Fallen Angel

      Ему ли не знать, как Безликая тварь создает иллюзии? Она заходит внутрь сознания, показывая воссозданные из памяти картины. Се Лянь был один в этой пустоте прошлого, не замечая старых знакомых и вообще кого-либо вокруг, однако был уверен: его прекрасно видно. Знал просто потому что раньше уже такое было. Сейчас у Белого бедствия были другие цели.       Се Лянь смотрел на хижину, ощущая все точно также, как и 10 веков назад.

***

      Се Ляня вырвали из мира грез. Кошмары, что настигали его каждую ночь побуждали желание вообще не спать, но с каждым разом он ощущал все меньше эмоций: как от самого сна, так и от пробуждения. Удушье всегда накатывало неравномерными волнами, просто в какой-то момент он получил возможность осознавать, что бессмертному телу нет необходимости в кислороде. Все еще чувствовал ком в горле, но он не имел никакого значения.       —Ваше Высочество! Ты уже встал?       —Да! — Се Лянь ответил, скорее, на автомате, нежели от полного осознания. С лица струйками капал ледяной пот, а столь реалистичная нехватка воздуха заставила ухватиться за шею. Крупным кольцом из красно-черных шрамов ее окутывала проклятая Канга. Каждый раз он невольно забывал о ее существовании, факт осознания делал все еще более невыносимым.       Ему, как многие думали, повезло. Се Лянь не старел, все еще оставался бессмертным, но это было его напоминанием о том, какой грех он совершил. Словно клеймо преступника, от этого подступала тошнота. Так что он взял ленту, которая лежала рядом и окутал ей шею. Вновь подступило это мерзкое ощущение, но намерений это не меняло. Теперь он более-менее спокойно мог выйти в основной зал.       Комнаты в этой каморке, что раньше являлась его храмом, были очень маленькими, но было это лучше, чем ничего. Его звали есть, Му Цин и Фэн Синь трудились, чтобы найти им еду, за что Се Лянь был искренне благодарен.       Низвержение изменило его куда больше, чем казалось на первый взгляд. Теперь он был человеком, не больше, а что самое главное, прекрасно это осознавал. Так же, как и свои грехи. Тысячи жизней, что пали от его рук и столько же тех, кого он не смог спасти. Он ничего не смог.       Ну и в чем тогда смысл твоего существования?       Се Ляню протянули сухую булочку. Он, честно говоря, забыл уже, сколько не ел. Будучи богом, ему это не было нужно, но когда живот крутило до тошноты, а перед глазами представала темно-синяя пелена, он понимал, что и крошки в рот не брал. Так что принял маньтоу, которую дал ему Фэн Синь.       Сидели в тишине: каждый думал о своем, в конечном итоге мысли все равно сводились к тому, что нужно достать денег. Как Благородный правящий род докатился до такого? Не мудрено. Не каждый раз в семье появляется падший бог, который мало того, что развел войну, так еще и не нашел лечение от страшного недуга.       Теперь его статуи показывали лишь коленопреклоненными, оставляя только для того, чтобы пнуть для привлечения удачи и отпугиванная духов поветрия. Когда Се Лянь впервые увидел это, он был один, просто решил прогуляться перед сном, понимая, что спать не будет и наткнулся на свой храм со статуей, над которой насмехались жители, которых он ни раз видел на пропитанной кровью земле. Они молили его о спасении и спаслись. Как же быстро люди забывают добрые дела.       Всем было плевать, что он старался всех помирить, спасти, что делал все ради того, чтобы все жили в мире, что недуг был неизлечим. Народ отвернулся от него, остались лишь Фэн Синь, Му Цин, отец и мать. Близкие люди, благодаря которым он все еще верил в то, что есть «навсегда», благодаря которым он верил в дружбу и любовь.       Однако матушка была ему ближе отца. Представьте: в одной семье бывший правитель погибшего государства и падший бог. Оба пытались, но ничего не смогли. Один тешил себя надеждами на то, что находясь во дворце и крича на всех подряд, сможет упростить участь своего народа, другой же, воспылав божественным сиянием настолько поверил в свои силы, что стал презираем людьми, которым хотел помочь. Действительно сложно представить, чья жизнь оказалась более бессмысленной, кто в большей степени потерял лицо. Поэтому, находясь нестерпимо близко, они лишь мельком обменивались взглядами.       Се Лянь видел в них презрение, Государь же — жалость. Поистине прекрасные отношения.       В этот день они в очередной раз шли по городу в поисках работенки. Се Ляня все еще жалели, хоть он и всем видом старался показать, что ему плевать на то, какой будет задача. Они все еще скитались без результата.       —Почему так трудно найти что-то нормальное и постоянное?       —На работу берут, смотря на лицо, мое всем знакомо.       Фэн Синь и Му Цин давно заметили изменившийся говор Его высочества. Не мудрено, пережить столько невзгод и не измениться до неузнаваемости, но в последнее время, стоит признать, он говорил еще суше и резче.       В какой-то момент, проходя мимо особенно оживленной улицы, они заметили патруль. Черт, снова нужно менять место.       —Нужно будет найти повозку и забрать родителей. Скоро и до леса дойдут.       Коротко, но по делу. Останки Правящего рода Сяньлэ давно разыскивали по всем городам. Их хотели казнить, обвинив предварительно во всех смертных грехах столицы. Му Цин, однако, услышав это, стал немного грознее обычного. Сам он был уже далеко не тем задорным юношей, что без устали закатывал глаза, вернее, только недавний месяц, мало кто придавал этому значения: все были далеко не в лучшем расположении духа.       Прийдя домой, их встретила государыня, а потом столь же быстро ушла собирать вещи. В какой-то момент Се Лянь подумал, что остался один во дворе. У него единственного вообще не было ничего, лишь лента, которая сейчас прикрывала его шею.       Однако кто-то все-таки был. За его спиной, притаившись на подобие змеи, стоял Му Цин. Смотрел в пол и не двигался с места.       —Му Цин, что-то случилось? Тебе не нужно собрать вещи?       —Ваше Высочество, мне нужно вам кое-что сказать.       —Что же?       —Я хочу уйти.       Пара секунд на размышление услышанного, а затем — осознание. Уйти? Ему послышалось? Прошу, скажите, что ему послышалось, что он просто тронулся умом от недосыпа… Даже не услышав конец фразы, Се Ляня охватило дурное предчувствие, а теперь он задержал дыхание, в надежде на то, что это лишь галлюцинации.       Это ведь просто очередное ведение?       С каких пор твое безумие стало выходом?       — Что?       — Прошу Ваше высочество позволить мне вас покинуть.       Я был прав. Все уходят.       Ты лжешь мне.       В воздухе висел немой вопрос. Се Лянь прожигал взглядом, совершенно не стыдясь. Смотрел и не верил. Почему? Почему, почему…       Действительно ли ищешь ответ?       — Прошу простить, но я ничего не могу поделать. Моя мать нуждается в моей заботе, я не могу бросить ее в угоду чужих родителей. Прошу вас войти в мое положение. Я больше не могу следовать за вами.       Ах да, точно, Се Лянь и забыл… У всех же людей есть причины. У Му Цина тоже. Однако горечь душила, он хотел бороться, но не мог произнести и слова. Его «навсегда» уперлось в чужое «надо», закрывая все вокруг. Он не мог его держать, разве в праве?       —Это ли истинная причина? Раньше я этого не слышал.       Он был удивлен, что голос не дрожал. Его наполняло стекло, вот только звучит оно особенно красиво, когда разбивается вдребезги.       —Это лишь одна из причин. Если Ваше Высочество хочет услышать вторую, то она заключается в том, что мы находимся на развилке и, увы, каждый предпочитает разные пути. Наши мнения разняться и, уж простите за прямоту, если так продолжиться, мы не сдвинемся с места. Строить совместные планы бессмысленно.       Да, точно… на одну благородную причину найдуться по меньшей мере три и будут соответствовать они только своим желаниям и комфорту. Однако и за это не стоило винить. Не стоило, Се Лянь лишь винил себя, не зная причин. Был ли он виноват в этом — непонятно. Тревожность подступала, обвивая своими мерзкими лапами. Се Лянь хотел поблагодарить за все, извиниться, попросить навещать их иногда и спросить разрешение делать это самому, хотел вспомнить их совместные похождения в лучшие времена и выпить чая, как в старые-добрые, но все, что смог произнести его язык, было:       —Спасибо за честность. У каждого свои мотивы и пути, раз уж наши расходятся — я не буду мешать. Можешь идти.       Лжец.       Он просто актер.       Тогда Му Цин снова посмотрел на принца, прямо в глаза, пытаясь выловить в них непонятно что, отвесил поясной поклон и ушел. Просто развернулся и провалился в пропасть из незаконченных фраз, не выполненных обещаний и желаний. Факт того, что столь близкий человек мог уйти, сказав лишь пару слов, что-то необратимо сломал.       Его мысли о «навсегда» сломались о льдины. С одной стороны, Се Лянь прекрасно понимал Му Цина, семья важнее, да и его взгляды на мир многим отличались от его собственных. Он чувствовал себя слегка потерянным, будто все происходило во сне, в кошмарах, что сняться ему каждую ночь.       А с другой… Не было никакой другой стороны.       Это было потрясение. Жуткое, давящее, но необходимое для отрезвления ума. У всех свои дороги. Осознание этого пришло слишком быстро, заставив впасть в ступор.       Да, точно, как он мог не понять этого раньше? Не существует чего-то вечного. Все уйдут, как бы дороги ни были.       Я ведь говорил тебе.       Се Лянь упал в неведомую пропасть, поднялся на небо и вновь спустился в мир людей. Раньше он его таковым считал, ощущал кожей всю алчность и гнев, что пропитали землю тошнотворным запахом, но теперь он видел лишь ад и предателя в каждом лице. Неприятные ощущения.       Резко захотелось запихнуть что-нибудь в образовавшуюся пустоту.       Вот только он не знал что.       Так и стоял в душащей неизвестности и смотрел в пространство, пока его не окликнул Фэн Синь:       —Ваше высочество! Что-то случилось? Где этот придурок Му Цин?       —Он ушел.       Тишина.       —И ты просто дал ему уйти?! Вот паршивец, говорил же — одна трудность и этот трус сбежит, как испуганная псина!       —Раз душой он не с нами, то с чего я должен его держать? Люди уходят, не стоит тебе то и дело говорить об этом.       —Ваше высочество… Но ты не переживай, я-то тебя точно не оставлю, верь мне!       Нет, он не верил. Никому, также как и самому себе.       Ведь мне ты тоже не верил.       Заткнись!

***

      Да, второе событие, которое дало в нем трещину. Се Ляню было страшно представить, с какими лицами за ним наблюдают непосредственные участники этой сцены. Да, именно сцены, для Безликого Бая это был обычный театр, позволяющий обнажить душу. Заставить желать разорвать ее в клочьях. У него это получается.       Помниться, после этого они задержались на старом месте еще на несколько часов, а сам Се Лянь решил прогуляться. К нему тогда примкнула душа, что погибла на поле битвы, в которой он не одержал победы. Между ними завязался достаточно интересный разговор, дух говорил о возлюбленной, из-за которой не может покинуть этот мир. Се Лянь молился на то, чтобы этот фрагмент его памяти остался с ним. Тогда он точно не выдержит.       Переживать это словно во второй раз было, скорее, не больно или страшно, а некомфортно. Будто с него заново сорвали кожу, которую он так яростно наращивал все эти годы.       —Сяньлэ, хочешь ли ты продолжения?       Звук доносился будто сквозь толщу воды, теперь Се Лянь убедился: на сцене лишь один актер, и это он сам.       —Есть ли у меня выбор?       —Ну безусловно, к тому же, зрители собираются.       Его вырвали из игры сознания и он огляделся. Мозг все еще не мог обработать столько информации, вернее, ее резкую смену, однако других вариантов не было. По сути, все было как прежде, пришел лишь один зритель, недавно встреченный непревзойденный демон, Хуа Чен.       Се Лянь не понимал, зачем. Раз уж все спланировано, не стоило ли «пригласить» того же Цзюнь У? Их судьбы ведь связаны куда больше, разве нет?       Он не собирался ждать. Просто напал, без предупреждений или подготовки. Сам не знал, как его ноги двинулись навстречу. Меч порхал, чему цена — тренировки, а были они лишь попытками избежать реальности.       Убей. Уничтожь. Получи, наконец, спокойствие.       Замолкни.       Что-что, а реакция у обоих была прекрасной, особенно тогда, когда к их потасовке присоединилось некое третье лицо. Будто желающее встать на одну из сторон, но лишь получило лезвием по предплечью. Схватка временно прекратилась.       Хуа Чен. А вот Се Лянь впал в ярость. Ранее натянутые до предела нервы треснули наподобие тонкого тростника. Контроль был утерян. Вновь.       Меч был сжат так, что в местах особенно сильного соприкосновения кожа попросту разорвалась. На землю тонкими струйками стала капать кровь.       — Сиди в стороне и не лезь, с чего вдруг решил вмешаться?! — Се Лянь осознанно открыл спину, давая волю гневному ору. Безликий засмеялся, однако на него явно не собирались обращать внимания.       — Ваше Высочество… — Хуа Чен, чей глаз был скрыт за повязкой, выглядел неопределенным. Словно пытается осознать нечто невозможное. Теперь от его зловещей ауры осталась лишь хрупкая оболочка.       Ваше высочество!       Вы дьявол!       — Да что вы все словно сговорились? — Се Ляня охватывал гнев. Давно такого не было. — Знаете и что с того?! Стойте в стороне и не дергайтесь. Все, что происходило раньше и сейчас к вам никак не относится… — вот уж теперь на смех обратили внимание, истерический, показывающий остатки выжженного здравого смысла:       — Сяньлэ, вот он ты! Ну же, поддайся, разорви это место в клочья, покажи мне свою силу!       Тогда он был прав.       Я тоже.       Прислушайся.       Беги.       Но Се лянь и не думал оборачиваться. Пытался лишь заглушить звон в перемешку с чьим-то голосом. Он всегда был с ним. Иногда помогал, а во все остальные моменты, что по численности явно превосходили, — подталкивал. Давал стимул.       — Жое, свяжи.       Честно сказать, он не знал, насколько способности ленты безграничны. Она сама по себе является духовным оружием, с собственной силой и аурой, но как только он давал ей свою, удивлялся, насколько она может быть полезна. Жое метнулась к демону, однако промахнулась, тем временем Фэн Синь и Му Цин принялись разминать конечности.       — Ну Сяньлэ, почему ты такой? Неужто так не хочешь видеть старых знакомых?       Кто ты такой?       —Заткнись! Замолчите все!       Молю, хватит…       И действительно замолчали. Тишина была словно на кладбище, коим это место и являлось. Она была необходима, но лишь сильнее загоняла в пещеру необузданного и нового, чему имя — воспоминания.       Такая ясность не продлилась и минуты, Безликий Бай развеял спокойствие своим вопросом:       —Опять убежишь? Почему? Такой шанс, такая возможность, а ты думаешь лишь о том, как уйти.       Все превратилось в хаос. Вокруг все ходило ходуном, каждый будто пытался достучаться до него, а в голове лишь стоял крик: «Хватит, хватит! Замолчите все, прошу, хватит… Почему я просто не могу спокойно существовать?..» в то время, как гнев внушал: «Убей, убей того, кто того заслужил. Какая разница, что станет с остальными? Они лишь мешают». И он не понимал, к какому заключению стоило прийти. Он не верил своим мыслям. Они были слишком запутанными.       Ну же, возьми второй стакан. Ну же, позволь себе то посмертное желание.       Я не мертв.       — Ха-ха… В определенных условиях даже монах берется за меч… — вот только вместо успокоения к нему пришла очередная идея. Безрассудная, она может лишь ухудшить ситуацию, подтверждая личину, ну а что с того? Се Лянь мысленно позвал Жое, хватаясь за нее, словно за спасательную соломину, у него больше ничего не было. Никого и ничего. Лишь страх и крылья, на которых он может умчаться в темноте ночи, но это ничего ему не принесет. Змеи? Слишком милы, чтобы столь напрасно растачивать. Они тоже помогают коротать одиночество.       Секунда и шелковая лента образовала круг вокруг него и Безликого Бая, а в следующий миг над ними возвысился барьер. Тот, что светился много веков назад, заставляя кровь стынуть в жилах.       —Они ведь все равно увидят, мысли не скрыть никакой стеной, так зачем?       — Увидят — ну и пусть. Не хочу делить радость победы с кем-то из них.       — Да, ты действительно изменился.       Никто не хотел тянуть, снова темнота, однако сейчас Се Лянь в ней был вместе с зачинщиком торжества. Вновь он видел все от третьего лица, хотел что-то сделать, но не мог.       Прошлого не изменить.

***

      Теперь же, идя по улицам, становилось ясно: если они втроем раздобыли лишь несколько жалких грошей, то на что им надеятся, будучи вдвоем?       На них накинулось много невзгод, что очень ломали оптимистический дух, которого толком никогда и не было. Государь серьезно заболел, но продолжал упрямиться. Он был невыносим, хотя Се Лянь искренне переживал, за волнение получал одну только нескончаемую ругань:       —Ты как с отцом разговариваешь? Не тебе меня учить, что стоит говорить, а что нет. Помалкивай и делай то, что велено.       Он всегда выпячивал статус, считая себя выше других. Благодарности от него было не дождаться даже тогда, когда Се Лянь в тайне ушел ночью на заработки, помогая семьям прогнать духов. Он нашел лишь один дом, который не мог позволить себе сна из-за страха и помог за гроши, купив на них отвар на несколько дней. Когда принес, то получил высокомерный взгляд, который считал, что так и должно быть.       А должно ли?       Однако он все еще уходил по ночам и работал в поте лица весь день, не позволяя Фэн Синю заметить неладное. Вскоре появились вопросы о том, где он берет средства, но а что Се Лянь мог сказать? Найти бушующих духов можно не каждую ночь, а деньги нужны. Нет, он не опустился до продажи телом, лишь собирал травы в опасных местах города и продавал их заведениям, которые работали круглосуточно. Ну или искал другой хлам и мастерил из него подобие артефактов, за любое занятие его могли осудить. Заниматься этим днем — дело без конца и края, лучше было найти работенку получше, однако во время потенциального сна можно было заняться столь не прибыльным занятием. Он хотел хоть как-то помочь своей семье. Боялся, что от него уйдут за ненадобностью.       Прошу, не уходите.       Будучи свергнутым богом, он лишь безгранично уставал, физических проблем это не приносило. Да, спустя пару месяцев он вообще себя живым не ощущал, но что с того? Не умрет же.       Так они вместе и отбросили гордость, начав давать уличные представления. Сначала впутывались в передряги, не зная местных порядков, а потом стали своими. Так и жили: совместно работали днем, на потеху, а Се Лянь, втайне, ночью, собирая травы или еще что, никому об этом не говоря. Ему казалось, что если за открытую помощь его не благодарили, то на ту, что никому не известна, просто не стоило ждать ответа, так что его потеря никак на душе не сказалась.       Вернее, желал он далеко не благодарности, а реакцию. Любую, кроме осуждения.       Покуда им хватало этих грошей на еду и лекарства, отцу становилось все хуже. Они продали абсолютно все, что оставалось?       Се Лянь, по обыкновению, под шумок, вышел из дома и направился сам не зная куда. Вечер до этого он провел смотря в стену, пытаясь понять, что делать дальше. Накатывало несравнимое желание справиться самому, однако он не наступал на те же грабли. Не считал себя всесильным, а не хотел на кого-то надеятся. С одной стороны, он верил Фэн Синю, он был преданным, но с другой — следовал он за ним из собственных побуждений. Стремился к идеальному и непорочному образу наследного принца, не понимая, что его уже давно нет. Се Лянь представлял себе последствия, но не осознавал их. Если никто не узнает, то чего переживать?       Он был в полной безысходности. Не знал, что делать. Снова.       Изначально его манила непонятная цель, потом — обычная ночная работенка, а затем желание просто уйти далеко и не думать ни о чем всю ночь. Так и добрел до кладбища.       Место поистине красивое, больше похожее на лес, где вместо деревьев — каменные плиты. Каждое надгробие было огорожено небольшим забором, и практически на всех лежали цветы. Особенно заманчивым это место делал туман, знали бы вы, как его красиво освещала луна, придавая необыкновенное лазурное свечение.       На некоторых плитах сидели черные коты и вороны. Его не боялись, будто приняли за своего. Само это место считало Се Ляня частью себя.       Да и он сам странно сливался с ним. Оно было столь спокойным и тихим, манило. И он шел, заходя все глубже в лес могил.       Так и сел рядом с какой-то табличкой, а рядом с ним лег кот. Красивый, пушистый, словно рыжая лиса, он никак не вписывался сюда, но не уходил. Се Лянь погладил его, поражаясь этому животному: некто незнакомый тянет свои руки, а он и рад. Странный, но чертовски милый.       Так он и гладил котенка, пока тот не заснул, а его самого не окутала вселенская тоска. Ему хотелось поговорить, а кто будет собеседником лучше себя самого? Поэтому, сделав глубокий вдох, будто это было чем-то необузданным, новым, сказал в полный голос:       —Эй? — хотел лишь понять: один он или нет. В последнее время Се Лянь был уверен, что всегда имеет стороннего наблюдателя, однако сейчас на это было плевать. Никто не откликнулся. — Так странно… Так хорошо, говорить в пустоту и не ожидать ответа.       Говорить с самим собой — роскошь для него, раньше всегда вокруг ошивались слуги, не давая побыть наедине, против чего он многое придумывал, однако сейчас легко мог позволить себе разговаривать с пустотой. Она непрерывно слушала. Говорил в голос, почти срывая ослабевшие связки, но все равно испытывал неизмеримое удовольствие. Вот только не знал, что именно должен говорить.       Должен?       Тебе — да.       Запутался в мыслях, словно в вязкой черной жидкости, которая засасывала все глубже в бездну. Он не знал вопросов, что хотел задать; дум, что хотел озвучить; переживаний, что хотел излить. С одной стороны, все было ясно, словно белый день, а как только вдумывался — все резко приобретало бредовые значения, не имеющие адекватной картины.       Ему был непонятен он сам, вот только, обращаясь в пространство, он как будто бы открыл предохранительный клапан. Этот разговор производил впечатление диалога с богом, которого он носил в себе, вот только к этой философской беседе желал присоединиться и дьявол, он тоже имел возможность контроля.       Се Лянь задавал себе вопросы и сам же отвечал на них; превозносил себя к небесам и осыпал оскорблениями, был собственной аудиторией. Самым лучшим собеседником. Вот только несмотря на сотни выкинутых из горла слов, все заканчивалось именно так:       —Что же мне делать… Что? Что я могу?!       В конце он невольно перешел на крик. Ближайшее поселение было далеко, но будь тут присматривающий за кладбищем — проснулся бы. Это был вопль о помощи, который никто не слышал. Лишь котенок, который привстал, вновь сел к бывшему принцу на живот в немного другой позе и стал мурлыкать.       Как ни странно, в миг стало легче. Как оказалось, крик помогает излить душу, даже если не является услышанным.       —Кто поможет, кто придет? Почему я не один, но одинок? Что со мной, мать вашу, не так?!       Он никогда прежде не бранился. Слова слетали с губ сами, не имея никакого контроля. Лились и никак не останавливались.       —Черт, черт, черт…! Я схожу с ума, да? — вопрос в пустоту, не ждущий ответа, но столь отрезвляющий. — Да, точно, все ложь, да? Любовь, привязанность, дружба… Почему этот чертов мир пропитан чертовым враньем?!       Кричал, пока не сорвал голос. Не замечая ничего вокруг. Не чувствуя себя, но чувствуя облегчение, потому резко перешел на смех. Истерический, содержащий не меньше душевных терзаний, чем вопль.       Когда безумие отступило, луна приближалась к юго-западу, но до рассвета было еще очень далеко. Он продолжил лежать, постепенно восстанавливая связь со внешним миром. В какой-то момент заметил, что кошки нет, а на ее месте порхает голубой огонек, пламя души. Той самой, которую он встретил после того, как что-то невозвратно сломал.       — Ты что тут делаешь?       Огонек, заметив, что к нему обратились, начал кружить вокруг:       — Ваше высочество…       — Я же просил не звать меня так, чего продолжаешь? Я давно не принц и не бог, так почему ты здесь? — ранее грубый голос резко сменился на спокойный.       Успокаивающий.       — Я не брошу вас. Я обещал.       — Обещания нарушают, а за испорченными не следуют. Я не тот идеальный образ, который ты себе построил. Увидишь его — испачкаешься, не ты ли был здесь все это время? Тебе ли не понимать? — Се Лянь говорил это, все глубже закапывая себя в яму самобичевания, но понимал: от первого и до последнего слова это правда. Говорил в надежде на то, что за него больше никто не ухватится. Больше никто на него не понадеется, так будет легче. Лучше уж выполнять обещания данные себе, а не другим, так ты не окажешься презираемым, только если самим собой.       Ты всегда будешь презираем.       — Я буду следовать за вами! Я никогда вас не оставлю…       — Оставишь. Все оставляют и ты уйдешь. Ты ведь должен быть со своей возлюбленной, благодаря которой отказался от упокоения, так почему ты здесь?       — Я лишь…       — Хватит. Не стоит давать пустых обещаний. Я… — Се Лянь хотел уже прервать разговор, увести куда-то в другое русло, эта душа была слишком упертой, но в какой-то момент ему не дали закончить речь. Он почувствовал, как на его плечи ложатся чужие руки. На секунду он заметил траурные одежды и наполовину плачущуу и наполовину смеющуюся маску.       Руки поползли ниже, смыкаясь в замок на уровне груди.       Обьятие.       Быстро встал, обернулся, но никого не увидел. Паника начала сжирать кости, пробирая до сердца, поэтому все, что он в конечном итоге сказал, было:       — Я пойду. Ты тоже не задерживайся.       Голос не дрожал, однако душа ходила ходуном. С того момента он и начал сходить с ума.       Был ли я один? Одинока ли пустота? Существует ли она?       Абсолютно везде и всюду ему виделось то, чего не должно быть. Было страшно. С каждым днем он все больше понимал, что все то, что ранее говорила ему безликая тварь, было правдой. Кошмары сжирали заживо, не позволяя спать. Они были столь разными и неопределенными, что не позволяли уловить суть, однако исход всегда был одним из двух: либо умирает он, либо все вокруг.       Из-за вынужденного недосыпа появлялись галлюцинации: маска, что была везде; траурные одежды, что окутывали все вокруг. Все казалось ложью, в каждом лице он видел предателя, который желал воткнуть нож в спину.       Се Лянь умирал и возрождался, не видя конца и края этому бесконечному круговороту мучений. Он перестал выносить любые предметы, в которых можно было увидеть отражение: посуда, медь, стекло в окнах, вода… Вскоре абсолютно все было либо сломано, либо предварительно выкинуто. Все чаще бывший принц шарахался от собственного отражения, разбивая в панике зеркала.       Он старался скрывать это, но не мог. Постепенно Фэн Синь заметил неладное и стал уповать на то, что Се Лянь устал, предлагал отдохнуть и поспать, но не говорить же, что это все только усугубит ситуацию?       Однажды он, по обыкновению, решил прогуляться вне дома, ведь не было дела, лежит он в кровати или ступает по темноте рощи, нигде бы не было покоя. Сначала Се Лянь хотел вновь пойти на кладбище. Проверить, там ли призрак, хотя прошло уже уйму времени. Он вовремя одумался и решил пройтись вдоль лесополосы рядом с городом.       Люди спали, тишина обволакивала и давала невообразимое спокойствие вплоть до первого шороха. Теперь лента, что раньше покоилась только на шее, прикрывала не только проклятую Кангу, но и нижнюю часть лица, прерывая вырывающийся из горла крик. Было еще темно, но рассвет явно должен был быть скоро, поэтому он направился к их очередному жилищу.       Он не стучал, в очередной надежде на то, что все еще спят ну или, по крайней мере, не сидят в основной комнате. Медленно приоткрыв дверь, не избегая нервирующего скрипа, Се Лянь было хотел зайти внутрь, но заметил непрошеного гостя: он был явно ниже Фэн Синя и однозначно моложе его родителей, но одежды были не белыми, а синими, лицо же не закрывала маска. Недолго разобравшись в ситуации, он достал небольшой нож, который он начал недавно везде носить с собой и за доли секунды приблизился к человеку на стуле. До горла оставалось расстояние не больше толщины ногтя. Лишь потом он окончательно понял, что происходило вокруг.       —Хватит, ты чего? — Фэн Синь сидел рядом и был явно обеспокоен ситуацией, выставляя руки вперед в успокаивающем жесте. Теперь уже Се Лянь посмотрел на человека, которого секунду назад хотел убить.       Убить…       Он понял это и ужаснулся. На стуле сидел Му Цин, который совсем уже не вписывался в этот круг.       —Успокойся… — все еще пытался держать контроль над ситуацией Фэн Синь.       Убрав нож от кожи, принц отошел от стола. Му Цин же встал и направился к выходу.       —Да стой ты, куда поперся?       —Уйди. Так будет лучше, — нужно извиниться. Прости.       Сказал это со звоном стекла в голосе. Вот только теперь не тем красивым, когда прозрачная сталь поет инеем, а разбившимся, вдребезги. Се Лянь не хотел говорить этого, но сказал, не понимая последствий. Сам попросил уйти, хотя осознавал истинную причину его нахождения здесь.       Снова. Се Лянь испугался и хотел прервать душевные метания чем-то категоричным. Все мечи они давно заложили, но он нашел нож на улице, который бережно точил две ночи. Ему хватило бы буквально одного движения, чтобы лишить жизни бывшего друга. Это придавало такую… легкость. Неведомый азарт, которому хотелось податься.       Тебе нравится?       Я не знаю.       Му Цин вновь ушел. Принц прогнал его. Он просто не понимал, что пошло не так. Он ведь не хотел этого.       Уверен ли?       —Ваше высочество… что происходит? Что с тобой в последнее время? Ты же…       Тишина в помещении не продержалась и минуты, Фэн Синь говорил, но не заканчивал фраз. Хотел услышать. Не то, о чем думал. Надеялся.       Нет.       А Се Лянь тоже надеялся, что это все — ложь. Что мысли — не то, на что стоит обращать столько внимания, но продолжал, боясь вступать в схватку.       —Мог убить, — выплюнул этот факт, как что-то очевидное. Простое. Обыденное. Это не так? — И что с того? В темноте не разобрать кто есть кто, я лишь не хотел, чтобы оно навредило моим родителям и тебе. Моя рука слишком тверда, чтобы необдуманно полоснуть кожу.       Это истина или бред твоих попыток оправдаться?       За что мне оправдываться?       —Ты, бесспорно прав, но…       —Что?       —Он принес риса и лекарств. Я сам удивился, когда он пришел, почему ты сразу набросился?       Есть ли за что?       Да.       Се Лянь на секунду задумался, что не так? Почему помощь, которую им преподнесли, внушала такое отвращение? Однако лишь посмотрел на мешок риса и также быстро отвел взгляд.       —Ты… другой.       —В определенных условиях даже дьявол начинает молиться, я лишь подстраиваюсь под ситуацию. Я не бог, что остается?       Уже сравниваешь себя с дьяволом. Не мудрено.       С богом.       Сойдемся на падшем ангеле.       —Я отблагодарю его за тебя.       —Не нужно.       Се Лянь не знал, о чем они говорили до его прихода, как и не знал своей реакции на ситуацию.       Он ничего не знал.       Через несколько дней после данного инцидента все было как прежде, пока к безобидным галлюцинациям и непонятным ведением не пришло чистое безумие. Так казалось, ведь не мог демон в погребальных одеждах являться к нему, оставляя в живых, правда ведь? Не могло же это быть наяву?       Впервые это произошло на очередной ночной прогулке. Он снова был один, ни единой души вокруг помимо кошек и птиц. Да, он снова пошел на кладбище, думая, что это даст ему некой определенности. Хоть что-нибудь, что поможет разобраться. Он не знал, какой по счету день не смыкал глаз, обычный человек давно бы лишился рассудка. Его клонило в сон и переодически шатало, но стоило хоть чему-то выбить его из колеи, будь то шорох или ветер, желание провалиться в беспамятство уходило, будто его никогда не было. Безусловно, переодически он все же падал без сил, однако не лежал так и часа, с криком его вырывали кошмары.       Так и дошел до знакомой тропинки, заворачивая на нужную дорогу. Подошел к тому же надгробию и сел туда, где сидел несколько месяцев назад. Вслушался в тишину, которая в действительности ей не являлась.       Тишина — это далеко не отсутствие звуков, ибо в таком случае она лишь сводила бы с ума. Тишина, в сущности — это огромное количество звуков, которые не выбивают из колеи, а наоборот, позволяют окунуться в свои думы без шанса быть прерванным. Смех, плач или крик; ветер, дождь или капающая роса; ходьба, бег или танцы: все это создавало изысканную мелодию, называемой тишиной. Боги, хоть и свергнутые, имели слух куда лучше человеческого, потому могли ощутить всю красоту, люди же просто не могут различить то многообразие звучаний, что слышат.       Однако сейчас не было ничего. Ни единого шороха, помимо того, что издавал сам Се Лянь. Казалось, его сумасшествие вышло на новый уровень, пока он не услышал еще один шаг. Тяжелый, оглушающий среди этой пустоты.       Он подскочил с места и обернулся, отбежал на несколько метров и начал кружиться вокруг себя, будто умалишенный, но ничего не видел. Только слышал. Каждый раз, поворачиваясь, звук устрашающих шагов оказывался за спиной, придавая неистовое желание свернуть шею.       Эта карусель продолжалась, покуда в очередной поворот его не охватили за плечи. Схватили и сжали. Будто приложи существо за спиной хоть немного больше силы, кости бы распались в порошок. Боль пронзила тело, но положение не давало шанса закричать. Хотя чертовски хотелось.       —Ну же, Сяньлэ, чего ты так испугался? Ты же кричал о том, что не понимаешь, что чувствуешь, однако разве сейчас ты не хочешь закричать от ужаса?       Могу ли я ощущать что-либо кроме страха?       Достоин ли ты этого?

      Да, ужас сжирал и пробирал до костей. Он не мог пошевелиться от страха, что сковал все конечности. То чувство, когда тело настолько сильно трясется, что движения попросту невозможны.       — Давай, дорогой мой Сяньлэ, переходи ко мне. Снова скажешь, что бред? Но стоял бы ты один, на кладбище, ночью из-за страха уснуть, будь у тебя кто-то дорогой? Возможно они тебе — да, но нужен ли ты им?       Голова стала раскалываться. Куда сильнее, чем плечи, и далеко не из-за рук демона за его спиной. Из-за мыслей. Безликий Бай был прав. Его страх никому и даром не сдался, но должны ли от этого страдать все остальные? Раз не нужен, почему бы молча не стерпеть?       Однако Се Лянь упорно продолжал молчать, больше не было той уверенности, когда он без раздумий бросался в атаку и кричал, что ни капли они не похожи, что все слова являются бредом. Сейчас он просто молчал, всерьез задумываясь о словах Белого Бедствия.       Он не помнил, сколько они простояли так. В какой-то момент руки, что сковали его плечи, опустились ниже и нежно обхватили грудную клетку. Да, именно нежно, словно мать обнимающая сына во время болезни. Словно лучший друг после долгой разлуки. Словно отец, поздравляющий сына с помолвкой.       Все те чувства, что он никогда не ощущал. Его никогда не обнимали. Не позволяли себе подобной вольности. Даже Фэн Синь и Му Цин всегда максимум хлопали его по плечу в знак одобрения или поддержки, родители же попросту не задумывались о таком варианте проявления любви к сыну. Осознание этого жестоко ударило. Почему он ощущает это от того, кто уничтожил его жизнь? Почему никогда не ощущал от действительно близких людей?       Я запутался.       В следующую секунду все исчезло. Чувство рук на теле, ощущение нежности и безнадежности. Так и упал на колени, на кладбище, в глуши. Просто смотрел в пустоту, пока его не потрясли за плечи. Отвратное чувство.       —Ваше высочество… Ты что тут делаешь?! Почему пропал, я что Их Высочествам сказать должен был?       Фэн Синь. Пропал? Казалось, время застыло. Словно в трансе, Се Лянь поднялся, немного шатаясь из-за все еще ватных ног. Перед глазами пелена, а в груди странное чувство пустоты. Отвратительное, не поддающиеся объяснению.       —Пропал? Разве?       —Тебя почти сутки дома не было и ты еще спрашиваешь?!       Сутки? Казалось, прошло от силы несколько часов. Вот только он не знал, что на это ответить. Что он увидел Безликого Бая и не мог понять, что произошло? Зачем? Касаются ли Фэн Синя проблемы принца? Единственное, что стоило бы сказать, чтобы был осторожен, однако все, что Се Лянь смог выпалить осипшим голосом, было:       — Прости.       — Да зачем мне извинения? Между нами не должно быть места для них, просто скажи, что произошло?       — Как матушка и отец?       Перевел тему, а Фэн Синь и не думал настаивать.       — Их величества в порядке, лекарств, что принес Му Цин, хватит еще на несколько дней. Идем.       — Да…       И они ушли. Молча, не произнося и слова. Даже в безмолвии ясно читалось, что Се Ляня без объяснений сочли умалишенным, ибо кто же еще будет пропадать на кладбище. Ему было обидно, ведь был он, вроде как, в здравом уме, но если честно, сам в этом уже сомневался.       Этой же ночью он услышал разговор. О том, что за ним стоит присмотреть. О том, что «Его высочество, наверное, переутомился». Как же, о чем еще стоило думать. Се Лянь принял к сведению эти мысли еще утром, но яро все отрицал в своей голове.       Его охватил гнев. Отвратительное чувство, которое сжирало с головой. Почему, спросите вы? С чего вдруг он поддался алчности? Дело в том, что в том диалоге упоминалось, что поняли они это давно. Именно так начинается ненависть ко лжи. Когда тебе врут, отрывая тот единственный кусочек доверия.       — Я давно это заметил, но вам не стоит переживать. Хуже быть не должно…       — Что не должно? Думаешь, я псих? Думаете, я тронулся умом? — Се Лянь медленно вышел из комнаты. Был больше похож на мумию, нежели на человека.       Было обидно. Он ведь просто не хотел обременять всех вокруг своими чувствами, а в итоге сам же и обрек себя на осуждение.       — Ваше высочество, ты не так все понял.       Да, конечно. Все так говорят.       Снова ты. Снова ты неправ.       — Вот как… Тогда, думаю, опираясь на твои суждения, мне нужно отдохнуть…       — Ты ведь долго не спал…       — Сын мой, не волнуйся. Поспи, ладно? — вмешалась матушка.       Нет. Тогда станет лишь хуже. Только дальше в пропасть. Сказать, кого видел? Упадет сразу на дно бездны, не разглядев самого падения.       — Вот как. Пойду, прогуляюсь…       И ушел. Се Лянь больше не хотел находится здесь. Среди тех, кто пытается ему угодить. Тех, кто лжет. Он не умел врать и распознавать ложь, однако факт того, что Фэн Синь скрыл от него свои думы, обижали. Хотя, он ведь не лучше.       Так кто виноват? Есть ли виноватые?       Казалось, за ним бежал еще кто-то, однако недолго. Падшие боги имеют достаточно сильную выносливость, а если и устают, им легче всего не показывать этого.       Так и несся без чувства меры, пока не упал на колени в попытках вернуть сердечный ритм. Теперь он стал замечать происходящее вокруг: глухой лес без единой тропы или просвета. Сквозь листья виднелась луна, придавая особенную атмосферу происходящему, а еще своим светом она элегантно подчеркивала летающую рядом душу. Ее уже ни с какой не спутать.       —Ты чего тут? Почему не ушел туда, где тебя ждут? — казалось, как только синий огонек попал в поле зрения, ненависть ко всему вокруг ушла на второй план. Очень уж этот дух был занимательным. Вопрос задавался из раза в раз, но не находил ответа. Будто самой душе было на это все равно.       —Не ходите туда!       Как бы Се Лянь ни старался расспросить огонек, он лишь твердил одно и тоже. Однако… Чего ему боятся? Единственные дорогие ему люди без разъяснений сочли сумасшедшим, что бы там ни было, это будет прекрасный способ излить то неприятное ноющие чувство в груди. Голубой свет был один, как и он, как ни крути, они были чем-то похожи.       Се Ляня переполняла непонятная ненависть, толи ко всем вокруг, толи к самому себе, а огонек уже все потерял, ему было незачем грустить, ибо пути назад не было. У Принца он был, непонятный, заросший травой, но он был. Хотя, честно говоря, он не сильно жаждал пробираться сквозь эти дарованные судьбой тернии, так и оставался тонуть.       Так после нескольких минут односторонних разговоров, Се Лянь просто начал игнорировать душу. Просто пошел дальше не понимая, что его ждет.