Fallen Angel

      Это тот момент, когда должно быть больно. Момент, когда от души отрывают часть, не осознавая этого. Момент, когда все немного меняется, однако жизнь решила иначе. Это момент, когда на все становится все равно. На боль, на предательство, на одиночество.       Иногда казалось, что безликий демон понимает его. Особенно тогда, когда Се Лянь, кашляя кровью, претерпевая невыносимую боль от холода металла в своем животе, слышал шепот, что из раза в раз повторял…        «…ведь я был прав. Они не будут волноваться. Они все — черная дыра из алчности и ненависти, в которой нет места состраданию и любви…»       «…лишь я понимаю тебя. Лишь я могу дать тебе свободу и клетку. Месть и карму. Ненависть и любовь. Все это достижимо, вот только… Сколько ты будешь надеется на то, что эта дадут тебе эти куски мяса, которые заботятся лишь о собственных жизнях?..»       «…давай же, Сяньлэ, уйди от них и переходи ко мне…»       «…ты один, тебе нечего терять. Ты можешь делать все, что захочет твоя грешная душа…»       Но Се Лянь не верил.       Не верил, когда слушал препирания и оскорбления из уст жителей страны, что охранял. Не верил, когда родители, вложив меч в руки своего сына, проткнули его тело. Не верил и тогда, когда меч прошел сквозь него во второй раз, а затем и третий.       Не до конца верил и когда потерял сознание толи от боли, толи из-за того, что кучка перемолотых костей не может его иметь.       Мысли по типу «…они ведь беспокоятся за свою жизнь, так ведь?…» постепенно сменились на:       «…кого я так стремился защитить? Что мне теперь делать, неужто все действительно было зря…?» а затем переросли в стойкое убеждение:       «…они недостойны… Ненавижу, как же я их всех ненавижу…»       В промежутках между ясностью и отрешенностью он беззвучно кричал, молил о спасении, но мысли, что заполняли его голову, и слова, что он слышал из раза в раз внушали, что помощи он не дождется. Надежда умерла полностью. Он перестал замечать огонек, который парил вокруг и, как казалось ранее, кричал не меньше его самого. Не верил и Баю. Он был прав, но надеется на его помощь?… Не это ли высшая степень безумия? Захочет стать демоном и уничтожить все без остатка — ему никто не помешает и никто не поможет.       Именно с такой мыслью он ушел в забытие и она же пришла ему в голову спустя несколько минут ступора после того, как он очнулся.       Се Лянь видел то, что осталось от его тела. Видел, но уже не чувствовал.       — Понравилось? — он был готов поклясться, это было сказано с растянутой до ушей улыбкой.       Вопрос был более чем неуместен, однако ему тоже захотелось улыбнуться, а затем рассмеяться в голос. Чертовы порубленные в клочья голосовые связки.       — Чего же ты так печален? Я ведь говорил, — Безликий Бай оторвал часть ткани со своего рукава и бережно, еле касаясь, принялся вытирать кровь с лица Се Ляня, — Сяньлэ, я ведь предупреждал тебя. Хотел как лучше, почему же ты так непослушен? — говор во мгновение ока смягчился, был похож на голос матери, что обнимала сына в моменты ночных кошмаров. Отца, что искренне хвалил после очередной победы. Похоже на все то, что он не ощущал. Мать никогда больше не явится в его спальню ночью, а отец в принципе никогда не гордился им.       Что это? Отвращение или благодарность?       Немой вопрос не был услышан, однако оказался прекрасно понят. Висел в воздухе, сжимая сонную артерию до темных кругов под глазами.       — Что за вопросы, Сяньлэ? — даже в маске Бая ощущалось удивление, — Все только для тебя. Я бог и дьявол, мы можем покарать и помиловать, убить или даровать бессмертие, спасти или наблюдать за страданиями. Я лишь хочу как лучше. Ты топаз, что еще не был обработан. Столь чистый, искренний, преданный… Но он тебе не подходит. Ты морион, который должен стать моим преемником. Ты поймешь, рано или поздно ты все-таки осознаешь, что нет во всех трех мирах того, кто поймет тебя так же, как я. Поймешь, что кроме меня у тебя никого нет.       Погладил по окровавленной голове и исчез. Противно и хорошо. Толи от прикосновений, толи от их отсутствия.       Морион? Раньше Его Высочество круглосуточно читал, поэтому прекрасно знал о значениях камней. Тот, что кажется непроницаемо-черным с дымкой внутри… Говорят, он помогает понять свое предназначение, указывает на ошибки, помогает уйти от трудностей и обрести терпение; тот камень, что не простит предательства своему владельцу, погрузит его в пучину безумия и сведет с ума, однако есть еще одно значение: смерть. По легенде, первой его носила колдунья Морена, она приносила людям раздор и гибель. Всегда нося его на шее, она оставалась бессмертной, однако, в одной из битв между добром и злом, она по неосторожности обронила амулет и умерла. Вот только магический камень воскресил свою хозяйку, чтобы та продолжила сеять смерть по земле.       Если нагреть его, он станет пшенично-желтым, выдавая себя за чайный топаз, что приносит счастье.       Иронично… Сравнение действительно неплохое, вот только… Обязательно ли?       «Почему я не могу убить их всех, а потом вновь стать собой?»       Се Лянь на секунду задумался: «Что значит «вновь стать собой»? Кто я такой?»       Ответь же, бог или дьявол?       Быть тем наивным семнадцатилетним мальчиком? Бред. Вновь обрести друзей, покой и жить с родителями где-нибудь в лесу? Зачем? Не это ли лишний повод для ножа в спину? Так что значит стать собой? Не это ли настоящий он? Не он ли тот, кто убьет неугодных, отомстит тем, кто этого заслуживает и продолжит показывать всем остальным, что жизнь не так уж и сладка?       Однако Се Ляню и в голову не приходило перейти на сторону Безликого Бая. Стать демоном — возможно. Создать свою страну поверх трупов? Ничего сложного. Но нужен ли кто-то второй? Зачем? Все предают, все вокруг — лишь двуличные твари, что заботятся только о собственном благополучии, так зачем обременять себя?       Он беззвучно засмеялся с себя прошлого. Как можно было не понять такой простой истины?       Безликий бай появлялся еще несколько раз, но Се Лянь не проронил и слова. Демон прав, он никому не нужен, точно также, как и ему не нужен никто, включая его самого.       В те редкие разы, когда демон в погребальных одеждах являлся скоротать одиночество, он говорил. Про отвратительные и в тоже время истинные вещи. Все было запомнить невозможно, но Се Лянь выбил в своей голове впадины в форме одной-единственной фразы:       «Я видел, как человек вырвал сердце из твоей груди и кинул в толпу. Они растоптали его».       Поэтому ли на его месте теперь одна пустота?       Се Лянь, без возможности двигаться, все думал и думал, но было слишком громко. Громко? Что могло казаться ему слишком громким? Тишина. Это безвоздушное пространство без единого шороха, что разносило на маленькие кусочки без возможности собраться вновь. Однако тело регенерировало. Боли нет. Уже никогда не будет, хотя хотелось…       Так он думал, но ошибался. Пытаясь найти ответ, он не нашел вопроса, что был так необходим. Точно также, сначала садясь на алтарь и трогая собственную запекшуюся кровь, он пытался размять мышцы. Тело как новое. Но не его. Так странно, что кожа не свисает лоскутами, а такая же упругая, как и в его первое вознесение.       От этой мысли Се Лянь поморщился.       За это время его гнев утих, а обида ушла на второй план. Он смирился. Теперь глаза были пусты, сопротивляться всему этому миру больше не было никакого желания.       Казалось, он все еще спит. С открытыми глазами и пребывая без чувств.       Сейчас Безликий не удосужил его своим присутствием, только теперь он не чувствовал запекшейся крови и порванной одежды. Се Лянь был одет в новое белое похоронное ханьфу, а на поясе покоился меч, который, в отличии от себя, никакого отвращения не вызывал. Одеяние такое же, как и у твари, чья маска плачет и смеется. Сейчас он и сам не знал, смеяться ему или плакать, хотя смысл думать? Слез все равно не осталось.       Тело казалось чужим, также как и сознание, поэтому недолго подумав, Се Лянь, опираясь руками на алтарь, встал. Сколько он тут провел? Что думает Фэн Синь? Му Цин, наверное, и не помнит о его существовании, ну и черт с ним. Ушел? Пожалуйста.       Казалось, ты желал извиниться.       Плевать.       «Я не буду больше держаться за вас. Сам справлюсь. Так же, как и до этого. Считаете меня сумасшедшим? Флаг вам в руки, смысл доказывать обратное»       Как же ты наивен.       Выйдя из храма, он отправился вниз по реке. Отражение так и твердило: вот он ты, только маски не хватает. Обмыл руки и лицо, тер при этом слишком усердно, стараясь избавится от мерзкого ощущения на коже. По пути он подобрал накидку, которую, наверное, обронил кто-то при попытках сбежать из храма. Да, Се Лянь знал, что это были именно попытки. Все мертвы. Трупы обуглены, словно были сожжены в самом аду. Ему это было по нраву.       В какой-то момент Се Ляню стало тошно. От ситуации, от себя, этих людей и их трупов, что валялись вокруг. Ком подступил к горлу и заставил согнуться надвое.       Он помнил, что никто из присутствующих недавно в храме не мог найти пути из леса, однако сам справился с легкостью буквально за несколько часов. Солнце уже находилось высоко, хотя когда он выходил, только виднелся рассвет.       Теперь уже он шел по достаточно оживленной улице, пытаясь понять, куда дальше направится и сколько прошло времени. Так и думал, пока его не толкнули в очередной переулок и не схватили за грудки.       Фэн Синь.       — Ты что, мать твою, творишь? Пропал черти куда на два с лишним месяца и разгуливаешь по улице, какого черта?! — казалось, Фэн Синь был в ярости. Он никогда прежде не произносил столько бранных слов по отношению к Се Ляню. А покуда не получил ответ, стал трясти, не понимая, почему принц все еще не начал сопротивляться.       — Прости.       — Черт с ними, с извинениями! С чего ты завелся?! Сказали пару слов и сбежал, что с тобой вообще твориться? Неужто есть то, о чем ты не можешь мне поведать и… Откуда у тебя этот меч?       — Прости.       Се Лянь не знал, что еще сказать. Просто «прости» явно не открывало тех тайн, которые должно было. А говорить о том, что произошло — самое глупое, что может прийти в голову. Так и ушли. В молчании. У них был какой-то негласный уговор не расспрашивать друг друга. Фэн Синь ни раз старался, но после нескольких раз полного молчания в ответ, отказался от этой затеи.       Дома все также. Как в тумане. Он ничего не помнил с того момента, однако сейчас все было весьма четко. Их Величества без устали спрашивали о самочувствии и результатах самосовершенствования, в котором их убедил Фэн Синь. В груди все еще ныло то странное чувство одиночества. Казалось бы, он не один, но не чувствует себя частью всего этого. Больше нет.       Его уговорили на отдых, хотя что-что, а сон уж явно не входил в планы. Если раньше его хватало на несколько часов в забытьи, то сейчас веточка благовоний будет гореть дольше, чем он пробудет в царстве сновидений. Поэтому Се Лянь просто смотрел в стену, боясь фокусировать взгляд. Боясь увидеть то, чего быть не должно. Боясь вновь почувствовать гнев, из-за которого могут пострадать все еще близкие ему люди.       Они все еще казались лучшими в его жизни, с одной стороны, он цеплялся за них, а с другой — держал так далеко, как только возможно. Путался. Снова.       Вскоре их разногласия стали превосходить всевозможные пределы. Се Лянь просто не мог делать вид, что все хорошо. Не мог притворяться тем, кого давно нет. Он говорил вещи, которые не позволял себе прежде. Поступал как те, коих раньше презирал. Однако, он давно не бог, ему что, нельзя ненавидеть? Раз нельзя кричать, то почему бы не излить свой гнев подобным способом?       Работы одного только Фэн Синя не хватало на то, чтобы прокормить четверых, поэтому разговор о том, что еды и лекарств надолго не хватит не заставил себя долго ждать. И Се Лянь снова ушел. Сказал, что знает, как раздобыть средств к существованию. Знал, что ему больше не поверят.       — Куда? Опять пропадешь? Его Величество болен, ты не можешь давать ему еще повода для волнения…       — Поверь. Первый и последний раз, — да, раньше он уходил молча, а всегда до этого держал обещания. Ну, почти все. Он ведь никого не спас. — Вернусь утром, а ты позаботься об отце и матушке.       — Я… Ладно, но не вернешься под утро — поверь, из под земли достану.       Так и ушел. Снова и снова убегал, пытаясь найти решение и в упор его не видя.       Вот они те, кого стоит держать. Те, за кого нужно хвататься, но Се Лянь снова пошел по извилистой лесной тропе, все глубже уходя в никуда. Все дальше от тех, кто, наверное, любил его.       Вернулся он, вываливая несколько мешков на стол перед ошарашенным Фэн Синем. Он не видел их наполнения, однако насторожился.       — Спрошу где ты был — все равно не ответишь, так может скажешь, зачем ходил?       Се Лянь молча вывалил золотую утварь. Огромное количество драгоценных статуэток и тарелок, которые могут прокормить их на всю жизнь.       — Это…       Вопрос, что жаждал ответа, но Се Лянь и сам его не знал. Он просто перестал верить в добро. Так зачем им страдать, если можно позаимствовать счастья у чужих? Эту мысль он и озвучил.       — Нам нужно выживать, а жители Юнани не из бедных. То, когда бы это произошло — дело времени.       — Ты… Ты украл это?!       — Нам всем сейчас нелегко, на это вы сможете прожить, — сам не знал, почему сказал «вы». Возможно, просто больше не считал себя частью этой семьи. Он видел, что Фэн Синь не горит желанием заботится о его родителях, он и так слишком долго следовал за ними, так будет проще. Так он либо без раздумий уйдет, либо продолжит на одном месте, только уже в других условиях.       Ты прекрасно знаешь, чего жаждешь.       — Воровство? Серьезно?! Так зачем было столько страдать? Зачем мы столько работали? Ты бы никогда не сделал этого, так зачем? Почему ты убиваешь столько совместного труда?       — Действительно, зачем?       Атмосфера становилась удушающей. Отвратительной, наполненной враньем и желанным предательством. Голоса звучали звоном металла в перемешку с растертым в труху стеклом. Резали души и сердца как говорящих, так и слушающих.       — Почему… Ты стал таким? Что произошло?…       Почему ты хочешь это узнать? Просто уйди…       Он не хотел открывать дум. Они кромсали его тело на части и последнее, чего Се Лянь желал — чтобы тоже самое ощутил на себе Фэн Синь.       — Каким я стал? Тем, кто здраво мыслит? Чем тот принц был лучше?       — Мне еще и объяснить это нужно?! Ты в своем уме? — да, однозначно да. В воздухе висел еще один немой вопрос. Он легко читался, а ответ был еще проще.       — Да, я пошел на грабеж. Тут нет других оправданий. Что было, то случилось, ничего не припишешь.       — Что ты говоришь? Зачем? Зачем тогда было это все?       Было то, чего Фэн Синь не озвучил, но это было не нужно. Его немое «зачем я тогда следовал за тобой» читалось в воздухе. Было очевидным. Отрезвляющим. Удушающим.       — Так перестань. Просто перестань за мной следовать и реши проблему.       Этого ли ты желал?       Эти слова вылетели из горла сами, повиновались непонятному голосу в голове, были необдуманны и убивающими изнутри.       Так не должно быть.       — Что?       — Я сказал: перестань за мной следовать, — и ушел. Снова. Закрыв дверь, Се Лянь продолжил смотреть в стену, не понимая, что ощущает. Скорее всего, ничего. В груди все так же ныла пустота, вот только непонятно, из-за чего.       Она просто не уходила.       Через какое-то время из коридора послышались звуки. Фэн Синь прощался с его родителями. Да, он уходит. Через несколько мгновений послышался стук двери.       Ушел. Вот только та пустота внутри ощущалась все также. Будто бы ничего не изменилось. Было так… странно. Дорогой когда-то человек исчез, но он никак это не воспринял. Так он думал.       Как ни крути, Се Лянь знал, что это рано или поздно произойдет, так почему бы не разорвать дружбу и надежду во мгновение ока? Всяко лучше, чем по кусочку отрывать те чувства, что остались между ними. Раньше он боялся, но теперь страх ушел, сменяясь болью, что полностью наполнила пустую душу.       В беспамятстве он говорил с родителями. Кажется, Государыня твердили о том, что нужно вернуть Фэн Синя, а Государь — о том, что никогда не возьмет эти грязные деньги. У Се Ляня не было сил спорить. Он лишь бросил несколько утешительных фраз, снял ленту, что неистово давила на горло и упал в забытье. После столького времени без сна он удивился, что не проснулся от кошмара. Спать было спокойно, будто теперь не было ничего, что может заставить душу колыхаться, словно взволнованное ветром море.       Се Лянь не знал, когда встал и сколько вообще времени прошло. Осознание того, что его никто не разбудил неприятно ударило по ноющей голове, а отсутствие ленты рядом с подушкой, где он ее положил, отозвалось в ней странным звоном. Голова раскалывалась, но то, что он ощущал, казалось сущей мелочью.       Так и встал. Однако спустя четверть часа поисков все-таки решил обратиться к родителям:       — Матушка, вы не видели мою… — и замолчал. Просто уставился пустым взглядом на комнату, в которую открытая им дверь дала щель. Зрачки сузились до черных точек.       Он нашел ленту. Перекинутую через потолочную балку. На ней же висели два неподвижных тела. Его мать и отец.       Одной лишь щели хватило, чтобы ощутить весь ужас ситуации. Казалось, это очередной кошмар. Просто сон, который пришел с опозданием и он вот вот проснется, но нет. Се Лянь упал на колени, окончательно открывая дверь и уставился вперед. Просто смотрел, не зная, что должен чувствовать. Что должен делать. О чем должен думать. Ничего не знал.       Почему все еще пусто?       Он просто ударился головой об пол, чуть ли не разбивая его в щепки и неразборчиво что-то шептал. Без остановки. Старался выговорить хоть слово, но язык не слушался. Вскоре он просто замолчал.       — Я… Один?       Он хотел обратиться хоть к кому-нибудь. Хоть кто-то, кто мог его сейчас послушать, посидеть рядом, снять тела его родителей и унести. Хотя бы чтобы они не висели тут, шатаясь из стороны в сторону от малейшего дуновения ветра.       Прошу, обними меня.       Кого ты молишь?       Себя.       Все сделал он, вновь сел, не зная, что делать теперь. У него самого нет ничего. От этой мысли руки лишь сильнее затряслись, а затем они же перекинули упавшую на пол ленту через ту же балку.       Это было отчаяние. Чувство, когда желал остаться в пучине одиночества, но как только это произошло, подступило осознание того, что хочется назад.       Он просунул в петлю голову и оторвал ноги от пола. Так и висел, чувствуя накатывающее волной за волной удушье, однако все еще пребывая в сознании. Он не может умереть. То, чему все яростно завидовали и то, что он сейчас всеми фибрами души ненавидел.       Все еще пусто.       Однако лента ослабла и Се Лянь упал на пол. Снова все бестолку. Шелк поднялся и стал кружить вокруг хозяина, который в панике схватился за горло, пытаясь понять, что не так с дыханием. С одной стороны — ответ очевиден, с другой — ему не нужно было дышать, так зачем беспокоится?       Пальцы ощутили вмятину на коже, она почти совпадала с начерченной черными пятнами проклятой Кангой, но должна была сойти. Бессмертное тело же позволит уйти в забытие этой оплошности перед самим собой?       Но увы, даже через несколько часов в одной позе ничего не изменилось. Теперь на шее была не только метка преступника, но и отпечаток его попытки уйти от содеянного.       — Почему… почему я просто не могу умереть…       Се Лянь мечтал об этом. Просто чтобы кто-нибудь избавил его от этих страданий.       Чтобы больше не было пустоты. Чтобы было хоть что-то.       Но все же не осталось ничего. Он все еще пуст. Боль ушла, сменяясь ненавистью и желанием убивать, которое перекликалось с недобностью убить самого себя. И эти думы лишь усилились, когда до ушей донесся звон. Становление народа Юнани, видя под ногами трупы государя и государыни Сяньлэ.       Он смеялся и плакал, не зная, чему отдать предпочтение, но в какой-то момент раздался жестокий хохот, который опасно перекликался с жестоким блеском в глазах. В сущности он был криком, неимоверным ором без конца и края.       — Нет… Вы не имеете права на жизнь в покое… ненависть… я отдам вам ее с лихвой.       Сейчас он был наиболее похож на маску, что так боялся увидеть. Наиболее походил на того, кем боялся стать. Лицо, столь чистое и благородное сейчас сквозило вселенской злобой, желая убить все на своем пути.       Именно так Се Лянь, хотя мысленно он уже окрестил себя чем-то настолько богохульным, что тошно, приказал ленте ухватиться за его запястье и направился на территорию, что раньше звалась Сяньлэ. На поле битвы, где погибали его войны. На поле брани, где впервые умер он сам.       Он шел и получал незримое удовольствие от звука ломающихся в щепки костей под ногами. Шел и наслаждался криками, что затмевали разум. Теперь он в полной мере понимал, что значит сходить с ума. Теперь он понимал, почему умалишенные не хотят прежней жизни.       Се Лянь встал ровно в центре этой черноты душ. Они желали его. Желали мести.       — Скажите, что вы ощущаете?       Огни умерших завопили еще сильнее. Гул в голове стал переходить все мыслимые и не очень границы. Се Ляню это нравилось. Придавало легкости, как тогда, держа нож у горла бывшего друга.       — Что вы чувствуете, слыша, как новый народ строит счастье на ваших могилах?       Громче, громче… казалось, за этим ором он не слышал собственного голоса.       Но мой будет с тобой всегда.       — Вы погибли за тех, кто без зазрения совести считают себя народом нового государства, вы ненавидите?       Да, ненавидят. Как же еще. Они кричали об этом, вырывая из мертвого горла самые разные проклятия. Тот, чей истинный облик более было не узнать раскрыл руки, будто желая обнять:       — Так идите ко мне. Клянусь, жители Юнаня вовек не познают покоя! — снова обещал. Снова клялся, не понимая истинного смысла слов. Души поднялись в воздухе черным комом, поглощая все на своем пути, а в следующее мгновение были помещены в меч, все еще находясь в неистовстве.       Вот он, теперь облик светлого и непорочного принца являлся истинным Белым Бедствием. Он сам это осознавал. Теперь он ощущал на лице маску, но она не плакала и не смеялась. Она кричала, закрывала его лицо, прикрывая истерическую улыбку.       В какой-то момент за спиной раздался молодой голос:       — Ваше высочество…       Юноша не старше двадцати лет стоял на одном колене, приклоняя голову, будто говоря о готовности служить до последнего вздоха. Также, как и народ Сяньлэ во время войны. Мальчик, лишь по голосу это легко можно было понять.       — Кого ты только что позвал?       — Его высочество наследного принца, вас.       — Ты обознался.       — Я никогда не забуду ваш голос и фигуру, это точно вы.       — Сказал же.       Но это был Се Лянь. Факт того, что его узнали, ни капельки не нравился. Маска на лице не позволяла разглядеть того, кто находится под ней, но этот воин без раздумий назвал его по титулу.       В следующий момент к безымянному метнулась шелковая лента, хоть она и была лишь куском ткани, по приказу преисполнялась неимоверной силой, но он не растерялся, просто схватил ее, не взирая на темную Ци, что она излучала. Сильно.       — Ты воин Сяньлэ, который погиб здесь?       — Да.       — Имя?       — Вы можете звать меня так, как пожелаете.       — Тогда, Умин, следуй за мной и я дам тебе то, чего ты жаждешь, — люди с одной целью имеют одни пути и думы. Тут повелевает тот, кто сильнее, а выигрывающего в этом можно было и не называть.       На лице юноши тоже была маска, не позволяющая увидеть его реакции, но он молча встал и пошел за принцем. Оказался он куда выше, чем Се Лянь предполагал. Выше его самого.       — Клянусь до смерти следовать за вами.       — Умирать по сотне раз — не лучшее занятие, уж поверь.       Сейчас должна была быть цель, и он бездумно шел к ней. Се Лянь двигался ко дворцу, понимая, что не найдет там того, кому хочет отомстить. А вернее будет сказать, того, благодаря кому он сможет это сделать. Он желал уничтожить друзей, семью и всех близких людей, прежде чем отнять жизнь Лан Ина, который являлся нынешним правителем. Но понимал, что никого не было, поэтому лишь желал сжечь дворец, чтобы все в панике кричали, как и в день, когда до тла сожгли замок Сяньлэ. Хотел обрушить его на людей, давая шанс познать эту боль. Боль, когда теряешь все.       Дойдя до ворот на них ни раз оборачивались, а как только до жителей доходило значение маски, что была на человеке в белом, с криком разбегались прочь. Идти напролом было бесполезно, но Се Ляню хотелось понять, ради чего он здесь. Понять, стоит ли это времени, однако даже первые двери были защищены неким барьером, который окутывала аура. Опасность он понял сразу, а воин в красном, которого он окрестил Умином, решил пройти первым. Это уже Се Ляню было не по душе.       — Куда идешь?       — Вам не стоит переживать об этом, я сам…       — Нет, стой сзади и жди. Тебя никто об этом не просил, — с одной стороны, можно было и позволить, этот юноша действительно силен, но с другой — Се Лянь просто не хотел рисковать. У каждого свои цели. Голос был грубым, он не давал шанса спорить.       Поэтому через все двери он прошел сам, позволяя воину заходить лишь вторым. Так и дошли до последней комнаты. Главного зала. Там уже несло мерзким смрадом.       Пройдя совсем чуть-чуть перед глазами предстал труп, которому так желал пересчитать внутренности наследный принц. Лан Ин умер с улыбкой на своем лице и слезами на тех, что на нем покоились. Его жена и сын.       Снова опоздал, даже месть была недостижима, вот только у трясущихся рук, которые выдавали метания с головой, были другие планы. Правая ладонь обхватила рукоять меча и достала его из ножен. Медленно и плавно лезвие по полу приближалось к коже, легонько касаясь ее.       Он умер недавно, кровь все еще походит на вино, красная и жидкая. Будет течь, словно реки.       Меч все также порхал в ладони и легкими движениями оставлял алые полосы сначала на руках, потом на шее, затем и разорвал одеяния, чтобы следы ран украшали грудь и живот.       Вот только Лан Ин не кричал. Не плакал и не умолял прекратить, просто смотрел, проницательно, не переставая, пока лезвие не проткнуло обе глазницы. Из них вытекла странная белая жидкость в перемешку с кровью. Он все еще не подал признаков раскаяния.       Не так ли выглядит твое безумие?       Се Лянь снова ударился в истерику, все еще продолжая в свое удовольствие кромсать кожу, отрезая пальцы и части тела. Хохотал, лишь переодически прерываясь на еле разборчивые фразы:       — Ха-ха-ха… Даже убить, даже месть не смог совершить… ха-ха… Что же, все те, кто покоится во мне, вы разочарованы? Я тоже, ха…       Умин за ним лишь наблюдал, не в силах помочь. Просто не знал, что должен сделать.       Когда они уходили, то на фоне дворец когда-то правящей семьи превратился в пепел. Легче не стало, но душа облегченно летела.       Все еще ничего, кроме пустоты.       Не это ли что-то?       Вскоре они дошли до горы, на которой раньше находился монастырь, в нем Се Лянь обучался. Изменилось все, кроме атмосферы: она все еще была родной, вот только неопределенность куда сильнее ностальгии.       Вы когда-нибудь задумывались, что ненависть, в сущности, придает человеку сил? Она не всегда сжирает остатки здравого смысла и отталкивает людей вокруг, а учитывая то, что в большинстве своем, возникает в ситуации полного одиночества, и это не проблема. Она заставляет идти вперед, открывает ранее неизвестные двери и просторы и, хоть это и неприятная истина, она ей является. Именно ненавидя мы временно меняем себя, открывая нечто новое и изначально непонятное.       Но нет, ей нельзя поддаваться, ибо ненависть — чувство непостоянное, а тот, кем ты окрестишь себя и всех вокруг в ее порыве, невольно останется с тобой на годы. Путь, по которому вы пройдете и двери, которые вы откроете, могут не оправдать ожиданий, а дороги назад, возможно, и не будет. Но об этом никто не переживает.       И Се Лянь не переживал, когда поддался ей.       Он медитировал, предварительно приказав Умину найти место для выпуска нечисти. В голове кричали люди, напоминая не о самых приятных моментах юности, но это отвлекало его от недавних событий.       Все бы ничего, если бы в какой-то момент Се Лянь не уловил краем уха другой шорох, не принадлежащий ни ему, ни душам в мече. Наспех обернувшись, он никого не заметил, но мгновением позже в страхе застыл, не решаясь вернуться в прежнее положение. На его макушке покоилась до боли знакомая рука, именно пара таких обнимала его в ту ночь. И он молчал, снова испытывая животный страх от существа за своей спиной, однако и нападать не спешил. Просто выжидал, потому что в схватке ему не победить.       — Сяньлэ, так и думал, что тебе подойдет этот образ. Смотрится весьма гармонично. Жаль только, что тебе не понравилась моя маска.       Рука медленно двигалась по голове, будто ладонь матери, которая успокаивает плачущее дитя.       Матушка, прошу, я ведь тоже плачу.       — Все хорошо, теперь некому сдерживать тебя. Никто не возлагает на тебя надежд и никто не знает, кто ты такой, разве не легче? Ах, забыл сказать, теперь твои родители достойно похоронены, тебе не о чем переживать.       Нежность, жалость или еще что. Се Ляню было неимоверно спокойно в этих руках, но он отдергивал себя при каждой подобной мысли, не вынося их.       Не ты ли желал спокойствия?       — Ну же, Сяньлэ, не ты ли хотел убить меня? Так почему ждешь? Почему не нападаешь? Неужто эти духи в твоем теле настолько агрессивны? Непорядок, тебе стоит побыстрее это все закончить.       Но Се Лянь упрямо молчал, не двигаясь ни на цунь.       — Эх, даже словом меня не удостоишь, почему же ты столь непонятен? Почему не можешь принять? Но это неважно. Я всегда буду ждать тебя. Где угодно, только позови.       И исчез. Также быстро, во мгновение, как и появился. Голова все еще хранила холод ладони, ощущая желанное тепло. Се Лянь так и сидел, пытаясь вернуться к реальности, пока не осознал, что окончательно сходит с ума.       Что-то было не так, но он не понимал, что именно. Чувства переполняли, не видя выхода, а о причинах и говорить не стоило, не понятно.       Его накрыла нестерпимая боль в груди. Се Лянь думал, что не чувствует, но речь шла далеко не о физических ощущениях. Его душа разрывалась на части, потому что не понимала действий и желаний. Просто металась из стороны в сторону, обжигая легкие и ребра.       Эта была боль от действий, что не дали результата; от желания, что нельзя осуществить. Он один и не знал, что теперь делать. Сотни идей мести и вариаций путей во мгновение превратились в ничто, раздирая изнутри, словно когти волка. Все цели перестали иметь значение, а люди и существа вокруг превратились в раздражающий шум на фоне.       Ситуация слилась с единственным здравым голосом в голове, а лента, что попалась на глаза, подтверждала его смысл. Так и встал, направляясь в никуда.       Идея стала всем, не взирая на ее невозможность. Хотелось бесконечно приблизится к ней, дотронуться хотя бы кончиком пальца, на долю секунды, совсем немного…       Горные вершины сменились лесом, а монотонный шаг постепенно ускорялся.       Помниться, в юности Наследный принц очень не любил чужое присутствие, которое, как на зло, было всегда. Слуги маячили по всему дворцу, невольно не давая покоя. Он решил разучить какое-нибудь заклинание или найти артефакт, позволяющий создавать барьер, что не будет давали возможности увидеть что-либо извне и поможет скрыть собственное присутствие в придачу. Об этом он честно рассказал советнику, который, хоть и не сильно оценил подобное рвение, помог. Барьер, в силу магических сил юного Се Ляня, был совсем небольшим, однако прекрасно справлялся с задачей скрытия всего, что было внутри, от чужих глаз. Постепенно он научился блокировать и звуки, это помогало ему в любой момент заняться медитацией.       Сейчас уже далеко не юный Се Лянь, с кричащей маской на лице и похоронном одеянии, имел совсем другие цели и желания. Вот только теперь, с куда более низким уровнем духовных сил из-за проклятой Канги и долгими месяцами без самосовершенствования, создать такой же барьер, но уже шириной в несколько ли, казалось невозможным.       Обычно он был размером примерно с половину его комнаты: в большем просто не было нужды. Как создать такой же в разы больше, без духовной силы и с целью оттолкнуть всех, кто захочет приблизится? Ответ появился сам: шелковая лента, которая с момента смерти родителей все обволакивала его бренное тело, которое он давно уже не считал собственным. Она могла растягиваться на любое расстояние и без духовной силы своего обладателя делать то, что не по силам многим богам. Се Лянь не протестировал ее на деле, но с некой незримой надеждой отправился в чащу леса.       Несколько раз попробовав, действительно получилось. Шелк образовал кольцо вокруг него, создавая еле ощутимый светящийся слой ауры. Он не знал, как он работает, но несколько раз на него летели насекомые, что не смогли пройти. Странное сравнение, учитывая то, что за ним буквально по пятам может следовать Безликая тварь, чьи возможности просто безграничны.       Се Лянь ни на секунду не показывал своих намерений и, идя по лесу, присутствие кого-то третьего не чувствовал. Возможно, то было одно из умений его белой шелковой змеи, что вилась вокруг него без остановки, ясно понимая желание хозяина, но даже от этой иллюзии становилось спокойнее.       На его поясе таился меч, он истощал жуткую скверну, она пожирала изнутри. От голосов в голове стоял гул и невыносимый звон, однако факт того, что других звуков не было, давал возможность понять, о чем они кричали.       Давало шанс почувствовать в полной мере то, что совсем скоро убьет его.       Все еще пусто?       Ему не было страшно. Будет ли когда-нибудь? Что может быть хуже? Если что-то подобное и произойдет, то наверняка об этом событии будут веками слагать легенды.       Действительно, будут.       Найдя небольшую поляну, он с благодарностью дотронулся до ленты и с нежностью, что не чувствовал ни к кому за последнее время, попросил сделать барьер больше. В десятки раз. Белая змея понимала его. Единственная никогда не осуждала, ну, или пока просто не было такой возможности.       Лента немного впала в ступор и, хоть у нее не было лица, чтобы показать свои эмоции и рта, чтобы озвучить их, она ясно давала понять все, о чем думает. Немного бездельно покружила вокруг бывшего его высочества и, как и было велено, улетела вдаль.       На долю секунды Се Лянь ощутил себя странно. Без защиты барьера в момент стало неспокойно и страшно. Будто он вообще отныне не может выносить чье-то присутствие, но чувство это исчезло так быстро, как и появилось.       Это ли пустота?       Никто не знает, что ощущали те, кто по своему хотел «помочь» его высочеству. Безымянный призрак звал и переживал, пытаясь найти. Демон же впервые не знал, что ожидать от этого ребенка. Безликий Бай действительно уловил некую мысль в этой светлой голове, однако был без понятия, как ее интерпретировать. Его Сяньлэ пропал, он не уследил за этим, но все же задавался вопросом, как же сломанный и никому не нужный человек, без духовных сил и тузов в рукаве, мог его обвести вокруг пальца и, право слово, в душе гордился.       А Се Лянь ждал. Сам не понимал, чего. Возможно, хотел убедится в надежности барьера, который, как оказалось, еще и не пропускает никакие звуки. От этого в изначально не шумной части леса становилось также тихо, как на кладбище. Он засмеялся через крик и закричал сквозь смех. Схватился за живот, думая, что это за чувство такое? Больше не больно.       Вот она — пустота.       Так он смеялся, пока не почувствовал удар. Хотя, это было сложно им назвать.. знаете чувство, когда находясь в воде, на вас идет течение? Это было примерно тоже самое, словно через толщу воды он слышал крики. Кто-то звал. Се Лянь впервые огляделся.       Барьер совсем не был невидимым. Он излучал некое подобие божественного сияния в перемешку и демонической аурой. Был оболочкой, за которой виднелась буря. Небеса явно недовольны происходящим.       Се Лянь засмеялся громче. Упал на колени и продолжал хохотать. Казалось, в этот момент даже птицы перестали петь. Сколько же в этом смехе было боли.       Но в какой-то момент он встал. Его оглушила тишина. Посмотрел в небо, впервые ясно различая все голоса. Все, кого он когда либо знал, кричали самые разные вещи, но большинство богов, включая бывших друзей, в ожидании масштабов разрушения, просили одуматься.       Они не беспокоились о нем, лишь не хотели восстанавливать всю ту разруху, что он может принести своим проклятым мечем.       Се Лянь, больше похожий на дьявола в человеческом теле, посмотрел вперед. Черное, плачущее и молящее невесть о чем небо.       — Что же вы замолчали? Ненавижу.. как же я вас всех ненавижу…       Умрите все. Сдохните.       Этого ли ты жаждешь? Раз так — убей, ты ведь можешь.       Он говорил это, скорее, не со злостью, а вообще с отсутствием каких-либо эмоций. А в чем смысл тратить силы, если крики о помощи все равно не будут услышаны?       Се Лянь погладил рукоять меча, наслаждаясь нарастанием криков в своей голове, параллельно чувствуя, как кто-то пытается пробить барьер. Вновь крики и звоны, которые не имеют никакого значения.       Он молча достает меч из ножен и с грацией, подобающей человеку, что всю жизнь танцевал с ним, втыкает себе в живот. Теперь белый-белый сменился на кроваво-красный, придавая неведомый азарт.       Внутренности сразу же обдало холодом, но не как в прошлый раз. Теперь это было лишь неприятно, но не больно. Тишина на секунду оглушила, а затем ее отсутствие начало молить заткнуть уши от нарастающих криков.       Посторонние звуки ушли на второй план.       Во мгновение ока все заполнил гул умерших душ, которые, найдя единственную жертву, стали разрывать ее на части. Они проходили сквозь Се Ляня и с каждым разом отнимали часть его самого. По крайней мере, так казалось.       Снаружи все смотрелось хуже некуда. Безликий Бай давно отставил попытки пробраться внутрь барьера, понимая, что его обвели. Смотря на своего ученика, он понимал: да, хотел как лучше, да, он должен был увидеть всю скверну этого мира прежде, чем станет идеально обработанным морионом, но когда пришло время стать тем единственным, кто поймет, поддержит, предложит решение, стало слишком поздно. Он опоздал и, смотря на почти безжизненную телесную оболочку, которая, возможно, еще дышала, впервые винил себя.       Умин, казалось, слетел с катушек, продолжал биться о барьер и звать Его высочество, но вскоре просто подошел вплотную к сияющей стене, встал на колени и упал в глубокий поклон, беззвучно плача.       Остальные же небесные чиновники были в недоумении. Неужто дух поветрия настолько винил себя? Не могла же его жизнь быть плоха настолько, чтобы собственноручно проклясть себя.       А Се Лянь кричал и впервые почувствовал свободу. Буквально за мгновение до того, как упасть в забытие.       Во мгновение ока барьер исчез. Те четверо, что были ближе всего помчались туда, где секунды назад лежал Се Лянь, однако застыли в недоумении.       Тело, меч и лента исчезли без следа.       Через пять лет появилось новое бедствие, а самого Се Ляня сочли погибшим.