Кто-то для тебя

Когда ему предлагают подобное во второй раз, это уже не так остро воспринимается. Он убеждает себя в этом, хотя внутри, в грудине что-то дрожит пару мгновений и лопается, затапливая теплом и восторгом — его снова выбирают, чтобы сосредочить своё внимание и подарить ласку ему одномуу. Хёнджин думает, что узнай кто о его глупых мыслях и чувствах, когда Минхо пишет, чтобы он освободил свой вечер, потому что у них с Чаном на него планы, то точно бы сказал что-то о том, что комплекс единственного ребёнка, жадного до внимания, в нём так никуда и не ушёл, как бы он не пытался доказать обратное. Ему плевать на самом деле, потому что... Это, чёрт возьми, его любимые хёны (Чанбина он тоже безмерно любит и ценит, конечно, но это Чан и Минхо!) и их потребность в нём делает с ним страшные вещи. Она согревает, даёт ощутимый прилив сил и предвкушения, от которого сводит солнечное сплетение дрожью. Она заставляет глупое сердце стучать чаще, а горло пересыхать от сладкого волнения перед встречей. Отчасти именно поэтому подготовка проходит как в тумане и всё проведенное в ванной время пролетает как одно мгновение. Хёнджин машинально натягивает на себя чёрную широкую футболку Чана и заваливается в постель, открывая общий чат, чтобы наверстать пропущенное — оно есть всегда, ведь графики у всех разные и в какой момент кто оставит сообщение неизвестно и мало предсказуемо. Однако, не успевает он погрузиться в скроллинг увлекательной переписки Феликса и Джисона о преимуществах новой игрушки, как слышит хлопок входной двери и приглушённые голоса. Общежитие сейчас за исключением самого Хёнджина и пришедших хёнов пустует и скорее всего будет пустовать до самого утра. Это заставляет улыбнуться, заблокировав смартфон, подняться и выйти в общий коридор навстречу. — Привет, — улыбаясь выдыхает он и приваливается спиной к стене, не сводя взгляда с Чана и Минхо. — Привет, — кивает последний и, отодвинув в сторону свои кеды, подходит вплотную, чтобы клюнуть коротко поцелуем в щёку и уйти в сторону ванной. — Он немного не в духе, — чуточку виновато отвечает на дрогнувшую улыбку Чан и оказывается рядом, накрывает талию ладонями и мягко целует линию челюсти. — Поцапался с хореографом прямо перед самым уходом. Но я думаю душ и мы с тобой сможем это исправить, не так ли? Напрягшийся было Хёнджин расслабляется, кивает, прижимаясь плотнее, желая почувствовать тепло и родной запах, заземлиться им и настроиться на нужный лад. — О, Луна, не переживай, — шепчут ему на ухо и, приобняв, ведут в сторону спальни. — Минхо легко избавляется от негатива, сам ведь знаешь. Небольшая неприятность и не более того. Да, в этом нет ничего нового и даже самому Хёнджину известно, что нужно сделать, чтобы отвлечь хёна. Именно поэтому он, пожалуй, и взбирается на чужие колени, когда тот выходит из душа, а его место в ванной занимает. Мягкими поцелуями покрывает шею, кончиком носа тычется под подбородок, как котёнок, — подцепил у Феликса, который Минхо и его слабые места знает лучше всех, — даже немного лижет свежую чистую кожу даже без намека на привкус пота или парфюма. — Ласковый, — на выдохе отзывается Минхо, накрывает ладонями поясницу поверх футболки и поглаживает пальцами, будто кот массирует, не выпуская когтей. — Поцелуй меня правильно. И Хёнджин с удовольствием слушается, подчиняется, чуть приподнимая голову, чтобы коснуться губ, позволить себе пару мгновений насладиться их мягкостью и жаром, а после приоткрыть свой рот, пропуская чужой юркий язык, что по-хозяйски исследует уже привычно и без всякой спешки. Поцелуй запускает возбуждённую дрожь по телу, отчего ладони на крепких сильных плечах на миг сжимаются крепче, а после поднимаются выше к шее, чтобы погладить заласканную ранее кожу. — Как я погляжу у вас уже и без меня всё хорошо, — чуть насмешливо произносит Чан и Хёнджин разрывает поцелуй, отчасти из-за желания сделать вдох, отчасти из-за появления второго его любимого хёна. — Хо-я, наш план в силе? Или ты передумал? — Обижаешь, хён, — отзывается Минхо, закатывая глаза, — принесёшь из кухни стулья? Этот вопрос сбивает с толку, потому что... А собственно говоря зачем? Чем кровать не подходит для их плана? На крайний случай у них есть минимум две комнаты — его собственная и Чана, — в которых достаточно места и пространства для... Всего? Но Чан тем временем уходит, пока Минхо откровенно наслаждается его замешательством, никак не конкретизируя и не объясняя свою просьбу. Спрашивать смысла как будто бы и нет, поэтому Хёнджин лишь опускает взгляд на чужую шею, пальцем невесомо поглаживая родинку на ней. — Знаешь, — тихо говорит Минхо, осторожно приподнимая его подбородок, заставляя посмотреть на себя, — иногда нам с Чаном слишком сложно удержаться от того, чтобы не заласкивать тебя. — Раскрываешь наши секреты? — хмыкает вернувшийся Чан на что Минхо лишь криво улыбается, чуть вскидывая бёдра, молчаливо намекая на то, что пора встать. — Итак. В целом идея состоит именно в этом — заласкать тебя. И мы, подумав, решили, что сделаем это... — Ртом. — Одновременно. Хёнджин успевший подойти к Чану и стульям, вцепляется в высокие спинки пальцами, чтобы устоять на ногах. Он несколько раз моргает, осознавая сказанное, глядя в серьёзные глаза напротив, и едва может выдохнуть жалкое: — Что? Минхо прижимается к нему сзади, опаляет дыханием шею, комкая пальцами подол футболки: — Я вылижу твою милую задницу, пока Чанни-хён будет сосать твой вкусный член. Понятнее стало, но не то чтобы от этого легче. — Вы серьёзно? Минхо сдёргивает с него его единственную одежду, пока Чан с кривой ухмылкой опускается перед ним на колени. И Хёнджину не нужно оборачиваться, чтобы знать, что позади теперь тоже стоят на коленях. В мозгу короткое замыкание пробивает каждую клетку электрическим импульсом, оставляя после себя пустоту. Этого просто не может быть. Он-то прошлый раз с трудом выдерживает и не сходит с ума от концентрированного внимания, а сейчас... Но времени и возможности принять эту действительность нет — Чан целует нежно подвздошные кости, пока член окончательно крепнет под нахлынувшим возбуждением, Минхо тоже покрывает мелкими поцелуями поясницу, сжимая ягодицы. Хёнджин сжимает крепче спинки стульев, — он ценит эту идею и продуманность хёнов, — для устойчивости и запрокидывает голову, чтобы не видеть ничего, и лишь чувствовать, что дают ему. А дают всё больше с каждым мгновением — Чан берёт головку в рот, обмахивает языком и пропускает ствол глубже, пока Минхо в первый раз прикасается губами к его отверстию в трепетном поцелуе. Уже только от этого его разносит, дробит ощущениями на вибрирующие удовольствием части, а из горла вырываются короткие всхлипы. — Я не выдержу... — роняет он хрупкое и неуверенное, но его не слышат, — или только делают вид, — продолжая ласкать. Они только прикоснулись к нему, а этого уже... Много. Его сознание получает от чувствительного тела слишком много сигналов, которые мозг не успевает обрабатывать — жар и влага рта на члене, умелый и напряжённый язык в анусе. Справиться с самим собой и реакциями, что в нём вызывают Чан и Минхо, не выходит даже при всем желании. Хёнджин не понимает — хочет он толкнуться вперёд, проникнуть в тугое, но податливое горло, или отвести бёдра назад, податься на чужой умелый рот. На мгновение Чан отстраняется, продолжая, впрочем, медленно двигать ладонью по стволу, пока Минхо увеличивает интенсивность ласки — разводит ягодицы сильнее, откровенно трахает языком, отчего Хёнджин чуть наклоняется вперёд, пытаясь подставиться больше, получить всё, что хотят ему дать. Он высоко постанывает на выдохе, закусывает губы, стараясь заглушить звуки, но выходит отвратительно, пока он не вспоминает, как его в прошлый раз просили не сдерживаться. Старательно пытаясь расслабиться, Хёнджин едва не срывается в крик, когда Чан заменяет ладонь ртом и пропускает головку в самое горло, утыкаясь носом в лобок. Бёдра крупно ощутимо дрожат — ему так, чёрт возьми, сильно хочется кончить, тем более ему не запрещали, не оговаривали условий, чтобы он мог или не мог это сделать... Пальцы практически пробивает судорогой от напряжения, мышцы едва справляются с нагрузкой, а дыхание спирает, отчего делать жадные глотки воздуха между стонами не выходит. Ему много, даже слишком, но парадоксально недостаточно — то ли хотя бы мгновения синхронности, то ли привычных голосов и слов, Хёнджин сам не уверен. Невозможность сорваться в оргазм заставляет пару слезинок скатиться по щекам. — П-пожалуйста-а-а!.. — тянет он, изгибаясь, снова запрокидывая голову и отчаянно жмурясь. Чан сглатывает вокруг головки, Минхо шумно втягивает край отверстия, посасывая, и удовольствие простреливает острым спазмом с ног до головы. Хёнджин всё же срывается в короткий вскрик, в крупную дрожь всего тела и ручьем струящийся пот. Его протягивает остаточным кайфом пока Чан выпивает его полностью, а Минхо поднимается на ноги и прижимает к себе, помогая удержаться на ногах. Он устраивает голову на плече, прикрывает глаза и шумно выдыхает, обмякая. — Размазало? — Размазало. «Невозможно «не», лениво думает Хенджин, пока его укладывают на постель и обтирают теплым влажным полотенцем.