Одна история

Don't just be another brick in the wall.       — Тупая херня, — возмущенно ворчит он, закрывая дверь кабинета директора. Эта старая карга отстранила его от занятий! Да ещё и направила на отработки. Немыслимо! Он ведь ничего не сделал. И как оказалось, именно это стало проблемой.       За несколько минут до этого.       — Вы были на хорошем счету, мистер Оливарес. Как Вы могли допустить проведение этой вечеринки, да ещё и участвовать в ней, — вздыхает директриса, глядя на него поверх своих очков-половинок.       Он ерзает в кресле, ему крайне неловко. Не потому, что он наказан, а потому, что ему так много хочется сказать, но нужно молчать. Глубокий вдох и выдох.       — Мне очень жаль, миссис Томпсон, — посылает ей свой самый правдоподобный виноватый взгляд, а под столом сжимает кулаки. — Каким будет моё наказание?       — Отстранение от уроков на сегодня, и Вам придётся устранить последствия вашей оплошности. Краску и все сопутствующее получите у мистера Маркеса.       Супер! Просто блеск! Его оплошность?! В личное дело точно занесут отстранение. Огромное пятно на чистой репутации. А всё потому, что он президент школы, и какие-то идиоты решили развлечься после вечеринки, ворвались в школу и написали что-то баллончиком на школьной стене. Директриса пронюхала про вечеринку и каким-то образом даже про то, что он на ней был, решила не заморачиваться поиском настоящих виновников, а возложить всю вину на него.       — Я могу идти? — едва сдерживая гнев, сквозь зубы спрашивает он.       — Вы свободны, мистер Оливарес! — отрезает директриса и указывает на дверь.       — Большое спасибо, хорошего дня. — произносит он, стараясь изо всех сил скрыть сарказм и звучать уважительно.       Директриса прижимает к уху телефонную трубку, отвечает на телефонный звонок, кивает ему и снова жестом указывает на выход.       Мистер Маркес как всегда чем-то недоволен. Хмурится и что- то бормочет, пока выдает ему необходимый инвентарь. Интересно, существуют довольные уборщики? Раздумывая над этим, он поднимается на крышу.       — Надпись на стене так высоко, что проще закрасить с крыши, — так сказал мистер Маркес.       Что же они там написали? Ему ужасно любопытно. Он решает выплеснуть всю злость и закрасить что бы там ни было, а потом найти этих придурков и вылить на них ведро краски, а может и два.       Наконец он открывает дверь и выходит на залитую солнцем крышу. Глаза немного слепит после темного коридора.       Он осматривается. Нужно пройти пару метров и завернуть за угол, надпись предположительно на задней стене, прямо над парковкой. Внезапно за углом он натыкается на неё. Она стоит у края и курит, медленно выпуская дым изо рта. На ней толстовка на несколько размеров больше её самой, шорты до колен и неизменные кеды. Он замирает на секунду, настолько неожиданно было встретить её на крыше. И уж точно ему не хотелось бы объяснять причину своего собственного нахождения здесь.       Она подставляет лицо навстречу весенним лучам, прикрывая веки. Волосы собраны в тугой пучок на затылке, и он видит, что она улыбается. Ему не хочется прерывать её или, тем более, пугать своим присутствием и потому, прежде чем сделать следующий шаг, он прочищает горло. Она быстро прячет сигарету за спину и поворачивается к нему. Встретившись с ним взглядом, она снова принимает расслабленную позу и улыбается уголком губ. Затем придирчиво осматривает его и весь инвентарь, что он принёс с собой — кисти, ведра с краской и старые тряпки.       — Тут где-то есть надпись на стене, и мне поручили её закрасить, — будто оправдываясь, наконец произносит он.       Она продолжает молча сверлить его взглядом и снова затягивается.       — Ты же знаешь, что на территории школы нельзя курить? — прозвучало как вопрос, но он уверен, что она знает.       — Донесешь на меня? — игриво спрашивает она, выдыхая клубы дыма.       — Мог бы, — говорит он, немного подумав. В голосе нет и тени серьезности. Не в силах больше скрывать улыбку, он опускает взгляд.       На несколько секунд воцаряется тишина, слышны только крики тренера со школьного стадиона и звук газонокосилки мистера Маркеса.       Он снова смотрит на неё, ветер выбивает пряди волос из пучка, сегодня они синие.       — Что же мне сделать, чтобы ты не рассказал? — заговорщическим голосом произносит она.       Она явно смеётся над ним. Но он не хочет сдаваться. Ставит свою ношу на пол, подносит палец к подбородку и делает вид, что усиленно думает. Она отодвигается от края крыши, делая шаг по направлению к нему.       — Можешь помочь мне кое с чем, — наконец говорит он.       Она вопросительно выгибает бровь. Наверное, его слова прозвучали слишком неоднозначно. В секунду сердце быстрее начинает гонять кровь по его организму.       — Я имею ввиду покрасить стену, — торопливо добавляет он. Разве могло показаться, что он имеет ввиду что-то другое? Может быть что-то более интимное? Такие мысли точно не помогут ему справиться с учащенным сердцебиением. И вообще, почему она вдруг так действует на него?       — Хорошо, — внезапно соглашается она. Тушит окурок о перила и подходит ближе к нему.       — Эм… — такого быстрого согласия он не ожидал. — только есть проблема, я не знаю, где именно нужно закрашивать.       Становится немного неловко, но уже в следующее мгновение она улыбается ему и указывает куда-то в сторону, он поворачивается и видит выступ, на котором написано чёрной краской «Не будь всего лишь очередным кирпичиком в стене». Это и смешно, и тупо одновременно — написано на кирпичной стене. Видимо ей тоже, потому что она приглушенно хихикает, прикрывая рот рукой. Он тоже посмеивается. А затем оба, вооружившись краской и кистями, подходят к стене и молча начинают работу.       Сначала он задаётся вопросом, почему она всё-таки осталась, а затем просто отбрасывает эти мысли. Солнце поднимается выше, становится жарче, и она снимает толстовку, под ней простая белая майка. Он отмечает про себя, что она неестественно худая и какая-то даже хрупкая. Взмахивает кистью, словно художница. Его завораживают её плавные движения, и он то и дело замирает со своей кистью в руках, краска капает на пол. Она отрывается от дела и смотрит на него. Они стоят очень близко, и она загораживает ему солнце. Воспоминания вдруг сами всплывают в голове. И он решается спросить:       — Почему ты подмигнула мне после вечеринки?       Она хмурит лоб, будто пытается вспомнить:       — Я что сделала?       Он смотрит прямо перед собой, не решаясь смотреть в упор, продолжает наносить краску на стену.       — На утро после вечеринки у Уэса, я проходил мимо, и ты подмигнула. Зачем? — он бросает короткий взгляд на неё; она на секунду замирает, а потом абсолютно спокойно отвечает:       — Слушай, Чейз, — переводит взгляд на него. — Тебя же так зовут?       Он уверен, что она знает, как его зовут, и всё же утвердительно кивает головой.       — Так вот, Че-е-ейз, — она специально растягивает гласные, будто играя с его именем, — я не помню такого, — и она беззаботно встряхивает плечом.       — Хм. Ну окей, — этим он завершает их маленький диалог. Надпись реально большая, и красить ещё долго. Вдруг он понимает, что она пропускает свои уроки из-за всей этой возни.       — Луиза, а тебе не пора на уроки? — вопрос сам срывается с его губ, он даже не успевает обдумать, что не спрашивал ее имени. — Меня отстранили, но тебя ведь нет. Впереди экзамены, и всем нужны хорошие оценки, — он уже жалеет, что завёл эту тему.       Она улыбается и молча смотрит на него пару секунд.       — А с тобой забавно, — наконец говорит она и, уже вернувшись к покраске, добавляет: — Лу. Друзья зовут меня просто Лу.       Друзья? Разве они друзья? Это все, о чем он может думать на протяжении следующих минут.       Дальше они работают практически в полном молчании, только изредка перебрасываясь незначительными фразами. Странно, но тишина не угнетает, скорее даже наоборот, с ней почему-то так легко молчать. Не выдавливать из себя нужные фразы, а говорить только то, что думаешь и когда действительно хочется.       Наконец она бросает свою кисточку в опустевшую банку с краской. Отходит на пару шагов назад, почти к краю крыши, скептически оценивая их работу. Он подходит к ней, вытирает пот со лба тыльной стороной ладони и тоже смотрит на закрашенные слова. Хотя чёрная краска пока местами проступает сквозь слоя новой, белой, когда всё подсохнет, слова станут совсем незаметными. Вдруг она нарушает тишину.       — Знаешь, ведь придёт время, и нас также закрасят.       — Закрасят? — он не понимает ход её мыслей. — Что ты имеешь ввиду?       — Пройдёт время, и никто не вспомнит про Чейза и Лу, которые ходили по земле, жили, любили, — усмехаясь добавляет, — и красили вместе стену.       Он молчит. Её Улыбка гаснет, и она серьёзно смотрит ему прямо в глаза.       — Я говорю о том, что когда-то нас не станет, и мало кто о нас вспомнит. А хотелось бы сделать что-то запоминающееся, — она вздыхает и снова смотрит на стену. — Ребята, что написали это, просто хотели запомниться, а мы им не позволили и закрасили их труды.       Раздражение волной поднимается в нем. Она жалеет тех, из-за кого его отстранили от занятий!       — Ты знаешь, кто это сделал? — слишком резко.       — Нет. А что? — она поворачивается к нему.       — Да так, ничего, — со вздохом отвечает он. Через мгновение она продолжает:       — Я так много всего ещё хочу сделать, а времени так мало…       Она с грустью смотрит себе под ноги.       — Что бы ты хотела сделать? — неожиданно спрашивает он.       Она смотрит на него, он действительно заинтересован.       Вдруг она срывается с места и бежит к краю. Крепко держится за перила и взбирается почти на самый верх, раскидывает руки, набирает воздух в лёгкие.       У него холодеют руки, неожиданный страх сковывает мышцы. Она же не…?       Она осторожно поворачивает к нему голову, так широко улыбается и на выдохе говорит       — Я бы хотела полетать. Как птица. Стать такой же свободной.       Он вспоминает её в тоннеле, делает несколько шагов к ней и протягивает руку.       — Ты же не собираешься летать прямо сейчас? — с опаской спрашивает он. Она хмыкает.       — Нет, — пауза. — Точно нет.       В её глазах грусть. Она вкладывает свою руку в его протянутую и слезает с перил.       — Может быть, однажды, — уже тихо добавляет она.       Какая же она странная. Он всё ещё держит её за руку, а она будто где-то далеко мыслями и даже не обращает на это внимание. Наконец, она отдергивает руку, наспех прощается с ним, поднимает с пола толстовку и уходит с крыши. Он стоит там ещё какое-то время в полном замешательстве.       По дороге к машине на школьной стоянке он чувствует вибрацию в кармане брюк. Небось Мэдди опять ищет его, или отец требует открыть письма из колледжей. Приготовившись к самому неприятному, он нехотя достаёт телефон. Смс с незнакомого номера.       «Пойдёшь со мной в клуб?» и подпись: «Лу».       Он смотрит на экран почти минуту, потом оборачивается по сторонам. Будто она может стоять за спиной или где-то неподалёку.       Откуда она вообще знает его номер телефона?       Снова срабатывает вибрация, и экран загорается извещая о новом сообщении. Тот же номер. Одно слово:       «Ну?»       И он сам не знает почему, отвечает: «Да».