Английский сад

Утро выходного дня было рутинным. Город проснулся куда позже, чем обычно, и люди на улицах спокойно прогуливались вместо того, чтобы спешить на работу или учёбу. Хотя для самого Акутагавы выходные мало чем отличались от остальной недели, но в рабочие дни он даже дома чувствовал суету окружающего мира — и только на два дня Йокогама о ней забывала. В такие дни на душе было спокойнее. Проснувшись, Акутагава первым делом проверил электронную почту, чтобы не пропустить новый заказ — хотя работы и так было достаточно, он почти никогда не отказывал потенциальным клиентам. Рано или поздно почти все из них возвращались к нему с новыми статьями и документами для перевода, да и деньги лишними не бывают. Не успел он восстановить своё финансовое положение после новогодних трат, как пришлось вносить плату за очередной триместр, почти сразу после чего покупать подарок ко дню рождения лучшего друга. День рождения, к слову, был сегодня — двадцать девятого апреля. Акутагава почти успел забыть о том, что сегодня вечером ему предстоит посетить небольшую вечеринку. Подобные мероприятия он старался избегать, предпочитая проводить время в небольших и тихих компаниях, если не в одиночестве — так у него была возможность действительно узнать интересных ему людей. На вечеринках же… громкая музыка, разговоры ни о чём, бестолковые откровения и глупые выходки под воздействием алкоголя. Мало приятного. Так или иначе, он уже пообещал, что придёт, да и разочаровывать друга, много раз приходившего на помощь, не хотелось. Просто нужен был правильный настрой. Он отвлёкся и так толком и не проверил, были ли у него новые письма — вернулся к своему занятию уже за завтраком. Он собирался почти сразу убрать телефон, увидев, что новых предложений нет, когда увидел письма в другой папке. Перейдя в неё, он обнаружил несколько уведомлений в его блоге, посвящённом писательству. И уведомления эти были о комментариях от пользователя по имени, кто бы мог подумать, Накаджима Ацуши. Прошлым вечером, пока Акутагава заканчивал работу над переводом статьи об экономической ситуации в Японии, его новый знакомый нашёл и прочитал все его рассказы. И не только прочитал, но и высказал мнение под каждым из них: наверное, если соединить все его комментарии воедино, получится целое эссе. Чувствуя трепет, который в последний раз ощущал, пожалуй, читая письмо от одного из его любимых писателей (тогда Акутагава и представить не мог, что на его работы обратит внимание один из тех, кто его вдохновлял и в каком-то смысле даже являлся примером), он перешёл на нужную страницу и принялся за чтение. Накаджима отметил, пожалуй, всё, и не по одному разу. Акутагава даже не знал, почему, но читать слова восхищения от художника было особенно приятно. Хотя нет, он знал, почему — потому что и сам за две коротких встречи успел проникнуться симпатией к нему самому. Интересно было узнать мнение творческого, как и он сам, человека. Из прочитанного он сделал вывод, что Ацуши весьма впечатлителен — вероятно, благодаря тому, что обладал богатым воображением, а потому все описания представлял в мельчайших деталях: «У меня даже мурашки по спине бегали, когда я читал, как он их ел», — отзывался он о «Вшах». В упомянутом рассказе ему также понравилось, как Акутагава изящно высмеял то, насколько ведомыми бывают люди; показал совершенно бессмысленный, но почти переросший в кровопролитие конфликт — совершенно мелочный на фоне того, с чем героям предстоит столкнуться в ближайшем будущем. Короткая повесть «Отец», по словам Ацуши, на самом деле его тронула. «По-осеннему промозглое начало, неспешное, но ёмкое ознакомление с героями, немного отвлечённая середина, из-за которой почти забываешься и кажется, что читаешь простенькую комедию о школьниках. Зато яркая и неожиданная концовка показывает всё прочитанное в совершенно ином свете — заставляет вернуться и задуматься», — Акутагава не смог сдержать улыбку, прочитав последние слова. Накаджима отозвался и об остальных рассказах Акутагавы, выложенных на сайте, и даже о его сочинениях, которым писатель не стал придавать форму художественной литературы. От того, что художник потратил почти целый вечер на чтение его творчества, а оно действительно натолкнуло его на определенные мысли, вызвало эмоции и желание этими мыслями поделиться, на сердце становилось тепло. Акутагава творил не ради того, чтобы творить. У его искусства была цель, и когда он видел, что каждый из его рассказов её достиг, он чувствовал не только радость, но и гордость. Всё же первостепенной его задачей было не просто выплеснуть мысли на бумагу, но и донести их до кого-то, поэтому не было ничего странного в том, что ему было приятно получать обратную связь. Странным было лишь то, какой трепет он испытывал, читая мысли художника, хотя и этому было объяснение. Они едва были знакомы, но он успел вызвать интерес к своей персоне; притягивал, как свет притягивает мотыльков по ночам. К нему действительно влекло — может, потому что он был чуть ли не первым творческим человеком в окружении Акутагавы, а может, и не поэтому. Может, дело было в его искренности и очаровании. А может, в его глазах. Всё же этот человек был крайне интересен Акутагаве. Он знал о нём ничтожно мало, и хотел узнать больше: чем он живёт, о чём думает в своей повседневности, какие у него цели, желания и мечты. Хотелось узнать, насколько глубоко он заглядывал в себя и насколько глубоко позволит заглянуть Акутагаве. Дочитав его рецензии, Акутагава убрал телефон, но отвечать не стал — предпочёл поблагодарить лично. Несмотря на то, что реакция общественности и была для него важна, он вообще не любил отвечать на комментарии — ответы всегда получались скудными и однотипными — поэтому предпочитал делать это только в тех редких случаях, когда ему задавали вопросы, или действительно было, что сказать. Вместо этого он принимал сказанное к сведению и внутренне благодарил. Акутагава решил воспользоваться небольшим количеством свободного времени, которым он располагал, и узнать, как дела у его домашнего любимца. Вернулся в небольшую хорошо освещённую спальню и прошёл к террариуму в углу: проверил температуру с водой и, удостоверившись в том, что рептилия ни в чём не нуждается, открыл крышку и взял её на руки. Потревоженная змея, снятая со своей излюбленной коряги, сразу обвила его запястье и предплечье. Прохладная, гладкая оранжевая чешуя тихо шуршала при трении о кожу; лениво моргая своими глазами-бусинками, она продолжала стягивать его руки, пытаясь задушить добычу. Усаживая животное на плечи, он прошёл к своему рабочему столу и включил компьютер: сегодня ему предстояло окончить работу над одним из заказов — оставалось лишь перечитать перевод в последний, контрольный раз — и начать работу над следующим. Довольно рутинное занятие, на самом деле. Благодаря уровню знаний, переводческая деятельность для Акутагавы ощущалась почти как простое перепечатывание текста — лишь изредка ему приходилось задуматься над наиболее удобной формулировкой или заглянуть в словарь. Больше до самого вечера планов не было. Так и прошла половина дня. Прерываясь только на то, чтобы сделать чай, размяться или перекусить, Акутагава усердно и педантично переводил текст, строго следя за всеми правилами и тем, чтобы он без труда воспринимался читателем. Змея ещё утром обвила его плечи и заснула, расположив голову в районе ключиц. Рептилия всегда любила спать, обвив своего хозяина и греясь о его тело, а Акутагаве нравилась прохлада от неё, благодаря которой было проще сосредоточиться на работе в апрельскую полуденную жару. Когда он стоял перед раскрытым шкафом и выбирал подходящую рубашку на сегодня, раздался телефонный звонок. — Привет, дружище! Как жизнь? — жизнерадостный голос раздался из трубки так громко, что Акутагава вздрогнул. — Привет. Всё хорошо, — он спокойно ответил, продолжая перебирать вешалки. — Сегодня всё в силе? — Конечно, — он остановил свой выбор на простой рубашке тёмно-синего цвета, достал её из шкафа и бросил на кровать. — Отлично. Адрес помнишь? — Записан. — Тогда жду к семи, как и договаривались. С тебя хорошее настроение! Звонок оборвался, и Акутагава со вздохом отложил телефон в сторону. Хорошее настроение… оно и так у него было хорошим, но это совсем не значило, что он горит желанием посетить вечеринку. Хотя об этом лучше не задумываться, иначе и те крупицы настроя, которые у него были, пропадут. Одеться Акутагава постарался не слишком официально и соответственно погоде — отказался от пиджака, другими словами. Поправил волосы, улыбнулся своему отражению, стараясь настроиться на вечер активного, но такого однообразного общения; достал из-под стола подарочный пакет с бутылочкой Шато Ля Лагун и вышел из дома. От вчерашней пасмурности не осталось и следа. Улицы утонули в сумерках, рассеивали которые только уличные фонари, и лёгкий ветер шевелил листву деревьев. Погода была прекрасной для прогулки по саду или того, чтобы просто почитать что-нибудь, сидя на скамье во дворе дома — но иногда всё же нужно покинуть зону комфорта. Может, на сей раз выйдет что-то путное. Акутагава хотел бы, чтобы дорога до ресторана заняла больше времени, но даже сделав всевозможные крюки по пути к станции и от неё, он так и не успел вдоволь насладиться весенним вечером. К тому же, он опаздывал уже на четверть часа. Зайдя внутрь, он сразу услышал музыку; у дверей его встретила хостес — миловидная девушка в строгом платье. С учтивой улыбкой поприветствовав его, она уточнила, забронировано ли у него место, но Акутагава не успел ответить, как к ним подошёл именинник. — Ну наконец-то! — невысокий молодой человек в шляпе, из-под которой выглядывали рыжие кудри, сверкнул широкой улыбкой. — Мы уже заждались! — Прошу простить великодушно. — Прощаю великодушно, — он усмехнулся, хлопая Акутагаву по плечу и увлекая его вглубь заведения. Стоило им сделать всего один шаг, как из зала донёсся голос: «Чуя, ну ты где там?» — узнать говорящего Акутагава не смог. Они прошли в дальний угол заведения, где за круглыми столиками, укрытыми тяжёлыми синими — в цвет рубашки писателя — скатертями уже расположилось с десяток человек. Прежде чем усадить Акутагаву за отведённое для него место, Чуя вывел его в самый центр. Ему заранее стало неловко. — Дамы и господа, хочу представить вам своего дорогого друга. Акутагава-сан — писатель, эстет, ценитель чая и просто хороший человек. Прошу любить и жаловать! Раздались тихие, сдержанные аплодисменты; Акутагава поклонился во все стороны. Когда они с Чуей отошли чуть в сторону, он протянул ему подарок, сказав пару слов в качестве поздравления. Чуя горячо его поблагодарил, после чего нашёл свободное место за столиком прямо у окна. Проходя мимо столика с ещё одним свободным местом, за которым сидел их общий с Чуей друг по имени Тачихара с сестрой Акутагавы, Гин, он на секунду задумался, не издевается ли над ним именинник. Хотя, зная его, Акутагава догадывался, что делает он это из лучших побуждений — время от времени нужно знакомиться с кем-то новым. Хотя Акутагаве всё равно хотелось бы оказаться в кругу уже известных ему людей. За столом, куда его усадили, сидело двое молодых людей. Акутагава поклонился каждому из них, они сделали это в ответ; юноша присел на стул, повёрнутый спинкой к залу, и ему открылся прекрасный вид из окна, к которому он обязательно вернётся позже. — Добрый вечер, Акутагава-сан, — мужчина со светлыми волосами, стриженными под каре, в серой жилетке, чёрной рубашке и с белым галстуком приветливо ему улыбнулся. — Моя фамилия Липпман. — Рад встрече. — Взаимно. Мы с Накахарой работаем на одну организацию. — И чем вы занимаетесь? — Связи с общественностью. Организовываю все встречи, сделки, мероприятия… ничего интересного. А вы, если я не ослышался, писатель? — Да… — Акутагава тихо вздохнул, глянув на Чую, весело обсуждающего что-то с другими гостями чуть поодаль. Не то чтобы он… скрывал свой род деятельности, но обычно предпочитал хотя бы немного присмотреться к человеку, прежде чем рассказывать о писательстве. Сейчас же ему такой возможности не предоставили. — О чём же вы пишете? — Хм… — Акутагава на секунду задумался, как сформулировать главный посыл своих произведений так, чтобы не показаться надменным снобом. Всё же, раз он пришёл, хотелось задать этому знакомству правильный вектор развития. — Я пишу… Он не успел закончить, как второй человек, всё это время с аппетитом поедавший закуски, стоящие на столе, недовольно хмыкнул. — А про меня вы не забыли? — он отложил палочки в сторону и скрестил руки на груди, сверху вниз оглядев Акутагаву. — Я тоже знакомиться хочу! — Знакомься, конечно, — Липпман улыбнулся, обращая на него внимание, — прошу прощения, если помешал. — Можешь звать меня Альбатрос, и попрошу без формальностей, — парень поправил светлую косу, спадающую на плечи, и воротник кожаной куртки. — Я тоже с ними работаю. — Какое интересное имя… — Акутагава даже не заметил, что произнёс это вслух. — Приятно познакомиться, Альбатрос. — Это птичка такая, знаешь? С самым большим размахом крыльев. — Знаю. — У альбатроса одно крыло как наш Накахара, — он прыснул со смеху, и Чуя, ходивший между столиками и, видимо, привлечённый то ли своей фамилией, то ли звонким хохотом, подошёл к ним. — Над чем смеётесь? В одной его руке был бокал красного вина, вторую он расположил на спинке стула Акутагавы. От его вопроса Альбатрос усмехнулся ещё раз, а когда рассказал ему о своих вычислениях, Чуя цокнул языком, подавляя смешок. Акутагава знал, как тот не любит шутки на тему своего роста, но эта, видимо, не показалась ему обидной. В конце концов, это простое наблюдение — размах крыльев альбатроса действительно в два раза больше роста Чуи. Они завели какой-то разговор на тему, не слишком интересную Акутагаве, и он воспользовался своим шансом на то, чтобы улизнуть к окну, вид которого давно его привлёк. Наконец ему представилась возможность оглядеться. Зал был выполнен в достаточно светлых цветах, но благодаря приглушённому, тёплому освещению атмосфера была спокойной и располагала к неспешным знакомствам. Он прошёл к одному из крупных окон и присел на подоконник, застеленный тёмно-синим мягким матрасом, на котором располагались и небольшие подушки — очень уютно, надо отметить. Ресторан находился на набережной, поэтому окна выходили прямо на главную достопримечательность города — колесо обозрения. Огни вечернего города прекрасно дополняли картину: синие, зелёные и белые окошки и фонари контрастировали со светом в помещении. Без труда представлялся шум и остатки суеты, которой обязательно становилось больше по выходным, прежде чем город засыпал, только чтобы утром пробудиться, и всё повторялось заново. Ни машин, ни людей через залив видно не было, но Акутагава знал, что они там — снуют туда и сюда, занятые своим. От наблюдения за вечерним пейзажем его отвлёк официант: когда он обернулся, то увидел, что по столикам уже разносили салаты на небольших тарелках. Молодой человек в костюме предлагал ему бокал шампанского с большого подноса — Акутагава благодарно кивнул и взял один. Этот вечер пока совсем не был похож на то, к чему писатель готовил себя на протяжении дня, и что посещать так и не захотел. Обстановка была спокойной, музыка на фоне играла тихая и расслабляющая — совсем не то, что Чуя устроил на свой прошлый день рождения. О том празднике вспоминать до сих пор было стыдно. В этот же раз всё было вполне прилично, и ему даже нравилось. Конечно, ещё не вечер, но всё же в сердце Акутагавы теплилась надежда на то, что всё останется так, как идёт сейчас. Спустя некоторое время, он всё же решил вернуться за стол. Человек по имени Альбатрос переместился ближе к эпицентру вечеринки — туда, где был сам Чуя и громкие разговоры. Липпман сидел на своём месте, пил шампанское, наслаждался едой и просто наблюдал. — Вы, кажется, так и не ответили, о чём пишете, — он спокойно улыбнулся, когда Акутагава вернулся за своё место. — Я пишу о людях, — оставшись наедине с собеседником, Акутагава почувствовал себя куда более раскованно. Дело точно не в выпитом шампанском. — Описываю внутренний мир персонажей в своих историях. — Как интересно… получается, психологические романы? — Небольшие рассказы, если точнее. — Хм, — он сделал небольшой глоток из своего бокала, — разве возможно полностью раскрыть личность героя в коротком произведении? — Я никогда не говорил, что стремлюсь раскрыть личность героя полностью, — Акутагава качнул головой в недоумении. — Я показываю только те черты, которые считаю важными в той или иной ситуации. — В таком случае, сможет ли читатель в полной мере понять персонажа? — Я предоставляю ему всё необходимое для этого, но не даю лишнего. Вам ни к чему знать, как формировались определённые черты характера монаха, чтобы понять его переживания по поводу карикатурно-длинного носа — достаточно лишь увидеть, как он рассматривает себя в зеркало. — Вот, значит, какие у вас рассказы. — Именно. И, конечно, этот рассказ вовсе не про нос. Вместо ответа Липпман только кивнул головой. Стоило Акутагаве допить шампанское, как официант поднёс ему новый фужер. Взяв его, он снова отошёл к окну, краем глаза наблюдая за тем, как Чуя собирает экспедицию на перекур. Когда зал заметно опустел, он вернулся к своему месту у окна, вспомнив о том, что так и не договорился с Накаджимой об их следующей встрече. Может, в другой день он сначала написал бы, чтобы уточнить, удобно ли ему разговаривать, но было ещё не слишком поздно, а ждать ответа настроения не было, поэтому Акутагава позвонил сразу. Долго ждать ответа не пришлось. — Алло? — Добрый вечер. Это Акутагава Рюноске. — Ой, привет! — по одному только голосу Акутагава понял, что Накаджима улыбнулся. — У меня почему-то номер не определился. — Я не слишком поздно? — Нет, всё в порядке. Я как раз недавно домой вернулся. — Замечательно. Что насчёт того, чтобы выбрать время для завтрашней встречи? — Давай! Я весь день свободен, в принципе. Когда тебе удобно? — Около двух часов было бы прекрасно. — Хорошо! Я ещё подумал, может, сходим в другой парк? У меня есть одно место на примете… там тоже очень красиво. — Не возражаю. Что за место? — Парк Мицуикэ. Там сейчас как раз цветет сакура. — Значит, в два часа дня у входа в Парк Мицуикэ. Всё верно? — Да! — Тогда до встречи. Доброй ночи, Ацуши. — Д-доброй. Он сбросил звонок, оставляя художника наедине с неловкостью. На самом деле, Акутагава и сам не знал, почему вдруг обратился к нему по имени, но сейчас это не казалось важным. Он совсем не заметил, как к окну подошла сестра. — Привет, Рю, — она встала рядом с ним, убирая длинные чёрные пряди от лица. Волосы её были собраны в замысловатую, красивую причёску. — Привет. — С кем разговаривал? — она рассматривала пейзаж за окном, спокойно улыбаясь. — Да так, новый знакомый. — Ясно. Как твои дела? Мы давно не виделись. — Всё как обычно. Работы много. — Ты не забываешь отдыхать? — она заглянула ему в глаза, и в её взгляде Акутагава, как всегда, не упустил тень беспокойства. — Нет. Стараюсь чаще выбираться на природу, — он приободряюще улыбнулся, — я в порядке, не беспокойся. Как у родителей дела? — Ничего нового… мама очень расстроилась, что ты не успел заехать к ним. Просила передать, чтобы в следующий раз у них остановился. Они ведь всегда тебя ждут. — Ладно. В этот раз мне нужно было… личное пространство. — Я тебя понимаю. Но они ведь скучают. — Ладно, я понял, — Акутагава нахмурился и отвернулся к окну, стараясь не чувствовать себя слишком виноватым перед сестрой. Хоть у него и были причины во время своего визита в родной город отдать предпочтение съёмной квартире, оправдываться не было никакого настроения. — Как тебе вечер? — Здорово. Я давно хотела развеяться, — они оглянулись, когда в ресторан вернулась вся компания, громко разговаривая. — Пока тебя не было, Чуя всем, наверное, рассказал, какой ты интересный. Со многими уже пообщался? — Только с Липпманом. Он здесь всех своих коллег собрал, похоже. — Ну да, — девушка усмехнулась, — видимо, у них дружный коллектив. Хотя все такие разные… — Тоже заметил. Их разговор прервали внезапно раздавшиеся аплодисменты и ритмичный звон: обернувшись, они увидели в центре зала Тачихару, стучащего ложечкой по пустому бокалу. — Минуточку внимания, пожалуйста! — он уже пошатывался, а смазанная речь его прерывалась несдержанными смешками. — Тост! Чуя стоял в нескольких метрах от него и улыбался, скрестив руки на груди. Тачихара показал на него пальцем. — Наш именинник… Накахара Чуя. Я уже не в том состоянии, чтобы говорить красивые слова, но хочу выпить за твоё счастье. Чтобы ты всегда добивался своих целей, а семь богов удачи откликались на твои просьбы. Я рад быть твоим другом, и всегда приду на помощь. Кампай! Зал наполнил звон стекла и радостные возгласы, Акутагава с сестрой чокнулись и сделали по небольшому глотку из своих бокалов. После речи изрядно пьяного парня все остальные, похоже, раскрепостились ещё больше. Кто-то прошёл к бару, рядом с которым находился выход на кухню и помещение для персонала, после чего музыка стала заметно громче и энергичнее. Официанты стали разносить по столам ещё несколько видов напитков, и тогда Акутагава понял, что пора уходить, пока веселье не зашло слишком далеко. Найдя среди присутствующих именинника, он дождался, пока тот закончит разговор, и отвёл его чуть в сторону. — Прости, Чуя, мне пора уходить. — Уже? — расфокусированный взгляд и заплетающийся язык совсем не помешали Чуе выразить всё своё замешательство и расстройство одним словом. — Да. Нужно успеть на последний поезд. — Я вызову тебе такси, если останешься! — Спасибо за щедрость, но не нужно. — Ах ты засранец… — Чуя обиженно вздохнул и покачал головой. — Ну ладно. Напиши мне, как до дома доберёшься. Акутагава кивнул и перед уходом нашёл ещё и сестру — предупредил её о том, что отправляется домой, и крайне убедительно просил в случае чего сразу писать ему. Конечно, в компании было много людей, которым он доверял, да и Гин давно уже не была маленькой девочкой, но осторожность никогда не бывает лишней. Голова была лёгкой, но прохладный вечерний (или уже ночной?) воздух отрезвлял. Яркие огни едва ощутимо расплывались, как на картинах художников-импрессионистов… интересно, относит ли Накаджима своё творчество к какому-нибудь из направлений живописи? Считает ли он себя вообще художником, или всё же слишком скромен для этого? Впрочем, сейчас пытаться размышлять на эту тему бессмысленно. Совсем скоро у него будет возможность выяснить это у него самого — если, конечно, утром он об этом не забудет. В эту минуту у него была всего одна задача — поскорее добраться до дома и лечь спать.