спасти своё будущие...

Физик Андрей Шастун почувствовал смрадный запах горелого мяса и понял, что это прижигают его собственную плоть. Он в ужасе вскинул глаза на нависшую над ним темную фигуру. — Что вам от меня нужно? — La chiave, — проскрипел в ответ резкий злой голос. — Пароль. — Но… Я не… Мучитель склонился ниже, раскаленное добела железо еще глубже проникло в грудь Андрея. Зашипела лопающаяся от жара кожа. — Нет никакого пароля! — вскрикнул от нестерпимой боли ученый, чувствуя, что начинает проваливаться в беспамятство. — Ne avero paura, — проскрежетал его истязатель. — Этого я и боялся. Андрей изо всех сил старался не потерять сознание, но непроглядный мрак стремительно надвигался на него со всех сторон. Единственным утешением ему служила мысль, что безжалостному палачу никогда не получить того, чего он так добивался. Однако через мгновение в руке у того появился кинжал, и остро отточенный металл блеснул у самого лица Ветра. Лезвие опускалось медленно и неотвратимо, с хирургической точностью и расчетливостью. — О Господи! — взмолилсяШастун. — Ради всего святого… Слишком поздно. Молодой мужчина на самом верху лестницы, ведущей к пирамидам Гизы (1) звонко расхохоталась. — Пошевеливайся, Арсений! — крикнул он с кокетливой улыбкой. — Так и знал, что мне следовало все-таки выбрать другого парня! Он заторопился, но его ноги будто налились свинцом. — Подожди меня, — окликнул он его. — Прошу, пожалуйста… Он из последних сил одолевал ступеньку за ступенькой, перед глазами у него плыли кровавые круги, а в ушах звучал заунывный звон. «Я должен до него добраться!» Однако когда он вновь поднял глаза, мужчина уже исчез. На его месте стоял старик, смотревший на него сверху вниз с кривой ухмылкой, обнажавшей редкие гнилые зубы. Из груди потерявшего парня страдальца вырвался вопль муки и отчаяния, эхом прокатившийся по бескрайней пустыне. Арсений Попов вздрогнул и вынырнул из ночного кошмара. У его кровати пронзительно звонил телефон. Еще не стряхнув остатки сна, он поднял трубку. — Алло! — Мне нужен Арсений Попов, — ответил мужской голос. Попов, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли, спустил ноги с кровати и скосил глаза на дисплей электронных часов. 5:18 утра. — Слушаю. — Я должен немедленно с вами встретиться. — Кто говорит? — Павел Добровольский. — физик, изучающий элементарные частицы. — Кто? — изумился Арсений. — А вы уверены, что вам нужен именно я? — Уверен. Вы профессор Гарвардского университета, специализируетесь в области религиозной символики. Написали три книги и… — А вы знаете, который час? — возмущенно перебил его Попов. — Прошу меня извинить. Мне необходимо вам кое-что показать. По телефону объяснить не могу. Из груди Попова вырвался стон. Еще один… Такое уже бывало не раз. Неизбежное зло — звонки от свихнувшихся фанатиков, требующих, чтобы он толковал знамения, которые явил им сам Господь. Только в прошлом месяце какая-то стриптизерша из Оклахомы обещала Лэнгдону секс, которого он в жизни еще не имел, за то, чтобы он прилетел к ней в гости и подтвердил подлинность отпечатка креста, чудесным образом появившегося на ее простынях. Плащаница из Талсы, посмеялся тогда Попов. — Как вы узнали номер моего телефона? — Несмотря на ранний час, Попов пытался говорить вежливо. — Во Всемирной паутине. На сайте о ваших книгах. Арсений недоуменно сдвинул брови. Он был абсолютно уверен, что на этом сайте не указан номер его домашнего телефона. Его собеседник явно лжет. — Мне необходимо вас видеть, — настаивал тот. — Я вам хорошо заплачу. Вот теперь Попов разозлился по-настоящему. — Простите, однако я действительно… — Если не станете тратить время на пререкания, то сможете быть у меня к… — И с места не тронусь! Пять часов утра! — Арсений бросил трубку и, рухнув в постель, закрыл глаза и попытался заснуть. Бесполезно. Память все подсовывала увиденную в кошмарном сне картину. Поворочавшись на сбитых простынях, он нехотя влез в халат и спустился вниз. * * * Арсений Сергеевич босиком бродил по своему пустому викторианскому дому в Массачусетсе, бережно сжимая в ладонях дымящуюся кружку с неизменным снадобьем от бессонницы — волшебным напитком «Нестле». Апрельская луна лила через окна призрачный свет, который затейливыми пятнами играл на восточных коврах. Коллеги Попова постоянно подтрунивали над тем, что его жилище больше смахивает на антропологический музей, нежели на домашний очаг. Полки в комнатах заставлены занятными вещицами со всего мира. Жутковатая маска из Ганы, золотой крест из Испании, фигурка облаченного в тунику божества из Эгеи, символ неувядаемой силы юного воина с Борнео. Арсений, присев на окованный медью сундук из Бомбея, наслаждался живительным теплом ароматного шоколада. Боковым зрением он видел в оконном стекле свое отражение. Искореженное, бледное… настоящее привидение. К тому же стареющее привидение, подумал он, — беспощадное напоминание о том, что его по-прежнему молодая душа заключена в бренную оболочку. Хотя тридцатипятилетний Арсений и был красив в классическом понимании этого слова: густые каштановые волосы, пытливые проницательные голубые глаза, обворожительно сочный низкий голос, уверенная беззаботная улыбка спортсмена из университетской команды. Занимавшийся прыжками в воду в школе и колледже, Арсений сохранил телосложение пловца — шесть футов тренированных мышц. Он тщательно поддерживал физическую форму, ежедневно по пятьдесят раз покрывая дорожку в университетском бассейне. Друзья Арсения всегда считали его некой загадкой, человеком, заблудившимся где-то между столетиями. В выходные его можно было увидеть в окружении студентов, когда он, примостившись в темных, узких джинсах прямо на каком-нибудь камне, обсуждал с ними головоломные вопросы компьютерной графики или не менее сложные проблемы истории религии. Однако он выглядел столь же естественно, когда в твидовом пиджаке от Харриса читал лекцию на открытии какой-нибудь музейной выставки, где его весьма охотно фотографировали для элитарных иллюстрированных журналов. Хотя как преподаватель Попов и был приверженцем строгих правил и жесткой дисциплины, он первым среди профессуры ввел в практику то, что сам называл «забытым искусством доброй невинной забавы». Он с заразительным фанатизмом исповедовал и проповедовал внедрение в учебный процесс необходимых для восстановления способности к умственной деятельности развлечений, чем заслужил братское отношение со стороны студентов. Они прозвали его Дельфином, имея в виду и его легкий дружелюбный характер, и легендарную способность во время игры в водное поло внезапно глубоко нырнуть и с помощью хитрых маневров чуть ли не у самого дна бассейна оставить в дураках всю команду противника.