Кто-то для тебя

Хёнджин выдыхает длинно, как будто его под дых ударяют, хотя Чан всего лишь касается запястья губами, мягко целует, явно желая почувствовать нить учащенного пульса. — Тш-ш-ш-ш, — Минхо поглаживает лоб кончиками пальцев, соскальзывает к линии роста волос, зарывается в темные пряди. — Чувствительный такой... Они вдвоем сосредотачивают свое внимание на нем и это странно — обычно они выбирают для этого Феликса или Джисона. Хёнджин стесняется, потому что... ну, зачем? Ему хватает, когда у него один партнер, ну, максимум, два, как сейчас. Но... всегда это ебаное «но»! Сейчас Чан и Минхо сосредоточены не на своем удовольствии — им важно, чтобы хорошо было именно ему. Это странно. Неудобно. Непонятно. Он привык по-другому. Не брать, а отдавать. — Как же громко ты думаешь, — Минхо закатывает глаза, тянет до боли локон, заставляя зашипеть. — Напрягаешься, пытаешься закрыться, Луна моя, — хрипло шепчет Чан и Хёнджин стискивает челюсти, пытаясь не реагировать. — Нехорошо. — Скажи сейчас, если хочешь, чтобы мы остановились. Это твой последний шанс, Хёнджинни. Хван знает, что это ложь, что нет у него этого так называемого последнего шанса, потому что он... <I>не сможет</I> отказаться. У него просто не хватит сил, чтобы открыть рот и сказать «нет». Смущение горит на лице румянцем, душит подступившим комом в горле, оглушает шумом крови в висках. Пробившаяся за день щетина обжигает предплечье, когда Чан поднимается выше, оставляя очередной поцелуй в основании шеи. — Джинни? Ему нужно всё, что они могут ему дать. — Не останавливайтесь, — едва слышно выталкивает из горла Хван и наконец открывает глаза, поочередно сталкиваясь взглядом с каждым из них. — Пожалуйста. — Хороший мальчик, — улыбается Минхо и склоняется над ним, касается поцелуем уголка рта (даже не губ, отчего откровенно хочется скулить), — не забывай, что мы хотим, чтобы ты получал то, что нужно именно тебе. По телу проходит ощутимая волна дрожи и Хенджин сжимается, ощущая, как сердце в груди сбивается с ритма, ухает в желудок. — Скажешь, чего хочешь сейчас? — пальцы Чана соскальзывают по ключицам ниже, между грудных мышц к прессу у замирают у пояса домашних штанов. — Нам нужно, чтобы ты сказал, — подхватывает Минхо, прикусывая кожу на нижней челюсти и кладя руку на горло, обозначая прикосновением собственную власть. — Иначе мы ничего не сделаем и ты не получишь желаемого. Мысли словно по волшебству испаряются и голова становится пустой, отчего на мгновение Хван чувствует себя оглушенным. Чего он хочет? Вопрос ставит в тупик, заставляет судорожно вдохнуть и сжать кулаки. — Тш-ш-ш-ш, — успокаивающе гладит его солнечное сплетение Бан, — не пугайся. Просто открой рот и скажи, что тебе нужно. — Ты тут же это получишь, — соглашается Ли и теперь ласково зализывает собственные укусы. Хёнджин думает только о том в какой момент эти двое так успели спеться, что заканчивают друг за друга фразы. А потом его прошибает осознанием, что это случилось не вдруг и не внезапно, просто он дурак не обращал внимания. — Завяжи мне глаза, — немного дрожащим голосом, прерываемым частым поверхностным дыханием, просит Хван. — И поцелуй меня, Минхо-хён. — Интересный выбор, — отзывается немного удивленно Чан и встает с постели, чтобы найти что-то подходящее для исполнения просьбы Хёнджина. Сам Хван бездумно смотрит на Минхо, который ласково улыбается ему, сжимает коротко пальцы на шее и перемещает их на скулу. — Умница, детка. Сможешь и дальше руководить нами? — Не уверен, — откровенно признается Хёнджин, прикрывая веки и подается навстречу поглаживаниям. — Это... сложно. Вернувшийся Бан с галстуком в руках, мягко касается его подбородка и заставляет посмотреть на себя. — Мы, безусловно, знаем, что ты любишь, но тебе стоит серьезно подумать, что ты не имеешь собственных желаний, а лишь подстраиваешься под партнера. — Ты необъективен, — возражает Минхо, вставая на колени. — Отдавать контроль партнеру тоже желание и потребность. Сейчас, например, это позволит нам позаботиться о нашей Принцессе так, как мы это умеем. Хван стонет и жмурится — его штормит от молниеносно сменяющихся эмоций: сначала стыд после слов Чана, потом возбуждение из-за слов Ли. Каждый из них по-своему прав, отчего кажется его лицо сильнее заливается румянцем. — Джинни, приподними немного голову, — просит Бан и Хёнджин слушается, позволяя накрыть глаза нежной тканью и завязать узел на затылке. Чего он не ожидает, что следом попросит Минхо: — Вытяни руки вперед и сожми запястья вместе. Блять. Он хотел этого, но из-за разбежавшихся мыслей даже не сообразил, что может попросить и об этом. Другой вопрос, конечно, что последует за связанными руками, и как его захотят разложить, но думать об этом уже не особенно хочется (и можется, на самом-то деле). Его запястья легко фиксируются в одном положении, и Хёнджин на чистом инстинкте проверяет крепость узла: держится тот уверенно и явно не распустится от неловкого или резкого движения. Шумный выдох срывается сам по себе, отчего тут же хочется закусить губы, чтобы не издавать громких звуков. Но ему не позволяют — теплые пальцы приподнимают подбородок, горячее дыхание касается кожи, поцелуй ложится мягкой лаской. — Не сдерживайся, — просят его и осторожно тянут вперед, заставляя сначала просто сесть, а потом и встать полностью на ноги. — Нужно тебя раздеть. Штаны медленно соскальзывают к лодыжкам и Хван переступает осторожно, поддерживаемый широкими ладонями на талии, дрожащий от губ, коснувшихся долгим поцелуем местечка между лопатками. Бедра тоже осыпают ласковыми прикосновениями, заставляя хрипло выдохнуть стон. Темнота дезориентирует, не дает понять, чего ожидать в следующее мгновение, отчего все тело будто искрится от каждого касания, вспыхивает удовольствием от самого незначительного контакта. — Я держу тебя, — шепчет Минхо, ему в скулу, когда руки Чана — как теперь понимает Хенджин — исчезают, а сам он неустойчиво покачивается в пространстве. — Отпускай себя, Хённи. Прозвище бьёт по нервам сильнее, чем можно было предположить, и Хван отворачивается, прижимает связанные руки плотнее к себе, будто желая стать меньше. Будто в противовес просьбе, он напрягается больше, ведь теперь нужно вернуться на кровать, занять нужную позу, и явно это будет неуклюже, некрасиво, глупо... Явно заметив его состояние возвращается Чан — прижимается сначала к спине, осыпая плечи поцелуями, обнимает поперек груди, заземляя, и шепчет, не давая окончательно потеряться в панике и тревоге: — Тихо, тихо, Луна моя, все хорошо, мы рядом с тобой. Не теряйся в себе, нам нужно, чтобы ты слушал нас и держался, хорошо? Хёнджин может только кивнуть и осторожно развернуться в родных руках, утыкаясь губами в шею и дыша успокаивающим знакомым запахом. — Вот так, хорошо, дыши... Чан не добавляет, но получается закончить самому в собственной голове — дыши мной. От этой мысли-вспышки подгибаются колени и Хван хнычет, сжимает беспомощно пальцы и жмется сам ближе к обжигающе горячему телу. — Тш-ш-ш-ш, Луна, все хорошо. Давай-ка, мы вернемся в постель. Вот так, мы держим тебя, ты не упадешь. Ему помогают взобраться на кровать, переступить неловко по пружинящему матрасу и оседлать чужие бедра. Дезориентированный в пространстве Хёнджин сначала даже не понимает чьи именно, лишь покорно приподнимается, когда чувствует пальцы, касающиеся его влажной дырочки. Усилием воли расслабляется, и тут же стонет от того, как правильно его ласкают внутри, давят аккуратно на простату, отчего простреливает удовольствием до самой последней клетки в теле. Чувствительность зашкаливает, не позволяет зацепиться хоть за что-то в своей голове и сконцентрироваться на чем-то одном. — Х-хёны! — всхлипывает он, ощущая ладонь, мягко сжавшую мошонку. — Пожалуйста, прошу! О чем именно умоляет, Хван и сам не знает, но его накрывает потребностью, от которой горло перехватывает спазмом, а под повязкой вспыхивают разноцветные звезды. Ему просто нужно. — Сможешь, сидя на члене, взять мой рот? Хёнджин скулит, потому что знает, что не сможет, но ему этого очень сильно хочется. Настолько, что от одного только предвкушения судорогой сводит низ живота. — Н-нет, не смогу, Чанни-хён, — плаксиво возражает Хван и всхлипывает. — У меня не получится. — Тебе нужно просто принять все, что мы захотим дать, — замечает Минхо и Хёнджин вздрагивает, прогибается в пояснице, когда его тело покидают пальцы. — Просто принимай, Джинни. И Ли просто и уверенно проникает в него — медленно и неотвратимо на всю длину, позволяя привыкнуть к ощущению члена внутри. Чан тут же перехватывает его связанные запястья, обнимает своими ладонями и касается губами костяшек. — Расслабься и наслаждайся, — просит он, — возьми, что хочешь, Луна. Хван чуть запрокидывает голову и приоткрывает губы прежде чем сделать первое движение, прежде чем он последует за... просьбой или приказом Бана. Ему нужна секунда, две, и он приподнимается, ощущая, как сладко скользит по члену, задевая нужные точки. Хорошо. В висках стучит шумным прибоем кровь, заглушая происходящее вокруг, позволяя сосредоточиться лишь на собственном ритме и поцелуях, что оставляет на его переплетенных в замок пальцах Чан. Удовольствие растекается по венам и артериям, наливается жаром в мышцах, звенит в костях призрачной музыкой ветра. Дыхание срывается от того, что бедра устают, напряжение простреливает колени. Обида вспыхивает влагой в зажмуренных глазах и Хенджин не выдерживает, дрожаще произносит: — Чанни-хён, я хочу обнять тебя за шею. Ему помогают осуществить желаемое и от ощущения настолько близкого тела его ведет, заставляя в наслаждении застонать и тут же ткнуться носом куда-то в скулу без слов прося ласки. В волосы тут же вплетаются пальцы, мягко царапая ногтями кожу головы, а нетерпеливые губы сминают рот в поцелуе. Гораздо лучше. Воздух заканчивается и Хван отстраняется на несколько дюймов, чтобы тут же хрипло попросить и другого своего хёна: — Минхо-хён, я хочу, чтобы ты меня трахнул сам. Ли не сдерживает рычания, от которого мурашки оседают на коже Хёнджина щекоткой. — Как хорошо, что именно он сейчас во мне, — шепчет Хван в губы Чана, хотя и не уверен зачем делится внезапно посетившей его мыслью. — Его выносливость и возможности бёдер — нечто. — Ох, малыш, — ласково улыбается — невозможно это не почувствовать — Бан и сжимает пальцы на талии, явно желая оставить следы. — Тогда проверим его? И немного тебя, если не возражаешь... Хёнджин не понимает о чем речь, но тут же давится собственным дыханием, потому что Минхо сосредотачивает все его внимание на себе и своих движениях. Ритм, что он берет, выбивает весь дух, заставляет желать застыть в этом мгновении навсегда, потому что вот здесь и сейчас... Охуенно. — Мы держим тебя, Принцесса, — сквозь частые вдохи роняет Минхо и Хван практически в буквально смысле чувствует, как распадается на части. — Ты можешь отпустить себя, давай! — Позволь себе это, — шепчет Чан и касается поцелуем линии челюсти, лижет широко языком, явно наслаждаясь тем, как взрывает вкус пота рецепторы. — Мы хотим, чтобы ты сделал это. Раскаленная тугая спираль сжимается все сильнее, с каждой секундой заставляя чувствовать неизбежность накатывающего оргазма. Вот только бы одно движение по члену, только бы касание... — Давай так, — греховно мурлычет Чан и проводит подушечками пальцев по влажной ложбинке позвоночника, отчего Хёнджина прошибает электричеством от осознания, что он озвучил просьбу и ему отказывают в ее исполнении. — Вот сейчас, да... С мучительным стоном он слушается, сотрясаясь от непрекращающихся толчков и собственнического укуса в шею. Оргазм его иссушает, истерзывает настолько, что обжигающие слезы, выступившие на глазах, тут же впитываются в повязку, а пульс отдается во всем теле гулкими ударами. Пиздец. — Такой хороший, — урчит Бан и с легкостью снимает его с члена Минхо и укладывает на прохладные простыни. — Так славно постарался для нас... — Умница, Хённи, — хвалит Ли и целует в скулу, — мы гордимся тобой. Он хочет ответить, хочет дать ласку в ответ, но не успевает даже двинуться — соскальзывает в дрему уже не чувствуя, как освобождают глаза и руки, как стирают капли спермы и укутывают в одеяло, позволяя отдыхать.