Лисьи тропы

На протяжении всего пути окружали кости от мала до велика. Ричи расскажет, посудачит с сослуживцами, как выберется. Разнюхает, почему, когда проходил тоннель впервые, повстречал только голоса. Хорошенький он проводник. На себе-то проверил, а к неожиданным подаркам не подготовился. Слышался кашель, словно по глотке изнутри скребли железом, — это Элизабет задыхалась в пучине воспоминаний. Коренастая, вечно хохочущая, самая резвая из брауни теперь лежала на спине белёсая и крошечная. Ричи силился докричаться, да без толку — морок обвил накрепко. Ричи напоминал себе — смерть не ужасна. Она жутко пахнет, после неё у живых побаливает сердце, но за ней ждёт лучшее. Так ему обещали. Долина костей длинная, чуть ли не бесконечная, и бродить по ней можно столько же. Друидам после подобных скитаний уже ничего не страшно. Им за один стол с богами да воинами садиться, а для этого нужно знать погибель в лицо. Жаль, что сейчас под землю набились не мудрые старцы, а те, кому некуда больше идти. — Оставь, Ричи, не поможешь. Сам ведь знаешь. Стэн сипел, заламывая пальцы, спрятанные в карман, — немели, будто лежал, не двигаясь, сутки. Быть может, и правда? Под землёй дни не сосчитаешь, путаются нитками, у которых ни конца, ни начала не сыскать. — Тебе надо силы беречь. Иди к своим, хлебни воды. «Свои» сидели у стены. Билл держал голову на сестринском плече, под веками беспокойно гуляло — жёлтая вода билась о стенки черепа. Беверли раскладывала темноту по кусочкам, освещённая одним факелом. Много не жгли — воздуха не хватало. Ричи проскрипел пятками по каменной стружке, вещи оставил лежать возле не проснувшихся. Не к чему таскать барахло за собой, привал будет долгий. Пятеро, включая Элизабет, всё не открывали глаз, только покрикивали и стучали зубами. Ещё девять из группы умерло, после того как Ричи очухался. «— Надо унести их с собой, нельзя же попросту бросить… Стэн глядел на тела намокшими глазами, всё оборачивался на хоба, проверяющего, дышат ли остальные. — Мы понесём только живых. Мёртвые тяжелеют, и запах гнили убьёт быстрее видений. Билл опередил Ричи, сдёрнул слова с его языка, будто плёнку с раны. — Билл прав. Мёртвые останутся здесь. — Эдингейм нащупывал пульс на чужих запястьях. С каждым маленьким толчком под подушечкой пальца в собственной груди билось чуть громче. — Нельзя долго здесь оставаться. — Беверли обошла бездыханного брауни. Имени его она не запомнила. Позже она с остальными сложила тела в ряд, вытащила пайки, фляги и пледы. Билл, Стэн, Ричи и Беверли взяли на спины спящих. Ричи подхватил двоих, из-за чего остановки делались чаще. Хоб целовал щепоть своих пальцев, затем прикладывал к холодным лбам. Не хныкал, не хлюпал носом. Прощался и вёл выживших вперёд. Он поведает об этом Апелю, когда свидятся в таверне, чтоб расслабить ноги и подышать не смрадным воздухом. — Мы их не похоронили. Боги разгневаются. Стэнли нёс на спине фавна с маленькими рогами, тот вздрагивал, бормоча чьё-то имя. Беверли шла рядом, держа некрупную брауни, которая еле дышала. — Боги в последнее время глухи к живым, какое уж им дело до мёртвых? — Беверли не оглянулась. Кинула лениво и буднично, будто смирилась с тем, что те, в кого она верила с пелёнок, бросили своих детей за ненужностью. Стэн только и смог, что распахнуть глаза, замолкая. Его резануло по острым ушам, словно бритва неуклюжего цирюльника. Фей был из тех, кто не потерял веры в высшие силы. Считал, что боги ответят. Возможно, через множество столетий, когда его уже не будет на свете. Ответят. Беверли же считала, что через десятки лет в богах уже не будет нужды. Стэн растирал щёки от слёз и шмыгал носом. Звуки давил рукавом рубахи, как надоедливых муравьёв. Только, коли они в доме поселились, хрен их вытравишь. Билл с Беверли попроще будут — оттаскивали тела без трясущихся поджилок, сверкали напоследок по голубоватым лицам и шагали дальше. Очерствели за время войны, а может, пообвыкли. Выплакали, выкричали едкую скорбь. Осталась усталость с лисьим нравом, да тот потускневший». Эдингейм присел, прижимая Билла плечом. Тот не разомкнув век, похлопал ладонью по колену. — Долго идти? — Лис придержал длань на месте. — Четыре поворота и три дороги: одна на свет, вторая тупик, третья такая же. Правое ухо Эдингейма дёрнулось, рвалось слушать прерывистое дыхание тех, кто не проснулся. Хоб знал всех по именам. Надеялся назвать их вновь, когда снарядит на корабль. — Доживём? — Билл притёрся щекой к плечу Беверли, нахмурив брови. — Постараемся, — Ричи усмехнулся сквозь дрожащие зубы, краем глаза наблюдая за подрагивающими ногами Джаспера — фавн расспрашивал его об истории проклятущих тоннелей в ночь перед вылазкой. Теперь вот сам эту историю познавал, кутаясь в кошмары. Билл убрал руку с колена Ричи, а Беверли, кажется, и вовсе не замечала, что хобгоблин притёрся рядышком. — Я тут… — он почесал крыло носа, примериваясь: стоит, не стоит? Если уж они дружно помрут, то не перед кем кичиться. Если же нет, то едва ли не последний шанс спросить. — Давненько хотел узнать, чего вы видели там? Лисицы замерли, будто часть горного свода. Ричи костяшками тронул Билла за местечко, где колено сгибается. Кицунэ на это прихватил за запястье. Затем заговорил с Беверли одновременно: — Страну жёлтых вод. Их голоса зазвенели в голове, что Ричи ею тряхнул. Сидящий неподалёку Стэн внимания не обратил — берёг силы, как было велено. Эдингейм скривился, отстраняясь лопатками от стены. — Чего? Билл держал его за запястье, невесомо обвивая. Он не разлепил век, только глазные яблоки гуляли из стороны в сторону. — Ёми-но Куни. Там, откуда мы родом, — это название страны мёртвых. Гнилое место. Души после смерти пересекают жёлтую реку, она течёт сквозь мир живых и усопших, кто-то считает, что достаёт до небес. Те, кто душою чист, пересекают её по мосту. Те, кто запятнан, — вплавь, борясь с потоком. Те, кто не отличился ничем, — вброд. Склизкий привкус пресной воды осел на гландах, поселился глубоко в горле. Билл дотрагивался с каждым вдохом, за звуком дыхания слышал скрип стальных прутьев и визгливый гогот демона. — На другом берегу их ждут старуха Дацуэба и старик Кэнъэо. Они срывают с путника одежды и закидывают на ветви дерева — если ветка прогнулась, значит, ты грешник, и тебя будут рвать на клочья, пока не очистишься. Для Билли в самый раз, он ведь грязный. Запятнанный. Ушёл из дому, бросил всех, забыл про молитвы. То-то Дацуэба с такой страстью сдирала кожу с его костей. — Не понимаю… А кто рвёт и где? Пальцы на Ричином запястье сомкнулись. Он глянул украдкой. — А всё там же. Страну жёлтой реки населяют твари пострашнее северных псин. Грешников отправляют по разным кругам, что по комнатам, и в каждом им чудят самые разношёрстные пытки. Билл почесал щёку о сестринское плечо, поморщившись, — вонь разлагающийся плоти догоняла, зажжённые факелы её не съедали — давились. Билл мог поклясться, что воды Ёми на вкус точь-в-точь. Беверли бы с ним согласилась. Во рту хуже, чем крысиное мясо. Но всё лучше, чем частокол ощерившихся клыков. Бев помнила рассказы про злого духа ногицунэ с момента, когда с ушей ещё не сошёл детский пушок. Про то, как ногицунэ вселяются в тела мертвецов, которых не отправили странствовать по реке. И как одержимые возвращаются к семьям, чтобы те пустили демона в дом. Беверли помнила из старых сказок, что встреча с ногицунэ сулит век несчастий. — Вот там мы и были. — Лис вытянул затёкшие ноги, запястье Эдингейма так и опоясывал. Хоб прочистил горло, похрустывая шеей. Пятеро неподалёку от ног Стэна лежали без сознания. Билл похлопал пальцем по голубоватой вене. Ричи обернулся. — А ты что видел? — Вы слыхали про Утёсы Мохер? Туда забрёл. Они находятся куда северней. В здешних широтах Мохер называют «краем земли», ведь дальше только холодные воды да север с псарнями. Ричи знавал о природе Утёсов понаслышке, из сказов сослуживцев. До края мира снаряжали не каждого, лишь по особым случаям — послание передать иль спрятать что. Тамошние скалы обжили мохерские чайки, здоровые скотины с четырьмя парами глаз да когтями. Ихний выводок впервые встретили на Утёсах, поэтому и прозвали в честь него. Когда же началась война, пилигримы со шпионами приловчились использовать крылатых для передачи писем. — Эти птицы оч умные, хоть и злобные до жути. Могут сладить с нравом Мохера. Когда война началась, Утёсы хотели обжить вражеские войска — пришвартовать корабли и наступать. Но им надавали по шеям. Ветра разбивали флот о камни, волны захлёстывали моряков, а молнии поражали паруса. Край земли никого не щадил. — Про эти места бытует легенда на Западе, что там неупокоенных душ больше, чем на всей нашей земле. Всё потому, что издревле туда приходили, чтоб лишить себя жизни. Быть может, поэтому птицы там такие злые. — Короче говоря, если верить тому, что мне рассказывали, то я попал туда. Поздоровался с мертвяками. Свиделся с отцом да старыми друзьями. — Знаете, если в тоннеле все путешествуют в мир мёртвых, то надо мной крупно подшутили, — Ричи горьковато усмехнулся. «Миром мёртвых» на Западе кликали Сид — плодородные бессмертные земли, где нет ни печали, ни тягот. Ни ходячих трупов. — Это вечно юный остров, где нежить и люди пьют эль, катаются на колесницах да купаются в ручьях. Остров стоит на четырёх ногах, в окружении водных коней. В Сиде время настоящая вечность. На земле же оно коротко и конечно. А в чудесной стране никогда не стареешь, колени твои не болят, проломленную голову лечат подорожником с лопухом. Страна за морями, откуда нет выхода. Потому-то приходишь с домашней утварью, чтоб не печалиться о любимой кастрюле. — Знаете, я вот… не думал о смерти как о гарпии. А сейчас что-то её побаиваюсь, — голос дрогнул, словно надорванная струна. Билл мягко провёл большим пальцем по выпуклой косточке на Ричином запястье. Беверли помалкивала. Драконы лупили лапами по стенам, белые фишки на доске подрагивали, а ногицунэ кряхтела «Оноставиттебяоноставиттебя». Птицы, покрывшие их остров, шелестели громче. И свет рождали ярче лисьего дыхания — устрашающий, смертоносный. Беверли вспоминала в кошмарах, как с братом долетели до самого края лисьего носа. Веселились, хохотали, позабыв Бабушкино наставление. «Возвращайтесь до заката. Веет недобрым». Они влезли на самую высокую гору из четы Курама, что присматривали за домишками, словно за непослушной детворой, — лисята хотели подкараулить ками. Взрослые говаривали, что те спускаются на верхушку горы, когда куколки превращаются в бабочек. Только вот Акико с Рэйденом увидали то, что не давало им спать ночами. Поначалу и не поняли, что это за шелест, — начали выискивать беспокойные листья иль хвостатых шутников, что втихушку увязались следом. Даже когда вздёрнули головы, не побежали. Прищуривались, вглядываясь в узоры на цветастых животах. Птицы были длинными, в размер восточных драконов, но с размашистыми крыльями и перьями в человеческий рост, их клювы разрезали небо, словно наточенные лезвия цуруги. Они наплывали сплошным рядом, пока тела не покрыли весь остров, словно непроглядное облако чёрного дыма. Беверли помнила, как лицо брата заволокла тень — это клювы коснулись горы. — Слышьте, город, куда вас ведут, — Хафнун. Он защищён от солдат, но не от войны. Там беженцев со всех сторон света. Мест на спать частенько не хватает, когда не остаётся другого выхода, новоприбывших распределяют в работные дома. До того как добрались до тоннелей, Ричи поговаривал, что в Хафнуне деревьев почти не осталось, всё заняли железяки с камнем. Эдингейм сам не видал, но моряки рассказывали. Говорили — зато там скрываться не надо, есть стража, чтоб пожаловаться, если кто обижает. Еда, которую не нужно ловить, куски мыла, чтоб помыться, а если особенно повезёт, то найдётся кровать. Ричи говорил, что в городе не протолкнуться, много карманников и сирот. Но всё лучше, чем бродить от опушки к опушке, пока не подстрелят. — Мне рассказывали, что в работных домах крысиные хвосты попадают в кашу, батрачить заставляют от зари до зари, на непослушных надевают кандалы, чтоб не убегали. И хозяевам не хватает воска — дом стоит в темноте, хоть глаз выколи. Лисицам не впервой делить покой с крысами: когда ютились в трюме корабля, подбросившего до Запада, спали с грызунами в обнимку. Те роились в сухих уголках, растирая мелкими пальчиками солёные брызги по мордам. — Не попадайте туда. — Ричи теснее прижался к Билловому плечу, рассматривая блёклый полупрофиль Беверли. Она прислонила затылок к стене, закрывая глаза. Билл же отпустил захваченное запястье, слабо прилипая плечом в ответ. — Не попадём, — лис наконец посмотрел на Эдингейма, щурясь колючему мраку. — А если силой потащат? — вышло жалобно. Будто он, вновь мелкий, робеет перед прыжком с соломенной крыши на другую. — Сомневаешься в нас? — Билл повернулся к хобу, опираясь плечом о стену. Затем прижался и головой. Кицунэ тянуло в сон. Усталость хватала, заламывала. Усталость от прошлого, от будущего, с работными домами или без. От того, что запах гнили в него въедается. От Ричи, наверное, только и не устал, оттого, что с ним скоро прощаться. — Не смею. — Джо вновь глянул на пятёрку спящих — никто не шевелился, а Стэн опустил голову на колени. Хоб подымется, проверит, живы ли. Как примет то, что всех убил почти своими руками. Что ж поделать, дорога ему теперь на Мохер. — А что ты-то будешь делать? Ричи поджал губы. Ему бы для начала вытащить лисиц на свет да остальных живых, а дальше начнёт, на чём заканчивал, — находить тропы. — Продолжу ловить неприкаянных да всеми покинутых. — Ричи притих, уставившись на раскрытые ладони. На ресницах проступила соль. Жжётся, дрань. Шепчет, что зря потеряшек сюда привёл — последних растеряет, проклятый гоблин. Билл тянется к щекам, что под сенью темноты цветом напоминают набухший мох. Беверли отмирает, глядит Ричи под чёлку, что распушилась. Уже сдвигается, чтоб подползти к хобгоблину поближе, когда зовёт Стэн: — Ричи! Кажется, Элизабет не дышит! Голос окликнул из зияющей дыры, подобно крику, взывающему сквозь кошмар. Ричи вскочил, не оглядываясь на огоньки, закружившие под ногами. Билл с Беверли потянулись следом.

***

Запах гнили щёлкал по носу, расползался от рукотворного погоста до пяток. Ричи сжимал зубы да принюхивался к треску огня. — Четвёртый поворот. Билл шагал следом, подмечая, что костей на пути поубавилось. Впереди шёл Стэн, топорща залежавшиеся крылья. Беверли присоседилась рядом. Ни один не заговаривал о том, что из пятерых никто не проснулся. В этот раз Билл даже приметил, что знал кого-то по имени. Беверли тронула его костяшки своими, мол, «Жив ещё? Со мной?» Билл вот не уверен. Дышал, ноги несли, кровь шумела в ушах от недостатка воздуха, а сердце тихо нашёптывало в бреду: Тыпотерялеготыпотерялего Тряслось в сумке и на поясе. Отяжеляло. Выбросить бы, пусть канет в Лету, останется на потеху древним богам, чьих имён никто не упомнит. Да Билл, глупый зверёк, вцепился. Зубами вырывал из лап времени. Всё хранил бережно, стирая пыль. — Держимся вместе, скоро выберемся. Отсвет факела блеснул синеватым, словно очи знакомых Биллу трёх сестёр. Норны ему всякого напредсказывали — твёрдые стены окружали сейчас, высокие дубы проскакали с Ричи на первых неделях. Громадное пятно на воде — корабль, потому-то мужские голоса и слышались. А дальше котелки да шарфы? Али что там ещё завалялось? Весточки из дому? Билл не считал — сбился, — сколько там не был. И уже никогда не будет. Пускай Беверли не говорила ему, что чует всей лисьей душой — некуда возвращаться. — Стойте… Мне-мне надо подумать, — Хоб смял губу верхними клыками. Сумка на его спине поднялась вслед за плечами. — Ричи, — Бев оттаяла, как после кошмарной ночи. Проплыла тенью мимо Стэна, опуская ладони Эдингейму на плечи. Он стоял на развилке трёх дорог — прощупывал их, проверяя, не сожрёт ли почва ступни. — На нужной дороге была зарубка в форме креста, но сейчас её нет. — Ричи стиснул факел, проворная заноза вонзилась ему в указательный. — Я чувствую запах моря, — Беверли над его ухом, мурашками по шее. Ричи чувствовал такие, когда божья коровка поцеловала его в скулу. — Вон та. Бев царапнула дыханием раковину, указала пальцем на путь с левой стороны. Лисица щекой почти прижалась к зелёной скуле, растрёпанные волосы приятно укололи, словно отрезвляющий запах чеснока. — Ты справишься, Ричи. Я знаю, что справишься. Эдингейм много дней не видел её лица так детально, как раньше. Но сейчас чуял, что Бев смотрит уверенно и мягко, чуть подталкивая ладонями вперёд. Смотрит на него. Стоило ей отстраниться, как хоб спохватился: — Ты можешь держать меня за руку? Ричи бы посмеялся. Тот, который прошёл все воины в одиночку, перевёл бы всё в шутку. Подхватил бы Бев под локоть, кликнув красавицей, пошёл бы смело, махнув рукой. Но пламя факела щипало, а Джо не мог шелохнуться, пока за спиной стояли Билл со Стэном. Единственные выжившие, не считая его с Беверли. Ты можешь держать меня за руку? Может. Это у неё всегда получалось — держать. Ловить, когда падают. Когда падал Рэйден. Бев взглянула на кольца, что прячутся под зелёными костяшками. Хобгоблинов она не держала и не подстилала соломы. Если честно, то всегда думала, что круг её внимания ограничен младшим братом. — Конечно, — Бев улыбнулась. Мягко и уверенно. Её ладонь — бледная, тёплая, сжимает крепко. Ричи чувствует, как мышцы под кожей напрягаются и к ногам приливает кровь. К щекам? — Ещё немного, дорога должна быть короткой. Ричи шагает, держит лису вспотевшей ладонью, камни похрустывают под ногами. Эдингейм поднимает факел повыше, следуя за всполохами. Билл уступает Стэну, рассматривает арки голубоватого свечения — думал, что своды тёмно-серые. Как уголь. Но сейчас понял, что они синие, практически чёрные.

***

Стены расступались, воздух посвежел. Билл затянул глубоко в лёгкие, Стэн шагал, поглядывая под ноги. — Ричи, кажется… — Бев прислушалась, навострив уши. Билл дёрнул Джонатана за брэт. Беверли обернулась первее. — Я слышу воду! — Кицунэ пролез вперёд, скрываясь в темноте. — Билл прав! Она совсем близко, быстрее! — Беверли потянула Ричи вперёд, и они побежали. Пламя изгибалось, угрожая потухнуть от встречного ветра, а обломки камней забивались под ноги. Билл двигался на ощупь, вода журчала, плескалась. Живая, голубая, как небо. Громкая — сердце вторило. Ему расхотелось спать, расхотелось сидеть, слушая разговоры и надоедливый медленный стук. Тук-тук. Тук-тук. Затрепетало. Озарилось закатным светом, ожидающим впереди. Билл побежал быстрее, оставляя позади радостные возгласы. От груди ко лбу поднялось тепло, стоило ветру — свежему, морскому — потрепать за грязную чёлку. В спину уткнулся Ричи, за ним Беверли и Стэн. Все четверо, включая Билла, жадно отрывали от света куски. Солнце, алое, словно перезревший грейпфрут, глядело на них устало. Задымляло выступающие углы гор, рябило на воде опавшими лепестками. Они стелились под высоким кораблём, что сверху походил на громадную деревянную игрушку. — Нам осталось спуститься, давайте. Ричи скатился по подножию склона, протянул руку Беверли. Затем та — Стэну, он — Биллу, а Билл — Ричи. И так по кругу. Впереди, за густыми зарослями, извилистыми горными тропинками, ждали волны. Они облизывали дно корабля, а его команда затаскивала на борт ящики с провизией. Пристань прикрывали тени листьев, доски поскрипывали от громоздких сапог. Ричи выбился вперёд, прикрываясь козырьком ладони. Его окликнул высокий мужчина с густой бородой. — Это капитан корабля, мне нужно с ним переговорить, а вы подойдите во-о-он к тем ребятам. — На фоне закатного солнца толпилась группа из женщин и мужчин, те помахали новоприбывшим. — Они запишут ваши имена и осмотрят сумки. Ричи ушёл, капитан встретил его рукопожатием, усадил на грузный ящик и дал флягу с водой. Невысокий моряк с заострёнными ушами записывал имена лисиц, пока две феи зачерпнули воды в поварёшки. Кицунэ пригубили по очереди, ветерок гладил щёки запахом соли, а судно возвышалось, похожее на древнего идола. Стэна провожали на борт, объясняя правила поведения. У лисиц же высматривали оружие — простая формальность. Благо Ричи наказал спрятать клинки поглубже в сумку, среди припасов. Фея рылась в слипшихся лепёшках и звенящих флягах. Сказала, что хорошо иметь пресную воду при себе, ибо в пути её не хватает. Билл слушал вполуха, не заметил бы, если бы она нашла ножик. Глядя на дрожащие водные лепестки, не мог развидеть хрустящие листья, что шумят, когда идёшь. Они жестковаты, но чтобы валяться, облачившись в пушистую шкуру, в самый раз. Биллу бы в них завернуться клубочком, прикрыть лапы хвостами и носом нырнуть в мех. — Эй, не мучайте их, этим двоим можно верить, — Ричи подошёл, улыбаясь во все зубы. Фея, распахнувшая котомку Беверли, заглянула внутрь и, увидев свёртки чёрствого хлеба, сказала, что на борту им дадут свежей еды. — Дай я быстро с ними поговорю. — Ричи расстегнул брошь на брэте, оголяя шею. Фея кивнула ему, кинув: «Не затягивай, скоро отправляемся». — Пришёл поделиться напутствием? — Билл затянул лямки сумки потуже. Его лицо украшали мазки грязи, зелень под ресницами светилась, а слипшиеся волосы стали походить на цвет черешни. — Пришёл попрощаться, — хоб встретился взглядом с Бев, тут же соскальзывая им ей под ноги. — Значит, это всё. — Билл подобрался вплотную, рассматривая сероватую кляксу на горбатом носу, успевшую размазаться. Лис однажды пошутил, что этим носом только дятлам помогать, — Эдингейм тогда зарядил в прохвоста пучком сухой травы. Беверли же сказала, что они два сапога пара. — Значит, всё. Горячий шар уходил под воду, Ричи знал, что корабль отбывает до темноты. Знал, что времени осталось совсем мало. Он рывком притянул Билла, прижимаясь к его плечу. — Я буду скучать, сударь, — притиснулся всем телом. — И я буду скучать, — Билл глухо шмыгнул носом, чтобы никто не услышал. Когда отпрянул, то обнял ладонями лицо Ричи, потрепав пальцами за чёлку. Тот фыркнул, сбивая его руку: — Да пошёл ты, хвостатый. Они рассмеялись тихо, Беверли коснулась Ричиного плеча. Билл отпрянул, кивнув. Она встала напротив. Вся перепачканная, с гнездом на голове, которое будто запутали проворные феи. Ричи лишь наблюдал за тем, как краешек её губы дрогнул в полуулыбке, готовой сорваться вниз. Тогда же понял, что из всех встречавшихся ему женщин её никогда не забудет. Бев обняла первой, прижала к себе так, что у Ричи сперло дыхание. — Береги себя. От неё пахло подземельной затхлостью, но хоб готов был поклясться, что лучше запаха в жизни не чуял. — И ты, красавица. — Ричи отстранился, сгребая ткань на её плечах, пока на корабль заносили последние ящики, а команда расходилась по местам. — Закругляйся, Ричард, пора на борт! — окликнул капитан, стоя на сходне. — Вам пора. Ничего не бойтесь, вы им всем покажете, у вас же невыносимый характер. — Ричи спрятал глаза под козырёк, улыбаясь и морщась от света. Беверли отошла к Биллу, подтягивая сумку на плече. Лисы попятились, в унисон отвечая: — Заткнись, Ричи! Отдалялись дальше, махая на прощанье. Улыбаясь так, как никогда бы не подумали при первой встрече. Ричи стоял на месте, его ждал паёк, фляга с чистой водой, которой снабдил капитан, и долгий путь обратно в таверну Ларрискея. Оттуда он отправит письмо о завершении похода, затем заляжет отдохнуть на несколько дней, пока пикси не принесут новые задания. Билл уже ступил на сходню, также пятясь, Бев остановилась у подножья. Долго вглядываясь в фигуру хобгоблина, которого она совсем недавно не собиралась спасать от аванка. Ричи в последний раз вскинул руку и крикнул, ведомый чем-то, что не сможет объяснить ни себе, ни кому-либо другому: — Мы ещё встретимся! Слышите? Обязательно встретимся! Лисы уже ничего не ответили, лишь рискнули понадеяться, что увидят его уже в другой жизни — без скитаний, без пряток. Они взошли на борт, сходня поднялась вслед. Капитан стоял на мостике, моряки готовились к отплытию. Ричи превратился в маленькую точку внизу и совсем исчез, когда остроухий мужчина попросил лисиц спуститься в трюм, где всегда перевозили нелегальную нежить. Сейчас же там больше оружия и зерна, чем кого-то живого. Стэн сидел, укрывшись пледом, натягивая рукава рубахи. Билл с Беверли укутали ноги, заворачиваясь, как в зимний снег. Наверху бородатый капитан отдавал приказы, а Билл зарылся под мякоть пледа носом. — Как думаешь, нас там ждёт что-то хорошее? — Он поджал ноги, оборачиваясь на сестру. Та вздохнула, оседая на стену. — Не знаю, Билли, но мне бы хотелось. Бев приобняла его под локоть, опуская голову на плечо, когда корабль едва тронулся.