Культ

И в ужасе я понял, что пришел к последним тайнам, от которых уже нет возврата. Я смотрел на ангела, на его знаки, на его чаши, на радужную струю между чашами, и мое человеческое сердце трепетало от страха, и мой человеческий ум сжимался от тоски непонимания.

      Драко чувствовал, как кровь стучала по вискам надоедливым долотом, создавая боль. Секунда — удар. Стрелка часов уходит правее — ещё один. Ритм мучительных импульсов было невозможно остановить. Ещё немного, и слизеринец мог бы пасть замертво от разрывающего ощущения внутри черепной коробки. Агония звучала истинным крещендо, играющим ритм на его самообладании. Вползала под плоть извивающейся змеей, выпуская ядовитый фермент в мозговые волокна.       Если ритуал потерпел крах, а Нотт обвёл его вокруг пальца со своей гребаной идеей отмщения, тогда почему Малфой чувствовал себя так, словно из него выпиты все соки?       Тело слизеринца почти не слушалось его. Припало к полу мёртвым грузом без возможности сдвинуться с мёртвой точки. Ему потребовалось немало усилий, чтобы подняться на ноги и окончательно осознать. Их план с треском провалился. Перед молодыми людьми никого не было. Ни обещанного воплощения Силы, ни чего-то зрелищнее, чем привычный интерьер Выручай комнаты, который до безумия хотелось раскрасить результативностью.       Ничего.       Никого, кроме загадочного призрака девчонки, глядевшей на парней так, словно они были последними идиотами, которые решили поэкспериментировать и вызвать Кровавую Мэри потехи ради.       Взгляд незнакомки медленно проходился по слизеринцам, выпытывая из них подробный рассказ о том, что только что здесь произошло. Вместо глазниц — чёрный, безжизненный омут, — заливающий бескрайними волнами каждого, кто посмеет взглянуть на неё в ответ. Она не была похожа на остальных привидений, скитавшихся по замку. Темноволосая девушка, представившаяся Гермионой, излучала нечто иное. Что-то, что скрывалось под сотней замков, к которым подобрать ключ — то ещё приключение.       Её костлявая рука свисала с дивана, на котором она по-хозяйски расположилась, будто уже бывала здесь и могла позволить себе роскошество в виде идеально выученного расположения вещей. Вторая ладонь, лишенная физической оболочки, продолжала накручивать локон на длинный, неестественно изогнутый палец. Даже сквозь дымку, окружавшую девичий образ, можно было разглядеть смоляные волосы, не уступавшие в своей пышности.       Малфой, отмерший и прекративший созерцать незваную гостью, переметнул взгляд к Теодору, рассматривавшему Грейнджер безо всякого стеснения. Его иссиня-тёмные глаза излучали непотопляемый интерес, и это вряд ли было связано с тем, что он никогда не видел призрака. Настолько — объективно — красивого точно нет. В этом был весь Нотт, ему было тяжело справиться со своей тягой к прекрасному, даже если это прекрасное давно сгнило в могиле. Чёртов псих.       — Мы не будем называть своих имён, — огрызнулся Малфой, наконец вспомнив о вопросе призрака. — В этой жизни я ещё перед разгуливающими трупами не оправдывался.       — О, поверь, если я захочу, чтобы ты оправдался передо мной, ты обязательно это сделаешь, Драко, — раскатистый смех ошпарил слух, и слизеринец почувствовал, как почти позабытая боль вернулась накатом, вонзаясь в виски наточенным остриём.       — Откуда ты знаешь моё имя? — Малфой не узнавал своего перепуганного голоса, почти заикающегося, как заезженная пластинка, издающая неприятный скрежет.       Но она не отвечала. Грейнджер закатила голову назад, продолжая смеяться во весь голос, заставляя внутренности блондина леденеть от своего вызывающего поведения. Одно мгновение заставило её остановиться, погружая помещение в естественную тишину. Призрак застыл на месте, затем резко поднял голову, растягивая рот в широкой ухмылке. Девушка грациозно сползла с дивана, подбирая подол длинного облегающего платья круговыми движениями, словно в танце, подкрадываясь к застывшим на месте парням.       — Вот видишь, ты уже во мне заинтересован, — она отбросила густые локоны через плечо, продолжив надвигаться на слизеринца. Драко старался не вглядываться в лицо Гермионы, отведя глаза в сторону. Теодор оставался в стороне, безмолвно наблюдая за дальнейшими действиями девчонки. — Боюсь представить, что будет с тобой дальше.       — Не держи зла на него, — вмешался Нотт, спрятав Чёрную книгу за спину. Он обтёр левую ладонь о штанину, вытирая не до конца запекшуюся кровь, к виду которой примкнул взор призрака. Она заострила свой взгляд на пятнах, напоминавших цвет бургунди из-за грязи, смешавшейся с живительным соком, следя за каждой упавшей каплей. — Драко не дружелюбен с живыми, а уж с мёртвыми, — пожал плечами Теодор, а после застыл, осознав, что только что он ляпнул. — Извини.       — Ничего, — она махнула призрачной ладонью, расслабившись. Её уста все ещё излучали улыбку, но если внимательнее присмотреться к взгляду, то можно было заметить, что в них нет и намёка на дружелюбие. — Уверена, твой друг просто не знаком с правилами хорошего тона. Но я обязательно это исправлю, — когда Грейнджер вновь повернулась в сторону Драко, он не сдержался.       Инстинкт самосохранения крепчал рядом с этой фурией, образовавшейся из ниоткуда. Драко сделал несколько шагов назад, врезавшись спиной в книжный стеллаж. Его сердце необъяснимо клокотало, завывая в грудной клетке, а тело покрывалось каплями пота, скатывавшегося по спине. Внутренности вились восьмёркой, образуя жгут страха. Подобного он не чувствовал даже в те моменты, когда Беллатриса наводила палочку на солнечное сплетение, готовясь сказать заветное Круцио. Грейнджер без использования магии, всего за считанные минуты, смогла вытворить с ним то, что невозможно даже охарактеризовать словами.       Букет из жутких эмоций, выращенных в лучших плантациях человеческих слабостей. То, чего Малфой не мог объяснить сам себе, — априори вгоняло в ужас.       Извечный скепсис сползал с его лица ошмётками, оставляя на голых костях тревожные вкрапления. Драко всегда храбрился и старался показаться смелее, чем он был на самом деле. Но сейчас он даже не пытался. Мёртвая девчонка одним лишь взглядом вытягивала из него то, что он старательно скрывал в своей чернильной душе.       — Кстати, меня зовут Тео, — гребаный слизеринец не унимался, пытаясь подружиться с мёртвой девчонкой. Блять. Это уже выходило за рамки нормального. Эту стерву пора было гнать прочь, не церемонясь. — Мы с Драко учимся на одном факультете.       Гермиона нахмурила брови, словно впервые услышала о принципе разделения учащихся. И это выглядело весьма странно, учитывая, что она застряла между мирами именно здесь, в Хогвартсе. При жизни она должна была учиться или преподавать в замке. Её заточение в Выручай комнате должно быть напрямую связано с этим местом. Призраки никогда не остаются в местах, не значащих ничего для их воспоминаний о былом существовании.       Но она выглядела так, будто это место не представляло для неё особой ценности. Никакой, если быть точным. Будто она впервые оказалась в четырех объёмных стенах, царапаясь о незнакомый мир, оставляя борозды вопросов.       — Хватит с ней церемониться, Нотт, — раздраженно выплюнул Малфой, оттолкнувшись от книжного стеллажа. Голову постепенно переставала одолевать боль, а мышцы окрепли после проведенного ритуала и всей чертовщины, что здесь творилась. К Драко возвращались силы, а вместе с ними — его скотская натура. — Пусть проваливает туда, откуда пришла.       — Но моё место — здесь, — настояла Грейнджер, вспыхнув негодованием.       Одновременно с её словами один из факелов за спиной погас, оставив единственный источник света возле Теодора. Зелёное пламя бросало одинокие блики на диафоническую пелену, окружавшую силуэт девушки, подчеркивая тёмные тона её сущности.       — Я в этом сомневаюсь, как там тебя? — Драко прекрасно запомнил, как её зовут. Словил каждый слог, выползший догмой из полу заметных уст. Но он знал, как действует на людей приём полного безразличия, способного заставить каждого убежать с глаз долой, скрывая стыдливый румянец. Однако, Грейнджер едва ли можно было назвать нормальным человеком.       — Ты прекрасно знаешь, как меня там, — девичьи зрачки сверкнули злобой, а прямые плечи сотряслись намёком на нарастающую злость. Ничто мирское мёртвому не чуждо. — И прекрати разговаривать со мной в таком тоне. Я не собираюсь играть в эти людские игры, — призрак исказил рот, обнажив зубы.       В полутьме Драко заметил странное. Очередной разрыв шаблона, пробирающийся холодом по кровотоку. Верхний ряд зубов у девчонки напоминал наточенные зубья, смазанные вязкой, пурпурной жидкостью. Малфой слегка тряхнул головой, стараясь выбить из головы увиденное. Или доказать самому себе, что жуткий мираж не был плодом его разыгравшегося воображения.       Но после того, как глаза раскрылись вновь, видение рассеялось.       — Какого чёрта ты здесь забыла? — грозный голос Малфоя разбивал хрустальное терпение призрака. Слизеринец понимал, что Грейнджер вряд ли способна на нечто большее, чем просто запугать оппонента. Но он все ещё боялся смотреть ей в глаза, заведомо зная, что может увидеть в этом зеркале души мало хорошего.       — Не поминай чёрта без надобности, — проницательно ответила девушка, неестественно склонив голову так, что у живого человека мог сломаться позвонок. Грейнджер ловко управлялась со своими возможностями, полагаясь на то, что такие фокусы способны хоть кого-то удивить.       — Я задал вопрос, — настаивал Драко, высунув из кармана брюк пачку.       Он редко курил в замке, подсознательно боясь, что Филч прознает о пагубной привычке студента и прибежит полоскать его рот с мылом. Сейчас на это было глубоко похуй. Дрожащие пальцы удержали фильтр, пока свободная ладонь с помощью палочки наложила Инсендио на кончик сигареты.       — Вот уже долгие годы я обитаю в Выручай комнате, — Грейнджер отвернулась, медленно зашагав в сторону. Её бледная спина, светящаяся бликами в темноте, облегалась чёрным кружевным платьем с глубоким вырезом, а длинный подол бесшумно тянулся следом по сгнившим напольным доскам. — Что тебя так удивляет? Неужели ты впервые увидел призрака?       Девушка устроилась на кресле, стоявшем сбоку от Малфоя. От неестественных движений не осталось ни следа. Плавность и вышколенность была вбита в её ДНК посмертно. Длинные руки уложены на подлокотники, а ровная спина срослась с обивкой мебели. Драко ничего не было известно о ней, но он мог поклясться, что аристократизм был у неё в крови.       Гермиона вновь играла на контрастах, представая перед молодыми людьми в обновлённом амплуа, пряча свирепость и негодование, промелькнувшее минутой ранее, за маской невинного мертвеца. Хитрый ход. Но недостаточно, чтобы обмануть слизеринца, который привык играть не по правилам.       — Я видел призраков, — начал слизеринец будничным тоном, — но ни разу не видел тебя.       — Сложно заметить кого-то дальше своего носа, учитывая свою гнилую, эгоцентричную натуру, правда? — Малфою послышалось, что с другой стороны хмыкнул Тео, словно подтверждая слова сгнившей стервы. Блондин злостно зыркнул на друга, но не задержал своего взгляда, продолжив боязливо шаркать зрачками по силуэту Грейнджер. — Или от моей персоны тебя всегда отвлекал Исчезательный шкаф? — она нарочито разглядывала свои длинные ногти, не удостаивая взором Малфоя, прочувствовавшего, как иглы правды вонзились точечно в лопатки. — Даже как-то обидно.       Он подавился сигаретным дымом, застрявшим в легких. Образовавшийся ком щекотал глотку, провоцируя спазмы. Драко попытался выкашлять из себя застрявшие девичьи слова, но получилось с трудом. Он согнулся пополам, придерживаясь за живот, чтобы не пасть от болезненных, надрывных рефлексов.       Зажженная сигарета упала на пол, и Тео мигом рванул к другу, чтобы затушить окурок и помочь Малфою с образовавшимся из ниоткуда недугом.       Почувствовав на плечах руки Нотта, Драко инстинктивно опёрся на слизеринца, продолжив выхаркивать внутренности в свою ладонь. После нескольких приступов, Малфою все-таки удалось прийти в себя, ощущая трахею наждачной поверхностью, которая при каждом глотании приносила боль. Во рту он почувствовал металлический привкус, полоскавший послевкусие дыма.       То, о чём болтала Грейнджер, — не являлось её фантазией. Она говорила так, словно знала о нём больше, чем Драко мог себе представить. Словно знала о каждом его шаге в стенах этой проклятой комнаты. Возможно, ей было известно и о том, что замышляет Малфой, изо дня в день пытавшийся настроить этот гребаный фундаментальный шкаф, от которого не было толку.       Возможно, Миртл была не единственным призраком, кому было известно о планах слизеринца. О том, на чью жизнь он покушался.       Драко отпихнул от себя Тео. Не мешкая ни секунды, он резко зашагал в сторону призрака, изнывая от желания выбить из неё всю правду. Ни ту, что она скармливала слизеринцам, устраивая перед ними мизансцену. Нет. Ему нужно было погрузиться на самое дно, касаясь пальцами подводных камней. Именно за ними она прятала кое-что поинтереснее.       — Откуда ты всё знаешь про меня?       Он приблизился к Грейнджер, выдохнув вопрос в её бледную щёку. Их лица вполне могли соприкоснуться, если бы Грейнджер была жива и осязаема. Её лик украсился насмешкой, напоминающей въедливое пятно на выстиранной простыне.       — Я чувствую, как бьётся твоё сердце. Как желание вгрызться мне в шею разъедает твоё спокойствие. Ты так хочешь мне что-то доказать, — призрак вновь расхохотался ледяным тембром. Она взглянула на слизеринца исподлобья, затихнув. Они сверлили друг друга взглядом несколько секунд, прежде чем девчонка продолжила. — Как жаль, что я уже мертва.       Драко впечатал ладони в подлокотники, на то самое место, где покоились руки девчонки. Его ладони прошли сквозь нематериальную оболочку призрака. Но вместо ожидаемого ничего, Малфой ощутил покалывание. Не холода, нет. Жадного до плоти огня. Так плавится верхний слой эпидермиса, если приложить руку к раскалённой печи, например.       — Драко, остынь, — почувствовав накаляющуюся обстановку, Теодор метнулся с места и оттянул слизеринца от кресла. Малфой в ужасе рассматривал свои ладони, шагая назад за другом. Он ощущал, как на коже мгновенно проступали волдыри. Но их не было. За исключением пореза от кинжала, его плоть была не тронута. Почти чиста. — Она ни в чём не виновата.       — Я не собираюсь успокаиваться, Нотт, — слизеринец хотел продолжить, но вовремя вспомнил, что они были не одни. Даже если Грейнджер видела весь ритуальный процесс, ей было ни к чему слышать подробности. Стерва и так знала слишком много и не хотела делиться припрятанными козырями.       Драко косо посмотрел на призрака, как бы намекая Тео о том, что им нужно поговорить наедине.       — Гермиона, пожалуйста, ты не могла бы оставить нас наедине? — извечно воспитанный и галантный Теодор всегда знал, как угодить женщине так, чтобы не обидеть. Очередной дар Нотта, которым Малфой никогда не сможет обладать.       Грейнджер изогнула выцветшую бровь, явно размышляя над просьбой Тео. Драко надеялся, что она уйдёт по собственной воле, потому что теперь принуждать её не хотелось вовсе. Не после того, какая странность произошла с Малфоем, стоило ему дотронуться до эфемерного тела девчонки.        — Надеюсь на скорую встречу, — мелодично отозвалась Гермиона, встав с кресла. Она оглядела помрачневшего Драко, а затем вернула взгляд Теодору, который с почтительной улыбкой провожал девчонку в укромные места комнаты.       — Дождись моих похорон, — не выдержав, самодовольно ответил Малфой, смело подумав о том, что девчонка обращалась именно к нему.       — Уверена, ждать осталось недолго, — бросила призрак, прежде чем скрылась за свисающей с потолка вуалью, разделявшей основной зал с длинными коридорами, ведущими в другие помещения безграничной Выручай-комнаты.       Истошно бившееся сердце напоминало загнанное в клетку животное, желавшее выбраться из решетчатой конструкции. Оно жило в страхе слишком долго, чтобы справиться с очередным наплывом паники. Вновь лихорадочно реагировало на прозорливый нрав Грейнджер.       Но Драко знал, что причина такого состояния скрывалась в другом.       — Ты должен отдать мне Чёрную книгу, — Малфой требовательно обратился к Тео, не спуская глаз с тёмного прохода, за которым скрылась Гермиона.       — Я не стану этого делать, — усмехнулся Тео, купируя неподходящей эмоцией зарождающийся протест. — Этой книгой не может распоряжаться кто угодно, Малфой. Если она попадёт не в те руки…       — Твои руки тоже не особо подходящие, — сострил Драко, надавливая на поражение Нотта. Он облажался — это факт. Он не выполнил обещание — и это тоже факт. — Ты проебался, Нотт. Ты обещал, что ритуал поможет мне, но что мы видим? — Малфой раскинул руки в стороны, оглядывая пустоту, вылизанную зелёным факельным пламенем. — Целое нихуя, мой доверчивый друг.       — Мы явно что-то упустили, — задумчиво отозвался Тео, принявшись расхаживать вокруг начерченного круга, оставшегося позади молодых людей. Оглядывал каждую мелочь — от свечей до испепеленных змей. — Но мы можем попытаться снова. Книга не ограничивает нас в попытках, — слизеринец взглянул на нависавшего над ним Малфоя. — До возвращения Белл осталось шесть дней. У нас есть немного времени.       — Я хочу изучить её содержание самостоятельно, — Малфой продавливал упрямый характер Теодора своим напором, надеясь, что рано или поздно ему удастся его сломить.       — Ты уже читал её, — с ноткой подозрения ответил Нотт, присев на корточки внутри пентаграммы. В его руках был зажат гримуар, и с каждым сказанным словом Малфоя, друг сжимал обложку ещё крепче, словно боялся, что ценную вещицу выхватят.       — Значит, одного раза было недостаточно, — не выдержав, повысил голос Драко. Он запустил ладони в волосы, с силой оттягивая локоны. Его скверная привычка, чтобы справиться со стрессом. Чтобы перестать чувствовать жиреющую дыру внутри. — Я просто ознакомлюсь с теорией, чтобы лучше подготовиться к следующему ритуалу.       Раненой ладонью Теодор коснулся начерченной мелом вершины пентаграммы. Он думал. Анализировал. Пытался сопоставить в голове недостающие детали головоломки. У Нотта не было особых причин для переживаний. Он чувствовал разочарование, как творец, когда одно из его открытий выходит из-под контроля и не даёт результатов.       У Малфоя же была веская причина проклинать этот горе способ найти выход. Слишком личная, чтобы уподобиться порыву расхуярить всё в этой гребаной комнате. Ему следовало держать себя в руках, чтобы эти руки впоследствии его не уничтожили, а протянули заветную помощь. Ему нужно было спасти Нарциссу. Любой ценой. Даже самой нечестной.       — Ты обещаешь, что не станешь самостоятельно призывать нечто из Чёрной книги? — доверчиво спросил Нотт, наконец, отвлекшись от созерцания их творений.       — Конечно, — солгал Малфой, чувствуя, как ложь проходит лезвием по языку. — Я обещаю.       Теодор, в силу своей дружеской привязанности, поверил Драко. Купился на его уловку.       И только два пронзительных огонька, отдаленно напоминавших зрачки, взирали на молодых людей издалека. Сила, поселившаяся в мрачных коридорах Выручай-комнаты, знала, с каким рвением Малфой кривил душой.       Но она молчала, давая слизеринцу шанс приблизиться к ней. Ждала, когда он наконец-то сдастся, чтобы выпустить её из шероховатых страниц старинной книги. И кирпичных стен.

***

      Тёмные коридоры, которые вели Малфоя приманкой в злополучное место, стали для него чем-то привычным. Хорошо заученным и закрепленным в памяти. Он скрывался по углам в дневном свете, прячась подальше от любопытных глаз посторонних и жалостливых взглядов друзей, все ещё считавших своим долгом помочь Драко. Но он протянутую руку не принимал. Грыз её с присущей злобой, надкусывая вышколенным: «Мне не нужна ваша помощь».       Роль отшельника больше не казалась ему чем-то из ряда вон выходящим. Прежний стиль жизни, в котором слизеринец занимал главенствующую роль в сменяющих друг друга буднях, больше не имел ничего общего с его настоящим. Попаданчество, перенёсшее Драко в иные реалии, отныне ощущалось слишком естественно. Только наедине с самим собой ему было по-настоящему спокойно. Комфортно.       Последние сутки Малфой вновь провёл на расстоянии вытянутой руки от внешнего мира. Был погружен в собственные размышления, образовавшие червоточину в черепной коробке. Слизеринец не выпускал гребаную книгу из рук, словно та являлась священным граалем в ворохе грешности и ошибок.       Тео говорил, что выход есть всегда. Но чем больше Драко погружался в неизведанную для него стезю, тем меньше он был согласен с доводами друга.       Он вычленял из абзацев Чёрной книги самое важное. Исследовал специфику ритуала, который до сих пор казался Малфою чем-то из ряда вон выходящим. Слизеринец был знаком со многими аспектами тёмной магии, но он ни разу не видел подобного.       Несмотря на пережитое прошлой ночью, Драко до сих пор ощущал, как предательский мороз царапал кожу при чтении ужасающих подробностей. Теперь он прекрасно понимал Тео. Когда встречаешься с содержанием гримуара один на один, действительно становится не по себе. И дело было даже не в самовнушении. В этой книге словно и вправду была заточена душа. Она дышала текстом. Физически воздействовала на того, кто к ней прикасался.       Но перспектива потерять мать пугала Малфоя сильнее, чем жуткие писания.       У каждой цели имеется свой катализатор, призывающий к действию. И у Драко был. Он не хотел отказываться от прохождения тернистого пути, если проблема заключалась лишь в нагнетающей атмосфере и подсознательного страха перед неизвестностью. Малфой мог себя перебороть.       Привычный скептицизм растворился в кислоте переубеждений. Если всего каких-то несколько дней назад он считал, что Чёрная книга — не больше, чем просто сказка для детей, — то теперь слизеринец был настроен серьёзно. Что-то в нём перемкнуло, меняя в голове провод с синего на красный. Изворачивалось прилипшим паразитом в мыслях, вытесняя здравый рассудок. Драко почти сам поверил в чудо — извращенное, тёмное, оккультное.       Он исписывал страницы пергамента своим размашистым почерком, надеясь, что вылитые на бумагу чернила помогут обнажить перед его серыми глазами ответ. Однако с каждой проведенной пером буквой, Драко всё больше убеждался в своей правоте. Можно хоть вечность грызть гранит теории, насыщаясь исследовательскими фразами, тебе все равно не удастся достичь результата.       Добиться нужного он сможет только собственными руками. Гребаное правило, выцарапанное бледной ладонью Тёмного Лорда на подкорке. За всеми деяниями должна стоять твоя личная подпись. Твоей собственной рукой.       Малфой прекрасно это понимал, когда обещал Нотту не ввязываться в опасные практики в одиночку. Слизеринец прокручивал эту мысль и сейчас. Когда густо-оранжевое солнце, будто вымазанное в скипидаре, скрылось за шпилями гор, оставляя мир на растерзание темноте, легшей на шотландские края копотью.       Бессонница поедала его рассудок. Кусок за куском, насыщаясь физической слабостью Малфоя. Он чувствовал, как перманентная усталость ложилась на плечи, свешивая увесистые ноги. Тело — обмякшее, засунутое в идеально-выглаженную форму, от которой хотелось откреститься. Он больше не чувствовал себя привязанным к Хогвартсу. Своему факультету. Общественной жизни, в которой должно царить веселье и приятный хаос.       Драко чувствовал, что всё это себя изжило.       Как и форма, которая к концу дня поистрепалась. Лацканы рубашки испачкались в чернилах. Манжеты помялись от вечно-нервных движений рук, поправляющих то, что в этом не нуждалось. Но Малфою так хотелось исправить в себе всё. Даже то, что, на первый взгляд, выглядело идеальным. Но он сделал только хуже. Ебаный замкнутый круг.       Облачившись в чёрный вязаный свитер, подаренный Нарциссой в очередной раз без повода, и свободные хлопковые брюки, слизеринец направлялся в Выручай комнату. В его венах бурлило бодрствующее зелье, нагло украденное из запасов мадам Помфри.       И несколько склянок были не единственным, что Драко позаимствовал из школьных запасов.       Он помнил о том, как Тео рассказывал про специфическую коллекцию живности Граббли-Дёрг. Он стащил из коморки профессора несколько змеиных яиц, прежде подождав, пока все выйдут из класса после Ухода за магическими существами. Отвлечь Вильгельмину было проще простого: дать несколько галеонов малолетке, чтобы тот завалил преподавательницу вопросами.       Циферблат, заточенный в серебряную окантовку, показывал два часа ночи, когда Драко поднялся на этаж к своему обжитому фантазией месту. Он надеялся, что сознание сможет полностью воссоздать картину, которая осталась перед глазами слизеринца в прошлую ночь.       По дороге Малфой пытался полностью сосредоточиться на каждой детали, ловко игнорируя образ надоедливого приведения. Если она всё-таки и являлась плодом их разыгравшегося воображения, пусть так и остаётся в воспоминаниях. От одной только мысли о Грейнджер внутри все сворачивалось клубком.       Но слизеринец не хотел об этом думать.       Прошептав пароль, который Малфой выбрал, руководствуясь символизмом и снисходительным удовлетворением от прочитанной магловской книги, он выждал несколько секунд, прежде чем кирпич за кирпичом начал разъезжаться в разные стороны, образуя перед ним кованую дверь.       Толкнув дверцу, слизеринец вошёл внутрь, осмотревшись, прежде чем ступить дальше. Все ещё зелёные факельные огни вылизывали каждый сантиметр главного зала. Тёмно-синяя настенная краска отколупывалась ближе к плинтусам, являясь следствием не очень подробной визуализации. Несколько диванов в очевидном стиле, журнальные столики у каждого. Книжные шкафы, к удивлению, почти не забитые литературой — очередной пробел в мужской фантазии.       Всё было, как и прежде.       Но к привычному за последние месяцы интерьеру добавилось то, чего Малфой ждал больше всего.       Выгравированная мелом пентаграмма, почти не стертая. Выглядевшая так, словно её начертили минутами ранее, перед приходом слизеринца. Раскинутые по вершинам огарки свечи, всё-таки требовавшие замену. Змеиные трупы, из-за которых в зале все ещё царил запах обугленной мертвечины.       В полумраке, растворявшимся слабым светом от огня, Драко почувствовал легкий бриз успокоения, ослаблявший путы усталости. Сознание не подвело его. Он смог добиться прежней обстановки, дабы не тратить время на черчение своеобразной геометрической фигуры.       Слизеринец опустился на диван, аккуратно расставив ноги, чтобы не задеть напольный рисунок. Вытащил из сумки Чёрную книгу, новые свечи и змеиные яйца. Дрожащие ладони потянулись к ножу, стащенному из Большого зала во время ужина. Он запомнил, что сила потребует взамен. Кровь. Малфой был готов сцедить с себя хоть литры, если это действительно поможет ему в решении всех проблем.       Драко почти не чувствовал должного предвкушения. Всё, что сейчас клубилось в его нервных окончаниях, имело иной характер. Измученный, выпаренный в негативном подтексте. Слизеринец на физическом уровне ощущал, как страх вылизывает кости ледяным касанием, заставляя уверовать в происходящее. Малфой понимал, что только эта эмоция может управлять им, провоцировать веру в его мыслях. Только страх — и ничего больше.       Блондин схватил мешок с солью, чтобы засыпать зазоры, образовавшиеся из-за следов подошв. Присев на корточки, он скрупулезно высыпал защитный инструмент, возобновляя круг. Если верить гримуару, соль и вправду могла помочь от непредвиденной импульсивности олицетворения силы.       Драко в это не верил, но считал, если правильно выполнить все условия, то может быть на этот раз вселенная щедро одарит его.       Малфой собирался ступить в пределы круга, прежде чем в Выручай комнате погас свет.       Погруженный в темноту, слизеринец растерялся. Попытался сфокусировать зрение, привыкнуть к ослепляющей мгле. Опустился на пол, чтобы дотянуться до оставленной в нескольких сантиметрах палочки, но пошарив по деревянному полу, он так ничего и не нашёл. Он свернулся клубком, подперев под себя ноги, чтобы хоть как-то обособиться от давящей на нервные клетки атмосферы.       Паника пробила брешь в критическом мышлении Драко. Неверие в потустороннее постепенно заменялось искренней эмоцией, заставлявшей кровь стыть в жилах. Заставила его почувствовать на вкус, каково это — остаться наедине с собственным ужасом. Стоя здесь в одиночестве, ему было почти не стыдно признаться в том, что прочитанное за весь день возымело особый эффект.       Конечно, слизеринец знал, что они никого не призвали. А значит некому было следить за ними исподтишка, выворачивая душу наружу ловкими фокусами, дабы подчинить волю просящего. Но на подкорке сознания все ещё слабо откликалась мысль, гласившая о том, что что-то явно пошло не так.       Этому было несколько подтверждений, о которых Малфой искренне боялся даже подумать.       Малфой рвано выдохнул, почувствовав, как тёплый воздух изо рта превращается в пар. Температура в комнате упала до минимума, заставив слизеринца поежится от неприятного холода. Он обнял себя за плечи, попытавшись согреться о бесполезную ткань вязаного свитера, но это ни черта не помогало.       Главный зал постепенно стал личным кошмаром блондина. Необъятное помещение давило своей масштабностью, заставляя прислушаться к каждому шороху. В какой-то момент Драко показалось, что он был не один здесь. Какой же бред. Кроме него в Выручай комнате никто не мог быть. Однако, как объяснить странное чувство, будто некто или нечто смотрело прямо в солнечное сплетение, облизываясь при виде человеческой плоти?       Зелёное пламя вонзилось иглой в серебристые радужки, возвращая Малфоя в привычные стены. Он прозрел и теперь мог созерцать окружающее собственными глазами, а не нащупыванием ладони. Драко инстинктивно зажмурил веки, ощутив, как привычное тепло возвращалось к его телу, стирая бледно-фиолетовый налёт с губ.       Раскрыв глаза, слизеринец оттолкнулся назад, увидев перед собой улыбающийся силуэт в чёрном платье. Длинные пальцы, в характерной для Грейнджер манере, накручивали локон на палец, а покрытые нефтью радужки любовались слабостью блондина. Она была словно вампиром, высасывающим из Драко всё живое. Подпитывалась его настроением и рассудком. Играла на его нервах, словно на клавишах, воображая себя виртуозным музыкантом.       — Опять ты, — фыркнул слизеринец, сев прямо возле пентаграммы. — С понятием о времени у тебя явные проблемы, — он попытался говорить ровно, стирая с себя налёт жути, которая все ещё чувствовалась явно. Как Грейнджер, которая продолжала стоять перед ним, не двигаясь с места. — Я же сказал, что в следующий раз мы встретимся только после моих похорон.       Она игриво ухмыльнулась, изящно пройдя босыми ногами несколько сантиметров, огибая расчерченную пентаграмму. Драко не знал о призраках почти ничего. Как и не знал о том, что они также боятся солевого круга, защищавшего от нечистой силы.       — Не могла ждать, — она невинно поджала губы, встав на четвереньки, подкравшись к слизеринцу, как подкрадывается хищный зверь, приметив жертву. Подол девичьего платья струился по полу, а лямки спадали с худых плеч. Кудрявые локоны слегка скрывали бледное лицо, но только не глаза. Удивительные. Ни на что не похожие.       — Ты сказала, что ждать осталось недолго, — парировал Драко, вновь почувствовав себя некомфортно от процитированной фразы призрака.       — А ты сказал, что с понятием о времени у меня проблемы, — она лукаво улыбнулась, присев рядом с Малфоем.       Слизеринец вновь поймал себя на мысли о том, что, если бы Грейнджер была жива, он бы почувствовал жар от её тела слишком явно, несмотря на крошечное расстояние между ними. Этого бы хватило, чтобы сгореть заживо.       — Твой милый друг, Тео, знает о том, что ты пришёл проводить ритуал без него? — она бегло оглядела обстановку, заметив книгу, лежавшую на диване, за спиной Драко. Её глаза блеснули жадной искрой, задержавшись на кожаной обложке.       — Ему необязательно об этом знать, — вальяжно ответил Малфой, вернув внимание девчонки себе. Она изогнула бровь в своей привычно-кокетливой манере, ухмыляясь в ответ на алчность слизеринца. — Я очень надеюсь, что ты придержишь свой язык без костей за зубами.       — И что мне за это будет? — в нетерпении спросила Гермиона, положив эфемерную голову на плечо Драко, взглянув на него исподлобья.       — Чего ты хочешь? — медленно протянул слизеринец, чувствуя, как от прикосновения девчонки по телу разошлись импульсы. Так, словно она была живой. Материальной. Чиркнула по его плоти, как по спичке, поджигая фитиль ощущений.       — Тебя — себе, — Грейнджер ткнула пальцем в мужскую грудь, и её голос окрасился серьёзностью.       Она не отнимала взгляда от лица слизеринца, вкладывая в свои слова что-то очень личное. Эта фраза не была похожа на очередную неуместную шутку из её уст. Так говорят, когда действительно чего-то сильно хотят. Так обычно слышалась Пэнси, когда умоляла Малфоя не покидать её.       — Это невозможно, — Драко густо рассмеялся в ответ, потопив возникшую искренность мёртвой девушки, вернув их к отправной точке. Она хлопнула глазами, словно переключаясь на что-то, что смогло бы не выдать в ней самозванку. Ту, что не умела чувствовать и никогда не говорила серьёзно. Только загадками.       — Тогда я ничего не могу обещать, — Грейнджер оттолкнулась от мужской груди, поднявшись с пола. Призрак возвысилась над слизеринцем, выглядя при своей хрупкой конструкции слишком величественного для обычного мертвеца. Словно в ней умерло всё — до сантиметра волос. Но внутренняя сила кишела жизнью. Это чувствовалось столь же явно, как и её прикосновения. — Всё имеет свою цену, Драко. А ложь дороже любого порока.       Она придержала подол платья, направившись к проходу, что укрыл её силуэт тёмной вуалью прошлой ночью. Обнаженная девичья спина вновь светилась мириадами звёзд, словно создатель вылил на её костлявое тело блестящую смесь. Поистине завораживающее зрелище.

***

      Лабиринты поместья Ноттов были хорошо знакомы Теодору. С малых лет он пробирался по этажам, исследуя каждое крыло. Блуждал из северного в южное, опасно озираясь по сторонам, боясь, что гувернантки или домашние эльфы схватят мальчишку за шиворот и отведут к отцу, чтобы тот преподал наследнику хороший урок.       Но в этом хорошем вряд ли было что-то от нравственности. Тело слизеринца по сей день хранили на себе болезненные отпечатки в виде шрамов от очередного орудия воспитания. Пыточный этикет — как его называл Теодор — проходился лассо по незажившей плоти, вырезая очередное правило, заставлявшее не следовать. Нет. Подчиняться.       Отец всегда говорил, что сила — ключ к могуществу. Только применяя её, можно заручиться уважением. Она работала подобно рефлексу, впечатывая в головной мозг особые, неподдельные реакции. Свои Тео запомнил слишком идеально, чтобы всегда чтить, что сила не вела к уважению.       Она вела к ненависти.       После очередного визита старшего Нотта в комнату сына, превращая кожу парня буквально в решето, он клялся самому себе, что обязательно отыщет последнее дорогое, оставившее Тео наедине с самым жутким кошмаром в лице единственного родителя.       С тех пор, как умерла мама, маленький Теодор исследовал поместье в надежде, что когда-нибудь сможет найти её. Он искренне верил в то, что душа человека бессмертна, а значит может явиться к нуждающемуся в самые трудные времена. Говорят, что души умерших привязываются к месту, где пробыли большую часть своей жизни. Неважно, каким было существование в родных стенах.       Для миссис Нотт жизнь в поместье вряд ли была светлой и беззаботной. Скорее, измученной и покрытой налётом истошных криков и скандалов. Но Тео верил, что их ментальная связь поможет Айрин вернуться. Не отречься от своей любви, искоренив пагубные воспоминания.       Теодор искал её следы в каждой комнате, старательно впитывая исчезнувший со временем аромат её духов. Вдыхал носовыми пазухами, стараясь почувствовать хотя бы намёк на присутствие матери. Молился о том, чтобы гребаное чувство дежавю царапнуло крючком его кожу, нанося на плоть новое увечье. Но оно вряд ли бы имело схожий характер с остальными метками, к которым Тео выработал резистентность. Физическая сила больше не брала его измором, но моральная — била наотмашь. И каждый раз, как в первый.       Проходя по знакомым лестничным пролётам, он впитывал пальцами воспоминания, хранившиеся в многовековой постройке. Готичный стиль поместья не внушал ему и толики приятных ощущений. Бесконечная тревога клубилась под грудью, скручивая органы в тугую восьмерку.       Бордовые стены, словно окропленные кровью, с золотой расписной фреской напоминали Нотту о том, чем его семья заработала себе статусность. Винтажная мебель не придавала интерьеру ни грамма эстетичности. В этом доме всё будто замерло, начиная от времени, заканчивая обстановкой. Величественное здание на юге Англии напоминало большой, необъятный склеп, хранивший в себе множество костлявых секретов. И побойтесь Мерлина, если решитесь раскрыть тайны несчастной семьи.       Но Тео не боялся, потому что сам был частью покрытых мороком таинств.       Он шёл, больше не боясь того, что кто-то окажется за его спиной, облизываясь от жажды настучать отцу за неподобающее поведение. Желание отыскать манящий ответ журчало по его венам вместо крови, нацеливая внимание слизеринца на каждую деталь в необъятных коридорах. Буравящая слух тишина, являлась единственным спутником Теодора, пока он аккуратно шагал вперед, ловко переступая скрипящие половицы.       Иссиня-темные глаза изучали картины эпохи Барокко, написанные художниками-волшебниками, которые вселяли мазками кистей жизнь, в порой пугающие произведения искусства. Отец имел слабость к подобной живописи, поэтому весь дом был украшен великими работами. Герои, заточенные в драгоценные рамы, плавно двигались, производя перед любознательным Тео короткую историю.       Он бы и дальше с упованием наблюдал за признанными шедеврами, если бы не раздавшийся звук разбитой чашки в дальней комнате западного крыла — единственного по сей день неизученного Теодором.       Нотт последовал по следу разлетевшихся в разные стороны осколков, идя вглубь тёмного коридора. Факелы, расставленные на чугунных кронштейнах в виде мифических существ, освещали путь слизеринца. Но с каждым шагом, пересекавшим предмет интерьера, пламя гасло. Одно за другим, постепенно погружая длинное пространство в густую темноту, заливающую мазутом каждый сантиметр.       Прошептав Люмос, Тео выставил палочку вперед, зашагав на поводу у яркого луча. Свет играл на стенах иллюминацией, подсвечивая настенную краску, которая вела пунктирной линией к точке назначения. Нотт остановился возле массивной двери, раздумывая над тем, стоило ли ему толкать неизвестность на себя. Возможно, за этими стенами его ждало то, что должно покоиться под слоями секретности.       Но слизеринец не мог позволить себе не сыграть вслепую. Дёрнул ручку на себя, сглотнув шипованный комок пугающего предзнаменования. Родные стены не навредят. Только их обитатели.       Теодор застыл на месте, направив волшебное древко вдаль. Мерцание Люмоса достигло окна, очерчивая стоящую возле деревянных створок фигуру. Тёмный силуэт срастался с маревом, обрушенным на заброшенную комнату. Тео никогда здесь раньше не бывал. И также не помнил, чтобы отец ждал гостей женского пола.       — Простите, — прочистив горло, начал Теодор, переступив порог. — Вы заблудились?       Его голос заставил загадочный силуэт отмереть и повернуться к нему. Нотт едва не выронил палочку, вглядываясь до боли знакомое лицо, укрытое сетчатой вуалью. Её тёмно-каштановые, длинные волосы скрывал плотный платок. Бледная кожа, напоминавшая пепел, контрастировала с чёрной тканью. Бархатное платье, застегнутое на все пуговицы под горло, свободно висело на фигуре, принадлежавшей единственной женщине, кого измучивали все эти годы в этом проклятом доме.       — Мама? — его голос ощутимо дрогнул в глотке, заставив подавиться подступающими слезами. Неужели его надежда поверила в силу скорби? Услышала каждое молитвенное слово, заученное траурным мотивом.       Тео не двигался с места, боясь, что если сделает шаг, то миссис Нотт растворится миражом. Станет очередным кошмарным сном, не имевшим ничего общего с реальностью.       — Мама, это правда ты? — он повторил вопрос, пересиливая себя добраться до женщины прежде, чем она ускользнёт из его поля зрения. Ему было необходимо подтверждение того, что она настоящая, а не плод его воображения.       — Зачем ты сделал это, Тео? — строго произнесла Айрин, ошпарив несвойственной ей эмоцией слух парня. Тонкая материя заглушала нервные нотки её тона, но этого было достаточно, чтобы Нотт прочувствовал достаточно игл в своём нутре.       — Сделал что, мама? — он сделал аккуратный шаг вперед, выставив перед собой руки, словно доказывая матери, что он пришёл к ней с миром. Как полагается любящему и скучающему сыну.       — Зачем ты выпустил зло, мой мальчик? — мать потянулась дрожащими ладонями к своему ребенку, топя вопрос в скатывающихся по щекам слезах. Он не хотел, чтобы их встреча произошла именно так. Меньше всего Тео хотел, чтобы мама вновь плакала в этих гребаных стенах. — Ты не должен был найти её… Не должен был…       Сыплющиеся слова застыли в её трахее, душа невыраженной мыслью. Мать остановила поток слёз, превращаясь в фарфоровую статую, не выражавшую ни единой эмоций. Даже намёка. Теодор остановился на месте, не пройдя не сантиметра вперед. Секунды перед началом конца он провёл в раздумьях, о чём говорила Айрин. Что конкретно она имела в виду? Какое зло было выпущено наружу с его подачи?..       Внезапно тело матери взмыло вверх, к потолку. Тео ринулся к ней, пытаясь дотянуться до неё взмахом палочки, посылая Акцио, чтобы спустить Айрин вниз. Но женщина не поддавалась магической силе, словно удерживалась чем-то более могущественным, чем искреннее желание сына помочь.       Казалось, что миссис Нотт кто-то управлял, словно она была марионеткой в чьих-то руках, дорвавшихся наконец до лакомого куска. Она билась о потолок, выкрашивая гипсовое покрытие мазками крови, струящимися изо рта — следствие нанесенных травм. Будто тряпичная безвольная кукла, Айрин парила в воздухе, сопровождая каждый удар болезненной тишиной.       Когда Тео в очередной раз попробовал притянуть мать к себе, она резко рухнула на пол, забрызгивая начищенный паркет багровой струёй. Она лежала лицом вниз, не в силах даже подать признаки жизни. Нотт упал на колени перед ней, нащупывая пульс у яремной вены. Тонкий отголосок сердцебиения отвечал на касание парня, но стоило ему повернуть на женщину на себя, отодвигая вуаль, он ужаснулся.       Прежде прекрасное лицо матери превратилось в перемолотое нечто. Тео всегда знал, что у него глаза матери, идентичного иссиня-тёмного оттенка. Но сейчас они больше напоминали залитый закатом небосвод — пугающий красный заливал белки. Несколько серьезных ушибов раскрасили бледное лицо сочными гематомами, а со лба к его пальцам стекала тёплая кровь. Носовые пазухи улавливали металлический шлейф, и это был явно не тот запах, который Тео ожидал почувствовать при виде матери. Она пахла смертью. Как ей и полагалось.       — Мамочка, ты слышишь меня? — его слезы ложились компрессом на женские раны, слегка растворив жуткую картину перед его глазами. — Пожалуйста, не покидай меня, мама. Не поступай так со мной снова!       — Тебе не стоило этого делать, мой мальчик, — прохрипела Айрин, выплевывая предостережение вместе с последними вздохами. — Оно уже близко. Оно овладеет тобой и подчинит тебя себе, — тонкая ладонь, холодная, словно кусок льда, дотронулась до щеки сына, стирая солёные слёзы. — Не доверяй никому, особенно своим глазам. Зло — многолико.       Тео удерживал тело матери в своих руках ещё короткое мгновение, когда нечто вновь дёрнуло её к себе. Айрин сорвалась с места мёртвым грузом, молниеносно упорхнув из поля зрения Теодора. Он растянулся на полу, пытаясь всеми силами дотянуться до ладоней матери, чтобы не отдавать её тому самому злу, о котором она пыталась донести своему сыну.       Но вместо холодных рук женщины, Нотт ощущал под своими пальцами древесину, оставляя на ней борозды в виде злости, несправедливости и страха, смешавшихся в адский коктейль. Ногти отслаивались от каждого царапания о пол, но слизеринцу было плевать. Он выхаркивал из себя истерику, истошно выкрикивая мольбы оставить мать себе. Но никто и ничто не слышал запуганного мальчишку.       Нотт дотянулся до волшебного древка, выпавшего в тот момент, когда он пытался вернуть Айрин в сознание. Прошептал чёртов Люмос, наивно полагая, что это поможет Теодору отыскать мать в недрах заброшенной комнаты. И в кои-то веки наивность его была не зря. Его радужки отыскали посреди темноты тело матери, вновь прикованного к потолку.       Но теперь ничто не измучивало её бренную оболочку. Ничто не вонзало лихорадочные иглы боли в каждый сантиметр плоти. Айрин не предавалась лихорадочным движениям, выбивающим дух. Она невесомо парила над полом, раскинув руки в стороны. Платок и вуаль были откинуты в стороны, открывая сыну полноценный образ матери. Кровь омывала пышные локоны, подчеркивая каждый сантиметр некогда красивого лица. Её веки были прикрыты, словно ей впервые было по-настоящему спокойно.       — Будь осторожен, мой любимый мальчик, — она резко подняла голову, начав говорить так отчётливо, будто это не она лежала несколькими минутами ранее при смерти. Тео в ужасе вгляделся в неё, заметив, что несколько пуговиц на шее были расстегнуты. — Не дай никому погасить свой внутренний свет.       И последняя фраза разрезалась чёткой линией на шее Айрин. В том самом месте, куда падали глаза слизеринца. Траектория пореза была слишком идеальной, чтобы разрубить жизненную нить без шанса на спасение. Из глубокой раны полилась кровь, топя алым водопадом лицо Теодора, который лежал под нависающим телом матери. Он впитывал в себя её жизненный сок, выкрикивая баритоном проклятья необъяснимому явлению, вновь укравшему самое дорогое, что у него было.       Вздернутая голова матери опустилась на грудь, закрывая собой обзор на жуткую картину, которую невозможно вообразить. Такое приходит только в самых страшных кошмарах, измучивая душу и сознание пугающими сюжетами.       Тео выкарабкался из своего сна благодаря сильному толчку, вытравившему из черепной коробки марево, создавшее реалистичные видения. Морфей отпустил подсознательное слизеринца, позволив ему проснуться.       Нотт чувствовал себя так, словно заживо сварился в собственных ощущениях. Он резко вскочил на кровати, крепко вжавшись ладонями в простыню, словно кусок изумрудной ткани мог уберечь Теодора от последствий сна. Ночная рубашка прилипала к влажному, покрытому холодным потом телу, неприятно скользя по коже. Хотелось содрать её вместе с мясом, споласкивая под ледяной струей, чтобы вымыть всё то, что отпечаталось в подноготной.       — Эй, чувак, спокойно, это всего лишь я, — Блейз с опаской выставил ладонь вперед, держась на расстоянии вытянутой руки. Ночник, стоявший на тумбочке, бросал несколько блеклых лучей на лицо мулата, подсвечивая испуг в глазах друга.       — Ч-что произошло? — хрипло ответил Тео, с силой давя пальцами на прикрытые глаза.       Под веками все ещё кишели ужасающие образы перерезанной матери, кровь которой окропляла лицо сына. Слизеринец опустил пальцы ниже, щупая плоть на наличие остатков багровой жидкости. И, к собственному облегчению, лицо было чистым. Нетронутым кошмаром.       — Ты кричал во сне, — задумчиво произнес Забини и сел на край кровати, когда понял, что друг почти отошёл от сна и узнавал его. — Звал свою мать, — он смущенно поджал губы, осознавая, что для Теодора тема Айрин всегда являлась табуированной. Сколько бы лет ни прошло, рана удивляла свежестью и не предрасположенностью к регенерации. — Я решил разбудить тебя, пока остальные не услышали.       — Спасибо, — Нотт похлопал итальянца по плечу, вымещая в этом скудном жесте благодарность. Малфой прав — Забини у всегда была чуйка на неприятности. Он всегда появлялся в нужном месте в нужное время. И, к слову, о Малфое… — Где Драко? — Теодора окатило странное предчувствие, стоило ему взглянуть на соседнюю кровать. Пустующую и идеально застеленную.       — Ты же его знаешь, — буркнул Блейз, пожав плечами. — В очередной раз скитается по замку и придаётся великим думам, — поэтично дополнил Забини, ухмыльнувшись. — Надеюсь, сегодня нам повезет, и этот придурок не скинется с Астрономической башни.       Что-то подсказывало Теодору, что эта ночь не принесет в замок гиблую весть о том, что студент разбился о скалы, решив проститься с жизнью. Пока в Драко живёт огонь надежды, он не разменяет его на холодный, потусторонний мир.       Тео нашёл подтверждение в наручных часах, лежавших под подушкой. Три часа. Семнадцать минут.       Дьявольское время — самое подходящее, чтобы идти на поводу у соблазнов.

***

      — Я не ясновидящая, Тео, — раскатистый смех, подобно грому трещал, отскакивая от стен, чтобы оцарапать душу резкостью. Нотт подхватил яркую эмоцию, улыбнувшись против воли. — Ты не можешь пользоваться моим заточением здесь в угоду своим странным желаниям, — длинный палец предостерегающе вытянулся вперед, почти касаясь кудряшек, свисавших со лба парня.       — Я ставлю сто галеонов на то, что здесь ты умираешь со скуки, Гермиона, — Нотт вальяжно растянулся на полу, подперев голову рукой. Призрак сидела поодаль, сложив ноги набок. Её бледный вид ничуть не мешал разглядеть в утонченном лице прекрасные черты, которые, Тео был уверен, при жизни были ещё ярче. — Но вот он — я, — готовый скрасить твои мёртвые будни.       — Неугомонный слизеринец. — Фыркнув, Грейнджер показательно отвернулась, взмахнув кудрявыми волосами, отливающими ночью. — Азарт тебя погубит.       — За язык тебя никто не тянул, — вкрадчиво протянул Нотт.       Его ладонь инстинктивно потянулась к худому плечу, на котором свисала тесемка от платья. Теодор осёкся, убрав руку в карман. Он вдруг осознал, с кем разговаривал. Призрак не почувствует чужого прикосновения, как и сам Тео, отчего-то хотевший прикоснуться к ней. Ощутить на физическом уровне тот огонь, из которого была соткана Гермиона.       — Ты хотел узнать, кем я была при жизни, — девушка взглянула на слизеринца через плечо, нахмурив брови. — На большее мы не договаривались.       В отличие от Драко, не желавшим проникаться из ниоткуда взявшейся проблемой в лице Грейнджер, Теодору было приятно узнать о ней больше. Понять, как именно она оказалась здесь. Какие события привели девушку в необъятные стены Выручай комнаты. Даже в человеческих отношениях Нотт шёл на поводу у своего любопытства, выпытывая из своей собеседницы то, что помогло бы ему составить портрет загадочного приведения.       И хоть Теодор оказался здесь не из-за Гермионы, её общество скрашивало ожидание Малфоя. С Драко они не разговаривали уже пару дней, растягивая момент истины как можно дольше — с подачи блондина, естественно. Он скрывался из виду, игнорируя друзей и немой вопрос, заточенный в иссиня-темных радужках. Малфой не появлялся в гостиной Слизерина, в мужской спальне. Его не было в Большом зале. И самое главное — он не посетил ни одного занятия с того дня, когда они с Тео заключили договор.       Слизеринец понимал, что единственное место, помимо Астрономической башни, в которое мог спокойно явиться Малфой, была Выручай комната. Единственное пристанище, где Драко не станут пожирать глазами, вычленяя из его чернильной души ненужную ему искренность.       Тео до конца не верил, что ему удастся пробраться сюда. Несмотря на то, что в Выручай комнату мог пробраться каждый, кто в этом нуждался, Нотт хотел увидеть перед собой то, что парни после себя оставили. Привычный интерьер, до идентичной мелочи расставленную мебель и самое главное — последствия их ритуала. Для этого Теодору пришлось изрядно напрячься, чтобы визуализировать всё правильно.       Произнесенный пароль и святая уверенность в собственные возможности, открыли перед слизеринцем кованые двери, впуская постороннего во владения Малфоя. Границы его личного пространства пришлось расширить, чтобы позволить Теодору перешагнуть порог главного зала.       И теперь оставалось только ждать, когда Драко клюнет на смоделированную им же приманку.       — Ты сказала, что при жизни была сильной ведьмой, — продолжил Тео, возвратив всецело внимание призрака себе. Она медленно повернулась к нему лицом, явно сгорая от нетерпения вставить свою очередную ремарку.       — Не просто ведьмой, — перебила Гермиона, величаво вздёрнув подбородок. — А профессором, с мнением которого не хотели считаться завистники, — желваки на её впалых щеках заходили, олицетворяя собой подступающее разочарование.       — Именно поэтому они решили… устранить тебя? — осторожно задал вопрос слизеринец, поднявшись ближе к Грейнджер. Интерес к её истории взыграл новыми красками, вынуждая его слушать, не отвлекаясь. Вбирать в себя крупицы тайн чужой жизни.       — Вроде того, — горько усмехнулась Гермиона, пригладив непослушные локоны. — Им были чужды изучаемые мною аспекты магии, — её глаза, покрытые нефтью, устремились в лицо Теодора, вымещая в своём взгляде ту боль, что застыла в теле девушки вместе с последним вздохом. — Неизвестность всегда пугала людей. Особенно та, что таит в себе тьму, — Нотт слушал её, задержав дыхание. Жуткие подробности подпитывали его впечатлительность, укалывая дрожью. — Глупцы считали, что моя магия посеет хаос на их земле.       Гермиона замолчала, ловко скрыв последующие слова за закрытым ртом. Тишина давила грузностью, забирая у Тео терпение. Он выждал ещё мгновение, прежде чем задать очередной вопрос, толкая шаткое состояние девушки на тонкий лёд.       — Что случилось потом? — Гермиона, сидевшая напротив, резко дернула головой, из-за чего локоны закрыли часть лица. Из-под кудрей можно было заметить, плескающуюся в черноте девичьих глаз, ненависть к тем, кто решил посягнуть на святое — её жизнь.       Гермиона не стала откровенничать с парнем, которого едва знала. Она соскользнула с темы так же изящно, как её тело скользнуло по полу, ложась у ног слизеринца. Манкость исходила от неё волнами, усиливая сияния вокруг призрака. Грейнджер перебирала волосы, явно утопая в собственных воспоминаниях, не желая выливать ушат слишком личной боли на Тео.       Он прекрасно понимал, каково это — хотеть скрыть переживания глубоко внутри, чтобы никто не смог разгрызть броню и добраться до сокровенного. Прошлой ночью он пережил очередной ночной кошмар, после которого едва смог прийти в себя и не тронуться рассудком. Понадобилось немало времени, чтобы сопоставить все детали сна и составить логическую цепочку. Но она манила неизвестностью, приводя к отправной точке. Уроборос, кусающий исток.       — Слишком много внимания к моей персоне, я смущена, — она неискренне хихикнула, невесомо проведя длинными пальцами по мужскому колену. Тео мог поклясться, что в этот самый момент почувствовал физический контакт с призраком, окрашенный всплесками тепла. Но он сбросил это на самовнушение. — Давай лучше поговорим о тебе.       — Я уже назвал свои условия, Гермиона, — Нотт склонил голову вбок, играя на смятении призрака. — Пора раскрыть карты.       — Твоя взяла, неугомонный слизеринец, — пробурчала Грейнджер, закатив глаза. — Представь карты, чтобы они появились, — Тео скосил взгляд на девушку, изогнув бровь. — Я не смогу этого сделать. Я мертва, если ты вдруг забыл об этом.       Нотт зажмурил глаза, подробно представляя перед собой колоду Таро. Слизеринец мало знал об этом и почти не разбирался в тонкостях гадания. Они никогда не пригождались, разве что на занятиях профессора Трелони. Но с ней едва ли можно было связать конструктивный диалог, хотя Гермионе он отчего-то верил. Хотел испытать её способности великой и пугающей людские души ведьмы.       Тео раскрыл глаза в тот момент, когда почувствовал в своих ладонях увесистую колоду. Он аккуратно положил их перед молодыми людьми, чувствуя себя дилетантом из-за незнания, что делать дальше.       — Задай свой самый сокровенный вопрос, — таинственно произнесла девушка, сев рядом с Теодором. Она внимательно изучала его лицо, пока он погружался в любовные перипетии, не дававшие ему покоя вот уже много лет. — Сдвинь колоду на себя и достань ближайшую карту, — она и станет ответом.       Слизеринец послушно выполнил все указания Гермионы, положа перед собой самую притягательную карту. Шут.       — Я не удивлён, — разочарованно хмыкнул Нотт, вспоминая то, как к нему относилась Пэнси. Королеве негоже опускаться до Шута. Он всегда был для неё тем, кто утешит и развеселит, но никогда — кем-то большим.       — Она видит в тебе Шута, — Тео бросил на девушку раздражённый взгляд, но она пропустила его сквозь себя, устремляя взгляд на карту, олицетворяющую слизеринца. — Но в этом нет ничего оскорбительного, как может показаться на первый взгляд, — её пальцы приглаживающими движениями парили над изображением странника с колпаком на голове. — Ты свободен от предрассудков, искренен и любопытен. В тебе есть сила, способная предостеречь от опасностей. А твоё любопытство всегда отплатит щедрой монетой и приведет к высоким целям, — чёрные глаза поднялись на слизеринца, внимательно изучая, словно впервые видели сидящего парня. Лицо Гермионы искажалось удивлением, а раскрытый рот не позволял выжать из себя ни звука. Гермиона приблизилась к Нотту, остановившись в нескольких сантиметрах от его лица. Он мог чувствовать, как эфемерное — невозможное — дыхание ласкало его кожу. — Ты обладаешь невероятным даром, Тео.       Нотт отстранился от призрака, чувствуя себя словно загнанным в клетку. На периферии сознания раздавались слова матери, шедшие бегущей строкой в знак подтверждения слов Грейнджер. Не дай никому погасить свой внутренний свет.       Неужели в Тео действительно было заточено нечто, о чём он даже не мог догадываться, или карты просто играли с его воображением, выдавая желаемое за действительность?       — А что насчёт тебя? — Теодор ловко перепрыгнул с темы, окутанной мистерией. — Что карты скажут о тебе, Гермиона? — он вернул себе маску невозмутимости, широко улыбнувшись. Он схватил колоду, ловко перетасовав её, а затем разложил перед собой.       — Не стоит этого делать, — грубо возразила призрак, скрестив руки на груди. Её голос треснул в голосовых связках, выходя раскатом грома. Некогда минорный тон почти опустился до баса, бурлившего злостью в глотке.       Опешивший Теодор не успел прийти в себя, как входная дверь неожиданно распахнулась, впустив очередного гостя. Хозяина. Нотт вскочил со своего места, задев подошвой ботинок колоду и разбросав карты. Гермиона продолжала с налётом ужаса взирать на Таро, не в силах пошевелиться. В этот момент она ещё сильнее жалела о том, что мёртвому непосильна роскошь в виде передвижения предметов.       — Какого хера здесь происходит? — гаркнул Малфой, остановившись в паре метров от молодых людей. Его волосы были мокрыми, а с туфлей стекала влага от растаявшего снега. По всей видимости, он опять тусовался на Астрономической башне, прежде чем явиться сюда. Снизошёл-таки, идиот.       — То же самое я хотел спросить и у тебя, Драко, — встал в наступление Теодор, обороняясь от рьяных нападок друга. — Какого хера происходит с тобой?       — Я не стану спрашивать у этой сумасшедшей, вдруг решившей, что Выручай комната — её второй дом, — слизеринец часто дышал, вгоняя своё бледное лицо в краску. Он крепко сжимал кулаки, явно жалея о том, что не мог физически расправиться с Ноттом прямо сейчас. — Но что здесь забыл ты?       — Тебя можно найти только в этой ебаной комнате, Малфой, — повысил голос Теодор, раскинув руками. У него не осталось сил на парламентерские переговоры. Негодование бушевало в нём штормом, чувствовавшимся на языке петрикором. — И ты сам это только что доказал.       — Это всё равно не даёт тебе никакого права являться сюда без моего разрешения, — Малфой ступил ближе, обходя друга и нарочито задевая того плечом. Он все ещё пытался показать собственную власть, которой осталось на дне его существования. Ничтожные попытки не возымели должного эффекта.       — А Драко уже успел поделиться подробностями, как именно он провёл вчерашнюю ночь? — голос Гермионы послышался из-за спины, и Нотт мгновенно повернулся к ней, заметив игривую улыбку и хищный взгляд, посвящавшийся скелетам в шкафу Малфоя. — Или я опередила ваш сценарий?       — Заткнись, стерва, — оскалился слизеринец, но не решился приблизиться к призраку.       Было странно наблюдать за тем, как он ничего не предпринимал, чтобы усмирить Грейнджер. Не то чтобы Тео был согласен с подобной методикой решения проблем, но это было так… не в стиле Малфоя. Он вёл себя похоже только с одним человеком. И тот тоже был в какой-то степени мёртв.       — О чём она говорит? — Тео обратился к другу, заведомо зная ответ на свой насущный вопрос. Чёрная книга, отданная Малфою для теоретических целей, вновь была открыта вчера. Нотт догадывался об этом, когда, проснувшись, он не заметил на соседней кровати Драко. И то странное время, замершее в часах бесконечным скрежетом стрелки.       — Твой алчный дружок захотел провести ритуал за твоей спиной, — продолжил призрак, несмотря на густеющую злость Драко.       Гермиона с усладой смотрела на Малфоя, подперев ладонями подбородок. Её глаза вмиг сделались невинными, словно она не хотела. Но Тео знал, у неё с Малфоем были свои счёты.       — Я же просил тебя этого не делать! — закричал Нотт, ринувшись к Малфою. Он взял блондина за грудки, вжавшись пальцами в влажную ткань свитера. Пытался выместить в этом жесте всю скопившуюся злость, негодование. И усталость, ставшую хронической за последние несколько дней. Он так долго пытался вразумить Драко и посеять в его сознании мысль о том, что только вместе они смогут справится с главной проблемой. Но он вновь решил пойти ва-банк, ломая каждую кость в той руке, что протягивала помощь. — Неблагодарный мудак, я поверил тебе! Я просил не использовать книгу без моего ведома!       — Отъебись от меня! — Малфой резко отшвырнул от себя Теодора, обхватив ладонями голову. Его глаза наливались кристаллическим безумием, и оно делало радужки почти бесцветными. Измученное от недосыпа и очередной неудачи, лицо блондина не вселяло веру в его успех. Но это не отнимало той эмоции, которой горел сейчас Нотт. Очередное. Блядское. Разочарование. — У меня не получилось, окей? Тебе стало легче? — Тео отрицательно покачал головой, потому что не хватило бы и тонны анальгетиков, способных заглушить в нём ураган. — Ритуал не сработал. Твоя книга — пустышка.       Драко устало рухнул на диван, закрыв лицо ладонями. Справедливости ради, Тео не должен был ощущать противоестественную эмоцию в ответ на умышленное предательство друга. Но он ничего не мог с собой поделать. Сострадание развязывало жгуты несвойственной ему ненависти, позволив Нотту наконец-то свободно выдохнуть.       — Шесть, — внезапно послышалось откуда-то сбоку. Слишком тихо, едва разборчиво. Если бы не безмолвие, вынужденно свалившееся на головы молодых людей, они бы не услышали тонкий девичий голос.       — Не думал, что скажу это, но ты можешь говорить громче, Грейнджер? — буркнул Драко, отняв ладони от лица. Тео перевёл взгляд на Гермиону, вновь купавшуюся в лучах внимания слизеринцев.       — Змеиных яиц и свечей должно быть не пять, а шесть, — уверенно ответила призрак.       — О чём ты? — растерянно спросил Теодор, не понимая, к чему вела девушка.       — Вы просто смешны, — она закатила голову назад, давясь смешком. Её реакция была вызвана скудными знаниями молодых людей. Словно они не понимали чего-то до одури очевидного, но Гермиона понимала. И это была очередная странность в личной копилке Тео. — Решились использовать силу в своих целях, но даже не удосужились изучить информацию правильно, — призрак поднялся на ноги, медленно подойдя к слизеринцам. — Дьявольское число — шесть. Только так он сможет услышать вас, а на пятёрку купится разве что рядовой солдат.       — Солдат? — Нотт и Малфой переглянулись и одновременно пожали плечами. Тео попытался проникнуться речами Гермионы, но ничего не выходило. Он просто не понимал, как обыкновенная цифра может сыграть существенную роль. Также он не понимал, что в Аду было что-то кроме Великого Правителя. — Разве Сатана не правит там в одиночку?       — В преисподней тоже есть легионы и ранги, Тео, — Гермиона искоса посмотрела на него, пряча таинственную ухмылку в бледных губах. — Но вы ещё не готовы к этому разговору.       Внезапно в комнате раздался гул завывающего ветра. Дуновение проникло под рубашку, спровоцировав на коже паутину мурашек. Нотт вздрогнул, но этот рефлекс имел мало общего с ощущением холодного муссона, облизывавшего плоть. Он дрожал от осознания, что в помещении не было ни одного окна, в которое мог бы пробраться сквозняк.