Речные лютики никогда не лгут

— Мам, я уже не маленький. Тусовки мне ни к чему, отдохнуть хочу. Всё будет спокойно. Ну оставьте вы меня дома! Что мне там делать?! Мама Макса, пухлая коренастая женщина средних лет, цокнула языком и качнула головой. Единственное, что казалось совсем чуждым для ее образа, это тоненький, в конце фразы переходящий на визг, почти детский голос: — Вот именно, Макс. Отдохнуть! — нервно заталкивая обратно на переносицу очки, Екатерина Сергеевна поправляла такими же пухлыми пальцами растрепанные воронки прядей на висках. — Коля! Коля, давай живее! Тем более, — снова обращаясь к сыну, она беспокойно принялась стягивать катышки с его полинялой футболки. — Ой, переодень эту срамоту. Давно выкинуть пора, Боже… Коля! — Да иду я, иду! — басистый рёв отца раздался где-то из глубин квартиры после шуршания пакетов и тихого кряхтения. — Так вот. Ты знаешь, моей маме сейчас нелегко приходится. После смерти деда дел по участку на неё нагромоздилось будь здоров. Не вытянет сама. Ладно грядки, ладно продукты тащить через весь поселок, но косить траву, например… — Так, а Михаил Васильевич? Они живут через забор! Он часто… — Ох, Максим, — залепетала мама. — Михаил давно уехал. Там сейчас поселились какие-то Поноро… Порош… как их, Господи то Боже, Порожкины, кажется. Они совсем молодые, да и не до помощи им. Только шашлыки жарят да музыкой мешают по ночам. — Так, это, вроде Сергеич есть ещё. Крупный дедок. Помнишь, он нам тогда веранду чинил? — Там ситуация ещё хуже. Коля! — Катя?! — батя уже был на пределе. Кажется, ещё один вскрик от матери, и никто никуда сегодня не поедет. — На Сергея Сергеича легла такая ноша на старости лет, такая ноша. Ему сослали не то внука, не то внучку. Её родители погибли недавно, такой пьянью были, бедный ребенок! Макс незаинтересованно отмахнулся, отворачиваясь к зеркалу. Какое ему до этого дело? Конечно, речь шла не о бабушке, но… — Мам, и всё-таки. — Нет, Максимушка, давай уж соберись. Нужно помочь. У тебя потом ещё пару недель будет перед учебой. Вытащив свое тело под палящее солнце на выжженный желто-серый пустырь перед домом, Макс ещё с две минуты караулил плавящийся багаж и ожидал родителей у раскаленного салона синей Нивы, жалобно рычащей двигателем в коротких передышках. В планах Мальцева было остаться дома в гордом одиночестве, нежиться под простыней на горячей от солнца постели под тихо трещащее радио в углу, доедать запасы персиков из холодильника и углубиться в недавно приобретенные стопки книг, доставшиеся ему от Гоши. Георгий с семьей переезжал то ли в Краснодар, то ли в Красноярск, родители отказались платить за перевоз всей его макулатуры, в связи с этим, скрепя сердце, он отдал большую часть Максиму в знак благодарности за дружбу. Наверное. Они не так уж и много общались, скорее просто были соседями и изредка дежурно здоровались на лестничной клетке. Единственное, что их связывало больше, чем редкие пересечения в парадной, это общий тайник с сигаретами в полулеске, рядом с заброшенной стройкой. С карманных денег они, не согласовываясь, постоянно подсовывали туда пачку другую как раз к моменту, когда запасы истощались. На дворе стоял уже жгучий июль. Только неделю назад Максим с натягом закрыл сессию и был готов к законному отдыху, как мама одним днем «обрадовала» его своими планами на дальнейшую деятельность. Сначала была потрясающая новость о том, что они с отцом решили съездить в Калининград, пока имелись горящие путевки от работодателей, и, не успев парнишка нарадоваться, как его тут же спустили с небес на землю громким ударом плашмя. Едешь к бабушке и все тут. И не то чтобы он не любил бабушку или деревню… он давно из этого вырос, но ещё не повзрослел для того, чтобы получать наслаждение вдали от городского шума. Все бывшие деревенские друзья либо разъехались, либо трагически погибли типичной смертью алкоголиков, либо попросту перестали узнавать Макса. Хотя, скорее только делали вид. Оставшаяся часть превратилась из обычной шпаны, устраивающей козни соседским старушкам, в неопрятных гопников, мешающих жить всей деревне. Макс поежился. Он очень надеялся, что ему повезет и встреч с ними получится избежать, но впереди полтора месяца. Только Бог убережет, если, конечно, исправно молиться каждую свободную минуту. В дороге Максим с родителями были уже плюс-минус часа три, однако по мере приближения к месту назначения, настроения у страдальца не прибавлялось. Конечно, в деревне есть много плюсов: речка с кристально-чистой водой, тарзанка, ларек с самым вкусным мороженым на весь поселок, тенистая веранда с огромной библиотекой в прихожей, несколько кустов смородины и бесчисленное множество яблонь и слив. Даже небольшие дискотеки и новоприбывшую детвору можно считать с натяжкой за что-то хорошее, хоть Макс и терпеть не может громкую музыку и детей. Только вот отрицательные «но» всё равно бесконтрольно лезли в его голову. По пути они ещё раз пять останавливались на заправках. То отец покурить, то мать «припудрить нос», то Макс захотел пить, то все семейство неожиданно проголодалось. Сценарии за окном не менялись — лес, лужайка, речка, лес, лужайка, речка, город, кафе, крошащиеся трехэтажки и полуразрушенные церкви, а потом всё сначала: лес, лужайка… На пару часов младший из Мальцевых смог провалиться в легкую тревожную дремоту, но извилистая и крайне ухабистая дорога, чёрт пойми с чего начавшаяся, заставила его отогнать остатки сна и вновь впериться в открытое окно. — Да, мам, — неожиданно, будто бы сама с собой, заговорила мать, от чего Макс вздрогнул и просунул голову в проем между передних сидений, включаясь в диалог вольным слушателем. — Да мы… Коль, мы где? — Чёрт его знает, — ругнулся Николай Саныч, грызя фильтр сигареты и оглядываясь по сторонам. — Да где этот поворот-то блядс… — Минут двадцать ещё, мам! — пихнув отца локтем в бок и грозно нахмурившись, мама застучала ногтем по лобовому стеклу, привлекая его внимание к дорожному указателю, изъеденному ржавчиной. — Ой, даже минут десять! Всё, скоро будем, целую!.. Коля, Коля, вот он! — Да вижу я, не мельтеши. Въезд в деревушку, поросший чередой кустистого орешника, выглядел совсем не жилым. В прочем, чем дальше они ехали, тем больше обстановка казалась цивилизационной, но от этого не менее совковой. Вот уже показались первые магазины, если их можно было таковыми назвать, небольшие деревянные домики со скамейками перед низкими резными заборчиками. Вот местная банда собак окружила машину: едва не запрыгивая в окна, псы заходились заливистым лаем, не то радуясь, не то защищаясь. Внимание Максима привлекла компания ребят на проржавевшей горке, размахивающие палками во все стороны и что-то друг другу крича. Разброс возраста в их компании был невероятный: от семи до шестнадцати лет, хотя парочка была примерно его возраста. Долговязый мальчишка с рассеченным подбородком проводил их машину хмурым взглядом, заставляя всех остальных насторожиться вместе с ним. «Что-то мне подсказывает, подружиться с ними я не смогу», — тревожно сопя, Макс сполз по обивке сиденья вниз, позволяя очкам упасть на кончик носа, и подпер подбородок холодными острыми коленями. Остаток дороги он решил не светиться через стекло автомобиля. Не прошло и пяти минут, как, наконец, они въехали в долгожданный двор. Длинные ветки березы, словно щупальца, зашевелились на крыше машины, заметая ту пыльцой с сережек, под колёсами заскрежетала сочная высокая трава. Раскрыв дверь и высунув только голову в раскалённый уличный воздух, Максим широко улыбнулся, стягивая кроссовки и ступая на мокрую плитку, обросшую осокой и одуванчиками. На крыльце, улыбаясь также широко своей почти беззубой старческой улыбкой, стояла баб Шура, вытирающая дрожащие ладони о подол выцветшего халата. — Максюшка, родненький, как вырос! — воскликнула она, утопая в объятьях босоногого внука. — Бабуля, я так скучал.