Из дома в отель

Антон приезжает немногим раньше, чем Софья заканчивает с макияжем и прической в собственном же салоне. Когда он входит и улыбается для проформы девушке на ресепшене, Софья еще сидит в низком подвижном кресле напротив зеркала и о чем-то разговаривает с укладывающей ей волосы девушкой — кажется, Кристиной, — и поэтому Антону приходится, кивнув ей через отражение, сесть на ближайший диван и уткнуться в телефон. Как бы он ни любил вечеринки и тусовки в ограниченном кругу, он всей душой ненавидит сборы — и если он просто выдерживает с утра заботливость Софьи, проявляющуюся в укладке его волос и требовании заехать к их стилистке за костюмами для них, то она всегда готовится к этому виду отдыха как к важной политической встрече, где необходимо производить впечатление и делать вид, что из бокала исчезает хотя бы глоток. Антон любит отдыхать, а не выходить на подиум, но, в целом, поддается ей очень легко, включается в эту подготовку и даже сам что-то иногда советует ей. Например, платье у стилистки сегодня он забирал то, которое понравилось ему утром на фотографиях и согласовывалось вместе с Софьей. Узкое, обволакивающее тело, переходящее лишь одно плечо, глубокого желтого цвета. И туфли к нему — золотые, отражающие косвенно все то, что вокруг, на высоком тонком каблучке. Антону с его черным бадлоном и широкими брюками с карманами на бедрах и рядом стоять с такой роскошной женщиной нельзя, но положено по кольцу на безымянном пальце. Его вещи в чехлах висят теперь где-то в ее кабинете — и Софья все пытается повернуться к Антону, чтобы спросить что-то, но ее просят не шевелиться совсем, и она только смеется. Антон подходит сам, опирается на стену возле зеркала, и они говорят так до конца ее преображения. Ее светлые волосы заплетены в небрежный пучок, передние пряди выпущены и завиты, покрытые лаком. На лице вечерний, приятный глазу макияж, и Антон как-то боязливо оглаживает ее щеку, когда тянется поцеловать ее, поднявшуюся из кресла. В кабинете, когда переодевается, он просит ее выйти — и она, изогнув аккуратную бровь и вступив в свои каблуки, выходит. С Арсением они не общаются со вчерашнего вечера, и Антон свято верит в то, что сегодня у него истинно супружеский день. Сейчас они закончат все красивой вечеринкой, где выпьют со знакомыми, потом вернутся домой на машине с водителем (Антон планирует пить без ограничений все, что возможно) и займутся на супружеской постели в супружеской спальне сексом. Так быть должно, но Антон как-то не очень справляется с другими супружескими обязанностями. По крайней мере, ему не зачитывали во время заключения брака пункт про измены. Может, скрыли от него?

***

В автомобиле, за рулем которого водитель именно для таких дней, когда Антон хочет выпить алкоголя в достаточном количестве, они не общаются вовсе — и Антон уже не думает, что выпрыгивать из машины, как в боевиках, — плохая идея. Если Софья весь вечер будет так смотреть на него и если у нее на лице будет написано, что она расцарапает ему лицо за любое неудачное слово, то он лучше сейчас закажет себе такси и поедет к Арсению. Хотя тот еще вчера пишет ему, что тоже будет занят со своими друзьями с работы, впрочем, разве Арсений не откажется от них ради него, ради их совместного вечера? Но чем ближе эта Екатериниская улица, дом шестьдесят два, тем больше разглаживается ее красивое, приятное лицо. И уже на парковке перед этим рестораном-клубом Антон целует ее, подавшись к ней, и она ловит его плечо и отодвигает его от себя, шепча: — Помаду съешь. Пойдем. Может быть, действительно стоило ехать к Арсению вместо этого цирка. Но подумать у него не получается совсем: Софья постукивает по двери аккуратным светлым ногтем, и Антон, выйдя, идет к противоположной дверце и открывает ее для нее, подавая ладонь. Времени еще достаточно, и он курит, словившись с каким-то малознакомым парнем и приобняв привычным жестом Софью за плечи, словно показывая, чья она жена. Потом они-таки уходят внутрь, и Антон едва ли не сразу берет два бокала розового вина с подноса проходящего мимо официанта, один отдает Софье, и они идут поздороваться с пригласившими, с общими друзьями, с какими-то знакомыми — и убивают на это, если честно, треков десять на фоне, потому что каждый считает своим долгом что-нибудь вспомнить или обсудить. Благо, после этого Софья по-девичьи что-то обсуждает со своей очередной подругой Ирой, и Антон сливается с барной стойкой, потягивая коктейль и рассматривая огромный, с высоченными потолками, диско-шарами зал. Музыку переключают где-то не здесь, видна только какая-то комната под потолком, куда не ведет никакая лестница, судя по их расположениям. Есть танцпол, и сейчас там много совсем молоденьких ребят и девчонок, которые танцуют и снимают что-то в свои социальные сети. Правее идут зоны с диванами, где теперь пропадает Софья с подругой. Левее — выходы в туалеты, на улицу, на парковку и, видимо, в какие-то коридоры для рабочих. Антону наплевать на все это, он рассматривает все лишь ради занятия себя чем-нибудь, кроме ярко-желтого коктейля в ладони. Приехавшие чуть позже Руслан и Юля здороваются сначала с Антоном, потому что трудно не заметить такую шпалу у барной стойки, и Руслан предсказуемо оседает на высоком стуле рядом, а Юля ныряет в толпу и присоединяется к Софье. Антон с Русланом выпивают друг за друга, обсуждают бьющий в лицо софит и передвигаются в сторону, а потом и вовсе оказываются в зоне диванов и заказывают туда выпить. В общем, никаких связей и никакого общения с малознакомыми людьми они не планируют. С какими-то общими знакомыми Софья и Юля приходят к ним, и теперь их с четырнадцать человек, хотя Антон не обращает внимания ни на кого, кроме Руслана, рядом с которым сидит и который периодически просит для него еще один бокал чего-нибудь крепкого. Антон пьет и не пьянеет, и видящая это Софья взмахом руки в золотых кольцах и браслете зовет его танцевать, а потом выцепляет его руку и ведет, сплетя пальцы с ним, к танцполу. По-правильному он ее приобнимает, взглядом оценивает и довольно усмехается — ну муж! Танцуют, впрочем, они безупречно — чувственно, аккуратно, чутко друг к другу, слаженно. Кажется, будто они всю жизнь готовятся к этой части вечера, поэтому Юля, не умеющая не поддерживать хорошие инициативы, оказывается где-то сбоку и танцует с Русланом, который, что ни говорить, как муж выглядит все равно лучше, чем Антон. Хотя и сравнивать там особенно некому, потому что занятые заняты своими партнерами и партнершами, а свободные — поиском таким же свободных, и Антон, танцующий с Софьей, не может попадать под их прицелы — и ему даже чуточку жаль, потому что великолепных дам и прекрасных мужчин тут море. Нет, океан! И все не для него. Но почему-то эту мысль про красоту окружающих его людей перебивает не кольцо на безымянном пальце, не печать в паспорте, не — и это катастрофа!!! — ласковые руки Софьи на его талии, а воспоминание про их с Арсением чудесные вечера последних недель. Это катастрофа!!! А еще катастрофа то, что он, качаясь с Софьей в танце, глядит вокруг себя и поверх голов других танцующих и встречается взглядом с глубокими голубыми глазами. Арсений. Что здесь делает Арсений и почему он теперь так смотрит на него, оглаживая шею и обнаженные расстегнутыми пуговицами ключицы?

***

Сбросив в руки Эду свою прекрасную черную шубу и покрутившись перед зеркалом, Арсений улыбается очаровательно Егору и первым выходит из коридора в сам зал, где вечеринка в разгаре, где люди уже ищут связи или пьют, сидя за барными стойками, где танцпол забит почти до отказа из-за попавшего в тренды трека. Почти сразу Арсений ловит на себе взгляд какого-то парня, подмигивает ему и отворачивается, уходя. Странно не ловить теперь взгляды — он в черной, расстегнутой тремя верхними пуговицами, в блестках рубашке, обтягивающих брюках на тяжелом ремне с огромной яркой пряжкой, вычищенных сверкающих кожей туфлях, оголяющих косточки и лодыжки. И он планирует пить и отрываться, пока Эд не упакует его в чемодан-такси и не отправит, пьяного, сумасшедшего, домой с просьбой отписаться. И вообще он рассматривает вариант кого-нибудь подцепить. Почему нет? Пусть Антон увидит присутствие другого мужчины рядом с Арсением подарком или засосом где-нибудь на плече, пусть знает, что потеряет его, если не решится на серьезные решения. Арсений будет только ядовито ему улыбаться и ждать, не упуская возможность кого-нибудь поставить в список ждущих: как ни крутит, Арсений не может так резко отказаться от Антона, каким бы поруганным ни был образ изменяющего мужа. Это, в конце концов, не желание возродить Советский союз, а значит все можно исправить. Арсений дожидается у бара Эда и Егора, и они выпивают какой-то коктейль дня перед тем, как Арсений кивает им, мол, «милуйтесь», и уходит к танцевальной зоне. Оказывается, что не зря. Только он приближается к куче двигающихся в такт и не очень людей, как натыкается взглядом на отлично известную макушку с кудрями и чуть менее знакомое лицо Софьи, которую он каждый день наблюдает в историях социальных сетей. Хороший любовник должен теперь слиться с толпой, отдалиться и написать аккуратное сообщение про свое случайное присутствие. Арсений — плохой любовник. Он, поправляя волосы, отходит на десяток метров и делает вид, что зависает в мобильнике, стремясь снять какое-нибудь видео и выбирая для этого фильтр. На самом деле, он думает — и складывает из отдельных идей план. Уже сейчас Арсений решает, что не собирается больше ждать, поэтому яркой молью отправляется в сторону туалетов и там, глядясь в зеркало, подкрашивает губы тем самым блеском, который Софья должна была видеть на салфетке. Жаль, браслета, полежавшего дома у Антона, сегодня с собой нет — он бы надел его и проверил, видела ли она его. Жаль, жаль, как же жаль, что он не может нанести сокрушительный удар и победить за мгновение! Выходя, он ловит заинтересованный взор какой-то блондинки, но, погруженный в размышления, не обращает никакого внимания и размеренным шагом движется обратно в зал. Он уверен, спокоен, словно все это забирает у Антона, вечно похожего на удава, если не брать в расчет того, как он печется про свою скрытность в отношении измен. Эду он салютует, проходя мимо, и тот пытается взмахом ладони его подозвать, но Арсений уже не смотрит и орлом между скалами скользит сквозь толпу, стоящую возле какого-то богатого папенькиного сынка. Зоркими глазами он выслеживает знакомые макушки, уже вышедшие с танцпола, и лавирует между людьми, идущими навстречу, чтобы направиться прямиком к Антону и Софье, стоящим рядом с Русланом и, видимо, его женой. Первым его замечает Руслан, который касается плеча Антона и легким кивком указывает на него, и Антон успевает только губы распахнуть, желая беззвучно сказать ему что-то, потому что Арсений лебедем подплывает к ним, восхитительно мягко хлопает ресницами и бросает, глядя с нежностью на Антона: — Привет, Шаст. — Арсений на мгновение отвлекается от его лица, кивает Руслану, стоящему с беспокойным лицом, и протягивает ладонь для рукопожатия Софье. — Я Арсений. Судя по выражению лица Антона, он захлебывается в негодовании и сейчас просто взорвется от ярости, но может лишь переводить свой разгоряченный злостью взгляд от Арсения к Софье, чтобы считать ее реакцию и не пропускать ни одного намека от Арсения, который своим видом будто бы показывает, что Антон трахает его последние пару недель почти что регулярно. Может быть, только Антону это кажется. Сбитая с толку Софья приветливо улыбается Арсению, выдавая какую-то привычную защитную реакцию, бегло осматривает Арсения, тускнеет немного и, переглянувшись с Юлей, представляется: — Софья. Очень приятно. — Я знаю, — с удовольствием, будто ждал этот момент вечность, мурлычет Арсений и пожимает ей ладонь в дорогих, сияющих кольцах. — Взаимно. — Мы виделись прежде? — осторожно уточняет Софья и приподнимает красивую бровь ко лбу. — Знакомы шапочно. — Бросая на Антона очевидный взгляд из-под пышных ресниц, Арсений усмехается и добавляет: — Через вашего мужа. Да, Антон? — Да, — играя желваками, выплевывает Антон и берет Софью под руку, приближая к себе. — Хорошего вечера, Арсений. Сверкнув глазами, Арсений улыбается ему мягким движением уголков губ и, развернувшись на небольших каблучках ботинков, уходит к бару, к Эду и Егору, а Антон выдыхает через нос, оскорбленный таким открытым предательством, случайно стискивает, наполненный злобой, предплечье Софьи чересчур сильно и извиняется, когда она ойкает и стремится отстраниться. Руслан смотрит на него с сожалением, проводив Арсения таким взором, точно из четверых именно он спит с ним по вечерам и иногда по утрам, и Антона разрывает от противоречий — во-первых, какого, собственно, хуя Арсений лезет в его семью и пытается отыграть себе какие-то права, во-вторых, какого хуя Руслан залипает на его любовника, стоя, если что, рядом со своей ненаглядной Юлей?! — Я покурить. — выдыхает Антон, собирая брови на переносице, и оглаживает бок Софьи уходящей ладонью. — Рус, сгоняй с девочками за коктейлями. — И ураганом уносится через людей в сторону коридоров.

***

от кого: Антон «Если ты сейчас же не выйдешь, я тебя за шкирку вытащу при всех из зала» «Арсений, блять, быстро» «Я не шучу» 19:14

от кого: Арсений «Попробуй» 19:17 «Что не вытаскиваешь?» 19:18

Так как эмоции у Антона яркие, бурные, Арсений хочет сожрать теперь каждую и удовлетворенно урчать, почесывая живот кошачьей лапой. Но пока что он только выскальзывает из зала незаметно выпущенной стрелой правосудия, бесшумными шагами крадется мимо дверей и пищит, когда дверь мужского туалета открывается и его хватают за воротник рубашки, которая талантливо выскальзывает из окольцованных пальцев Антона. — Ты ахуел?! Ты что творишь?! Арсений, я же просил тебя! — А что я сделал? — оправляясь, уточняет Арсений и тут же бьется спиной о стену, прижимаемый к ней телом Антона. — Поздоровался. Должен же я поздороваться, меня мама всегда учила здороваться со знакомыми. — Язва бубонная! — рычит Антон и встряхивает его за плечи, оборачиваясь на шум музыки со стороны женского туалета, откуда выходит смутно знакомая девушка и ретируется быстро. — А мать тебя не учила, что сосать хуи у женатых мужиков плохо?! — А я, блять, не знал, когда!... — А потом ты сосал просто так, ради инициативы?! — Да пошел ты нахуй! — Это ты по хуям любитель, я такой хуйней не занимаюсь! — Зато ты по постелям любовников прыгаешь, пока жена тебя дома ждет! — Из твоей не вылазил последнее время, хера ты молчал, если ты за справедливость топишь?! — А кто сказал, что я за справедливость топлю? — Арсений пихает Антона в грудь и напирает сам, делая шаг за шагом вперед. — Захочу — пойду сейчас и покажу наши переписки, твои подарки! И ты мне ничего не сделаешь, ясно тебе? Дернувшись, Антон хочет взнести вверх руку с раскрытой ладонью, но опешивает и из-за одной мысли, что может ударить его, ударить человека, и из-за спокойствия на лице Арсения, и из-за обстановки сияющих стен и бьющей по ушам музыки. Арсений гордо держит подбородок вздернутым и ждет, но Антон только хватает его за щеку и приподнимает, заставляя встать на носки заломить кожу на ботинках. — Только попробуй. — И уходит действительно курить, отпрянув от Арсения и оттолкнув его от себя резким, тяжелым движением.

***

Как только Антон возвращается к дивану, где прежде, еще до танцев, они останавливались, Руслан стремится заговорить первым, и Антон даже подается к нему вперед, чтобы услышать все, невзирая на громкую музыку, но его плеча касаются сзади, и он чутко оборачивается с напряжением, выдаваемым морщинами на лице. Антон ловит взгляд Софьи, смотря сверху вниз на нее, и с вопросом на губах приподнимает брови, как бы спрашивая, но она только хлопает его по локтю ладонью в кольцах — при этом неприятно попадает по чувствительной точке, и Антон морщит губы — и направляет развернуться. Послушный теперь, непонимающий ее, он оборачивается в ее сторону всем телом и тянет руку вперед, чтобы прикоснуться к ее плечу, но щеку обжигает яркой, похожей на падение метеорита болью. Его лицо, уходя от источника боли, отворачивается, и он автоматически опускает на щеку ладонь, прижимая, чтобы снизить неприятные ощущения, и с таким видом осматривается. На них смотрят с соседних диванчиков, от бара, кто-то даже с танцпола выскакивает в поиске скандала и возможности привлечь к себе внимание с помощью распространения видео чьей-то ругани на тусовке. Стараясь уйти из центра внимания, Антон старается поймать ее руку, но она делает шаг назад и качает головой, облизывая губы нервно и заговаривая наконец: — Знаешь что, Антон? — Видно, что она решается сейчас на что-то, и Юля пытается ее остановить прикосновением к ладони, но и от нее отмахиваются резко и нетерпяще. — Я развожусь с тобой. — Что?... Антон хочет заговорить, ответить достойно, но у него голос садится, и все против него теперь. Даже сказать ничего не может ей, и она говорит дальше, хватая воздух губами и перекидывая уже распущенные волосы с плеча на плечо: — Надо было догадаться раньше, что ты изменяешь мне! И мне говорили об этом! Но я думала, что ты адекватный, что у нас доверительные отношения, что мы женились, чтобы семью строить! А ты просто мудак, Шастун. — Она поднимает руки вверх, когда Антон делает шаг к ней. — Не смей подходить ко мне, я все поняла. Ты изменяешь мне с ним. Да? Имей честь признаться хотя бы! — Соф, давай выйдем? — Ну уж нет! — Стряхнув с себя руки Юли и еще нескольких подруг, старающихся ее успокоить, Софья только повышает голос, чтобы больше людей слышали ее через музыку. — Ты изменял мне за моей спиной, ты прятался, как трус, а я открыто тебе все выскажу сейчас, потому что у меня хватит на это чести! Изменял? Скажи уже, ну! — Соф... — Да или нет?! — Соф, — снова пытается Антон, но сдается и мотает головой, тяжело, с мерзостью к себе, с обреченностью ухмыляясь: — Да. — Ублюдок. Пока голова Антона, качаемая им в потерянности и усталости, склонена, Софья сама шагает вперед и опять замахивается ладонью, следы колец на которой до сих пор пекут кожу на лице, но она теперь не ударяет, только возносит вверх руку и, закрывшись волосами, вылетает из зоны диванов в двигающихся мимо людей, а затем скрывается за десятки секунд в коридорах и, скорее всего, туалете с подружками. Все, что видит Антон, подняв голову и осмотрев безэмоционально и пусто стоящего рядом Руслана, который обязан сейчас его осудить как женатый человек, — пылающие удовлетворением, но наполненные сочувствием голубые глаза стоящего в трех-четырех метрах Арсения.

***

— Не подходи ко мне! Вздрагивая всем телом из-за громкости ее слов, Антон выставляет вперед руки с полушубком и пытается подойти ближе к Софье, приправив это тем, что хочет передать ей верхнюю одежду, так нужную сейчас на холоде. Но Юля, теперь от нее не отходящая, забирает у него сама этот полушубок и шикает на него так, будто она здесь ей жена, а он какой-то там проходимец. Что бы ни было теперь, Антон так легко не отпустит ее в этот вечер — и ему хочется выяснять с ней отношения, поэтому на ее попытку сесть в его подъехавшую с водителем машину он реагирует очевидно гадко: — Это мой автомобиль. — Пока вы не развелись, это совместно нажитое, — язвит Юля вместо Софьи, которая хлопает только открытой дверью и утыкается в мобильник, чтобы вызвать себе такси. — И не лезь к ней, ты что, не понял еще? Хочешь, чтобы и я тебе по лицу дала? Я не посмотрю, что мы долго дружим, ты поступаешь как дерьмо! — Ты за своим мужиком следи, — огрызается Антон, резко обострившийся ко всем, даже Руслану, который предсказуемо даже не выходит за ними, в отличие от десятка тех, кто хочет все снять и куда-нибудь поскорее выложить ради роста подписчиков. — Дай мне поговорить с женой, Юля, блять! — Она с тобой разводится, придурок, ты еще не понял?! — Пока я ее муж, поэтому я собираюсь с ней поговорить, отвали, Юля, честно! Под каждой крышей свои мыши! Уйди, пожалуйста! — Антон пытается зацепить ее запястье, чтобы отодвинуть ее в сторону и пройти к Софье, но Юля только отмахивается от него. — Ты издеваешься надо мной? Это жена моя! — Была, пока ты не стал ебаться на стороне, — Все это добро теперь выплывет в интернет, и Антону уже жутко от мысли, сколько раз и где его отметят за эти вечер и ночь. — Шастун, честно, я не имею желания с тобой общаться, и Софа тоже не хочет. Уходи. Все, что ты мог, ты уже сделал. — Да дай мне поговорить! Уже накинув на замерзшие под зимним ветром плечи полушубок, Софья бросает через плечо Юли один взгляд на Антона и, зажмурившись, отворачивается. Под перепалку Антона и Юли приезжает вызванное Софьей такси, красивая чистенькая белая машина, и она буквально вталкивает в открытую дверь Юлю, которая отказывается уходить и оставлять Антона недостаточно оскорбленным. Когда Софья и Антон оказываются друг перед другом, он тянется к ней зачем-то, потерянным жестом и спешит заговорить, но вместо слов с губ слетает только непонимающий вздох, и она пользуется этим — снимает кольцо, так хорошо сидящее на безымянном, и вкладывает ему в ладонь. — Твои шмотки я соберу, даже не смей приезжать до... Дома у тебя больше нет. Ясно? — Софья, запахивая на груди полушубок, сжимает его кулак с кольцом свободной ладонью и мягким движением кошки ныряет в автомобиль, хлопая дверью. — Это общая квартира, Софья! — Он стучится костяшкой другой руки по стеклу, но таксист цокает на него, обернувшись, и Антон жестом стремится его остановить, впрочем, автомобиль толчком подается вперед и выезжает на широкую, забитую улицу. — Да что вы снимаете?! Что вы снимаете, блять?! Впервые камеры так раздражают Антона. Обыкновенно ему даже нравится быть в центре внимания, но теперь... Теперь он каждый направленный на него мобильник хочет разбить, если честно. Кто-то даже с настоящей камерой стоит в отдаление, снимая, и это Антона доводит до окончательного всплеска перед тишью — он швыряет кольцо, отданное ему Софьей, в сторону и влетает обратно в здание, чтобы войти в мужской туалет и под тупую песню про разбитое сердце на фоне написать Руслану просьбу прийти к нему сюда с коктейлем каким-нибудь, чтобы обсудить случившееся. Все равно Юля уезжает с Софьей, а значит, он свободен на этот вечер и может быть тем человеком, который пробудет с Антоном всю ночь. Не каждый все-таки день люди разводятся.

***

Скользнув между двумя целующимися парочками, Эд мчится по лестнице вверх, оказывается в пустом темном коридоре и поворачивает, как только появляется разветвление. Напротив него, метрах в десяти, на подоконнике сидит Арсений и курит у кого-то одолженную сигарету, покашливая периодически и прижимаясь лбом к стеклу. От окна он не отвлекается даже в тот момент, когда Эд трясет его за плечо, приблизившись, и вздыхает, провожая белую машину довольным взглядом до выезда в ряд таких же светлых или других темных автомобилей. — Ты шо-то ей сказал? Конечно, Эд знает. Сложно не узнать, когда даже на танцполе, куда они уходят с Егором из бара, обсуждают будущий развод и устроенный скандал, походящий на киношный больше, чем на реальный. Правда, сначала он еще не совсем понимает — никто не говорит имени Арсения, все просто знают про какого-то вскрывшегося любовника у Антона Шастуна и про то, как Софья ударила его по лицу в самый разгар вечеринки. Кто-то и видео из коридора и улицы показывает, поэтому Эд едва ли не сразу начинает Арсения, ищущего, видимо, приключения на жопу, искать. Ни в туалете, ни где-то в зале, ни на улице Арсения нет, а общие знакомые его не видят последние полчаса, поэтому Эд допытывает охрану и едва ли не клешнями вытаскивает из них информацию про проход на второй этаж. Конечно же, Арсению теперь по всем правилам антигероя стоит эстетично курить на подоконнике и провожать проигравших довольным королевским взглядом. Хорошо хоть крови, как обычно бывает, нет ни на нем, ни на его «сопернице». — Я? — удивляется Арсений, переводя блестящий взор на Эда, и начинает свободной ладонью застегивать пуговицы рубашки легкими, торопливыми движениями. — Я вообще милый и хороший, с чего ты взял? — Арс. — Я познакомился. Разве плохо? — И поэтому она вмазала ему? — А что, красиво? — козыряет Арсений, играя бровями, на что Эд только возмущенно хватает воздух губами и качает головой. — Я просто познакомился, Эд. Ну, может быть, немножко намекнул. Потом он сам признался. Можешь считать, что я просто сотворил правосудие и немного поправил собственное положение. — Шо, бля? Арс, ты в своем уме?! Он тебя после такого видеть не захочет, не то что ебать! — Фи. — Арсений морщится. — Именно ко мне он и придет. Она сейчас разведется с ним, квартирку и машинку они поделят, друзья в большинстве его пошлют в пешее эротическое, а я один — один буду поддерживать его, буду рядом, если он захочет. И все. Это логично, Эд. — Он даже тебе не напишет после этого! Ты дурак?! Арс, блять, почему ты все время во шо-то вмазываешься?! Тебе самому не противно от того, шо она при всех пизданула его, шо все знают про его измены, шо все это на камеры попало? Ты ж тут такой справедливый один, блять, а по итогу ты его очень подставил! Ты понимаешь, шо и компания его отхватит рикошетом? Такой скандал будет! — Ничего страшного. — Отмахивается Арсений, туша сигарету о белый подоконник и ногтем вталкивая ее в небольшое отверстие между стеной и плохо прилежащей боковой перекладиной. — Не случится ничего. Просто я наконец-то буду на своем месте, а она — на своем. — Ты поступил подло, Арс. — Да? Смахнув пепел, попавший на брюки, и размазав его только больше по ткани, Арсений с подоконника спрыгивает, теснит Эда дальше в темный коридор и сует ладони в передние карманы, плечами откидываясь назад и самоуверенно глядя ему в глаза. С вызовом, с желанием доказать, что он один определяет правильность поступка, со стремлением сейчас убедить хоть кого-то в том, что это принятое внезапно, на эмоциях решение может быть верным хотя бы на один-единственный процентик. Хмыкнув, Арсений подставляет щеку ему, и свет улицы прекрасно окрашивает его кожу в лунный цвет. — Ударь, раз я поступил подло. Ты же этого хочешь? — Я друзей не бью, — выплевывает Эд, трет костяшки сжатого кулака и отступает на шаг, словно сдающийся и теряющий надежду на то, что Арсений откажется от мерзких мыслей и постарается поправить хотя бы собственное положение. — Но ты пиздец как неправ. Ты ему все сломал. — Я? Он сам виноват в том, что изменял жене. Я свое счастье не должен никому отдавать. — Какое это, блять, счастье? — Такое. — Обходя его, Арсений оборачивается и договаривает уже на ходу: — Еще локти кусать будешь, что меня сейчас не поддержал. Запомни мои слова. Уверенный в своей победе, считающий себя наконец императором, а не каким-то цесаревичем, сияющий глазами и держащийся легко, по-царски, Арсений вышагивает по коридору, сворачивает налево и, судя по звукам ударов подошвы кожаных ботинок о пол, практически бежит к лестнице. Или от себя? Или от правил? Или просто от Эда, его осудившего?

***

Запрокинув голову на звук стука в дверь отельного номера, Антон отвлекается от своего увлекательного занятия — лежа головой на подлокотнике, он подносит к губам низкий бокал с коньяком, но не привычно, а из-за затылка, так, что на дно смотрит прямо, и пьет, не проливая ни капли. Фоном играет музыка с телефона, и он уже полчаса не следит за тем, какая песня сменяют предыдущую, и молча принимает то попсовую дурость, то депрессивный реп. Ему, в целом, плевать теперь на все вокруг. До утра они с Русланом смотрели футбол и выпивали, потом Антон для проформы поспал час — и теперь он, пиля потолок пустым взглядом, лежит на диване с видом человека разлагающегося и готовящегося лечь в прекрасно выкопанную им же самим яму. Нет, он не расстроен, чтобы убиваться. Он удивлен тому, что жизнь меняется так стремительно и без его ведома. Арсения, безусловно, винит в самовластии и наглости, Софью — в показушности. Себя — ни в чем. Он себя видит исключительно жертвой обстоятельств, попавшей в круговорот жизненных трудностей. За ночь и не такое можно себе придумать, хотя Антон считает так с полной уверенностью в своей правоте. Сор из избы и все подобное. — Ты живой вообще? — Звучит из коридора голосом Руслана, и Антон что-то согласно мычит, отставляя бокал на кофейный столик к бутылке из толстого стекла. — Я захожу, окей? — Валяй. — Антох, че ты вообще делать планируешь? — Ну смотри, — Продолжая собирать на потолке только ему видимые узоры, он поднимает вверх левую руку и загибает пальцы на каждый пункт. — Сейчас я вылакаю эту бутылку, еще посплю, а потом поеду за шмотками, которые мне моя жена заботливо соберет, чтобы вышвырнуть меня из квартиры, на которую я заработал самостоятельно. Потом я поеду и проиграюсь в покере где-нибудь вусмерть, опять выпью и вернусь сюда вечером, чтобы переспать ночь. — Отличный план, но я тебя про жизнь спросил, а не про то, как ты собираешься спиться. — Руслан двигает его ноги к спинке дивана и садится на край, стуча пальцами по собственным коленям в нервном жесте. — Квартиру поделить же должны. — Я что, совсем еблан, по-твоему? — Антон морщится и впервые за утро глядит на него своим стеклянным, кукольным взглядом. — Я пиздов больше получу за то, что с нее трясу продажу новенькой квартиры с ремонтом ради дележки бабок, чем за измены. К тому же, если делить, то и ее, блять, бизнес-хуизнес несчастный, сделанный на мои бабки. Она без меня вообще нихуя бы не сделала — ни ремонт, ни салоны свои. Но как мужик я буду получать за дележку. Думаю, я поговорю с ней сегодня и решу на берегу. Она будет счастлива знать, что я не намерен делить ее бизнес и нашу квартиру. Хоть тачку мне оставит. — Тоже верно. — Руслан кивает. — И ты думаешь, она будет с тобой говорить? — Да. — Почему? — Она не наступит себе на горло, если твоя Юля не будет лезть в мою семью. Ты можешь ее забрать? — Она мне жена, а не кукла, Шаст. — Морщась, Руслан поднимается и за горлышко поднимает бутылку, чтобы унести. — Ты уже все решил? — А что мне решать осталось? Твоя Юля вчера даже поговорить нормально с ней не дала, я бы мог это разрулить. — И глаза в потолок вновь. — Я бы даже смог избежать развода, если бы не твоя, блять, Юля, которая лезла к ней со своей «помощью». — Юля защищает ее не как подругу, а как женщину. И делает это по факту, кстати. — Антон молчит покойником, и Руслан продолжает тверже: — Как будто я не видел верениц дам и пацанов к тебе, Шаст. Это должно было закончиться как-то подобно. Разве ты так не считал? — Нет. — Ты планировал до старости так жить? — Может, я вообще не планирую жить дольше шестидесяти, — вдруг делится Антон и проворачивает свое обручальное кольцо, надетое на левую руку вчера после душа. — Думаешь, есть прикол в том, чтобы постоянно жрать таблетки от болячек и быть лишенным всех удовольствий? Рус, честно, мне похуй, я ничего не планировал. А ты-то, видимо, настоящий семьянин у нас, только где спиногрызы? Не вижу пока ни одного. Не тебе меня учить, Рус, просто скажи своей Юльке не лезть и не советовать Софье всякую хуйню. — Я не могу ничего запрещать Юле. — Каблук ебучий, — выплевывает Антон, закрывая лицо руками и растирая кожу до красноты. — Я один хочу побыть. — Окей. Только будь добр ответить родителям, которые тебе там написывают, и журналистам, которые уже взяли комментарии у Софки. Конечно, оба понимают: они не ругаются. У них странная дружба, потому что ссоры практически не отражаются на взаимоотношениях. Когда-то даже они били друг другу морды, а потом вместе выпивали и до утра обсуждали то жен, то футбол, то жизнь, то политику. Антон осознает, что и сейчас он не ругается, что ему не надо выметаться из отеля, что он может тут хоть поселиться, потому что Руслан может быть хорошим мужем (для Антона это почти каблук), но при этом не становиться подлым и мерзким человеком. Что такое вообще эта мерзость? Мерзок ли Руслан, покрывавший его загулы? Возможно, да. А кто-то скажет, что нет. И оба будут правы, потому что смотрят через разные призмы на этот мир. Мерзок ли Антон? Мерзок, безусловно. Но люди, бывшие в его ситуации, оправдают его — и тоже будут правы чертовски, потому что призмы разные у всех людей, потому что у каждого найдется своя правда. Но. Истина одна. Мерзок ли Арсений? Конечно. И в том, что с удовольствием проводил с ним ночи, что намеренно провоцировал ссоры Антона и Софьи, чтобы спать с ним всю ночь в обнимку ради удовлетворения собственных эгоистичных желаний, и в том, что вчера устроил на вечеринке при всех, зная, что после такого ни Софья, ни Антон назад ничего не отыграют: общество не поймет. Мерзок ли человек? В своей сути каждый как-то мерзок — и даже если монахи будут говорить обратно и убеждать всех молиться и жить в серости ради спасения души. Человек мерзок по природе, потому что без этой мерзости в мире не было бы стольких войн, революций во главе с идиотами, преступлений против человечества. Человек был, есть и будет мерзок столько, сколько существует. — Пиздец. — Антон под грохот отельной двери съезжает головой с подлокотника и ногами задевает торшер, вытянув их с другой стороны дивана — благо, он только пошатывается и замирает бессердечно. — Так жить нельзя.

Всё, кажется, вот маску я сниму — И этот мир изменится со мной. Но слёз моих не видно никому, Ну что ж, Арлекин я, видно, неплохой!

***

Зажимая сигарету зубами, Антон направляется к своему автомобилю, где, судя по всему, всю ночь спал его водитель, и стучит костяшкой по стеклу, чтобы обратить внимание. Поймав знакомый взор, он кивает и, помахав мобильником в руке, отходит в сторону — позвонить отцу. В общем, позвонит он разом и отцу, и отчиму, но фактически наберет номер отца. Ему теперь страшно нажимать на значок зеленой трубки, потому что Андрей, во-первых, отговаривал его от раннего (не по возрасту, а по сроку знакомства) брака, а во-вторых, просит не допускать его ошибок. И Антон, кивавший всегда на эти уверения и считавший, что его-то безусловно пронесет, вмазывается по самые уши. Мало того, что он разводится с Софьей, так еще и гремит это на все паблики и группы. Она добавляет перца: ее сторис пестрят объяснениями, словами нелюбви и разочарования, а Антон предсказуемо молчит и нигде не отсвечивает, как полагает человеку, проебавшемуся по всем пунктам. Впрочем, он видит, что некоторые истории созданы не ей: не ее стиль письма. Наверняка это Юля занимается этим вместо полезных дел. — Алло? Привет, пап, это я, вы не спите? — Уже нет. Ты почему трубку не брал вчера? Мы вообще-то волновались. — Звучит из динамика приятный хрипловатый голос, и Антон автоматически шмыгает носом, словно этим намекает на необходимость поддержки. — Рассказывай, что у вас происходит, раз уж позвонил. И Антон рассказывает, закуривая новую и новую сигарету, пиная какие-то мелкие камушки на асфальте и внимательно вслушиваясь в ответы и комментарии. Он почти не думает о том, что стоит поволноваться и поехать-таки в квартиру, чтобы забрать вещи и вынести всю нужную документацию из своего кабинета. Говорит, говорит, говорит, снова погружаясь во вчерашний вечер. Но Арсения даже не упоминает, вводя в рассказ просто любовника. Благо Андрей — как человек, изменявший своей жене (Антоновой матери, соответственно) — не осуждает его почти что и просит только решить этот конфликт менее громко, а Велесский, его нынешний муж, особенно не реагирует и больше слушает, видимо, потому что Антон будит их ранним для них звонком. Для Антона всегда, несмотря на тот факт, что родители развелись из-за нежелания Андрея больше жить такой семьей и стремления построить что-то лучше с Велесским, их отношения — эталон. Что бы ни было верно для детей разводящихся родителей, Антон с удовольствием проводит время с отцом и отчимом, ездит с ними периодически куда-то до момента их отъезда в долгосрочный отпуск. Даже Софья ближе к ним, чем к его матери Анне, и это для них совсем привычно. К тому же, Антон после развода родителей живет до взросления именно с Андреем и Велесским, иногда приезжая к Анне на каникулы или выходные. После поступления в университет Антон, получив купленную ими для него квартиру, живет уже один, и теперь эта его однушка находится где-то в сумме, на которую он с Софьей покупал нынешнюю квартиру. Так получается, что все средства на нее, преимущественно, идут из семьи Антона, но Софья планирует получить ее после развода — в целом, это даже правильно, потому что исключительно Антон виноват в происходящем, а Софья имеет право на возмещения морального вреда и половину нажитого имущества. Раз Антону не хватает мозгов купить квартиру вне брака или заключить брачный договор прежде, то теперь ему негде будет жить. Денег достаточно и на трешку в центре, если немного занять (безвозвратно) у Андрея и Велесского или поработать побольше, но Антона удручают и развод, и необходимость находить риелтора, и важность просмотра квартир перед покупкой какой-то одной: слишком много это отнимет времени и сил. Тем более, есть Руслан и отель, и пока что он будет кантоваться там, обитая в привычных для вечера условиях. Про Арсения в предполагаемой картине мира Антон не думает вовсе. Не то что бы он так легко забывает все те ощущения, просто нет на это энергии. Когда он думает про Арсения, первое, что приходит на ум, — его слова вчера на вечеринке и пощечина от Софьи, которую он чувствует воздушно и отдаленно даже сейчас. Все еще печет кожу, как пекло после удара, и Антону морально трудно воспринимать Арсения вне вчерашней ситуации, хотя он был бы рад сейчас с ним расслабиться и оттянуться, как следует, чтобы забыться. Забыться и проигнорировать все вопросы журналистов, родителей. Отвечать про собственные измены мало приятного. — Ну ты и заварил кашу, Антош, — наконец подытоживает Велесский под шуршание, видимо, постели и продолжает: — Мы вернемся в Москву, чтобы ты мог разобраться с этим, не отвлекаясь на компанию. Да и это будет полезно для цены акций, потому что... — Леш, давай без душнильства сейчас, — как-то фоном одергивает Андрей, и Антон слышит вздох и короткий поцелуй, наверное, в нос. — Ты уже ездил домой? — Поеду, как договорим. Курю, — спокойно признается Антон, довольный внезапно тем фактом, что открыто это говорит родителям. — Но меня там явно не ждут. — Ключи от нашей квартиры запасные ты не потерял? Поезжай туда, закажи клининг и живи. Там всегда есть место для тебя, особенно теперь. Только не забудь, пожалуйста, про то, что необходимо решать эти созданные проблемы. Надеюсь, хотя бы до суда дело не дойдет, — как бы с намеком говорит Андрей, требуя именно такого исхода развода, и добавляет чуть ласковее: — Антош, ты обязательно звони нам, когда необходимо. Я оставлю телефон на звуке тогда. В любом случае я поддержу тебя, потому что ты мой ребенок, мой сын, потому что это будет правильно по-отцовски, а в остальном... Не мне тебя осуждать. Понимаешь? — Да, пап, — вздыхает Антон, щелкая зажигалкой в пустоту. — Только вот вы сразу знали, что будете делать после... После, ну, развода, а я — нет. Вообще не понимаю, какие решения стоит принимать, чтобы не влезть в еще большую грязь. — Не совсем так, — встревает Велесский, судя по звукам, перехватив мобильник из чужих рук. — Мы тоже сомневались. — Вы хотя бы были вдвоем. Это звучит... прекрасно. По крайней мере, Антон видит истину в том, что из такой ситуации отлично выходить с кем-то. Как бы он ни любил свою мать, он оправдывает и Андрея, изменявшего в браке, и Велесского, вступающего в отношения с женатым мужчиной, поэтому сейчас ему как человеку, видящему в их паре эталон, необходим рядом кто-то. Желательно, конечно, Арсений, потому что именно из-за него весь этот цирк происходит, потому что он ближе всех прежних любовников и любовниц, потому что Антон, привыкший к нему за эти недели, нуждается в близости с ним даже подсознательно. Как будто у него любимую машинку в песочнице отобрали из-за того, что он сломал чей-то трактор. Нечестно же. — А этот твой любовник что? — Что? — глупо переспрашивает Антон, изгибая бровь, как будто они могут его видеть. — Ну. — Сложно подобрать слова в такой ситуации. — Он что-то еще тебе сказал вчера или сегодня? Написал, может? — Нет. — И ты не собираешься? — Нет пока что, — не подумав, выпаливает Антон и наконец перестает сувать в рот сигарету за сигаретой, стремясь занять себя. — Может, потом. Что ему говорить? И что он мне может сказать, когда он, блин, нарочно это сделал вчера?! — Думаю, он бы точно тебе что-то сказал, — глухо хмыкает Велесский, и Антон ведет плечами, задумываясь о том, что ситуации-то совершенно различны, что спрашивать совета у них глупо, потому что нельзя умножать, используя технику деления: будет ошибка. — Это не делают просто так. — А ты бы так сделал? — совсем по-детски, как будто речь идет про какой-то проступок в школе, спрашивает Антон и напрягает слух, чтобы ни одного слова не пропустить. — Ну, ты бы смог так поступить, когда папа еще?... — Я бы не стал делать такую глупость. — Звучит, конечно, высокомерно, но и осуждать это как-то глупо, учитывая то, как высоко ценится стремление доказать свое превосходство над другими. — В конце концов, так быстро это не делается. И как ты вообще молчал все это время? Ни слова ведь нам не сказал, хотя в первый раз ты примчался аж к нам домой и жаловался на свою мерзость. Помнишь? — Ага. — И что? — Да похуй уже стало, если честно, — откровенничает Антон, считающий высшей ценностью тот факт, что может так открыто и по-дружески общаться с родителями. — Привык. И что мне делать? — Мчаться домой и договариваться о том, что вы составите соглашение о разделении имущества и разведетесь без скандалов, разоблачительных статей и подобного мусора. — Андрей не может этого не потребовать, потому что любое нынешнее действие Антона отражается на компании так, будто он не разводится, а котят в ведрах топит ежедневно по пять раз. — Хотя я бы посоветовал тебе собрать документы о том, что ты вкладывался в квартиру, с нашим юристом и оставить ее себе. В любом случае позвони сейчас Ване и поговори с ним перед тем, как пойдешь к Софе. И без эмоций, Антон. — Да, пап, я понимаю. Позвоню Ване, получу инструкцию, — Антон смеется, — и поеду. Если честно, все это еще только началось, а я уже хочу, чтобы закончилось. Поэтому и квартиру я эту не очень-то и готов зубами вырывать... Да и так будет правильно. Если она ей останется, это будет хорошо. И без этого я подонок, а тут уж... Ладно, простите, что я разбудил вас. Я позвоню потом. Хорошего дня. — Обязательно позвони, слышишь? — теперь Велесский давит этой просьбой, как бы давая понять, что его звонок после разговора с Софьей будет долгожданным, а не раздражающим, что Антону есть с кем поделиться своими переживаниями и проблемами, что нет ничего плохого в эмоциях и желании с кем-то поговорить. — Хорошо, пап.

***

Своими ключами открывать двери видится теперь неуместным и гадким, сколько бы денег он в эту квартиру ни вкладывал. Позвонить в домофон оказывается пиздецки трудным действием. Он пару минут тупит на эти цифры, на маленькое вытянутое табло, трет пальцы между собой и проверяет мессенджеры на случай какого-нибудь сообщения со срочной просьбой приехать и позвонить. Но никто не пишет, кроме тех редких журналистов, которые имеют его номер. А им отвечать Антон не собирается, потому что сам себя закопает, да и Ваня просит сейчас изолироваться от социальных сетей и не отвечать никому малознакомому, чтобы не схлопотать еще проблем. И так их достаточно, хоть жопой жуй. Водитель, привезший его сюда, отъезжает на заправку к ближайшему торговому центру, и Антону даже деться сейчас некуда. Ключи от квартиры родителей, как и практически все вещи, лежат где-то в кабинете, и Антон сейчас заперт в клетке, где есть выходы, но они все недостаточно широкие, чтобы вылезти. Выйдет только застрять и голосить попугаем — или павлином. Потому Антон заставляет себя набрать номер квартиры, войти на каменеющих ногах в подъезд и шагнуть в лифт. Едет, рассматривая редкие рекламы на доске, и даже немного абстрагируются от происходящего, но двери распахиваются, и Антон спешит выйти — из детства страх остаться в замершем темном лифте, хотя он не уверен в том, что свет там потухнет, когда никто не захочет вернуться домой или наоборот, покинуть его стены. Правда, бояться нужно далеко не лифтов и не темноты. — Привет, — кивает Антон тяжелой головой, когда Софья открывает дверь и запахивает на себе плед, убирая прядь волос за ухо. — Поговорим? — Шаст, вещи твои я... — Поговорить хочу. — Антон нагло, но аккуратно теснит ее к стене, разувается без лопатки и проходит в свой кабинет таким шагом, словно может теперь ставить ей условия; она, кстати, вслед за ним бесшумно и задумчиво, но уже с претензией в глазах. — Если ты уверена... — Да. Я давно не была так уверена. — Окей. — Он опускается на кожаный диван, вытягивает ноги и на секунду видит воспоминанием их здесь с Арсением, как когда-то недавно: его прошибает, и несколько минут он молчит под ее вопросительно-требовательным взглядом, потому что не имеет сил собраться. — Даже не выслушаешь? — Ты уже признался. Что мне тебя теперь слушать? — Софья складывает руки на груди. — Хотя... Могу же я задать вопрос? — Да. — Как долго это продолжается? — «Это» — это что? — паясничает Антон, морщась. — Измены. — Не очень и давно, если честно... — Сколько?! — Да я не знаю! Взмахнув руками, Софья порывается выйти, уже разворачивается к двери в коридор, но Антон выдавливает хрипом: — Года полтора. Стыдно просто безумно. Особенно в тот момент, когда она оборачивается, ловит его взгляд своим потерянным, и в ее глазах отчетливо мелькают эти полтора года их совместной жизни — кажется, она даже осознает, что дни, когда Антон, по его словам, упахивался на работе, — дни его поездок к кому-то. Хотя она-то и не может подозревать, что любовников и любовниц было больше десятка. Ей видится исключительно Арсений, вчера своенравно ворвавшийся в их жизнь. — Сколько?... — Она прикрывает светлые губы ладонью, хмурит аккуратные брови и отворачивается, чтобы не смотреть после этого признания на Антона. — Полтора, блять, года. Тебе не мерзко? Не мерзко? Разве так можно, Антон? Разве так поступают?... Ты лгал мне, пожалуй, тебе просто плевать на меня стало... Ты сделал стольких людей несчастными этим, в том числе и себя. Или ты не понимаешь? Или тебе просто плевать на людей вокруг? Как я вообще жила с тобой? Где были мои глаза? — Не говори, что я всегда был таким. — Может быть. — Обиженная еще больше, Софья не глядит на него вовсе и больше пилит взглядом его рабочий стол. — Ты приводил его сюда? Она всегда невероятно проницательна. Но теперь — слишком. Антон, думая над ответом положенные ему двадцать секунд, проваливается в ад и вылезает через пролом обратно, потому что вознестись ему никто не даст, а из пекла выбраться очень хочет. Особенно гадко от себя Антону, когда он слышит упрек в ее голосе, когда он осознает окончательно, что ее слова правдивы. — Кого? — Забирай свои вещи и уходи, — бросает она, снова намереваясь уйти, но Антон подскакивает, как будто ему есть-таки дело до нее, и складывает руки перед грудью. — Если ты приперся сюда выносить мне мозги, то уходи, Антон, мне мерзко дышать с тобой одним воздухом. — Прости. — Прости?... — Сначала она не понимает, но потом... — Прости?? Ты превратил мою жизнь в кошмар, а теперь просишь прощения? Ты вчера опозорил и меня, и себя, ты предал меня, ты полтора года мне изменял, а теперь извиняешься? Ты совсем ахуел, Антон? Что мне тебе надо сказать? Ничего хорошего я тебе не скажу! — Можно мне просто собрать вещи? Тихо и мирно собрать вещи. А потом поговорим про развод, про то, как вообще... — Если ты думаешь про свою многострадальную задницу, то можешь не думать, что я пойду скидывать в каждый паблик твои нюдсы или еще что-нибудь компрометирующее. — Спасибо, — выдыхает Антон, чешет чуть отросшую щетину пальцами и продолжает уже тише: — Я не претендую на квартиру, я согласен развестись и оставить ее тебе, только... Только чтобы с компанией и машиной у нас не было вопросов. Это — мое. Квартира — твоя. — Мне и даром не нужна твоя машина, в которой ты... — Софья себя одергивает, потому что омерзительно даже проговаривать вслух то, что Антон изменял ей и там и что она поверила в его легенду про женатого друга (хотя, по факту, женатый друг — сам Антон, разве человек не может дружить сам с собой?). — А салоны? — Тоже твои. — Хорошо, собирай вещи и уезжай. — Даже не спросишь, куда я поеду? — Мне кажется, я знаю. — Нет, ты неправа, — выдавливает Антон, ощущающий себя полным кретином сейчас, но стремящийся набить цену такими провокационными вопросами. — К родителям. У меня есть ключи. — Тебя и он бросил? — Она почти смеется (Антон думает — «нервное», а она искренне хихикает с того, что он остается с разбитым лбом, побежав за двумя зайцами и вмазавшись в ствол дуба от неосторожности). — Идиот. И выходит, бесшумно закрывая дверь. Только через минуту он, стоя на том же месте, слышит, что под дверь она подкатывает чемодан. Видимо, какой-то из тех, какие они брали в отпуска. Тоже месть — заставляет задуматься и мучиться, собирая свои вещи в чемодан, куда он когда-то складывал их одежду перед поездкой куда-нибудь в Европу или к океану. Мстит она красиво. Без открытых ударов, без подлости, без каких-то долбанных сливов. Просто ставит под дверь кабинета чемодан, взятый ими в отпуска когда-то, — и этого достаточно, чтобы Антон от звука его колесиков задрожал и опустился на диван, закрывая лицо руками. Но он, конечно же, не жалеет ни о чем, потому что дурак.

***

от кого: Антон

«Приедешь?»

20:14

от кого: Арсений «Раны зализывать?» 20:30 Антон пялится на его ответное сообщение минут пять, может быть, больше. Он, собрав вещи и отвезя их домой, на время клининговой уборки квартиры родителей уезжает на работу, а теперь, вечером, возвращается и на чистой, пустой кухне жует ненарезанный огурец. Почему-то ровно до этих минут ему кажется, что Арсений соскочит и прибежит к нему, как собака. По просьбе, по взмаху руки, а Арсений, оказывается, умеет к месту выебываться и ставить Антона на место, которое он теперь заслуживает. Не то что бы Антон рад от такого вскрывшегося факта, но хотя бы мерзости к себе не станет больше — а если бы Арсений сейчас к нему приехал, то мог бы попасть под горячую голову и горячую руку. Плохо. Антон все меньше любит себя за поступки и мысли, но ничего не делает. Решив не отвечать Арсению вообще и переложить всю ответственность на него, как будто бы он своей сучливостью сейчас портит их отношения, Антон начинает перебирать мессенджеры. Среди рабочих чатов, сообщений от журналистов теряется диалог с матерью, которой он забывает перезвонить, скинув несколькими часами раньше. Вот и дело находится удачно, вот и про Арсения с его выебонами можно забыть на время. Не всегда же Антону их терпеть. — Алло, мам? Прости, что я скинул, я занят был... — Антош, ну ты бы хоть смску написал! Я же переживаю! Что у вас произошло? — Развожусь, — брякает Антон, переставший отторгать эту мысль. — Там в интернете столько всего написано уже... Мне твой отец звонил утром, я скинула, думала, что из-за пустяка звонил, а это он из-за тебя, я поняла это уже после... Антош, правду пишут? — Смотря что. — Ты изменял ей? — Чересчур прямо для Антона, который отказывается принимать факт собственной неправоты в словах других людей и легко признает свою мерзость в собственной голове. — Антон? — Да, мам, прости. — Я догадывалась, наверное, — спустя минуту молчания выдает Анна, то ли вздыхая, то ли хмыкая. — Почему? — Просто догадывалась. Антон, впрочем, предполагает причину этой догадливости. Сложно поверить в то, что Антон избежит измен в собственных отношениях, прожив достаточную часть сознательной жизни в семье отца и отчима и признав подсознательно то, что измены могут приводить к любви и счастью. Это предсказуемо и ясно, как белый день. Хотя Антон и не может признаться в том, что Андрей косвенно влияет на его выбор перед встречей с первой любовницей, отрицать он этого не стремится даже в собственных размышлениях. Да, он и теперь верит в то, что измена, в целом, может привести к чему-то хорошему, если грамотно обставить все и сыграть эту шахматную партию элегантно и с гордо поднятой головой. Только нюанс в том, что Антон не может ни обставить хотя бы сносно, ни сыграть красиво. Просто проебывается — и в этом, естественно, не видит катастрофы уже сейчас. Видимо, все эти чувства к Софье, которые его останавливали от развода, были порождением фантазии и привычки. Как-то странно вдруг после двух с половиной лет разводиться из-за каких-то тайных связей с другими людьми, потому что и квартира, и быт, и притерлись друг к другу... Разве что Арсений его идеальный мир разбивает на осколки и топчет их с удовольствием. — Давай на видеозвонок перейдем? — Давай, — соглашается Антон и сбрасывает. Прежде чем набрать ей снова, Антон проверяет чат с Арсением. Пусто. Грустно, но не так, чтобы отказываться от жизни. Все-таки Арсений сам к нему прибежит, когда пройдет время, и Антон свято верит в это. Пока гудки вызова глухо раздаются по всей кухне, Антон ставит телефон, оперев на пустой чайничек для заваривания чая, и открывает пачку чипсов с громким хрустом яркой, блестящей упаковки. — Ты этим питаешься? — первым делом спрашивает Анна как любая мать. — У меня вчера была измена-пати, а сегодня изжога-пати, — с могильным лицом отшучивается Антон и отправляет в рот еще одну чипсину, как будто бы игнорируя изменившееся лицо Анны. — Ладно, мам, прости, пожалуйста, не смешно. Просто такая реакция у меня на стресс. Хотя я уже не так сильно нервничаю, потому что она согласна мирно развестись, получив квартиру и не предъявляя претензий на мою машину и акции, которые я уже в браке покупал. — Рассказывай все с самого начала, Антош. Пока говорит, он рассматривает ее спокойное, родное лицо, ее светлые, приятные глазу волосы, лежащие на плечах, ее глубокие карие глаза, ее подкрашенные ресницы. Антон чувствует себя невероятно хорошо, потому что видит ее и подсознательно ощущает дом, несмотря на расстояние и искажение камеры и экрана. Ему до слез хочется сейчас какой-нибудь семейный праздник (желательно, собственный день рождения, потому что собрать отца, отчима и мать возможно только в этот день, так как они предпочитают такой компанией не встречаться вовсе и не искать столкновений: все же трудно женщине видеть своего бывшего мужа с новым супругом и не реагировать на это негативно, какие бы спокойные отношения между ними ни остались по прошествии какого-то времени после развода). Чтобы подарки, все любимые и близкие, свет, вкусная еда, какая-нибудь тихая музыка фоном, поездка ночью на машине под разговоры с родителями. Но пока что он в бесконечной кроличьей норе — и летит, летит, а вокруг то кольцо обручальное, то фотография совместная, то монитор со свадебным видео.

***

Улыбка у Арсения яркая, такая, будто он начищенная лучшими руками монета, будто за ним ухаживают разом несколько ювелиров, будто за ним по миру катается десяток коллекционеров. Глаза блестят, словно в нем несколько бутылок вина, которое ему заказывает какой-то парень из-за соседнего к барной стойке стола. Может, с намеком, а может, и без. Арсений особенно не задумывается, только пускает пару обворожительных взглядов в его сторону. Он здесь в этом клубе со старыми приятелями. Они знакомы с еще совсем юных лет, и прежде Арсений как-то не включается в их совместные вечера, но теперь, поймавший сообщение в чате в нужный момент, мчится черт знает куда с опозданием, лишь бы выпить и потанцевать в компании. Получается, кстати, отлично, потому что он действительно достаточно пьет — спасибо, незнакомый парень — и танцует практически восемьдесят процентов вечера, переходящего в ночь. Ему хорошо до звездочек перед глазами, и, кажется, на пике этого состояния он даже целуется со своей подругой — исключительно, подругой, потому что ее муж сидит в полуметре от них и смеется с них, потому что это вдруг оказывается его предложение. Потом Арсений предсказуемо жалуется на плохую жизнь и мужиков-козлов, каждый раз обозначая, что нормальные имеются, но они всегда либо замужем, либо женаты. Он пьет столько, что даже показывает другой подруге фотографии Антона, и та тянет его за рукав шелковой синенькой рубашки курить на улицу, где Арсений соловьем заливается про их отношения и вчерашний день. Благо, человек не с гнильцой, и все жалобы и истории Арсения остаются внутри компании. Гуляют они так до самого утра, потому что под пять часов их выпроваживают из клуба под предлогом закрытия на пересменку. На самом же деле, Арсений уже в пятый раз заказывал себе у диджея песню и пятый раз почти блевал на микрофонную стойку, которую едва держал в руках, смеясь. В таком состоянии он оказывается неспособен хотя бы раз из пяти возможных спеть «Ориентацию север»: пьяный в дрова. Но заказывать и угорать под плюсовую версию ему позволяют деньги Антона, горящие пожаром на его карточке. Благо, ни напиться до бессознательного состояния, ни напеться до хрипящего голоса им не дают — и они еще полчаса на морозе стоят, дожидаясь такси и хихикая друг над другом. Впрочем, Арсению теплее других хихикать: он-то в роскошной черной шубе.

***

Оказывается, работодатели у Егора невероятно умные. Как только они улавливают скандал между Антоном и Софьей и за день определяют направление ветра, в интернет выкладывается тот самый блиц, с которого у Антона начались проблемы, с которого у Антона появился Арсений в роли любовника, с которого Арсения поглотила черная склизкая туча, обыкновенно накидывающаяся на любовников всех женатых мужчин. И ладно бы просто видео. Антон же с удовольствием его рекомендует в историях, сидя за рулем и куря, судя по тому, как он это делает, лишь для создаваемого образа. Ни слова про измены, про Софью, несмотря на тонны комментариев, которые он намеренно не закрывает. Он просто выкладывает историю и меняет аватарку, убирая фотографию из поездки в Италию и вместо нее размещая обычную из студии, где он с зализанной челкой на черном фоне и с каменным лицом. Арсений первые пять минут хлопает своими пушистыми ресницами на этот пост и сообщение-просьбу от Егора — надо все-таки выложить и к себе. Так сказать, обмен аудиторией. Арсений хочет проверить другой обмен аудиторией — и лезет на страницу Софьи с таким видом, словно готов в личные сообщения ей скинуть их с Антоном видео из машины. Но страница закрыта, а Арсений отписан. Значит она нашла его и, просматривая его профиль, отписала от себя. Конечно же, Арсений знает, что это лучший ход у людей, попавших в волну какого-никакого хайпа, — закрыть страницу и набирать в подписчики людей, которые желают посмотреть несколько постов и узнать все последующие новости первыми. Кому чужая жизнь, а кому популярность. И все вроде бы даже в плюсе, если не задумываться о том, из-за чего такая популярность. Подумав, Арсений просто выкладывает предложенный Егором вариант — без своего лица, без подписей, тупо вырезку и ссылку — и ползет завтракать. Игнорирует он всех, особенно Эда, который спрашивает его про ночную тусовку, с которой Арсений что-то выложил в пьяном угаре вчера и забыл. Хорошо хоть ума хватает приличное, а не какую-нибудь бредятину или пошлятину. Напрочь он забывает про то, что Егор и Эд-то наверняка ночуют вдвоем или общаются, поэтому факт намеренного молчания Арсения вскроется, и Эд не будет сильно счастлив от этого. Арсению, впрочем, от его реакции сейчас ни холодно, ни жарко не станет. После комментариев тогда на тусовке Арсений свыкается с мыслью, что ему получать до конца жизни эти упреки-намеки, и принимает это. Во-первых, Эд — ровный тип во всем остальном. Во-вторых, он ему друг, а не шаль, которую можно с плеч стащить и на полку забросить, забыв. В-третьих, Арсению сейчас нельзя разбрасываться людьми, и без этого сидит практически в одиночестве. Относительном одиночестве, конечно. Вроде людей вокруг тьма-тьмущая, а вроде и поплакаться некому. Такая жизнь, к сожалению.

***

Впихивая в себя ложку за ложкой овсянки, Арсений пялится в мобильник — там какое-то мистическое видео с теориями. Завтракает он через силу, чтобы доехать до студии и не купить где-нибудь по дороге шаверму — или шаурму, как пожелаете — ранним утром. Только каша чуть не идет у него носом, когда прилетает сообщение от Антона и выглядывает сверху экрана, мигая. Арсений закашливается, торопливо отпивает чая и чуть не захлебывается и в нем, стоит уведомлению исчезнуть даже на панели уведомлений. Очень круто. Антон, видимо, считавший себя гением конспирации, удаляет прошлое сообщение и не спешит писать другое. Передумывает, уже отправив, и Арсения ставит перед выбором, сам того не понимая. Теперь исключительно от Арсения зависят их дальнейшие отношения, потому что сообщение он видел. И как Антон только чувствует, что Арсений сидит ровно перед мобильником и тщательно пялится в экран, рассматривая уже знакомую серию сериала??

***

На протяжении всего дня Арсений периодически заходит в чат, пялится на их прошлый незавершенный диалог и выходит, как человек, совершенно не готовый к диалогу и восстановлению отношений, которые вроде и не ломались, но и в прошлом варианте не сохранились. Пока обедает с Эдом, сидящим с серым лицом, и Егором, сверкающим постоянно, пока читает в твиттере обсуждения Антона и Софьи, пока вдруг курит на улице в одиночестве, пока засовывает в себя бургер на ужине, пока сидит в холле с оператором Анатолием и просит снимать себя под другим углом, пока скачет перед камерой во время записи рекламы в костюме кролика. И так и не придумывает ответа, вопроса или хотя бы стикера! Просто нет идей! Арсений остается в студии до самой ночи, играя там то в карты, то в крокодила с Эдом, оставшимся ждать Егора. Ему сложно ехать домой, потому что, во-первых, там будут напоминания об Антоне хоть в вещах, хоть в мебели, во-вторых, думается про Антона легче в компании, при свете, в знакомых стенах, чем дома, где даже потолок будет его припирать к полу и душить размышлениями. — Слушай, Арс, — начинает Эд, откидываясь на спинку дивана и в беспокойстве растирая колени ладонями, — а шо ты домой не едешь? — Блять, Эдик. — Арсений закатывает глаза, пока Эд морщит нос от нелюбимой формы имени. — Не послал он меня, не волнуйся. — А почему тогда ты здесь? Разве не логично теперь быть с ним, если он свободен? — Нет, не логично. — Складывая руки на груди, Арсений закрывается. — Я же тоже не сразу к нему бежать должен. Пусть подумает, посидит, напишет мне... Ну или просто пострадает, а потом я снова около него, и все хорошо. — Ты типа манипулируешь им, чтобы цену набить? — Нет, я что, еблан? — Он выгибает бровь. — Эд, я просто понял, что ему нужно. Арсений звучит так, будто он опыты проводит и может сходу узнать все, что ему необходимо на данный момент. Несмотря на то, что он вовсе не осознает, почему Антон ведет себя определенным образом, сейчас он готов поставить все имеющиеся деньги и квартиру на то, что его стратегия истинно верная. Никаких вторых доньев быть не может. Просто Арсений знает, что прав, — и все. С первого взгляда Антон кажется загадочно-жестким мужчиной, которому важны деньги и секс. Но, если посмотреть не через призму воспитания и ценностей, он выглядит, в целом, неплохим понятным парнем. Если хотите, человеком своего времени. Такое своеобразное второе потерянное поколение. Только Антон разрушается не из-за внешних факторов, а из-за внутренних — он вредит сам себе. И Арсений глядит на него именно так, потому и проникает глубже других. По крайней мере, Арсений свято верит в свою исключительность в отношении Антона. Такого прежде за ним не замечается, а сейчас Арсений способен поставить квартиру и имеющиеся деньги на то, что знает Антона лучше, чем даже та же Софья, до сих пор считающаяся юридически его женой. — И шо ему нужно? Арсений молчит, словно ему рот зашили грубыми черными нитками. — Арсений? Если сказать честно, Арсений не может сформулировать и выдать словами то, что теплится у него в душе, что его разум понимает, но не может обработать и выдать. Чувствующий себя древним компьютером, в который вставили флешку с новейшей тяжелой игрой, Арсений кусает губу до крови и зализывает ее, как только ощущает резкую неприятную боль. — Арс? Шо ему нужно? — Я? — сипло выдыхает Арсений, задавая вопрос то ли себе, то ли ему, и глядит на Эда из-под упавших на лицо волос, а взгляд его наливается светом. — Я.