насмешливо намекая, что мне не померещилось. Даже не намекая, а буквально крича. На негнущихся ногах я приблизился, намереваясь разглядеть радужки поближе. Руки тряслись от неконтролируемого страха, выдавая мою панику с потрохами. Но глаза были поистине невероятны. Ближе к зрачку они полнились черными точками в окружении лиловых всполохов, расширяясь к кайме и плавно перетекая в слабый фиалковый оттенок. Наверное, не будь я так напуган, утонул бы в них или рассматривал часами напролет. И чем больше я вглядывался, тем больше убеждался: узор не статичен, он находится в непрерывном движении, черные точки передвигаются по радужке, сходясь и расплетаясь в новые созвездия. Разве такое возможно в природе? Почему я стал невольным свидетеле, даже участником происходящих странностей? Ответов на вопросы у меня не было. Я не знал, чем это обусловлено. Утешал я себя тем, что сейчас телефон зарядится, и все мои запросы мигом разрешатся. Я же дитя нового времени, привык решать проблемы интернетом, хоть и за последние полгода порядком поотвык от него. Чем эта ситуация отличается от предыдущих? Но она все-таки разительно отличалась. Пока я, погруженный в свои мысли, завороженно разглядывал глаза, на периферии зрения мелькнула какая-то тень. Темная и вполне себе очерченная фигура. Я резко обернулся, словно видение стояло и ждало меня за спиной. Но комната была абсолютно пустой, никого, кроме меня, в ней не оказалось. Я затряс головой, стряхивая нахлынувшее наваждение. Мне просто кажется! Воспаленное воображение подкидывает фантомы, то, чего нет на самом деле! Но легче от этого не стало. Допустим, мне начали мерещиться призраки, но фиолетовые глаза я явственно видел в собственном отражении. Из глубоких раздумий меня вывел громкий стук в дверь. Я оглянулся и посмотрел на вход в свою комнату, словно рвались ко мне, а не пытались силой разнести входную. Неужели отец кого-то ждал в гости, поэтому-таки решил приготовить что-то, кроме самых банальных и простых блюд? Но кого? И в этот момент сама судьба решила ответить на мой вопрос. Снизу послышался звук открываемой двери, и к отцовскому голосу добавился елейный женский. Волосы на руках мгновенно встали дыбом. Он что, совсем сдурел??? Он привел бабу в дом?! Мы только две недели назад похоронили мать! Траур еще не снят, а он уже притащил новую?! Вопросы наводнили голову, грозя разорвать ее на куски. Гнев нахлынул с такой силой, что, казалось, я мог дом разнести, кирпичика на кирпичике не оставить. Руки непроизвольно сжались в кулаки, подрагивая от напряжения. Я закрыл глаза, пытаясь успокоиться, но, как и примерно часом ранее, был слишком взвинчен, чтобы дыхательные техники смогли подействовать. Тогда же я услышал шаги по лестнице наверх. И секунд через десять в комнату заглянула отцовская голова. — Люц, спускайся, — произнес он, буквально выдавливая из себя улыбку, настолько неестественно и фальшиво она выглядела. — Пора ужинать. На языке крутилось великое множество проклятий, которые я очень бы хотел высказать Ньюту здесь и сейчас, но великим усилием воли проглотил их, оставляя во рту горькое послевкусие. — Да. Сейчас спущусь, — пробормотал я, буквально ощущая, насколько серо и безжизненно прозвучал мой голос. Я ведь не слышал его больше недели, мне не с кем было разговаривать. А те трапезы, что проводил с отцом, проходили в гробовом молчании. Или Ньют что-то рассказывал, пытаясь вывести меня на диалог, а я не произносил ни слова. Дверь закрылась, и на меня словно свалился тысячетонный камень, который придавливал к земле и не позволял дышать полной грудью. Я вновь почувствовал присутствие чего-то незримого в комнате, но в этот раз решил даже не поворачиваться. Смысл, если здравым умом понимаешь, что там никого нет? Голоса внизу стали громче, и тишь дома прорезал звонкий женский смех. Меня передернуло. Как бы то ни было, я не хотел спускаться и взаимодействовать с отцом и, тем более, пассией, которую он притащил в траурный дом. Обида и боль вернулись и сдавили сердце с новой, удвоенной силой. Но желудок ненавязчиво напомнил, что я все еще являюсь обычным человеком, который нуждается в пище, а соответственно, распри распрями, а ужин должен быть по расписанию. Делать было нечего. По всему дому расползался невероятно сладкий и несколько утонченный аромат свежезапеченной утки, от которого организм сходил с ума, заставляя захлебываться слюной. Я взял себя в руки и распахнул дверь, словно мог передумать и вновь запереться внутри еще на месяц. Придется потерпеть общество отца и какой-то швали, которую он посмел притащить, в обмен на нечто съедобное и способное утолить голод. Медленно, вырывая у ненависти, переполнившей нутро, каждый шаг, начал спуск по лестнице. Раз ступенька, два. Голова резко закружилась. Ноги подкосились, словно сам организм противился моему спуску. Но лестница закончилась чересчур быстро. Небольшой поворот налево, и я оказался в просторной гостиной, посреди которой стоял длинный дубовый стол. Отец сделал его собственными руками, вырезав из цельного ствола и подарив на десятую годовщину свадьбы. На глаза вновь навернулись слезы, которые я зло смахнул, не желая показаться перед другими нюней и размазней. Отца в комнате не было, он хлопотал на кухне, зато я столкнулся практически лицом к лицу с женщиной, чей смех слышал наверху. Широкая улыбка расплылась на ее лице, озаряя его радостью и неуместным счастьем. Мне сразу же захотелось стереть ее кулаком, но жесткий принцип — не бить девушек и женщин — твердо был вколочен отцом еще в раннем детстве. Пелена гнева застила глаза, и больше я ничего не видел. Вдруг сзади на плечо упала рука, сжимая его и выводя из ступора. — Люц, ты все-таки решил спуститься? — поинтересовался Ньют, убирая руку и обходя меня, чтобы поставить тарелку с овощной нарезкой на стол. Я шумно втянул воздух. — Кто это? — задал я вопрос, показывая рукой и стараясь, чтобы голос прозвучал как можно доброжелательнее, хотя зачем это было нужно? — Что она здесь делает? Ньютон вздохнул, опуская руки. — Люциус, я ведь не так тебя воспитывал, — мягко пожурил отец, хотя в этой ситуации я бы так обратился к нему в самую последнюю очередь. — Давай не будем начинать вспоминать, кто на самом деле занимался моим воспитанием? — прорычал я, безуспешно стараясь сдержать рвущийся наружу гнев. Между нами так и сверкали искры. Казалось, встань между нами, током ударит. Но именно так нежданная гостья и поступила. Встала между нами, примирительно разводя руки в разные стороны. Я дернулся от нее, как от огня, что не укрылось от Ньюта. — Хватит вести себя, как обиженный на весь мир волчонок, кусать всех подряд. Особенно, тех, кто этого не заслуживает! — рявкнул он, подходя ближе и встряхивая меня за плечи. Ростом я был гораздо выше, перерос еще года три назад. Но видеть отца в гневе мне не привыкать, поэтому я даже не думал пугаться его неожиданной вспышки. Не удостоив мужчину ответом, вырвался из хвата и отошел на пару шагов назад, чуть не влетая в сервированный на трех персон стол. — То есть ты хочешь, чтобы я доверился? — пробормотал я, сам не веря, что мой голос может звучать так… Сухо. — Не устраивай спектакли, — прошипел Ньют, подходя ко мне вплотную и говоря это так, чтобы слышал только я. — Если хочешь выяснить отношения, давай, только не сейчас, а когда Катрин уйдет. Я вздрогнул. — Ее зовут Катрин? — мой ошарашенный видок говорил об испытываемых эмоциях гораздо красноречивее любых слов, которые бы даже не смог сейчас подобрать. Показалось, в этот момент из-под ног ушла земля. — Да, ее так зовут, — слегка нетерпеливо произнес Ньют. — Хватит, еще раз говорю. Хотя бы перед ней покажись нормальным парнем. Ради мамы. И это стало роковой ошибкой, потому что в тот же момент я, только начавший успокаиваться, вновь вспылил. — Не смей поминать мамино имя всуе! Ты не заслуживаешь этого! Ответом на мою тираду стало растерянное лицо женщины, с которого наконец сошла злосчастная улыбка, и огорошенный подобным дерзким поведением отец. Однако он не произнес ни слова. Морщины на его лице медленно разгладились, выражение стало чересчур расслабленным. Пара секунд, и словно ничего не бывало. Передо мной стоял человек, совершенно спокойный и невозмутимый. Что ж, он выбрал тактику не рушить хорошее впечатление о себе на первом семейном ужине. Я ведь знал, при желании батя бы мне такого люля отвесил. Но ведь и я мог ответить. — Прошу за стол, — повернулся он к женщине, жестом указывая на ее место и галантно отодвигая стул, помогая сесть. Я занял свободный угол стола, подальше от гостьи, а Ньют ушел на кухню разделывать утку. Между нами воцарилась неловкая тишина, которую я не хотел нарушать никоим образом. Но отцовская пассия считала иначе. — Извини, я, наверное, лезу в твое личное пространство, но мы не представлены друг другу. Меня зовут Катрин Меллер. — Люциус Малфой, — буркнул я. Глаза ее стали похожи на два небольших блюдечка, спина заметно напряглась, но затем она поняла, что это шутка, и легко засмеялась, расслабившись. — Рада, что ты не лишен чувства юмора, — тепло, будто по-матерински, улыбнулась она, и на краткую долю мгновения я подумал, что, наверное, зря настолько в штыки ее принял, но тут же отогнал эту мысль как можно дальше. — А как твоя фамилия на самом деле? — Майлз, — чуть скривившись, ответил я. Катрин недоуменно наклонила голову, задумчиво окидывая меня взглядом. — Насколько я знаю, у твоего отца другая фамилия? — озвучила она свои подозрения, хотя могла бы этого не делать. Я и так знал, что она хотела услышать. Это постоянный вопрос, который мне раньше считали необходимым задавать. Почему-то всех интересовал этот отрывок нашей семейной биографии. — Да, у него фамилия Сандерс, — произнес я, чувствуя вновь пепел на языке. Возможно, это как-то было связано с преследующей меня тенью, потому что тогда же позади женской фигуры мелькнул черный силуэт, но я сдержался, чтобы не вскочить и не нарушить возникшее между нами перемирие. До этого момента я даже не осознавал, насколько соскучился по человечному и нормальному общению. — Но почему? — продолжала допытываться Катрин, но вопреки всему, мне даже было приятно ее внимание к этим мелочам. — Мама решила, что не хочет после замужества менять фамилию на отцовскую, а когда родился я, в больнице без родительского ведома или согласия записали под Сандерса. И меня не особо это волновало, пока в пятнадцать лет я не решил взять мамину фамилию. — Какие-то события повлияли на твое решение? — аккуратно уточнила она, заглядывая в глаза, словно хотела прочитать в них неприглядную истину. В этот момент в гостиную вошел отец, неся огромный поднос с разделанной уткой, еще дымящейся после духовки и истекающей ароматными мясными соками. Я проглотил вязкую от голода слюну вместе со словами, которые не хотел произносить при Ньютоне. — Вижу, ты пытаешься найти с ним общий язык? — смеясь, спросил он, обращаясь к женщине, и поставил блюдо в середину стола. — Думаю, даже не стоит пытаться. Он стал таким замкнутым в последнее время. Катрин еле заметно повернула голову в мою сторону и подмигнула. — Да нет, Ньют, у тебя прекрасный сын. Думаю, мы с ним даже немного познакомились, и он понял, что я не желаю ему зла. Ее открытость, наверное, была заразительной, потому что на моем лице начала появляться слабая, но задорная улыбка, этакий намек на веселье. Ньют придирчиво оглядел меня, словно не верил своим глазам, но в конце концов удовлетворительно кивнул и сел на свое место. Начал раскладывать чуть поостывшую крупу по тарелкам, заполняя ее до краев, и дополнял это все щедрым куском мяса. Себе и Катрин он добавил в блюдо запеченных яблок, мне даже не предложил. Видимо, вовремя вспомнил, что я терпеть не могу ни тушеные фрукты из мяса, ни вот это ваше издевательство в виде пиццы с ананасами и слайсами курицы. Натуральное оскорбление моих вкусовых предпочтений, но чужие я никогда не считал нужным осуждать. Молчание вновь поглотило нас, но на этот раз было удовлетворенным, не тягостным. Каким-то невероятным образом Катрин смогла расположить к себе, вызвать крохотную, но толику доверия, и изменить отношение к себе. Несмотря на то, что я на дух не мог переносить все, что так или иначе связывало с отцом, женщина почему-то в этот список не попала. Я не знал, знакома ли Катрин с секретом Ньюта, но рьяно хотел им поделиться, открыть глаза, показать, что он не такой ангел и душка, каким хочет казаться на первый взгляд. Поэтому терпел нахождение за столом с ненавистным человеком и задумчиво поглощал предложенную порцию пищи. Вскоре отец прервал тишину, обратившись к женщине. — Расскажешь Люциусу о себе? Женщина неловко улыбнулась и отодвинула от себя полупустую тарелку. Хрупкое взаимопонимание, возникшее между нами, рухнуло как карточный домик, после этих слов. — Я уже представилась, но давай еще раз. Меня зовут Катрин Меллер. Я работаю взрослым психологом, и познакомилась с твоим отцом пару лет назад на групповой терапии. Я помнил. После определенных событий в нашей семье мама отправила его на терапию, наивно надеясь, что там протрясут мозги, и отец перестанет быть тем засранцем, коим стал в последнее время. Почему-то, когда я был маленьким, отец казался мне примером для подражания. Возможно, простоя слишком сильно его боготворил. Но чуда не произошло. Прошло два года, мама умерла, а через две недели после ее смерти отец привел свою давнюю подругу домой, познакомить со мной. Более того, мне не было нужды раскрывать секрет. Она, судя по всему, и была тем самым секретом, который отец пытался от нас скрыть какое-то время. Очарование этого вечера разбилось вдребезги, больно ранив в самое сердце. Я шумно отодвинул стул, грохот резанул слух, заставляя поморщиться взрослых, но мне было все равно. Вышел из-за стола и направился в свою комнату. Вслед послышалось: — Вернись за стол! Быстро! — голос Ньюта, полный злости и плохо скрываемого гнева. — Не горячись, ты слишком многого от него требуешь. Дай мальчику время. У него травма, с которой не так легко справиться взрослому, а он ведь еще ребенок, — голос Катрин, успокаивающий и мягкий. По ступенькам я поднимался вслепую. Глаза были закрыты, чтобы не дать себе слабину и не расплакаться. Дверь в комнату закрыл на ключ. Обещанный после ужина разговор казался уже ненужным и неуместным, хотя обговорить ситуацию, в которой мы с отцом оказались, поначалу представлялось разумным решением. С размахом упал на кровать и зарылся в подушку лицом. Закрытая дверь едва приглушала звуки: с моим уходом разговор окреп и стал громче. Обида душила и мешала спокойно дышать. Зачем он привел ее?! Вопросов, закономерно, было больше, чем ответов. Но вернувшись в комнату, я вспомнил о другой своей проблеме. Ни Ньют, ни Катрин ничего не сказали про странный или непривычный цвет глаз. Получается, они не заметили? Или не видели? Уверен, если бы гостья что-то заподозрила в моей внешности, не преминула бы на это указать. Спиной почувствовал чье-то незримое присутствие и резко вскочил, оглядывая помещение. Никого не было. Разъяренный, я посмотрел в зеркало и увидел в нем свое отражение с горящими фиолетовыми глазами, которые, очевидно, никто, кроме меня, не видел, и тень, стоявшую около стола и машущую рукой. В том месте, где, как я предполагал, должна быть голова, миру являлся хищный оскал. С длинных белоснежных клыков, ярким пятном выделявшихся на фоне черноты, капали темные слюни, пропадая в тени фигуры. Меня пробрала крупная дрожь, потому что в комнате НИКОГО не было. А силуэт из зеркала никуда не девался и с каждой секундой становился все более зловещим. Я хотел подобраться к телефону, но боялся, потому что практически рядом с ним в отражении стояла тень, происхождение которой я совершенно не понимал. Происходящее далее было слишком стремительным, чтобы я успел осознать, что случилось. На долю мгновения отвлекся и потерял бдительность, чем мерзость не преминула воспользоваться. Краем глаза увидел, как тень скользнула из зеркала в комнату, а затем потерял сознание, падая на грубый дощатый пол.