Изнанка режима

      Утро оказалось на удивление тягучим, словно нуга. Подобного в жизни Кадзухи еще не было. Возьми хоть один день из его жизни в этом месте, и постучалась бы соседка, или дед с бабкой напротив затеяли бы утренний скандал, а то так и сбили бы в коридоре, пока выходишь на учебу. Но сегодня вторник. Каэдэхара чувствовал себя безнадежным прогульщиком, раз решился остаться в своей комнате вместе со все еще спящим Скарамуччей.       Прищурив глаза от солнца, студент приподнялся, стараясь не разбудить своего парня, но тот зашевелился, придавливая и так затекшую руку сильнее. Удивительный по всем меркам вид, но тем не менее, Кадзухе показалось, что если сейчас он не отнимет эту своеобразную подушку, то все его тело покроется мурашками. — Да черт тебя… — сквозь сон пробубнил художник, как только лишился опоры под головой, но тут же нашел замену в виде края одеяла.       Зачесав волосы назад, литератор вздохнул, поглядывая в сторону окна, за которым уже моросил легкий дождик. Он приковал внимание парня на пару секунд, но ровно до того момента, как он внезапно не вспомнил события вчерашнего вечера. И даже не драматичное падение Скарамуччи, не преследователя, который отвязался от них только на автобусной остановке, а, черт побери, то, как они вдвоем удовлетворяли себя руками.       Лицо покрыло румянцем, сердце взяло ускоренный ритм, и Кадзуха готов был провалиться свозь землю. Он откровенно не понимал, как сам смог уснуть после такого. Он ожидал… Да он не то, чтобы в принципе раньше много думал о сексе между парнями. А как он потом полез за добавкой? Это же было умереть можно! Вот правда, лучше бы Райден спал подольше.       Осторожно пересев на край кровати, Каэдэхара осмотрелся и прислушался. Вика скорее всего уже ушла на работу, как и Виктор с нее еще не возвращался, а дед, встретивший их вчерашним вечером на лестничном пролете, скорее всего отсыпался с пьяни, что можно было сказать и о другом соседе. На счет бабушек было сложно сказать, но если он хотел сходить в душ, то нужно было быть максимально осторожным, чтобы его не увидели.       Обычно Кадзуха и в душ ходил в своем парике, который позже снимал и вешал на внутренний крючок двери, сегодня стоило поступить так же. Это часов в пять утра можно было встать и тайком прокрасться в душевую, пока все еще спали, а сейчас, когда на настенных часах уже доходило одиннадцать, так уже не получится. — Ты куда собрался, — недовольный голос вывел из раздумий и попыток дотянуться с кровати до стула, на котором и лежало волосатое нечто. — Только не говори, что уже маскировкой своей занимаешься.       Заспанный и недовольный голос зародил в животе Каэдэхары еще один рой бабочек, так и щекочущих все тело. Темные, чуть в фиолетовый пряди художника так забавно топорщились, что рука потянулась пригладить их, а Скара будто только этого и ждал, практически ластясь о прикосновения. — Что это за приступ любвеобильности? — сухо посмеялся Райден, чем еще больше смутил и так готовящего себе могилу Кадзуху. — Прости, не стоило? — он попытался отдернуть руку, но та была перехвачена и возвращена на голову. — Я ничего против не говорил, — заметил тот в ответ.       И снова этот внимательный взгляд. Скарамучча смотрел так, словно успел провести губами по каждому участку кожи и сорвать еще пару страстных поцелуев. Как и всегда пожирал взглядом, но теперь Кадзуха немного боялся смотреть на него так же в ответ. А он мог, и даже хотел — настолько картинки совместной ночи въелись в голову. — Я собирался в душ сходить, — глухо кашлянул литератор, все же отводя взгляд в сторону. — А для этого нужен парик? — приподнял бровь Скара, явно не желая, чтобы его парень вновь превращался в это безликое подобие человека (так художник любил звать чуть ли не каждого жителя Снежной). — Чтобы дойти нужен, — кивнул как ни в чем не бывало Каэдэхара. — Надеюсь, линзы не нужны? — Я просто опускаю глаза, поэтому никто не видит, — парень все же поднялся с кровати, подхватывая и сеточку, и искусственные волосы вместе. — Я ненадолго, — улыбнулся на прощание Кадзуха, подхватывая полотенце из прикроватной тумбочки.       Если вспоминать о забавных случаях, связанных с душем, Каэдэхара мог бы похвастаться их количеством. Исключая те, где его чуть не раскрыли жильцы нижних этажей, и какого-то мужика, дернувшего ручку двери, но тут же с визгом: «Девушки должны мыться в другом помещении!» убежавшего прочь, была еще одна особо интересная история.       У одной из бабушек, у Татьяны, порой, бывали странные… наклонности? Исключая слежки за соседями и прохожими из окон, кормежки стаи голубей, обосновавшихся у коммуналки, и стука по батареям, если что-то не нравилось, как хобби она имела в своем арсенале уборку ванных помещений. И то, какой скандал она развела после обнаружения чисто белого и достаточно длинного волоса, поставило весь дом на уши. Споря о том, чья это любовница или что за старик к ним пробирается мыться не утихали на протяжении всего выходного дня, в течении которого Каэдэхара изо всех сил старался делать вид, что учится, и что он тут вообще не причем. После этого пришлось даже самый мелкий волосок за собой прибирать, чтобы не тревожить чуткую и мнительную натуру бабушки Татьяны. Она хоть сама и была седой, но что-то подсказывало, что если признаться ей в собственной седине, поседеет еще на пару оттенков. Тогда пиши пропали все красители — ничто ситуацию не исправит.       Благо, в этот раз обошлось без проблем, и, вернувшись в свою комнату, Каэдэхара с удивлением заметил две тарелки с бутербродами, дымящиеся чашки чая, и такую же дымящуюся сигарету в руках у Скарамуччи. — Я из твоего холодильника хлеб с колбасой позаимствовал, — предупредил художник, но не то, чтобы студент сам был против его инициативы. — И чай сходил в вашу кухню заварил. — Спасибо, — кивнул немного удивленно, но все же с улыбкой Кадзуха, занимая свое место рядом с парнем.       Парик пришлось с головы стянуть, а то волосы не высохли бы, но почему-то перед Скарамуччей это действо больше не приносило дискомфорта. Скорее ощущалось так, как должно быть. Уединенно. Хотелось бы и дальше, чтобы подобный клочок безмятежности оставался в жизни литератора. Но к слову об этом… — И часто ты так прыгаешь, как вчера? — все же, как бы ни старался замять тему художник, Кадзуха ощущал в себе потребность доказать ценность его жизни. — Да бывает, — как ни в чем не бывало откусил часть бутерброда студент. — А что если ты когда-нибудь себе голову свернешь или сломаешь что-то? Прошу, не делай так больше, — высказался наконец парень, но в ответ встретил лишь грустную, но при том от чего-то подобревшую улыбку. — Не могу обещать, — зевнул Скарамучча, вслед за едой вдыхая сигаретный дым и выпуская его в приоткрытое окошко. — У меня с детства ощущение, что долго я не проживу, так что лучше жить на полную катушку.       Каэдэхара почувствовал, что что-то в нем дрогнуло. Это больше было похоже на шутку. Как кто-то с детства мог знать сколько ему отмерено и правда ли это? Но по тону голоса, по всему распрямившемуся виду художника было видно, что он в это верил. От того и становилось не по себе. — Поэтому да, не влюбляйся в меня слишком, — с усмешкой продолжил студент. — Больнее падать будет.       Каламбур Кадзуха не оценил, напрягся лишь сильнее. Вроде как они оба затеяли эти отношения как раз таки для любви и влюбленности, и какое еще: «не влюбляйся», когда литератор чувствовал себя уже на пороге того, чтобы душу отдать этому человеку? — Тогда романтично уйдем вместе? — с улыбкой спросил Каэдэхара, говоря не то серьезно, не то как очередную плохую шутку за это утро. — Было бы неплохо, — продолжал по-лисьи отвечать стиляга, отпивая чай из кружки и перебрасывая ногу на ногу.       Письменный столик, за которым они сидели был небольшим, а потому, выкинув очередной окурок в окно, Скарамучча пододвинул свой стул ближе к стулу своего парня и положил голову на плечо.       По касанию кожи к коже Кадзуха понял, что тот подмерз, сидя прямо рядом с форточкой. Захотелось уложить художника обратно на кровать и под одеяло. — Я верю, что такой главный герой, как ты, проживет долго, в отличии от меня. — И что это за странное распределение? — поинтересовался литератор, в душе желая, чтобы этот непринужденный разговор о смерти побыстрее закончился. — Тоже с детства, — пожал плечами Скарамучча, залипнув на капли дождя, скатывающиеся по замутневшему стеклу. — Послезавтра мы все же решили собраться в том клубе, где проводили время на выходных. Так что к восьми не опаздывай. Хотя, мы так и не нашли тебе ничего более менее хорошего. — А галстук с береткой? — Да это мелочи, — отмахнулся парень и, в несколько глотков осушив свою чашку, встал с места, отходя в сторону шкафа. — Если не против, могу взять какую-нибудь твою рубашку и расписать ее. — Я не против, бери что приглянется, — улыбнулся Кадзуха, отмечая, что художник снова ловко и очень быстро перевел тему от своих полетов.       Не нравилось это Каэдэхаре, слишком сильно не нравилось. С одной стороны они еще не были настолько близки, чтобы, нарушая личные границы, принимать помощь, но с другой стороны, несмотря на весь показной задор, Скарамучча, кажется, был на пороге чего-то страшного и ужасного, что всеми силами давил внутри себя.       Наблюдая за тем, с каким интересом стиляга рылся в шкафу «вполне обычного» студента Снежной, Кадзуха уже и успел кое о чем забыть. — А это что за коробка? — с удивлением произнес парень, вытаскивая с самой нижней полки пестрящую цветами «сокровищницу».       А ведь она и на самом деле могла носить именно такое название. В ней хранились корни, любовь и почтение рода, неотъемлемо следующие за всей семьей Каэдэхары. — Это фамильное кимоно, — литератор привстал со своего места, чтобы проследить за тем, чтобы с ним ничего не случилось. — Передавалось в нашей семье по наследию. Ему около сотни лет. — И ты хранишь подобную реликвию в такой лачуге, — хмыкнул Скарамучча, снимая крышку и прямо-таки загораясь изнутри.       Кадзуха тоже подошел посмотреть. Он ожидал того, что его парень внезапно решит, что это лучшее, в чем можно пойти на вечеринку или предложит что-нибудь из это сделать, но тот стоял, словно теряя дар речи. Проводил тонкими пальцами по шелку, расписанному кленовыми листьями и узорами ветра. «В них заключается свобода нашего рода. Сколько бы времени ни прошло, где бы мы ни оказались, дом всегда будет там, где семья», — говорил когда-то дедушка, и у Каэдэхары не было ни одной причины, чтобы не верить ему. Может поэтому переезд в Снежную прошел так спокойно. Тут были и отец и мать, пусть и жили в другом городе, но Кадзуха всегда мог навестить их. — Я могу… — голос Скарамуччи, казалось, дрогнул. — Нарисовать тебя в нем?       От такого вопроса студент оторопел. Ну… Не то, чтобы он был против, но все же, то, что было у него — это лишь верхняя часть. Нижнее кимоно осталось у родителей, а пояс оби у бабушки с дедушкой, оставшихся в Инадзуме. Иначе, чем обычным халатом сейчас это было трудно назвать. — Пожалуйста, — произнес фактически добивающую фразу художник, после которой Каэдэхара уже не нашел сил ему отказывать. — Я не против, но где ты хочешь меня в этом нарисовать? Моей комнаты будет недостаточно, — заметил парень. — Приходи ко мне в университет… Нет… Там будет холодно. Я спрошу когда сестры с мамой не будет дома и скажу когда приходить, — кивнул сам себе Скара, после чего аккуратно закрыл коробку и вернул на место, теперь же забирая с вешалки одну из пяти серых, ну или почти серых рубашек.       На том утро было закончено. Как бы ни хотелось отдать весь день на то, чтобы провести его в приятной компании, комплекс отличника заставил Кадзуху пойти хотя бы на две последние пары, пусть и сопровождалось это ворчанием со стороны Скарамуччи. Делать было нечего, ответственность из литератора так просто не выбьешь.       На самом деле, опаздывая даже не на первую, а на третью пару, Кадзуха ожидал любой реакции от своих одногруппников кроме отчуждения.       За пару дней он успел привыкнуть к тому, что к нему начали проявлять больший интерес по сравнением со всем прошедшим временем. Была ли вина в этом похмелья у «лучшего студента», или же его знакомства с интересными личностями, но говорить с ним стали гораздо чаще. Он даже понадеялся на то, что теперь его серая и скучная жизнь наполнится общением и хоть какими-то красками, но все эти краски остались далеко позади.       Серый и душный лекторий, безэмоциональные лица, никто даже не повернулся в момент, когда Кадзуха, извинившись перед преподавателем, занял свое место перед его столом. Внутри зародилось чувство обиды, негодования, ведь что он успел сделать всего за один вечер? Но… Наверное, надеяться на мир, радугу и силу дружбы было так же наивно, как верить в Зубную фею, Деда-Мороза или же Они с непереносимостью бобов.       И все же… И все же… И все же!       Каэдэхара выдохнул про себя, доставая из портфеля тетрадь и ручку. Может быть, все так себя вели, потому что преподаватель вновь решил огорошить студентов разбором полетов, и лишь Кадзуха смог избежать его? Или же была какая-то контрольная? Вряд ли. Краем уха он все же успел услышать шепотки одногруппниц, доносившиеся с задних парт.       На перерыве было не лучше. Все обходили его стороной, и вот это уже было странно. Конечно, Кадзуха не был бы сам собой, если бы не попытался выяснить причину такого резкого холода, но от него лишь отмахивались или отступали, как только он подходил. Вот такого не было даже на первом курсе. Пусть общения было мало, но оно было. Не то, что сейчас. Эти овеянные холодом и раздражением взгляды. Даже Алия не стала объяснять, что вызвало в ней такое пренебрежение. Вездесущий Дима молчаливо ухмылялся, искоса поглядывая на одногруппника, забившегося в угол подальше от необъяснимого.       По спине пронесся морозец от предположения того, что его раскрыли, и что кто-то видел, как он ходил на вечеринку стиляг, но нет. Едва ли. Конечно, возможность была, но в ту облаву ни одного знакомого лица Каэдэхара не поймал, а сам он в своей маскировке выглядел, как среднестатистический житель Снежной, которого нетрудно было перепутать с иными.       От нервности литератор даже проверил наличие парика на голове и линз в глазах, но все было на месте. Под ехидные замечания Скарамуччи он и тушью ресницы намазал, чтобы совсем никак не выделяться.       Хотелось бы вернуться во вчерашний вечер. Да, падать на осколки было больно, и раны до сих пор ныли, но вечер проведенный в компании художника послужил огромным отдыхом от всего стресса и количества изученного материала. Кадзуха мог бы даже сравнить свое состояние с тем, что провел отличные летние каникулы на море. Стоило зацепиться за эту мысль и дожить до послезавтра, когда он вновь сможет оказаться в клубе и провести время в прекрасной компании.       Занятия все же затянулись. Точнее сказать, Кадзуха сам их затянул. В его портфеле все еще лежала курсовая работа Итэра и он планировал закончить ее как можно скорее, не только ради выгоды, но и ради своего спокойствия, а потому и пришлось сидеть в библиотеке до самого позднего вечера, а именно до девяти часов, когда его уже выгоняли. Зато больше половины работы были на руках и это не могло не радовать.       Поправив шарф прежде, чем спуститься вниз по небольшой лестнице, Кадзуха замер. Внутри заскреблось странное чувство. Будто он о чем-то забыл, но в тоже время и не забывал. На всякий случай парень пересмотрел все свои учебные принадлежности, вздохнул и двинулся в сторону дома.       Наблюдать за окружением уже вошло у него в привычку. Достаточно скучно ходить всегда одной и той же дорогой, слушая лишь шум дорог и разговоры прохожих. Было бы прекрасно купить себе плеер и наушники, но особо сильного рвения к этому Каэдэхара не проявлял, решая, что следить за минимальными изменениями было так же интересно, как слушать музыку. И может благодаря этому своему маленькому хобби он вновь заметил темный силуэт, следующий позади.       Все тело напряглось. Сейчас рядом с ним не было Скарамуччи, это одновременно радовало и пугало. Радовало, потому что, кажется, следили все же не за художником, а пугало, потому что следили за ним. Отец всегда говорил, что мужчины не должны ничего страшиться и идти вперед с гордо поднятой головой. Возможно, так и нужно было сделать. Может быть, литератор на поверку оказался тем еще паникером и все придумывал, но куда бы он ни сворачивал, тень мелькала за ним по пятам.       Этот человек явно знал как сделать так, чтобы было невозможно разобрать, кто он. Из того, что смог заприметить Каэдэхара — это то, что преследователь был выше него самого на две головы, что на нем была надета черная шапка и такой же черный спортивный костюм, лица было сложно рассмотреть, и глаза, в которые Кадзуха уже давно не капал специальным лекарством, побаливали, поэтому и пытаться не стоило. Но все пока что не выходило за рамки «нормы», хотя и не входило в них полностью.       Нервно дернув край своего пальто, Кадзуха старался идти по освещенным и людным местам, но вот путь к его коммуналке был через дворы, а там и фонари то работали через раз. И что было делать тогда? Завернуть за угол и броситься со всех ног к дому? А что если его поймают? Перехватят? Нет, не должны успеть, если он так сделает.       Шаги за спиной стали слышны все четче. Какой-то человек нагонял его, и прежде, чем Кадзуха успел начать бежать, на его плечи рухнула тяжелая рука. — Каз, какая удача, что мы так встретились, — весьма приветливо бросил Дима, непонятно откуда взявшийся на этой улице. Насколько знал литератор, тот жил далеко и всегда возвращался домой на троллейбусе.       Черная шапка, черная спортивная форма, сердце Каэдэхары начало заполошно биться. Что бы тот ни задумал, это явно выходило за рамки шутки. Насколько парень мог сложить в голове эту головоломку, в прошлый раз за ними со Скарамуччей следил также он. — Что ты делаешь? — напрямую поинтересовался Кадзуха, стараясь выкрутиться из плотной хватки, но прикусил язык, как только в его бок уперлось что-то острое. — Да так, поболтать хочу, пошли-пошли.       Надавив сильнее, предположительно, ножом, Дима повел одногруппника в один из близлежащих переулков. Завел так далеко, что свет проезжей части едва виделся сквозь тени домов и деревьев. Каэдэхара был любителем гулять и обходить районы, а потому прекрасно знал, что вели его к старым потрепанным гаражам, где обычно околачивались наркоманы, пьяницы, а еще придурки, которые гоняли первых. — Что тебе от меня надо? — стараясь не дрожать голосом, вновь повторил свой вопрос студент, но уже в следующий миг почувствовал, как весьма тяжелый удар пришелся прямо по его голове, заставляя упасть на сырую после дождливого дня землю. — Да так, — Дима опустился на корточки, сложив свой нож-бабочку, убирая ее обратно в карман куртки. — Мне подкинули деньжат за то, чтобы я тебя чутка разукрасил, — со смешком произнес он, и прежде, чем Кадзуха смог подняться, со всего размаха пнул его в живот, заставляя зарыться пальцами в холодную и неприятную грязь, резко выдыхая. — Не знаю что ты там натворил, кто бы мог подумать, что на тебя кто-то зуб точит. Но и сказать честно, мне ты тоже не особо нравишься, — продолжал свои объяснения Дима, пока подтянул к себе одногруппника за одежду и нанес еще пару сильных ударов кулаком по лицу.       Это было больно. Было бы странно, если бы это не было больно. Каэдэхара стиснул зубы, чувствуя, как в нем закипает злоба от собственной беспомощности, и сам попробовал ударить в ответ, попадая кулаком прямо в нос обидчику.       Тот наконец отступил на пару шагов, проверяя сохранность наиболее важного и, по всей видимости, длинного органа своего тела. — Это ты зря, — усмехнулся старший и вновь пнул парня ногой, заставляя удариться спиной о старый ржавый гараж.       Боль, прокатившаяся по каждому нерву, вырвала из Кадзухи хриплый стон и заставила упасть на колени, но в тот же момент метнуться вперед, целясь кулаком в живот. Вот только Дима явно имел больше опыта в уличных драках, а потому, легко отойдя в сторону, ударил замком рук по спине, буквально вбивая Каэдэхару в асфальт.       У глаз уже скопились слезы. По телу прокатилось онемение, а по тому, как нагрелась спина, Кадзуха понял, что его небольшие ранки снова начали кровоточить. Вот только насколько сильно? Понять было трудно. Перед глазами плыло. После первого удара в голову состояние полу-понимания сохранялось, хотя адреналин и помогал хоть как-то бороться.       Новый удар ботинком в бок заставил перевалиться на живот и тут же глухо выдохнуть, как только нога наступила прямо на грудную клетку. — И все же это был парик? — хмыкнул Дима, опускаясь ниже, и его кровь, лившаяся из носа, дала хотя бы какое-то мимолетное облегчение от боли, которую испытывал Кадзуха, судорожно пытаясь понять, что еще он мог сделать, безвольно схватившись за чужую лодыжку.       Одним рывком нападавший скинул с головы копну искусственных волос и присвистнул. — Это еще что? Перекись? Ты из этих что ли? — посмеялся тот и все же убрал свою ногу.       В панике литератор схватился за свою голову, пытаясь прикрыть белесые пряди, теперь же перепачкавшиеся в грязи дороги. — Так в общем, что-то я увлекся, — как ни в чем не бывало Дима вновь присел на корточки. — Не приближайся к тому пареньку из художественного, а еще… — он задумался. — Думаю, было бы неплохо, если бы ты сделал что-то, чтобы я не рассказал остальным о твоем маленьком секретике. — Что ты от меня хочешь? — спросил Каэдэхара, чувствуя, как все тело напрягается.       В один миг стало все равно и на его травмы, и на боль, если хоть кто-то кроме Скарамуччи узнает о его болезни, его не то, что будут избегать, но и вполне могут выгнать из университета. Мама была права, смертельно права, стоило купить краску для волос и просто всегда подкрашивать корни. — Пока не знаю, в общем, я обращусь за помощью, — подмигнул с улыбкой Дима, после чего поднялся и, не оборачиваясь, натянул свою шапку посильнее, поспешив уйти с совершенного места преступления, оставляя Кадзуху валяться в какой-то луже у пробоины дороги.       Прежде чем Каэдэхара понял, что происходит, его кто-то потянул за руку вверх. Сколько он провалялся в грязи было сложно сказать. Несколько десятков минут это точно. Не заболеть бы. — Эй, пацан, кто это тебя так? — спросил незнакомый голос.       Перед глазами двоилось. В травмпункт бы, но единственное о чем сейчас мог думать Каэдэхара, это о том, что он хочет домой и в душ. Об остальном он подумает позже.       Кадзуха постарался отстранить от себя незнакомца и самостоятельно подняться, но тому пришлось ловить его, как только тело пошатнулось в сторону. — Эй, извиняйте, я тут помогу человеку и вернусь, — кинул незнакомец, все же привлекая взгляд на себя.       Почти усмехнувшись, литератор осмотрел высокого подтянутого парня, отчего-то одетого по стилю крайне похожему на стиляг. Серая жилетка, черная рубашка с рубиновыми запонками на манжетах. Волосы растрепаны, словно у волка, бродившего в тайге несколько недель, ладони перемотаны, как для драки. Еще и пальто едва державшееся на плечах. — Давай, говори куда тебя отвести, — напомнил о своем присутствии незнакомец, нагибаясь и закидывая руку Кадзухи поверх своих плеч. — Не нужно, я сам дойду, — устало ответил он, потянувшись вниз, чтобы подобрать практически забытый парик. — Тогда ко мне пойдем, — хмыкнул в ответ парень, не отпуская руки пострадавшего и уводя в какую-то одному ему известную сторону.       Если быть честным, Каэдэхаре было даже все равно. Пусть ведет туда, куда захочет. Внутренне студент чувствовал, что этот человек не был таким уж плохим, так что предпочел больше ничего не говорить и следовать за ним.       Идти пришлось не так долго. Около десяти минут, дойти до крупного серого здания, такого же, как и везде, затем подъезд, лифт, седьмой этаж и его наконец приставили спиной к стене, пока из-за пояса незнакомец вытянул достаточно крупную связку ключей. — Подержи пока, — просил он, передавая в руки Кадзухе его же портфель, о котором он успел полностью забыть, кое-как приходя в себя.       Мысли в голове не задерживались из-за боли. Возможно, Дима не рассчитал силы, когда бил, и в травмпункте поставят сотрясение, но главное, чтобы не мешало учиться.       В тот же момент Каэдэхаре пришлось задуматься о том, что кто-то специально подкупил его одногруппника, чтобы тот избил, предупредил, а затем еще и взял в руки тонкий поводок контроля. Но почему и зачем кому-то было так поступать? В конце концов, студент никогда не был тем, кто может причинить вред. Скарамуччу наоборот хотелось как-то защитить или помочь ему. Но теперь… Что Кадзуха действительно должен был делать? — Давай, проходи, — после щелчка проговорил парень, подобравший его, и затащил свою ношу внутрь.       Квартира пахла старостью. Словно тут на протяжении нескольких лет жила какая-то бабушка, делающая запасы сушеных грибов и трав, развешивающая ковры по стенам, по последней моде и для устранения шума. Даже серванты со шкафами находились словно на самых правильных для них местах. — Чего молчишь? Хотя бы рассказал бы кто тебя так отделал, — хмыкнул незнакомец, усаживая Кадзуху на стул, стоявший возле входа и запирая дверь изнутри.       А не попал ли он в какую-то еще более крупную передрягу? — спросил сам себя Кадзуха, наблюдая за тем, как хозяин квартиры скидывает с себя пальто и снимает с ног берцы. — Хотя… ты крашеный? — он перевел взгляд на пару белых прядей, не успевших испачкаться в грязи. — Тогда все понятнее некуда. В душ пойдешь? — Да, если можно, — сконфужено из-за чужого внимания и некой заботы произнес студент. — Тогда я пока чай заварю и аптечку проверю. Как тебя зовут? — Кадзуха. — М… Инадзумец значит. Меня зовут Ризли, будем знакомы. Ванна в конце коридора, одежду можешь взять из корзины рядом с умывальником, и разуйся, — кинул он, после чего ушел в другую сторону по коридору, откуда и тянуло запахом трав.