Изнанка режима

      Никогда еще Кадзуха так не радовался свежему вечернему воздуху. Если быть честным, на долю секунды от резкой вспышки боли ему и правда показалось, что он сейчас помрет. История была бы действительно романтичной — пожертвовать жизнью ради любимого. Только вот любимого ли? Это все еще оставалось под вопросом для Каэдэхары. Он каждый день проверял себя по методу вопроса «Готов ли он отдать все ради Скарамуччи?», но пока что находилось что-то более важное, чем он. Но тогда почему его тело так резко дернулось, едва он ощутил, что что-то не так? А ведь мог просто промедлить.       Подобрав со скамьи оставленный портфель с документами, литератор тяжело вздохнул, оборачиваясь к студенту, следующему за ним с таким отчужденным видом, будто на грани вины и возмущения. Вот кому-кому, но точно не ему было жаловаться. — А если бы я не успел? — задал мучавший его вопрос Кадзуха, рассматривая, как темные пряди парня скрывали его глаза. — Ничего бы не случилось, — небрежно повел он плечами, все же распрямляясь и натягивая на лицо свою ухмылочку. — Я умею группироваться, в конце концов, почти солдат. — То есть, моя помощь была тебе медвежьей лапой? — вполне невозмутило продолжал вести диалог Каэдэхара, хотя хотелось, очень хотелось дать ему кулаком по лицу хотя бы за то, что тот даже не предполагал возможности своей смерти или же…       Скарамучча осекся, подпинывая лежащий рядом осколок. Кажется, рассыпаться в благодарностях он не хотел, да и вряд ли подобного стоило ждать. Другой вопрос — стоило ли вообще тогда его ждать? Это раздражало больше всего. — Почему ты пришел сегодня? — спросил художник, упираясь взглядом в спину уже собиравшегося уходить Кадзуху. По тому, как дернулись его пальцы, сам для себя он осознал, что совсем не хотел прощаться с ним. — Мы давно не виделись, да и… Я беспокоился кое о чем, — вздохнул студент, тут же вспоминая о своей истиной причине прихода.       Настроения разговаривать не было, Кадзуха бы лучше посидел и немного успокоился прежде, чем идти домой, но, вспоминая сегодняшний диалог с Димой, чувствовал, как весь напрягался до тонко натянутой струны. Было много вопросов в голове, также, как и много того, о чем стоило поговорить со Скарамуччей, но мог ли Каэдэхара отложить это немного на другой день? — Спасибо за одежду, — повернулся он, чтобы поблагодарить, и заметил еще более исказившееся выражение на лице Скара. — Не за что, — в пару шагов тот нагнал своего парня. — Проводишь и сегодня меня до дома? — сверкнул глазами Райден, словно и не чувствовал напряжения в атмосфере.       На это оставалось лишь вздохнуть. Отказать Кадзуха не смог, а потому и последовал за художником, обходя потемки сквера и выходя на прохожую улицу.       Фонари сегодня не спасали погруженный в вечерний мрак город. Люди, возвращающиеся с работы, с учебы, вылетающие из кабаков, казались серыми тенями, и в этих серых тенях Каэдэхара чувствовал, что растворяется и сливается. Раньше это приносило успокоение, но что, если ему хотелось другого? — У меня недалеко от дома должен быть травмпункт, — заметил Скармучча. — Он круглосуточный. Нужно зайти еще раз осмотреть тебя, герой-любовник.       С тона неудавшегося паркурщика Кадзуха усмехнулся, качая головой. — Все в порядке, ничего уже не болит.       Конечно, он врал. Болело и ныло еще как, но он не любил больницы. Там и полис нужен, и польются лишние вопросы на счет бледности и худобы, и вообще, докопаются до того, до чего не нужно. Дома и сам сможет разобраться. Суставы гибкие, так что обработать раны на спине не будет сложным. — Не относись так непосредственно к своему телу, мне бы не хотелось, чтобы на нем остались шрамы, — недовольно отозвался Скарамучча. — Тогда и ты не прыгай больше в разбитое окно, тем более с третьего этажа, — с тем же недовольством ответил Кадзуха.       В груди вновь разгорелось желание встряхнуть его пару раз и вбить в голову, что подобное рано или поздно может привести не только к травмам, но и к чему похуже, о чем думать вообще не хотелось. Вот история была бы у литератора на руках, — его первый парень разнервничался и совершил самоубийство. — Почему ты это сделал? — все же не удержался от вопроса Каэдэхара, поворачиваясь в сторону Скара, мельком замечая странную тень, плавно ушедшую за поворот дома. — Я просто устал выслушивать крики, пусть хоть немного думают, прежде чем говорить, — хмыкнул художник, притормаживая из-за того, что затормозил и его собеседник. — Ты чего?       Вглядываясь в темноту двора, куда ушла тень человека, Каэдэхара нахмурился. Что-то ему было не по себе. Затаенная опасность, которую сложно было игнорировать, но вместо этого он лишь мотнул головой. Может слишком перенервничал за сегодня, вот и мерещилось. — Нет, ничего такого, — продолжив прогулку ответил Кадзуха, все же изредка теперь поглядывая за спину. — Твоя мама и правда генерал армии Снежной? — Ну есть такое, — хмыкнул Скарамучча, поднимая голову к тяжелой мгле неба. — Но она не особо за мной следит, так что все должно быть в порядке. — Нас не отправят в лечебницу, если увидят вместе? — Да забей, если она узнает, то просто очередной крест на мне поставит, — усмехнулся парень. — Если что, приютишь в своей комнате?       Что-то не нравилась Каэдэхаре такая непосредственность в голосе художника. Это ведь должно было быть болезненно, а он продолжал улыбаться и творить невесть что. Может быть, он так просто привлекал к себе внимание? Но спрашивать об этом парень не решался. Расскажет, если захочет, а даже если не захочет, не станет Кадзуха в чужом белье рыться. Ему и своих проблем хватало. Хотя бы взять вновь мелькнувший силуэт, заставивший остановиться возле перехода. — Ты как кот, — заметил художник. — Залипаешь в пустоту. — Скара… — Каэдэхара напрягся, различая в оттенках теней высокий силуэт. — Не хочешь сегодня остаться у меня в гостях? — Какое внезапное предложение, — удивился парень и, игнорируя загоревшийся зеленый свет, обошел Кадзуху, наклоняясь чуть ближе к нему. — Неужели с продолжением?       И вот снова. Дело было серьезным. Животные ли это были инстинкты, или что-то еще, но крайне не хотелось доводить преследователя до дома парня. На счет себя Каэдэхара не сильно переживал, в конце концов, кому он сдался, а вот на счет Скарамуччи… Вдруг какой-то маньяк на него позарился? — Как хочешь… — не особо раздумывая над вопросом художника, ответил Каэдэхара. — Ничего, что тесно? — У тебя мне нравится больше, чем у себя, — кажется, студент все же сделал какие-то свои выводы из их диалога и предложения. — Ничего, что завтра пары? Ты ведь вроде отличник? — Пропущу парочку, не сыграет роли, — все же идя через переход, отозвался Кадзуха, уже нацеливаясь на автобусную остановку, кишащую людьми. На его взгляд, важнее была безопасность Скарамуччи.       Верно, в такие моменты лучше держаться людей. Как бы ни было обидно это признавать, но в крайнем случае у литератора не хватит сил, чтобы защитить своего парня, да и себя он тоже едва ли был способен защитить.       Дорога оказалась длинновата. Как и добираясь до университета, в котором учился художник, так и возвращаясь из него, час требовался как минимум, а в заполненном людьми автобусе даже протолкнуться было трудно. Всем пассажирам оставалось держаться за поручни покачивающегося из стороны в сторону транспорта вместе. На потеплевшей от касаний металлической балке собралось не меньше десяти рук. Но главным оставалось то, что, осмотревшись по сторонам, Кадзуха не заметил никого подозрительного. Все те же уставшие рабочие с заводов, бабушки, наровящие отобрать место друг у друга. Казалось, можно было бы уже и успокоиться. — Ц… — шикнул Каэдэхара, как только кто-то толкнул его в спину, задевая только заклеенные раны. — Эй, осторожнее, — прикрикнул на какого-то мужчину Скарамучча и, силком протиснувшись меж тел, прикрыл спину студента собой, перехватывая поручень поверх ладони Кадзухи. — Так лучше? — Да, спасибо, — постарался развернуться парень, но это сделать было сложновато. — Нужно будет еще раз тебя осмотреть. Есть дома аптечка? — поинтересовался художник, устраивая голову ровно на плече своего парня, по которому пробежался изучающим взглядом. — Должна быть. Если что, у тети Зины можно спросить, — ответил Каэдэхара, но его голос прервали криком со стороны противоположного от них выхода. — Кто выходит?! Расступитесь все! — кричала какая-то старушка, негодующе ударяя клюшкой о пол. — Даже выпустить не могут, что за люди в наше время пошли. — Нам на этой же выходить, — только с ее помощью опомнился Кадзуха, замечая знакомый вид из плохо видимого окна.       Силком вытащив и себя и своего спутника на свежий воздух, литератор вздохнул с таким облегчением, словно с его плеч свалился тяжелый груз. Хотя это и было буквально так. Даже оборачиваться не нужно было, чтобы понять в какой банке с килькой их запечатали. — Я думал, что помру, — выдохнул Скарамучча, поправляя растрепавшиеся пряди волос. — У тебя есть чем поужинать? — Есть бутерброды и чай, — немного неловко ответил Кадзуха, примерно представляя, что именно могло подаваться на ужин сыну генерала армии. — Пойдет, — кивнул художник и уже самостоятельно направился в знакомую сторону.       Как и ожидалось, вечер в коммуналке кипел собственной жизнью. Соседи перебрасывались фразами, кто-то встречал вернувшихся с работы жильцов, по всему дому витал запах жареной картошки и стирального порошка. В этот момент оживления пространства Кадзуха всегда отсиживался в своей комнате, а потому и почти ни разу не был участником всей вакханалии. — Дед! Да прибери же свои носки уже с вешалки! — пожилая женщина в тонкой сорочке в мелкий цветочек гнала из своей комнаты мужчину в алкоголичке. Тот явно был не совсем в трезвом состоянии. — Баб Люд, ну что вы, нам не мешает, — тут же отозвалась другая женщина, только развешивающая по коридору после стирки свои вещи. — О, Кадзуха, а кто это с тобой? — поинтересовался еще один из жильцов: дед, сидящий прямо около лестничной площадки и самозабвенно куривший уже точно не первую сигарету. — Мой друг, мы сегодня у меня переночуем, — достаточно вежливо отозвался Каэдэхара. — О, друга завел, ишь орел. И ста лет не прошло. Да вы проходите-проходите, скоро уже все улягутся. Душа моя котлет нажарила с картошкой, если проголодались, не думаю, что она откажет. — Было бы неплохо, — кивнул Скарамучча. — Приятно познакомиться, меня зовут Скарамучча. — Одно имя краше другого, ниче, Каз уже доказал, что узкоглазые тоже могут быть толковыми парнями. Хотя, признаться четно, в мои времена ууу, война с вами такая была, аж в дрожь бросало! Вы ж своих ели с голодухи! — Мы лучше пойдем, нужно еще к завтрашним занятиям готовиться, — попытался спустить знакомого жильца с ностальгии на землю Каэдэхара. — Да-да, зайдите на кухню, там вам и борщеца наложат. Вика такую отменную кастрюлю наварила, грех пропасть будет. Виктор снова на работе пропадает, вот ей в свободный вечер и делать нечего, — понимающе закивал мужчина, пока вытянул из пачки новую сигарету, протягивая, — Будет кто-нибудь? — А не… — Спасибо, — улыбнулся Скарамучча, принимая крайне странный подарок от жильца и затем пряча в карман.       Кадзухе на это оставалось лишь выдохнуть.       Как и было велено, парни прошли на кухню, где им местные бабушки наложили еды с горой, сетуя на то, что они одни только кожа да кости, а после отпустили восвояси, напоследок лишь прося вернуть посуду с утра на место. Что ж, это было неожиданно приятно. Каэдэхара даже задумался о том, а не стоит ли ему в иной раз выходить из свой комнаты, чтобы поучаствовать в этом коллективном собрании коммуналки.       И все же, родных стен ничто не заменит. Пусть голоса, крики, да стук доносились со всех сторон, но тут было гораздо тише, чем в коридоре. — Весело у вас тут оказывается, — усмехнулся Скара, занимая часть стола у окна и приоткрывая форточку от образовавшейся духоты.       В свою же очередь Кадзуха, поставив и свой ужин на стол, зарылся с головой в комод, вытягивая оттуда домашнюю одежду и себе, и своему парню, который уже уминал за обе щеки жареную картошку с котлетой. Показалось или нет, но он будто засветился от счастья изнутри, но ничего не сказал и, лишь опустошив свою тарелку, облегченно вздохнул, откидываясь на спинку стула, прикрывая глаза. — Переодеваться не будешь? — поинтересовался Каэдэхара, указывая на предложенные штаны с майкой, на что стиляга с тяжестью, но поднялся со своего места, переходя ближе к кровати. — А ты? — усмехнулся он, пока снимал с себя испачканную в красках майку и штаны, оставаясь лишь в нижнем белье. Навалилась ли на него усталость, или он специально так долго натягивал на себя домашнюю одежду, но Каэдэхаре пришлось отвернуться, чтобы и самому побыстрее переодеться, и лишь после этого сесть за стол. — А парик с линзами? Спать в них будет неудобно, — подмяв к себе подушку, на которую же и облокотился, художник с интересом рассматривал то, как нахмурились брови студента. — Пока что еще кто-то может зайти, — попытался оправдаться Кадзуха, но Скара с неожиданной быстротой щелкнул замком на двери и устроился рядом.       Нагнувшись и вытянув из своих брюк подаренную сигарету с зажигалкой, он покрутил ею между пальцами, рассматривая литератора со всех сторон. — Больше никто не зайдет, — пожал плечами парень, после чего поджег фитиль и закурил, пока Каэдэхара подался вперед, чтобы посильнее открыть окно.       Не то, чтобы он был против запаха сигарет, все же в коммуналке он пропитывал стены каждый камень, но одно дело просто улавливать запахи табака, а уже другое — находиться в непосредственной близости с курящими.       Ветер шелохнул шторы, за которыми показался взошедший над угрюмыми томными облаками месяц. Вот так беспокойство, шум, гам и голоса оказались съедены непередаваемой атмосферой. Под собственный легкий смешок Кадзуха подумал, что только свечей и не хватает, но помимо этого… Грязная посуда, все еще чувствующийся аромат мяса с картошкой, легкая сырость чуть обветшалого здания, а еще человек, который внезапно добрался ближе к сердцу, чем кто-либо другой. На секунду парень даже задумался о том, что от кого угодно, но точно не от него он услышит оскорбление в сторону его внешности. Даже не так. Скарамучча уже говорил, что ему очень понравились и белые волосы и красные глаза, сказать честно, Каэдэхара и сам не понимал, почему так противился. — Ты ведь не ради секса меня к себе позвал?       И конечно же, вся мимолетная атмосфера на корню была убита одним колким и точным вопросом со стороны художника, который, сделав затяжку, выдохнул густой серый дым прямо в окно. — Мне показалось, что за тобой кто-то следил, — честно признался Кадзуха, отставляя в сторону столовые приборы и поднимаясь со своего места.       После еды неплохо было бы и попить чего-нибудь, а потому, выудив из верхнего шкафчика пару стаканов, он заглянул в холодильник в поисках яблочного сока. — Показалось? — нахмурился художник, подставляя руку под щеку. — Ты поэтому пришел меня встретить с университета? — Ну… Можно и так сказать, — улыбнулся в ответ Каэдэхара, возвращаясь уже с напитками. — Мой одногруппник сегодня сказал, что ходил в твой университет на выставку. Мне показалось это немного странным и я решил предупредить.       Неожиданно Райден расплылся в улыбке, стряхивая пепел сигареты за окно. Даже его глаза улыбались. Не без присущей хитринки, но все равно, как ощутил Кадзуха, это было искренне. И как, имея в себе такую харизматичность и привлекательность, он мог рисковать своей жизнью, стоя на самом краю окна?       По спине Кадзухи вновь пробежались мурашки от осознания того, как сильно он не хотел, чтобы такой человек делал что-то подобное. Но сейчас слова не подбирались. Его гнев остыл, и будут ли теперь попытки убедить Скарамуччу в чем-то приняты с правильным посылом? — За мной постоянно кто-то да ухлестывает, — отмахнулся художник. — Тебе не о чем было переживать. Или думаешь, что твой одногруппник влюбился в меня с первого взгляда? Отдашь меня ему? — Что? — переспросил Каэдэхара.       Ну во-первых, кому-кому, а Диме до парней в романтическом плане точно дела нет, а во-вторых, с чего бы ему вообще отдавать Скару кому-то? Он же не вещь какая-то. — О чем ты говоришь? — вновь переспросил литератор, пытаясь разобраться в этом клубке мышления его парня. — Да не бери в голову, — все так же хмыкнул тот и, в конечном итоге, выбросил окурок из окна. — Или тебе со мной, все же, не очень нравится? — предположил Кадзуха, кажется, вновь не так понимая слова Скарамуччи, на что тот едва было не закатил глаза.       В это Каэдэхара вполне мог поверить. Он ведь ничем не выделялся. Ни внешностью, ни характером, был спокойным в большинстве случаев, да, может, и умел ухаживать, но, может быть, это было не совсем то, чего хотелось от него художнику. Как мать говорила: «У творческих личностей всегда в голове кавардак». Хотя, в то время это больше относилось к ее же сыну. — Что ты успел себе напридумывать? — недовольно отозвался Скарамучча, поднимаясь со стула и подходя ближе. — Не скажу, что ты успел всецело и полностью меня покорить, но подвижки явно есть, — усмехнулся он, вновь протягивая руку к искусственным волосам.       На этот раз Кадзуха не стал сопротивляться и позволил стянуть с себя парик. Он и не мог поступить иначе. Просто все вокруг слишком заметно стихло, а касания парня оказались настолько аккуратными и бережными, что возразить не получилось. — Не так страшно же, правда? — усмехнулся художник, покручивая на пальце темный парик, но, наигравшись, опустил его на стул, теперь же позволяя себе куда больше.       Тонкие пальцы коснулись сетки, удерживающей светлые волосы, завязанные в пучок, снимая и ее, а затем мягко распрямили достаточно длинные пряди. — П-постой, — заикнулся Каэдэхара, отстраняясь в сторону.       Момент оказался слишком интимным для того, чтобы пережить его, и, в принципе, встретиться лицом к лицу с собственной проблемой. Внутри еще все протестовало раскрытию личины, но тянулось к прикосновениям, и оттого сердце болезненно билось внутри, не понимая, выпускать ли вихрь бабочек, или же наоборот, ставить на себя все больше замков. — Жаль, но линзы я снять тебе уже не смогу, — пожал плечами Скарамучча, возвращаясь на кровать.       К слову, та была одноместной. Зовя к себе парня на ночь, Кадзуха даже не успел подумать об этом. Придется ютиться так, ибо дополнительных матрасов, чтобы поспать на полу также не было. — Нам еще нужно проверить твои раны, — напомнил художник, пока Каэдэхара все больше терялся в том, что ему нужно было делать и как поступать.       Наверное, будь Скарамучча просто другом, Каэдэхара бы уложил его на кровать, а сам либо ушел к соседке, либо просто сел дальше заниматься, но упускать для себя такую возможность не хотелось. К тому же темно. Его глаза будет сложно рассмотреть, да и, в принципе, волосы тоже. Но думал он не о том. Точно, раны, точно, нужно было еще попробовать поговорить со Скарой о его выходке. — Нет, все в порядке с ранами, уже ничего не болит, — выдал наконец ответ Кадзуха и отвернулся к тумбочке, в которой лежали контейнеры для линз.       Провозившись с этим неприлично долго из-за набегающей легкой паники, парень все же вернулся к кровати, садясь на нее так, словно это он был тут в гостях. И ведь поделать с этим ничего не мог. — Раз считаешь, что все в порядке, то ложись уже, — раздраженно буркнул художник, подхватывая за руку студента, заставляя упасть его на подушку рядом с ним.       И вот снова это напряжение, от которого хотелось убежать и хоть как-то развеяться, выйти на улицу, подышать свежим воздухом, собраться с мыслями, в конце концов, успокоить внутренности, которые не находили правильного положения.       Как бы ни надеялся Кадзуха на полумрак комнаты, но раз он мог рассмотреть голубизну глаз лежащего напротив парня, то и его алые, противные глаза так же были вполне видны. Но Скарамучча молчал, просто рассматривал, без какого-либо пренебрежения, без насмешки, без укора, что на секунду показалось, что и вовсе утонул. Только в чем там тонуть? В крови или в вине? — Я же сказал, что ты очень красивый, — усмехнулся внезапно художник, после чего отвел взгляд в сторону, задумавшись. — Кадзуха, мы же встречаемся, да? — Я так полагаю, — недоуменно ответил на его вопрос литератор, после чего почувствовал, как его ладонь сжала чужая рука, а пальцы переплелись между собой, что несомненно пустило новый поток тремора и легкого возбуждения в теле. — Тогда ты не против моих прикосновений? — вновь задал уточняющий вопрос Райден.       И что это было за странное определение границ? Будто не он каждый раз без спросу целовал и соблазнял. Или же он тоже ощутил то самое трепещущее напряжение? И что тогда? Что будет, если Кадзуха согласится? От одной мысли об этом парень чувствовал, что его кидает в дрожь ожидания все сильнее и сильнее. — Не... против, — все же ответил студент, теперь же чувствуя, как пальцы Скара пробежались от ладони вверх к плечу, чуть огладили и сжали.       Это точно было какое-то безумство. Кадзуха ведь без задней мысли, из чистого беспокойства позвал его к себе с ночевкой. Можно было провести время вместе, поболтать о чем-нибудь отрешенном, спокойно уснуть, но какое тут было спокойствие, когда от каждого прикосновения художника в паху становилось все тяжелее и тяжелее. — Ты в курсе, что и я не против того, чтобы ты меня трогал?       Неожиданно Скарамучча прижался ближе, чуть перекинув ногу через чужое тело, и дал понять, что не один литератор сейчас на грани чего-то совершенно неправильного. Или правильного, но слишком непредсказуемого. — Мы можем просто немного помочь друг другу, — продолжал шептать уже над ухом Кадзухи парень, едва заметно вздрагивая от прикосновения теплых пальцев к коже под задравшейся футболкой.       Перед глазами у Кадзухи, кажется, завертелся весь мир, не позволяя даже одной мысли пролететь, не закружившись в этом вихревом потоке. Волны возбуждения накатывали на него все сильнее и сильнее от собственных прикосновений к стройному шелковистому телу, от легких поцелуев, которые Скарамучча начал оставлять на шее, притираясь бедрами все ближе, ненароком задевая и чужое возбуждение.       «Помочь? Как помочь?» — словно в бреду пытался ухватиться за мысль Кадзуха, уже не контролируя куда лез своими руками. Ему просто хотелось. Хотелось прикоснуться и провести по спине, самому оставить поцелуй на сгибе у шеи, сжать в пальцах мягкие ягодицы, и он все это делал, не спрашивая разрешения, ведомый каким-то внутренним инстинктом. — Я так больше не могу… — выдохнул Скарамучча в чужие губы. — неужели еще не понял, как меня изводишь? — в подтверждение своих слов он поймал блуждающую на себе руку, опуская ее ниже и заводя прямо под кромку съехавших штанов и нижнего белья.       Едва не опешив от настолько резкого поворота событий, Кадзуха не успел ничего сказать, как его губы тут же накрыли в долгом и крайне глубоком поцелуе. Чужой член в ладони ощущался таким тяжелым и горячим, что паника вновь прокралась куда-то под самую кожу. Пару раз на пробу сжав и проведя вверх-вниз, тем не менее, Каэдэхара почувствовал легкое и явно удовлетворительное мычание. Все было проще, чем он думал, в конце концов, они оба были парнями и знали, как доставить удовольствие. Но стоило почувствовать и на себе тонкую прохладную ладонь, на секунду студент замешкался, с тяжелым вздохом разрывая поцелуй. — Лучше тебе так не делать, — предупредил его Скарамучча, перемещая свободную руку на светловолосую макушку, приближая обратно к себе. — Я люблю стонать, не думаю, что твои соседи обрадуются тому, чем мы здесь занимаемся, — едва договорив фразу, парень вновь завлек Кадзуху в поцелуй и, более не прерывая его, участил свои движения, вырывая и из литератора пару довольных мычаний.       Внутри Каэдэхары все скреблось и рвалось сильнее, хотелось больше и еще. Почувствовать себя не только в руке художника, но и в самом его теле, но пока что пересилить этот порог он не мог, продолжая с нажимом проводить пальцами по чужому возбуждению. Это и так было слишком мокро, воздух практически полностью заполнился тихими мычаниями и сбивчивыми движениями, перерастающими в настоящую негу. Хотелось молиться всем богам, лишь бы этот момент не кончался, но бог был тут лишь один, и сейчас крайне умело доводил до потери сознания, забирая за собой и всю нервность с опасениями внутри Кадзухи.       Тем не менее, надавив рукой сильнее и еще раз проведя ладонью по чужому органу, литератор поймал в губы стон. Руку залило чем-то теплым, и Каэдэхара почти расслабился, но уже в следующий момент сам оказался под влиянием наступившего оргазма. Кажется, это было впервые, когда он был настолько приятен, что перед глазами помутнело, воздуха начало не хватать, но отрываться от только больше распалившегося поцелуя не хотелось, и если бы не рука, упершаяся прямо в грудь, Кадзуха готов был целоваться до потери сознания. — Ты съесть меня был готов, — с придыханием посмеялся Скарамучча, переваливаясь на спину и вдыхая воздух полными легкими.       Кадзуха все еще с трудом пытался вернуться в реальность, чувствуя, как замутненный взгляд падает на вздернутую майку, приспущенные штаны и так и манящий для поцелуя живот. Хотелось еще. Что это была за неожиданно подаренная сладость, которую в дефиците раздавали по одной на человека? Но он же мог украсть еще немного? Раз ему было позволено, раз никто не собирался его арестовывать?       Привстав на локтях, Каэдэхара нагнулся ниже, вновь накрывая чужие губы своими, теперь уже полностью самостоятельно прикусывая и проводя по ним языком, как в тумане водя чистой рукой по обнажившемуся боку и практически напитываясь до конца, но все же дальше действовать ему не позволили.       Скарамучча уложил руки на чужие плечи, отстраняя от себя своего парня и так же привставая вместе с ним. — На сегодня мы закончили, — усмехнулся он как ни в чем не бывало, беря в руки тонкую белую прядь, внимательно проскальзывая по ней взглядом. — Д-да, прости, — опомнился от тумана в голове Кадзуха, уже боясь, а не натворил ли он лишнего. — Я что-то совсем… — Слова как на зло не подбирались, а глаза теперь мельтешили по всей комнате, лишь бы не касаться чужого лица.       Внезапные смешки привлекли внимание, но после Скарамучча уложил свою руку поверх плеч литератора, заставляя вернуться его обратно на кровать. Странное ощущение, которое можно было назвать крупицей счастья, кольнуло в самое сердце и Каэдэхара не удержался от того, чтобы обнять художника в ответ, привлекая к собственной груди. Только сейчас все в нем вновь затрепетало и завертелось под мысль: «А как к этому пришло?»