Небула

      "Красть плохо, Нимфея" – учила мама шестилетнюю меня, когда я стащила для Огнепыль сырую кроличью ножку прямо из-под носа разделывающего мясо отца. Она тогда так строго отчитывала меня, что хотелось провалиться сквозь землю. Уши горели, глаза уткнулись в скрипящие половицы, а нос нещадно тёк под градом льющихся слёз. Я громко шмыгала, утирала сопли кулаком и упорно молчала, концентрируясь на счастливом чавканье лисицы, доносившемся из-под стола.       Мама всегда любила поучать, иногда даже доходило до абсурда, тогда вступался отец, чьи моральные принципы были чуть менее жёсткими. Самое смешное, что сама мама, судя по сегодняшним обстоятельствам, явно забыла о том, как давила нудными лекциями за заляпанное грязью платье, за немытые руки и растрёпанные косы. Всё круто поменялось.       Звон колоколов наконец-то достиг нашего дома и объявил, что туман отступил, а это значило, что можно наконец выйти. Мы с Эйси первым делом выбрались из погреба и прошмыгнули в свою комнату. По дому витал кислый запах протухшей еды и спиртовая вонь. Громкий пьяный храп Радуна, раскачивающий своей мощью стены нашей хлипкой хибары, давал понять, что путь свободен и мы пока в безопасности. Я выглянула из-за угла на всякий случай вооружившись по пути ржавой стрелой из висевшего на лестнице погреба отцовского колчана. Мама спала сидя на лавке, склонившись практически до самого пола. Её бледные, грязные пальцы, напоминающие издали тонкие лапки паука-стужника, впились в засаленные колтуны волос и так там запутались, что казалось, стоит её разбудить, как она непременно выдерет клок из головы. Сестра последовала было за мной, но я шикнула на неё, чтобы шла собираться. Огнепыль шумно водила мокрым носом. Ей тоже не нравилось, когда вокруг всё смердит от палёного агля. В её животе, как и в моём, урчало от голода.       Я тихонько прокралась в кухню и чудом не наступила на багровое лицо и раздувшийся от постоянной выпивки бугристый нос самого ненавистного человека на свете. Радун валялся прямо у двери, закинув одну ногу на стул, а головой упираясь в дверной косяк. Хлёсткая ярость затопила всё моё существо, хотелось подойти и затыкать каждый миллиметр его здоровенного потного тела ржавой стрелой до такой степени, чтобы остались одни ошмётки. Но, чтобы проколоть толстую кожу этого борова, тупой стрелы маловато, она сломается после первого удара.       Я осторожно переступила через Радуна, с омерзением отметив, что шуганула стайку тараканов, пригревшуюся у него на груди.       На столе, опрокинувшись на пузатый бок, валялся чугунок с испортившейся похлёбкой из капусты и лука на самом дне. Липкие пятна от агля и остатков еды были повсюду, включая стены и потолок. Даже думать не хочу, как они там оказались.       Я подошла к маме, но так и не смогла пересилить себя прикоснуться к её воняющему телу, чтобы положить нормально на лавку. С некоторых пор меня уже не заботило в какой позе она уснула и как сильно она шваркнется носом о твёрдую поверхность пола, когда тело накренится настолько сильно, чтобы упасть. Огнепыль шуршала рядом, обнюхивая пустой холщовый мешок из-под капусты. Значит, сегодня Эйси придётся остаться в школе и поесть там. Я похлопала себя по карманам и выудила последний завалявшийся обсидиан. Похоже, что мне необходимо сегодня снова идти в заброшенную часть города на поиски ольхалла.       Раньше "Тихие воды" простирались на гораздо большую площадь. Старая часть города – руины, где теперь не осталось ни одной живой души, поскольку туда туман проник в первую очередь, стояла на сваях. Сваи делались из особого сорта каменных деревьев, которые произрастали на склоне горы Динуй близ реки Остролуч. Этот материал не гнил и был более устойчив к туману, чем всё остальное, однако чтобы его добыть приходилось потрудиться. Я отбивала от оставшихся кое-где свай то, что удавалось отколоть, а потом продавала это на ферму Шадоху, они как-то перерабатывали ольхалл, вкрапляли его в дерево и продавали для строительства и укрепления домов горожанам.       Но на одном ольхалле много не заработаешь, поэтому пришлось стать ещё и мародёром. Так называют тех, кто рискует и рыщет по руинам старого города, грабит дома, если, конечно, найдёт, что утащить, а потом продаёт в Яме. Были, конечно, легальные группы вылазки из взрослых охотников, работающих на нужды города, и им не стоило попадаться на глаза, поскольку расхищение руин для собственного заработка приравнивалось к краже имущества города. Разумеется, практически всё уже украли задолго до меня, но никто, включая опытных искателей, не рисковал забредать далеко, к самой реке. Я, бывало, доходила до водяных мельниц, дальше было уже страшно, ибо туман там становился настолько плотным и непроглядным, что, не то что видеть, дышать было трудно, а незащищённая кожа покрывалась снежной коркой и потом долго ныла и пузырилась.       Ну и плюс ко всему многие жители любили приукрасить посещение старой части города ещё рядом слухов и легенд, дабы детям неповадно было туда соваться. Моей любимой была сказка о туманцах, вечно блуждающих в хмари. Согласно легенде это неупокоенные души охотников, погибших в тумане, которые настолько замёрзли и изголодались по теплу и солнцу, что просыпались от едва слышного биения сердца живого существа, рискнувшего войти в пелену. Неупокоенные преследовали живое до тех пор, пока оно не терялось в молочной мгле, а затем набрасывались на него и терзали, раздирали на куски, пока хладные сердца вновь не забьются на пару секунд.       На самом деле я излазила добрую половину руин, но ни разу не столкнулась с туманцами, однако кладбище старой части старалась обходить стороной. Верь-не верь, а жутко становилось уже только от одного вида умершего десять лет назад города. Да и не думаю, что там могло быть что-то интересное кроме древних склепов и глубокого озера, которое, наверное, уже давным-давно превратилось в каток.       Тащиться в Руины не было никакого желания, но острая необходимость требовала заткнуть свои хотелки куда поглубже. Если я сегодня не добуду денег – завтра мне, Эйси и Огнепыль снова придётся голодать или просить у Шадоха помощи. Попрошайкой я быть не любила, лучше уж сгинуть в тумане, чем побираться.       Я вернулась обратно в погреб и взяла сумку, в которой лежал ледоруб. Его мне по-дружески утащил Брик из муравейника, когда привозил туда заказ из лавки его отца. Не знаю, как он умудрился обокрасть кузнеца, но я была ему за это безмерно благодарна. Кроме ледоруба в принципе мне ничего и не было нужно. Чем твое тело легче, тем быстрее получится бежать в случае, если вдруг туман снова начнёт спускаться с гор. Прятаться в руинах особо было негде, поэтому приходилось ухитряться не сдохнуть за счёт своих ног.       Из одежды на мне всегда был плотный чёрный костюм, который я перешила из отцовской охотничьей робы. Конечно он уже был давно весь в заплатках, но выбирать особо не из чего, на ногах я таскала легкие ботинки из свиной кожи, обитые кроличьим мехом, что был ободран с опять же украденных на рынке тушек. И как меня ещё никто не поймал, ума не приложу. С ворами поступали по всей строгости закона – прилюдно подвешивали на площади к столбам и оставляли без воды и еды до наступления тумана. После того, как туман наступал, крики мучеников затихали быстро, а тела впоследствии исчезали, как будто их и не было вовсе.       Пощады не было ни для детей, ни для взрослых, в особенности это касалось жителей трущоб. Сенат позволял нам жить в городе, давал детям возможность посещать школу и даже снабжал продуктами лавку Лида и рынок, но их мало интересовало то, как мы должны оплачивать себе пропитание, поэтому многим приходилось идти на преступление. Воров ненавидели, к ним не испытывали никакой жалости. Горожане настолько закалились в своей чёрствости, что уже давно забыли про сострадание и любовь.       – Нимфея? Ты где? – тихо, дрожащим голосом позвали откуда-то сверху. Я вздрогнула и вскинула глаза, пересекаясь с обеспокоенным лицом сестры, наклонившейся над дырой в полу, ведущей в погреб.       – Тут! – быстро затягиваю ремень сумки и перекидываю её через голову на одно плечо, тут же принимаясь карабкаться наверх.       От взгляда Эйси не укрылась моя поклажа. Она хмуро шмыгнула носом, теребя в пальцах светлую косу.       – Я сегодня опять ночую в школе? – с упрёком произнесла она больше утвердительно, чем вопросительно.       – Да, – коротко киваю головой и задвигаю ногой люк на место, накрывая его сверху прогнившим ковром.       – Нимфея, – Эйси хочет что-то сказать, но я её обрываю:       – Вот, держи, сегодня поешь в школе. А теперь пошли, а то опоздаем!       Сестра нехотя принимает обсидиан и прячет его в карман платья. Коротким свистом подзываю Огнепыль и быстро топаю на выход, игнорируя мать и Радуна. Сестра позади обиженно сопит. Она не переносит, когда приходится оставаться в школе на ночь и когда я ухожу в Руины. Хоть я никогда ей и не говорю, чем зарабатываю на жизнь, думаю, она уже давно сама обо всём догадывается. Ей пятнадцать, но выглядит она гораздо младше своих сверстников. Однако в школе у неё есть друзья, и там она будет в большей безопасности, чем дома, когда проснётся Радун и будет рыскать в поисках агля.       На улице промозгло, как впрочем и всегда. Мы давно не знаем, в какое время суток живем, потому как туман перекрывает и солнце и луну, по ощущениям у нас всегда сумерки. Эйси равняется со мной, Огнепыль торопливо бежит вперёд и скрывается в переулке, должно быть учуяла редкую отощавшую мышь.       Школа находится на вершине муравейника, который расположен на площади. Раньше это был Верховный дом членов коллегий, напоминающий огромный дворец, затем к нему со всех сторону пристроили каменные тоннели, кучу переходов и башенок, вроде дозорных, и получилось огромное нечто, напоминающее больше скалу с окнами и многочисленными дверьми, чем муравейник, но так проще его воспринимать. В этом здании расположены все основные для города системы жизнеобеспечения, включая Сенат и коллегии, школу, ткацкие покои, кузницу, оранжереи, скотный двор, есть даже театр для особо посвященных, ну и, само собой, жилые помещения. Муравейник охраняется в отличие от наших домов. Здесь никогда не бывает холодно, а кое-где на стенах можно даже заметить барельефы с историей нашего народа и полуобвалившуюся лепнину, в сам дворец посторонним заходить запрещено.       Жить в муравейнике – моя мечта. Здесь есть надежда на то, что туман тебя никогда не достанет, есть даже водопровод и зал с открытым небом, его называют Купол. Он полностью застеклён, поэтому когда людям наскучивает сидеть в четырёх стенах, они приходят сюда и смотрят в белёсое марево тумана, пытаясь разглядеть в нём хоть какой-нибудь клочок неба, однако за десять лет никому так и не удалось увидеть что-то помимо серой хмари. Зато именно тут отслеживают плотность туманной дымки, и когда приходит время, звонят в колокола, оповещая об этом остальную часть города.       Сегодня звон колоколов оказался спасением.       У самого входа в муравейник, откуда вело пять разных тоннелей, нас догнал Брик. Его лицо закрывала плотная меховая маска, из-за которой он не видел дальше своего носа. Я часто подтрунивала над его страхом оказаться в тумане и замёрзнуть, но он только отмахивался, говоря, что когда мгла настигнет внезапно, я останусь без лица, а он будет красив, как прежде, и успеет добежать домой.       – Ну и холодрыга! – передёрнулся он, как только Эйси со мной попрощалась и побежала в нужный ей тоннель.       – Как всегда – я неопределённо пожала плечами и закрутила головой в поисках Огнепыли. Та как раз вынырнула из тускло освещённого фонарями переулка, сыто облизываясь, и засеменила ко мне.       – А я сегодня без Снежка, – грустно вздохнул Брик, поправляя лямку наплечного мешка.       – А что так? – я с любопытством наблюдала за тем, как Брик пытался стянуть с себя маску и отплёвывал кроличью шерсть.       – Этот кот – ходячее несчастье, обжёгся о камин, когда выпрашивал себе дополнительную пайку. Пфэ... пфу... пфэ... – он наконец откашлялся и убрал маску в мешок, – кстати, – тут же вспомнил он, снова копошась в глубинах своего хранилища, – это тебе!       Мой насмешливый вид сразу стёрся, а на лице расплылась робкая благодарная улыбка. Брик протянул мне хлеб с козьим сыром.       – Спасибо, – прошептала я, нехотя пряча еду в сумку, хотя единственное, чего хотелось, вгрызться в мякиш прямо сейчас. Зелёные глаза Брика весело прищурились, так что на носу запрыгали мелкие веснушки.       – Я бы принёс больше, но мать заметила, пришлось улепётывать, – он виновато потупился, а я потрепала его вихрастый каштановый затылок.       – Спасибо, – повторила снова.       Мы вошли в тёмный земляной холл и направились вверх по каменным ступеням, обсуждая прошедшие три дня в заточении.       Брик помогал отцу в лавке, разбирая тюки с мукой и овощами, а его младшие сёстры катали шерсть на пряжу. Несмотря на то, что лавка приносила стабильный доход, семья Брика всё равно жила впроголодь, как и все горожане, которые обитали вне муравейника. Лид продавал то, что было подотчётным и не должно пропадать просто так. За этим тщательно следил Сенат. Весь оборот овощей, зерна, мяса проходил через их руки. Кому сколько выдали, кто сколько продал, не дай Жаарне испортится или исчезнет. Штраф накладывался на торговцев в обсидианах, но и этого порой было достаточно, чтобы семья торговца голодала.       Мы поднялись на самый верх и оказались на круглой площадке, освещённой только маслеными фонарями. Двери в классы уже открылись, учителя ждали своих подопечных. Классы были круглыми за счёт того, что являлись башенками, полностью застеклёнными от пола до высокого потолка. Парты располагались по кругу, в центре обычно стоял учитель.       Мне повезло, что нашим учителем был сын Шадоха – Йенос, иначе жизнь в школе превратилась бы в сущий ад. С нами учились дети, как отбросов, так и приближённых коллегий. Особенно отличался один – Марнук. Его отец возглавлял коллегию лучников, был героем войны, за что его детям, разумеется, полагались определённые привилегии: их допускали в библиотеку охотников, с ними проводились занятия даже когда все остальные жители прятались дома из-за наступившей мглы, они носили лучшие одежды и обучались боевому ремеслу. Остальных никто и никогда не водил в залы лучников или ближнего боя, нас не учили тому военному делу, которым владели наши родители в своё время. Ну и соответственно юные шакалы пользовались своим высоким происхождением не только в обучении, но и в обычной жизни. До нашего с Бриком уровня элита снисходила лишь в случае, когда становилось скучно и требовалось кого-то достать. Брика периодически били, меня однажды чуть не спустили с лестницы, да и бестии их все сплошь были волками. Огнепыль их очень боялась, поскольку однажды Грозный, снежный волк Марнука, её знатно потрепал.       Йенос, несмотря на свой возраст, а был он чуть старше всех нас, пресекал подобные выходки на корню, тут же докладывая отцу Марнука о его поведении. Но чем больше Марнук получал от отца, тем становился злее.       – Блин, я проспорил, Олли, мамочка не продала её за бутылку низкопробного агля! Держи! – картинно расстроившись, Марнук под гогот своих дружков кинул своему брату бряцающий мешок обсидианов, стоило только мне переступить порог класса.       Я вскинула на него свирепый взор, мечтая придушить гадёныша, Огнепыль, почуяв моё настроение, яростно зашипела, но под рыком Грозного тут же юркнула мне за ногу и затихла, чем вызвала новую порцию хохота.       Наши взгляды с Марнуком пересеклись. В его чёрных, как козье дерьмо, глазах читалось отвращение, он буквально давил им.       Брик потянул меня за парту, и я нехотя повиновалась, хотя в душе мечтала, как минимум огрызнуться.       Колючий взгляд Марнука продолжал впиваться в мои лопатки, пока мы ждали начало урока, но больше замечаний он не отпускал. Скорее всего, придумывал очередную пакость.       Наконец, Йенос встал со своего места, поправил на плечах серую мантию и вышел в центр класса. Он был высок, как и его отец, длинные светлые волосы ниспадали на плечи и терялись в складках мантии, а гладкое точёное лицо было сосредоточено.       – Сегодня поговорим о преданиях охотников, – без предисловий начал он, – в каждой семье рано или поздно рассказывают какие-то легенды, сказки. Хотелось бы начать с того времени, когда королевство Небулус было ещё единым. Кто-нибудь слышал от своих бабушек и дедушек, с чего началась война между двумя расами?       Класс молчал. Все уставились на преподавателя кто-то безразлично, кто-то недоуменно, кто-то испуганно. Вдруг рядом со мной послышалось шевеление. Я скосила глаза вбок и увидела, как вверх взметнулась уверенная рука Брика.       – Да, Брик, – тепло улыбнулся Йенос, кивая головой в знак поддержки.       – Две расы жили дружно долгие столетия, пока ведьмы не захотели иметь абсолютную власть в Сенате. Они считали, что охотники слишком глупы и невежественны, чтобы управлять королевством, и не хотели признавать нашу веру в Жаарне и Руй. Они поклонялись своим богам, черпали силу из природы, чем сильно иссушали ресурсы. Из-за их обрядов наступила долгая засуха, запасов стало не хватать, животным было нечем питаться и они погибали, реки обмелели, а леса горели под палящим солнцем. Королевство было не способно прокормить народ, ведьмы же отказались хоть как-то влиять на ход вещей. Их работа заключалась в создании эликсиров, зачаровании предметов и изучении окружающей среды, они не хотели переживать из-за невзгод мирского населения, но были готовы помочь, если власть над королевством будет принадлежать лишь им, тогда началась война.       – Хорошо, – Йенос кивнул, Брик умолк, а братия Марнука синхронно закатила глаза.       – Есть небольшие неточности, но в целом ты прав. Засуха послужила причиной распрей, туда же наложилась борьба за власть и истерия, чей бог важнее. Но... – Йенос перекатился с пяток на носки и замер, – это не совсем полная история.       Мы с Бриком переглянулись.       – Вы знаете, что в мире существовало несколько Королевств. Небулус, Солиус, Плювиус, Фульгурус и Ноксус. Они издавна пришли к соглашению, что имеет смысл сотрудничать, а не воевать, поскольку на тот момент у них уже был враг. В старых писаниях нет дословного обозначения этого врага, в некоторых манускриптах говорится что-то про раздел Мертвых Земель, куда не ступала нога человека вот уже лет так пятьсот. Мертвые земли ранее были едины с королевствами и имели большую территорию, свою империю, своего правителя. Империя называлась Рацио. После того, как Рацио распалась, Мертвые Земли стали сами по себе. Их обитатели не были способны к той жизни, к которой способны мы. Те, кто существовали там, на той стороне, больше не нуждались ни в воздухе, ни в солнце, ни в воде. Они жили по иным законам мироздания. Раньше, ещё задолго до формирования Небулуса, отречённые, жители Мёртвых земель, были совсем, как мы с вами, обычными людьми. Эта раса была неимоверно развитой, они обладали возможностью покорять горы, небо, океаны, они жили в мире и согласии с природой, разумно расходовали ресурсы и даже изучали возможности организма человека. Им хотелось быть не просто могущественными, им хотелось быть вездесущими, совсем как боги. Но знания опасная сила в руках глупцов. Их эксперименты с жизнью, смертью, стихиями в итоге привели к тому, что большую часть мёртвых земель постигла тяжёлая участь, именно ту часть, которая отвернулась от своих создателей и покровителей и поверила во всесильность человеческой расы. Боги покарали за самонадеянность народ Рацио, разделив их мир на Мёртвые Земли и Живые. Отречённые, с тех пор их кстати и стали так называть, не оставили попыток завершить своё дело. Началась война. Страшная война. Она грозила миру полным исчезновением, и тогда боги даровали жителям Живых Земель то, чего так сильно хотели отречённые. Они даровали им возможность управлять стихиями, черпать и восполнять ресурсы. Так появились ведьмы. Но не все стали ведьмами, другая часть населения взяла на себя иную особенность – они были хороши в бою, мастерски управлялись с оружием, ковали изумительные мечи, были способны понимать животный мир и научились приучать бестий. Благодаря совместной работе Мёртвые Земли остались за стеной, которую создали ведьмы, а охранять эту стену стали охотники, наши с вами прапрапрародители, те избранные, которым боги даровали бессмертие. Пока живы ведьмы – стена стоит нерушимая и мощная, пока живы охотники – никто не проберётся из мёртвых земель сюда. Только вместе удавалось сдерживать этот барьер. Однако об этом вскоре все забыли. Та война стёрлась из памяти, отречённые канули в лету, как просто страшная сказка. Насущные вопросы бытия поглотили полностью и охотников, и ведьм. Брат пошёл на брата. Произошёл раскол. Небулус было тем самым королевством, которое явилось когда-то первой преградой на пути у отречённых к покорению мира. Когда наступила засуха, охотники обвинили во всём ведьм и начали на них гонения, забыв про то, что без одних не станет и других. Ведьмы сбежали в оставшиеся живыми леса, поселились на болотах. И началась война. Не та война, которая произошла десять лет назад, иная война, длившаяся столетиями, о причине которой все давным-давно забыли. Десять лет назад охотники уничтожили последнее поселение ведьм. А затем пришёл туман.       Йенос замолчал.       Мы тоже молчали. Снова. Я никогда не слышала этой легенды, но выглядела она, скажем прямо, жутко. То есть охотники сами выпустили первородное зло, обрушив стену, убив последнюю ведьму? Бред. Тогда почему мы ещё живы?       А живы ли?       – Насколько правдива эта легенда? – выпалила я прежде, чем успела подумать, и на меня тут же обратились все взгляды в классе. Йенос пожал плечами и скрестил на груди руки.       – Легенды никогда не могут быть сто процентов достоверными или недостоверными, Нимфея. В них всегда есть частица утраченного или вымышленного. Это одна из теорий возникновения тумана. Такая же теория, как и те, что вы пересказывали друг другу в детстве. Кто-то говорил, что это ведьмы прокляли наш дом и напустили смертельную мглу, варя в огромном котле страшное зелье, чьи пары регулярно отравляют Развалины. Кто-то опровергает это и рассказывает про огромного ледяного великана, уснувшего на горе Динуй, чей выдох на три дня погружает нас в хмарь. Ну а рассказанная мной легенда всего лишь одна из версий.       – Я скорее поверю в великана и проклятие ведьм, чем в то, что охотники сами стали причиной тумана, – зло процедил Марнук, – вы подрываете авторитет героев, которые чудом выжили и истребили проклятую нечисть.       – Это твоё право верить в то, во что ты захочешь верить, Марнук, – мягко ответил Йенос, – я учу вас критически подходить ко всему, что вы слышите. Это один из таких примеров. Не обязательно верить всему на слово, думайте сами, решайте сами, сопоставляйте факты, используйте логику, смотрите на вещи шире, а не однобоко. В вашем случае я бы не преминул использовать возможность посещать библиотеку, Марнук. Вас бы очень поразило то, что иногда можно обнаружить на страницах книг. Используйте каждый данный вам шанс получить информацию. Тогда правда откроется вам. Ну или живите в иллюзиях, если так легче воспринимать окружающую действительность.       Йенос умолк, Марнук сник, кисло уставившись в окно.       – На сегодня всё, – выдержав секундную паузу заявил Йенос и хлопнул в ладоши, – на завтра прошу изучить с вашими бестиями команды призыва и захвата цели.       Ученики повставали со своих мест и пошли к выходу. Мы с Бриком последовали за ними. На выходе я споткнулась о подлую подножку Марнука и под очередное хихиканье его компании рухнула на пол, чудом не разодрав штаны на коленях.       – Аккуратнее, Нимфея, так ведь и разбиться недолго! Если ты умрёшь, кто же тогда купит твоей мамочке агль? – Притворно засюсюкал Марнук. Брик помог мне подняться, а детки членов коллегий не сводили с меня издевательских взглядов.       – Пошли, не обращай на них внимания! – Брик перекинул мою руку через плечо и поволок в сторону лестницы. Колени отозвались острой пульсирующей болью, которая с каждым шагом лишь нарастала. Хотелось разреветься от обиды и унижения, но я стиснула зубы и медленно ковыляла, опираясь на Брика. К концу лестницы боль поутихла, но всё равно отчётливо ощущалась при ходьбе. Да уж, с такими ногами сильно не побегаешь, а мне ведь нужно в Руины.       – Ты как? – Брик усадил меня на каменную скамейку в коридоре и дал отдышаться.       – В порядке, – прохрипела я и поморщилась, потирая ушибленные ноги.       – Вот же мерзопакостные ублюдки! – процедил зло Брик и сплюнул.       – Давно пора привыкнуть к тому, что им всегда всё сходит с рук, – я облокотилась на стену и выудила из сумки припасённые хлеб с сыром. Есть хотелось неимоверно, настолько сильно, что желудок скрутило от боли. Брик спокойно наблюдал, как я ем, как вдруг нахмурился.       – Нимфея, – зашипел он, хватая мою сумку и затягивая ремень на ней, тем самым пряча от любопытных глаз проходящих мимо учеников уголок ледоруба, – ты с ума сошла! Снова собралась туда?!       – У нас нет ни единого обсидиана, – дожевав вкусный хлеб, буркнула я и прикрыла веки.       – Сходи к Шадоху!       – Нет! – глаза непроизвольно распахнулись, – ни за что! Я и так ему по гроб жизни обязана! Эту проблему решу сама, как всегда!       – А если ты попадёшься?! – Брик был явно напуган и сильно, раз веснушки на его лице снова пришли в движение, но уже от беспокойства.       – Раньше же не попадалась, – я безразлично пожала плечами, хотя внутри всё оборвалось от его фразы. Неприятное, склизкое чувство скрутило живот, точно предсказывая скорые неприятности.       Брик выжидательно глядел на меня в упор, от чего невольно сделалось не по себе, и я отвернулась. Не переношу, когда он лезет мне в душу своими пытливыми зелёными глазами, точно прекрасно знает, о чём я сейчас думаю. Он спрятал руки в карманы штанов, но сто процентов на его лбу явно отражался мыслительный процесс, пролегающий глубокой складочкой между насупленных бровей. Мне не надо даже смотреть на него, чтобы это знать.       – Эйси будет в школе? – наконец нарушил безмолвие он, когда все ученики прошли мимо и в коридоре вновь стало пусто и тихо.       Я сдавленно кивнула, на что он ещё сильнее сжал губы, и они побелели.       – Может, мне пойти с тобой? – неуверенно предложил он. Было заметно, насколько тяжело ему далось данное предложение. Он боялся. Очень боялся. Одно дело красть еду у собственной матери, другое дело идти в руины, где могут быть экипированные в броню группы вылазки. Они беспощадны, поймают и закуют на столбе на потеху обеспеченным горожанам.       – Не надо, – я отрицательно мотнула головой и только услышала, как он облегчённо выдохнул, – одной проще прятаться и бежать в случае чего. Будь дома, ты и так мне очень помог. Только одна просьба, отведи Огнепыль к Эйси, я, может, успею забрать их до того, как будет отбой.       Брик согласно кивнул и мотнул головой пригревшейся у моей ноги лисице.       – Ты уходишь сейчас? – встревоженно спросил он.       – Да, чем раньше уйду, тем скорее вернусь. До встречи!       Я нацепила на себя ободряющую улыбку и встала со скамьи, ощущая, как колени прострелило вновь, но и виду не подала.       – Иди с Бриком, я скоро вернусь, – сказала я Огнепыли и потрепала её серое ухо. Та недовольно курлыкнула и, распушив обиженно хвост, направилась в сторону нужного тоннеля. Брик кинул на прощанье напряжённый взгляд и одними губами беззвучно произнёс:       - Храни тебя Жаарне.

***

      Оставшись в одиночестве мне удалось немного собраться с мыслями. Я натянула капюшон, дырявые перчатки и закрыла лицо платком из козьей шерсти, который хоть и нещадно кололся, но хотя бы грел, спасая от ледяного дыхания мглы.       В руинах концентрация туманной дымки была выше. Возможно, это было связано с тем, что там царит запустение и разруха, тогда как в Развалинах хоть где-то горели фонари и отапливались дома.       Мне пришлось несколько приноровиться к своей новоприобретённой хромоте, прежде чем я рискнула проскользнуть мимо стражников, оббегая муравейник сзади. Недалеко от оранжерей был небольшой лаз в ограждении, откуда можно было беспрепятственно попасть на крохотную улочку, некогда она называлась Карнавальная, о чём свидетельствовала полустёртая надпись на одном из двухэтажных домов. С этой улицы было ближе всего добираться до водяных мельниц, а оттуда рукой подать до сохранившихся свай. Работа предстояла нелёгкая, ведь чтобы отколоть хотя бы крохотный кусочек от каменного дерева, ещё и промёрзшего к тому же, надо было очень постараться. До водяных мельниц я шла практически наощупь, поскольку туман в этой части города был гораздо плотнее и видимость нарушалась уже через три метра. Первое время, чтобы не заблудиться, я использовала клубок старых ниток, потом тело само запомнило, где нужно повернуть. Туман не просто искажал видимость, он поглощал даже звуки, поэтому единственное, что я слышала, это только хруст льда под ногами.       Река Остролуч спускалась с гор и была быстротечной, но несмотря на это её журчание я не слышала уже очень давно. Её сковало льдом, как и всю воду в округе, а на поверхности глади застыли ледяные гребни бегущей некогда воды. Колесо первой мельницы выросло словно из ниоткуда, но оно служило хорошим ориентиром, дабы не заблудиться. Тут уже пришлось прибегнуть к многострадальному клубку, поскольку сегодня я намеревалась зайти чудь дальше по реке и ближе к горе. Мой план был прост, порыскать среди свай, где никого давно не было, в надежде найти куски отбитого ольхалла на земле, а уже потом, в случае неудачи, приступать к добыванию его непосредственно при помощи ледоруба. Я вытащила клубок из сумки, крепко привязала к колесу мельницы и двинулась осторожно к реке.       Буквально спустя несколько шагов холод стал просто зверским и пальцы перестали сгибаться и слушаться, глаза не могли моргать. Я остановилась и посмотрела вниз. Только лёд. Сделав шаг назад и немного придя в себя, я двинулась чуть правее, где наконец наткнулась на высокую сваю. Вокруг неё было чисто. Ни единого кусочка ольхалла. Зато сама свая имела глубокую борозду, прям посередине. Я вытащила ледоруб и, немного подышав на непослушные пальцы, принялась за работу. Борозду предстояло расковырять таким образом, чтобы от неё отвалился приличный кусок. Если он потянет на килограмм, то я получу десять обсидианов. В этой части руин долго работать было сложно. Из глаз текли слёзы, которые тут же застывали коркой льда, от чего кожу лица сначала жгло, потом щипало, а потом она немела настолько, что даже переставала болеть. Когда это происходило, я останавливалась, уходила на несколько шагов назад, растирала лицо, грела дыханием пальцы и снова возвращалась к работе. Не знаю сколько прошло времени, но я наконец-то отколола приличный кусок, который едва помещался в ладони и облегчённо засунула его в сумку. Теперь предстояло вернуться домой, но перед этим завернуть в Квартал Героев. В прошлый раз я приметила запертую на амбарный замок дверь какой-то таверны, но сбить его не успела, поскольку услышала приближающиеся голоса людей. Это могло означать лишь одно – их обладатели слишком близко, чтобы меня заметить. Тогда я удрала, но дом запомнила. Возможно, в нём ещё осталось хоть что-то, что имеет смысл продать.       К мельнице я возвращалась в приподнятом настроении, поскольку была уверена, что неделю нам будет на что жить, но как же я ошибалась.       Практически дойдя до колеса, я услышала какой-то подозрительный шорох за спиной. Резко обернувшись и не найдя ничего кроме белёсой пелены, я уже было решила, что мне померещилось, как вдруг нечто большое и сильное сбило меня с ног, беспощадно приложив лопатками и копчиком о бугристый лёд реки.       Мой громкий крик боли, кажется, прорезал туман на километр. Не сразу сообразив, что к чему, я не успела среагировать, как вдруг услышала:       – Нашёл! – радостно возопили голосом Марнука откуда-то сверху. Его огромный белый волк, сливающийся своей шерстью с окружающим маревом, пригвоздил меня огромными лапами к земле и злобно скалился, обнажая острые, громадные клыки.       На вопль Марнука медленно из тумана выступили ещё две пары ног, облачённых в особую устойчивую к холоду робу и сапоги.       – Ну, ворюга, что же ты украла на этот раз из нашего кармана? – злобно процедил мне в лицо негодяй, даже в меховой маске его глаза напоминали чёрное козье дерьмо. Он склонился так низко, что я ощутила чесночное дыхание, пробивающееся сквозь толщу кроличьего меха. Ещё бы секунда и меня вырвало прямо на мерзавца. Марнук попытался стянуть с меня сумку, но я вцепилась в неё клещом, попутно пытаясь сбросить с себя его хищную псину. Но Грозный был слишком тяжёл, а я слишком ослабела от работы, мороза и голода, чтобы тянуть на себя сумку и бороться с волком одновременно.       – А, ну, отдай, тварь! – Марнук замахнулся, но я дёрнулась в сторону, успев зубами зацепить и сорвать меховую маску со своего врага, чего тот разумеется не ожидал. Он заорал от боли, как только ледяной туман коснулся обнажённой нежной кожи лица, не знавшей прежде лютого мороза. Кулак Марнука едва мазнул мне по скуле, при этом сильно задел чёрный нос Грозного. Волк жалобно взвизгнул, инстинктивно отпрыгивая в сторону, а я тут же откатилась в сторону и замерла. Хмарь на мгновение скрыла меня от глаз Марнука и его оглушённого ударом волка.       – Где она? – взревел мерзавец, мгновенно приходя в себя.       – Кажется, там, – неуверенный голос Олли прозвучал совсем близко. Я рискнула шевельнуться и чуть не заорала от прорезавшей всё тело мучительной боли. Тело ныло, как один огромный синяк, но если я сейчас не уберусь отсюда, то либо замёрзну насмерть, либо меня сожрёт Грозный по указке своего хозяина.       Понятия не имею, как они меня нашли. Явно следили, может, слышали, как я перешёптывалась с Бриком. Чёрт их знает. Если поймают – живой мне не уйти. Это точно.       Я медленно поползла предположительно в сторону мельниц, как вдруг услышала жуткий вой позади.       – Грозный, взять её! – команда прозвучала столь явно, что ничего не оставалось, как вскочить на ноги ломануться наугад хоть куда-то.       В отличие от элиты, меня не готовили физически к бегу на длинные дистанции, тем более, если вокруг не видно ни зги, а учитывая, что я хромала и еле сдерживалась, чтобы не заорать от ушибов, у мерзавцев было явное преимущество. Мало того, что с ними волк, чьё обоняние и слух даже в тумане работают гораздо острее, чем у людей, так их ещё и трое. Маркус, Олли и, наверняка, Дайс, их лучший дружок и сыночек главного лекаря.       Туман становился с каждым шагом менее жалящим и плотным, что одновременно было и хорошо, и плохо. Хорошо, что бежала я в сторону города и бежать становилось легче, плохо, что видимость и слышимость теперь были лучше, а учитывая физические способности Марнука и его волка, они меня догонят в два счёта. Ругань за спиной становилась то глуше, то громче. Я уже влетела в город, перескочила через хлипкую оградку какого-то палисадника и неслась, куда глаза глядят. Остановиться и подумать, где я, не было времени. Расстояние между нами медленно, но верно сокращалось. Я уже бежала на исходе последних сил, единственным спасением стало бы укрытие. Следующий переулок я преодолела практически не касаясь земли. Сердце колотилось буквально в обоженной холодом глотке, как у загнанного оленя, скулы болели, а пальцы на руках совершенно точно уже пузырились после контакта голой кожи со льдом реки. Волосы выбились из хвоста и лезли в рот, глаза застилала пелена то ли слёз, то ли тумана.       Я потерялась и не знала куда бегу, пока вдруг внезапно передо мной не возник обрыв. Чудом успев затормозить на краю, наблюдая как из-под носка ботинка вниз сорвались каменные крошки, я лихорадочно обернулась, но было уже поздно. Путь назад преградил взмыленный, обезумевший от вкуса охоты волк, который в ту же секунду громко завыл, сообщая хозяину, что добыча загнана в тупик и готова к расправе. За ним из тумана выбежали запыхавшиеся три бугая. Самый высокий, темноволосый с грубыми чертами лица вышел вперёд. Его лицо, не привыкшее к температуре Руин, было обожжено холодом. На щеках и подбородке лопнули и покрылись коркой кровавые пузыри, после них останутся глубокие уродующие шрамы, за что мне вряд ли скажут спасибо.       – Ты ответишь за это своей жизнью, тварь! – прорычал он, морщась от боли и гнева.       Я испуганно попятилась и чудом удержала равновесие на краю пропасти. Волк пригнул голову к земле, вздыбил шерсть на загривке, оскалился, от чего шкура собралась на морде в гармошку и обнажила розовые дёсна. Грозный мучительно медленно наступал. Его хозяин злобно прищурился и шёл следом, наслаждаясь зрелищем того, как я испуганно мечусь глазами по их лицам, пытаясь найти выход.       За спиной – пустота. Там озеро. Озеро, которое давно покрыто толстым слоем льда. Символично умереть на кладбище, черт бы его побрал.       Последняя мысль, промелькнувшая в голове была странной, учитывая незавидные обстоятельства: "В общем-то, здесь не так уж страшно и холодно, как я думала, и нет никаких туманцев."       Из-за спины Марнука вынырнули два запыхавшихся человека в идентичных меховых масках. В их глазах не было и толики жалости. Они хотели, чтобы я умерла. Никакой человечности, никакого страха, одна бездонная чернота души.       Грозный остановился, покорно пропуская своего хозяина вперёд. Марнук казалось смотрел мне в глаза целую вечность, прежде чем бросился вперёд и изо всех сил толкнул меня в грудь, выбивая одним тычком весь оставшийся в лёгких воздух.       Я видела, как мгла схлопнулась надо мной, вынуждая меня словно зависнуть в её густой, непроглядной белизне. Я чувствовала сильный удар о лёд, не успевая даже ощутить боль, и слышала жуткий, похожий на звук ломающихся костей, хруст. Моё тело изогнулось дугой прежде, чем вода затопила собой всё окружающее пространство и словно густой гель поглотила, утаскивая на самое дно. Давление извне тут же стиснуло виски, ударило по барабанным перепонкам и на мгновение дезориентировало, однако безумная головная боль так же быстро отрезвила. Вода была неестественно тёплой и... живой? Прежде чем удалось осмыслить происходящее, тело рванулось было наверх, туда, где вроде пробивался еле уловимый свет, но что-то ему помешало. Перед глазами мелькнуло нечто, отблёскивая своей прозрачной, практически неуловимой глазу чешуёй. Оно стиснуло мне запястье и сжало его так крепко, что казалось кости сейчас треснут. На попытку отодрать от себя невидимое щупальце, нечто принялось вгрызаться во вздувшуюся кожу, уверенно продираясь сквозь сухожилия и мышцы. Боль была ослепляющей, несравнимой ни с чем, что я испытывала когда-либо. Даже смерть не может быть такой адской.       – Наконец-то моя... – прошипело нечто, проникая сквозь ткани руки в самое нутро, растекаясь бурлящим стоградусным кипятком по сосудам, позвоночнику, языку и подчиняя себе окончательно и бесповоротно.       Оно поглотило всякую волю к сопротивлению, шипящий голос звучал уже в самой голове, уговаривая не сопротивляться, сдаться, оно ведь так давно меня ждало.       Очередная попытка всплыть оказалась такой же провальной. Что-то затянуло обратно, вынуждая впустить его в свой разум и душу и покориться.       Я старалась вытащить его, хваталась негнущимися пальцами за руку, безжалостно царапла вроде внешне неповреждённое запястье, едва осознавая, что ещё чуть-чуть и я захлебнусь, пойду на дно и больше никогда на свете не увижу Эйси и Огнепыль. Но все мои попытки усмирить нечто внутри меня не привели ни к чему. Оно просто поглотило всю волю к сопротивлению, просто слилось со мной воедино, стало мной и изменило меня.       – Теперь ты стала собой, – растворяясь в опустевших мыслях прошелестел на прощание голос, кажущийся родным и таким знакомым, но в ответ я погрузилась во тьму.