Инктобер 2023

Глядя на Беора, Финрод с каждым днём замечал всё больше перемен, тревоживших его сердце. Появились первые белые нити — сперва в волосах друга, потом в его бороде. Они встревожили Финрода, и он — осторожно, не в лоб — спросил за кубком вина, не гнетёт ли Беора разлука с его народом или какая-то иная печаль? — Напротив, — весело возразил тот, — я счастлив в Нарготронде, Финрод. — Тогда отчего твои волосы тронул пепел? — получив такой ответ, Финрод счёл возможным спросить напрямую — а Беор сперва и не понял его. — Ты о седине? — наконец сообразил тот. — Это всего лишь след прожитых лет, друг мой. Сединой у нас принято гордиться. Так странно — тем, что у эльфов знаменует перенесённые скорбь и лишения, люди гордились. Но Финрод принял эту странность — он уже заметил, что и перенесёнными невзгодами люди зачастую гордятся, если перенесли их достойно. Но прошли долгие годы — или краткие мгновения — и волосы и борода Беора стали совсем белыми, как снег, и мягкими. Пришла старость — и забрала силы, и теперь Беор, прежде любознательный и живой, почти не покидал Нарготронд кроме как для неторопливых прогулок, хотя крепости его тела вполне достаточно было, чтобы влезть на утёс над рекой — его излюбленное теперь место. Финрод замечал эти — так скоро приходящие — изменения. И всего его искусства было недостаточно, чтобы вернуть утекающие силы. Странно, но Финрод перенял у Беора его спокойное отношение к неизбежности. Так надо, значит, следует принять; горечь разлуки — малая плата за радость встречи. Короткие годы рядом с другом стоят вечности врозь. Финрод был благодарен за этот горький, но важный урок. Тревожить Беора в его уединении Финрод не решался, но всегда был рад таким ценным теперь встречам. Он и сам почти не покидал в последние три года Нарготронда — хотя со стороны вряд ли можно было заметить это или счесть странным; да, прежде король всегда был в разъездах, то навещал родичей в Дориате, то Кирдана у моря, то короля в Барад-Эйтель, то кузенов в Восточном Белерианде, то братьев в Дортонионе, то гномов в их чертогах, но что с того, если хоть несколько лет король проведёт в Нарготронде, который так любил? Рядом с другом, которого так любил. У Беора оставалось мало времени — и Финрод был благодарен и за это новое понимание: что значит — мало времени. И встречи их переменились — теперь Беор гораздо чаще молчал, чем говорил, почти перестал расспрашивать, но охотно слушал песни или рассказы — и порой начинал под них дремать, хотя неизменно смущался этому обстоятельству, пробуждаясь. У Финрода щемило сердце, и он боялся, что однажды его друг попросту не проснётся — но никогда не прекращал ни петь, ни играть, ни говорить, когда Беор спал. Однажды утром Финроду сообщили, что Беор ещё с вечера ушёл в горы; это не было странно — тот делал так порой — но всё равно стало тревожно: слабому в горах непросто, хоть Беор и знал окрестности в совершенстве. Но друг обнаружился там, где и должен был — на любимом утёсе. Стоял там, глядя куда-то вдаль в глубокой задумчивости. Точно почувствовав появление Финрода, Беор обернулся и улыбнулся; выглядел он неуловимо иначе: словно посветлел взгляд, снова почти распрямились плечи. — Друг мой. Прости меня; я не заметил, что прошло так много времени. — Беор. Всё в порядке, я просто обеспокоился... Что-то случилось? — Финрод видел уже, что не «случилось» — «происходит». - Все хорошо, — успокаивающе отозвался Беор. — Ты знаешь, мне никогда еще не было так хорошо. И он подошел ближе, улыбаясь, почти так же легко, как в молодости — и глядя так, точно прожил тысячу лет за одну ночь. — Хорошо, что ты пришел, и хорошо, что один. Поговорим. Финрод молча кивнул — что-то подсказывало ему, что стоит молчать и слушать — и Беор взял его руки в свои. — Я благодарен Творцу, что он свел наши тропы в ту ночь. И тебе — за все, друг мой и король. Ты научил меня многому. — И я благодарен, друг мой. Ты тоже многое дал нам, и многому научил, и ты всегда будешь в моём сердце. Беор чуть сжал его руки и продолжил: — Но самое важное нужно понять самому... ты говорил мне о доверии к Творцу. Думаю, это то единственное, что Он требует от детей. — Доверие? — Финрод чувствовал, что слышит сейчас нечто невероятно важное. — Ты говоришь, как о ком-то близком… — Отец близок. Только сделать шаг. Отец?.. Финрод задохнулся, поняв, как близко человек сейчас стоит к Эру. Невозможно было не то что представить себе такое — чудом было уже то, что он стал свидетелем подобного. Но Беор — Беор держался так, будто не происходило ничего необычного. Даже как будто сам удивился удивлению Финрода. — Ты точно уже не совсем здесь, — негромко проговорил он. Тот задумался и кивнул: — Пришла пора уходить. — Уходить? — Я не знаю, как сказать. Пойти дальше. Оставить роа. Дальше… Финрод не был уверен, что понимал до конца — но он твёрдо знал, что понимает Беор. — Да будет путь твой светел, друг… А тот встряхнулся и снова улыбнулся, поворачивая обратно к Нарготронду. — Он не заканчивается. Я это чувствую. Когда-то я говорил тебе, что седина не связана с усталостью души... Но в каком-то смысле то одинаково и для нас. Но, видимо, у нас тела стареют раньше, или чувствуем мы хуже... Не знаю. Не так и важно. — Твоя душа не устала, Беор. Скорее наоборот — созрела. — Скажем так, — усмехнулся Беор. — Устала бы, если бы не было другого пути... А сейчас все хорошо. Финрод, друг мой. Вера дает очень много сил. Эстель, называешь ты; тебе самому она нужна. Он кивнул: — Нужна, Беор, нужна отчаянно. Я думал, что отыскал её, но только наша дружба научила меня по-настоящему. Эстель подарил мне ты. — Ты, вероятно, переоцениваешь, но я рад, если помог. — Нет, Беор. Я благодарен тебе — всему народу людей — и благодарен судьбе, что свела нас. Вдвоём они уселись на камнях, ещё по-утреннему холодных. — Я отчаянно надеюсь, что в конце времен мы увидимся, Беор. Хоть бы на миг. Перед его смертью на сей раз. Беор задумался и вдруг сказал уверенно: — До встречи, друг мой. И... верь, Финрод; данный дар Отец не станет отнимать. Я и о твоей жизни, и о жизни Арды говорю. Финрод вскинул на него взгляд. — Ты думаешь так? — с осторожной, отчаянной надеждой переспросил он. — Мы знаем, что жизнь Арды — и наша — конечны. Неужели за концом... Он осекся, не смея продолжать. А Беор смотрел точно бы сквозь него: — Предчувствую. Уверен. Мы очень... любимы, Финрод. Финрод медленно кивнул: он знал, что должен верить этому. Ему и так дано так много знания. Финрод знал, что никогда не прикоснется к тому, что стало так близко Беору. Но он и так получил огромный дар — через друга, через этот разговор. — Я верю. И тебе, и Творцу, — тихо и задумчиво отозвался он. — Знаешь… Ты был моложе меня, а теперь — гораздо, гораздо старше. — Эльдар порой сущие дети, — хмыкнул Беор, как прежде, но уточнил: — На первый взгляд. Финрод не смог ответить шуткой, и Беор тоже посерьёзнел: — До встречи, мой друг и король. — До встречи, друг мой и верный. Они встали и обнялись, но Беор отстранился первым: — Я найду тебя: не печалься слишком сильно. Я ухожу по своей воле. Снова сел на камень, улыбнулся, поглядел на солнце... А потом как будто задумался; и выдохнул. — Я буду ждать, — пообещал Финрод, но Беор уже не слышал его. Он провожал на бесконечно долгий срок — и всё же в сердце был странный покой. Не сразу Финрод опустился на колени, закрыл глаза другу — и надолго замер так. Беор ушёл своим путём. Но Финроду пора было возвращаться на свой; он поднял тело друга на руки и спокойным, уверенным, ровным шагом отправился вниз — в Нарготронд.