Лисьи тропы

1792 год. По воздуху загуляли маленькие чёрточки молний. Беверли с Биллом ощетинились. Ричи махнул рукой: не боитесь, свои. Прожилки на крыльях выточены золотыми с серебряными ниточками, звук как от бабочки, обзавёдшейся латами. Три крохотные фигурки зависли возле головы хобгоблина. У каждой волосы в форме разноцветной луковицы, зеницы огромные, чёрные-чёрные, уши острые, как рогалики. В тельцах намешалось от мужчин и от женщин. Кожа тёмная, схожая с сушёным черносливом, меж кожуры гуляют оранжевые прожилки. Ноги напоминают кузнечика, но выгнутые коленями вперёд и без щетинки. Лица — щека щёку ест, подбородки узкие, скулы высокие. Из лбов растёт по паре розоватых, как лысина новорождённого, рожек. Одежды полупрозрачные, подобно вымоченным в луже лепесткам. Торс, плечи и колени украшает броня, которую можно потерять в складках ладони. — Это ваши феи? — Беверли подходит поближе, аккуратно переступая холмики мха, они неслышно проседают под ногами — ненароком не спугнуть крошек. С феями она не встречалась, даже в родных краях. Там они норовили откусить несчастному путнику большой палец ноги. — Пикси. Лучшие гонцы. Менее заметные, нежели феи, — не оборачиваясь, констатировал Ричи. Пикси подлетели, крылья застрекотали громче. Хоб невесомо покивал, Бев прислушалась — голосочки таяли, словно пыльца на лапках бабочек. Язык перезвона колокольчиков. Ричи подхватил одну пташку в ладонь, мягко поднося к губам. Челюсть коротко задвигалась, кроха пряталась под прожилками его пальцев. Беверли различила «лес» и «осторожней». Пикси отдалились, оглядели её, бледнолицую, и вновь превратились в чёрточки молний. Билл, стоявший поодаль, потихоньку разглядывал скальные дубы, орешники, пушистые берёзы. Когда крошки упорхнули, оживился: — А я думал, они побольше. Ричи стоял неподвижно, стволы гибко гнули полукруг, искажённые и дружелюбно оголившие дёсна. Проход извивался в невиданные зигзаги, которые наворачивал Фахан,‌‌ скача на одной ноге. Хоб опустил подбородок, взгляд превратился в соколиный. Сам того не зная, Ричи напоминал Билла. Когда тот утопал в торфяной низине, уже не видя, что находится перед ним, — в голове бродила трупная вода. Ричи мертвяков не жаловал — лежат себе и пусть лежат, отмучились. Солнце высвечивалось забродившим желтком, подманивало к себе, чтоб закинуть глупых пухломордых поросят в печку и слопать. Беверли окликнула его совсем близко, изучая повёрнутую к ней скулу. Хоб обернулся, улыбающийся беспечно со своим «Слышу, красавица». Выставил вперёд палку. «Так гораздо легче идти. Послушайте того, кто себе чуть задницу в горах не порвал от натуги». Переступил через поросший сорняками камень и ухмыльнулся Биллу. — Знал, что ты предпочитаешь побольше.

***

Троица шагала ладно — птицы пели, лес благоволил, погода сучилась лишь к ночи. Даже не лаялись особо. Ричи бы сверялся с компасом, искушённый удачей, если бы не знал, что чащи бесконечно врут. Походы никогда не проходят идеально, крушащая всё гроза не в счёт, она лишь настроение создавала. Если не солдаты, то на них нападут орды троллей. Эдингейм смогёт докумекаться, если попутчики первыми выпад не сделают. Беверли шла прямиком за Ричи, наблюдая, как нервно дёргаются его уши. После встречи с пикси он не стал ничего объяснять, только повёл их быстрее, озираясь по сторонам.       Билл. Беверли покосилась на окислившуюся белку, та держала в пухлых лапках орехи и смотрела на Ричи вверх ногами.       Он что-то скрывает. Билл топал последним, далеко за его спиной танцевали липы. Он с Беверли редко разговаривал в последнее время, может, шушукался ночами или пререкался, когда готовили ужин. Но больше всё-таки с Ричи. Достаточно близко подступился-подобрался, чтобы подтвердить — хобгоблин лжёт. Было понятно с первых шагов, но в чём именно? Не похоже, что пашет на северных, они ведь таких не берут. Хотя, мож, решил продать их подороже, какому-нибудь бугаю. То-то так печётся. Билл прошёлся языком по правой щеке, там, где пощипывала ранка. «Ты красивый. Вы оба красивые».       Я знаю. Знаю. Выясним? — О, проклятье… Ричи хрустанул веткой, пнул переломанную ногой, едва не выронив компас. Прочистил горло, оправил брэт и махнул рукой как ни в чём не бывало.       Сейчас, только подсоби.       Всегда. Беверли незаметно шурхнула ножиком, перебежала в пару шагов расстояние до Ричи. Резко развернула за плечо, подставляя клинок к горлу. Хоб потерял равновесие, упёрся в дерево затылком, лезвие приветливо бликовало зелёным. Эдингейм скорчил гримасу, будто проглотил скисший суп. Сдавленно, сквозь зубы: — Красавица, тебя не учили, что не обязательно выказывать свою симпатию тумаками? Билл встал слева от Беверли, неподалёку от его пятки поблёскивал компас. У горла Ричи поблёскивало остриё, довольное и улыбчивое. Кадык под зелёной кожей скользнул выше, мелко загулял. — Отвечай, зачем ты взял нас на самом деле? Что сказали пикси? — Нож прижался крепче, кожа прогнулась в тонкую линию. Ричард попытался мотнуть головой. — Отвечай, или я разрежу его от уха до уха, — Бев стрельнула глазами от правой стороны горла до левой. Ричи с трудом стоял на носочках, уперев пятки в дерево. Говорил же, что походы гладко не проходят. — Я вам не врал. В лесу беженцы, нежить. Я должен перевести их… но единственный безопасный путь через подземные туннели, они много лет заброшены. Говорят, их построили древние друиды. Там всего один вход и выход. И никто не знает, что может настигнуть в темноте. — Хоб покосился на свой торс, Билл уткунул кончик лезвия в его руку, висевшую чуть ниже поясного кинжала. — Ты поэтому допытывался, кто мы? Хотел знать, на что способны? — Билл мягко прочертил рядом с толстой веной, поднялся к запястью и надавил. Ричи зашипел, Беверли придвинула нож к его кадыку. — Почему ты не сказал сразу? — Вообще Билли догадывался, но надёжнее всё же ответ из первых уст. — А вы бы тогда пошли? Рискнули бы? Я знаю, что на реке вы не собирались меня спасать, и принимаю это. Мне нужна была помощь, кто-то сильный, поэтому я не сказал. Вы бы всё равно узнали, когда бы мы добрались до прохода. Ричи нашёл дыру в земле, обрамлённую башнями из груд камней, в человеческий рост, несколько месяцев назад. В эти же месяцы известил остальной свод. Затем взял под мышку Апеля и шурхнул в темноту. В утробе узнал, что туннель вырыли задолго до войны. Стены облепили летучие мыши и тьма, настолько непроглядная, что у Ричи впервые со своего первого плена перехватило дыхание. Оно вырывалось со свистом, а сердце тарабанило в животе. Джо с Апелем потратили две недели. Это самый короткий путь из всех, что имелись в лесах. Ричи предлагал закрыть тоннель, оставить его тем, кто его создал. Но командующие приняли решение организовывать переправы. Оно и понятно, в нём не попадёшься солдатикам, значит, нежити проводить получится больше. Апель, лопоухий брауни, должен был вести первым, но его отправили на лесную границу. Сказано было, что много наших там полегло. Может, от обозлившихся гоблинов иль орков — год назад взбесились, стали рвать без разбору. Ричарду в итоге предстояло провести первый спуск под землю в одиночку. Всё бы ничего, да только в окружении каменных стен он услыхал голос отца. Пророчил, что сыночек здесь свои косточки сложит. — А пикси? Что они сказали? — Беверли прижала внутреннюю сторону бедра Ричи коленом. — Слушаа-ай, давай не… — Ричи приподнял кисть вверх ладонью, Билл вжал клинок в бок, Беверли шевельнула лезвие. Из-под зелени выступила кровь. — Ладно-ладно, спокойно… Спокойно. Пикси рассказали, что гончие холмов бродят поблизости, целая стая. Они быстрые и дикие. Нужно уйти ниже, затем подняться. — Кто, мать твою, такие гончие холмов? — Ему и адских хватало. Билл подпёр Ричи сбоку, утыкая нож в его одежду. Первые слои ткани разошлись. Эдингейм аж сквозь зубы зашипел. — Эльфийские собаки. Когда эльфы этих земель бежали, псы одичали. — Лисицы переглянулись, Ричи закрыл глаза. Билл отступил первым, затем Беверли, толкнув гоблина о дерево — его голова тряхнулась, и он сполз на корточки. На шее осталась тоненькая красноватая линия, шипучая. — В остальном я вам не врал. Можно ведь сказать, что и здесь я был наполовину честен. — Ой, иди на хуй. Тоже мне жертва обстоятельств. — Билл спрятал нож и издевательски развёл руками. — Я всё ещё могу вас вывести… И я это сделаю, — Эдингейм закашлялся. — Вставай, — Беверли протянула ему ладонь, Ричи кисло сощурился на рогатое солнце, а затем сжал её покрепче. Рыжая наклонилась, дёргая на себя. Она заглянула прямо в глаза, ни один мускул на лице не дрогнул, только тон упал на октаву ниже. У Ричи знакомо кольнуло в груди. Возможно, даже романтично, если бы не эта сталь на дне зрачков. — Если я заподозрю, что ты скрываешь что-то ещё, то я убью тебя. Ричи усмехнулся, почувствовал, как нервно задрожало в ноге. Беверли опёрлась на одно колено, приблизилась. Её тень легла молодым месяцем на половинку Ричиного лица. На первый взгляд нежные и изящные пальцы сжались в тиски. Послышался жалобный писк колец. — Думаешь, я шучу? — Не шутила. Наверное, Ричи должно было выбить последние мозги, чтобы он рассчитывал на её милость в случае очередной канители. — Хватит. Пусть покажет, как обойти этих «гончих холмов». А там посмотрим, — Билл лениво покачал головой, поправив кожаные лямки от сумки. Ричи заглянул Беверли в глаза, едва не поперхнувшись. Она дёрнула его на ноги, светло-зелёные фаланги захрустели. Ричи стёр кровь со своей шеи, поморщился, растирая варенье на пальцах. Взглянул чуть выше Билловой головы и поджал губы. — Показывай, — Беверли дёрнула его за локоть.

***

Это как в салки дурачиться. Ричи мастак на игры. Только, когда участники видят в тебе причину для бойни, бегать становится сложнее. С тех пор как Беверли держала клинок у его горла, минуло семь дней. Пять из них они шли в синеве. Спали по очереди, никогда не оставляя Джо без присмотра. Туда не ходи, сюда не смотри, говори чётко и ясно. Правдиво? Ричи помалкивал, сам с себя диву даваясь, — мог отпустить остроту, она шмякалась оземь и булькала. А что ему делать? В туннелях он слышал скрежет клыков, возню, будто некто копошился в подсохших органах. Ричи потёр нос. Наврал? Наврал. Во благо? Да. Подставил их? Тут неоднозначно. Он собирался провести их, их и ещё с десяток тех, кому обещал безопасную дорогу. Искать кого-то посговорчивее времени у него не было, а эти, как он и говорил, — сильные. Пропахали полземли, ещё и неродной. Ричи понятия не имел, где двое провели детские лета, но ёжику ясно, что они нездешние. Говор не тот. Слова ложатся на язык ладно, но где-нибудь мелькнёт… нечто этакое, заморское. Если б Джонатан не наобщался с людьми и нелюдями так, что на сто лет вперёд хватит, то и не понял бы. Беверли шла впереди, разгребая руками набежавший полумрак, словно знамя, сотканное из пламени. У Ричи в груди болезненно ухало. «Красавица, твои угрозы что признания в любви». Этого мозгов хватило не говорить. Беверли остановилась, будто увидела растяжку — подсечь ногу и болтаться вниз головой. Билл стоял рядом с Ричи, прошёлся взглядом по углам — синие, прямо как… Вдалеке послышалось рычание, тени шныряли демоническими сгустками, приближались к ним витиевато, рисуя нескончаемые восьмёрки. Билл думал только о том, как бежит. Пятки зазудели. Беверли почудился смрад. Так пахнет от разлагающихся собак. — Не. Двигайтесь. — Ричи сосредоточился на впереди стоящих деревьях. В тумане засветились жёлтые огоньки, клокочущие, с десяток подбирались. — Не двигайтесь. Пусть подойдут ближе. Чтоб видно было. От гончих не убежать. Псы окружили. Под шкурами перекатывались жилистые мышцы, с пастей текло, вязко и пенисто. Шерсть ободранная, плешивыми кусками обглодала тела — белая когда-то, сейчас серая. На ушах рыжие, теперь уже грязно-коричневые пятна. Буркалы краснющие, слезливые. Билл потянулся к клинку, чувствуя, как временные нити натягиваются на пальцах. Звенят, будто тетива лука. Собаки скалятся. Билл чувствует в груди беснующиеся сердце, уши закладывает от жара. А этого Норны, кажется, не предсказывали. Псина сталкивается с Беверли. Ричи ощущает, как вспахивает носами ботинок землю, когда гончая норовит отгрызть ему рожу. Билл уклоняется от собаки, перехватывая кинжал поудобнее. Пёс скалит пасть, его уши стоят торчком. Билл шипит: ketsumedo yarou. Срывается с места, на пару с тварью. Резко соскальзывает, как на ледяной горке, и обхватывает скотину за толстую шею. От неё пахнет потом и слюнями. Под кусками шерсти виднеется раздражённая кожа с бледными чешуйками. Псина бьётся, но Биллу удаётся оседлать её. Он наваливается, пёс брыкается, как гнедая лошадь. Бьёт массивной головой в скулу, но Билл руки не разжимает. Стискивает зубы. Когда горло под шерстью расходится, становится легче. Туша оседает на землю, напитывая почву красным. Ричи петляет, как верёвочная кукла, летающая вдоль сцены. Заманивает тварюгу ближе к кустам, где вбивает лезвие в глазницу. Эдингейм успевает углядеть Беверли, отбивающуюся от псины, вздымающейся на задние лапы. А затем сам обнимается с тушей, что придавливает к земле. Беверли царапнули по ногам, малость на плечах, свалить её с ног не выходило. Мелковаты, хорошие. Она отправляет один ножик прямиком между глаз, дёргает второй из своего сапога. Сжигает одного пса, тот носится, скуля и катаясь по траве. Когда одна из тварей прыгает на плечи, Бев опаливает клыкастую морду, а затем потрошит пузо семью мощными ударами. За её спиной разносится рык, затем грохот. Ричи валит на бок гончую, вскрывая ей горло. Его забрызгивает до локтей, попадает на низ подбородка. — Это моё «прости», красавица, — он улыбается, кровь блестит и стекает по шее. Ричи подрывается, замечая трёх подоспевших зверюг. Беверли громко свистит. Билл подпаливает одной псине бок, другую захватывает полностью, с третьей приходится возиться — близко подобралась, свалила на землю, пришлось вскрывать глотку. Всё содержимое вылилось на лицо. Когда Билл стащил с себя тушу, к нему ковыляла раненая визгливая шавка, чьи сородичи валялись вокруг, сдабривая будущую траву. Лис улыбнулся, сквозь кровавое месиво проступали белки глаз. — Ну, давай, иди ко мне. Беверли добивала псину, у которой уже была сломана лапа, видно, сбежала от братишки. Ричи возился с последней, та вжимала весом в землю, её пасть щёлкала над ушами, хоб еле успевал уворачиваться. Глаза слезились не от того, что из него силились выдавить кишки, а от вони. Такой не ощущал, даже ночуя в хлевах. Ричи порывался согнуть колени, выпрямить руки, чтоб оттолкнуть вонючий шмоть, но потерял бдительность, и псина вонзила зубы в грудь. Хоб закричал, пытаясь отодрать тварь за уши, но та рвала клочки одежды и грудину, прорывалась к его костям. Ричи почувствовал, как собственная кровь залилась в рот. Он закричал громче и подавился, не прекращая ёрзать изо всех сил. Когда полегчало, Ричи закашлялся, деревья закрутились, напавшая гончая лежала неподалёку, сожжённая. Над хобом нависло яркое пятно, он зажмурился, в висках застучало. — Не шевелись. — Беверли наклонилась, проскользнула от век до грудины. Резко повернула голову. — Билл, сюда, быстрее! Билл, перепачканный в крови, траве и саже, побежал к ней. Сзади него горели погребальные костерки.

***

У Ричи справа на груди, на плече багровеющая рана от зубов, с левой стороны следы трёх когтей — ах, как драматично, будто из баллады вылез. В воздухе несло железом, мясо потихоньку подгнивало, мухи над тушами уже водились. Ричи лежал на спине, окровавленный брэт с рубашкой подложил под голову. Подложили, вернее. Билл с Беверли притащили лопух, мать-и-мачеху. Достали у Джонатана из сумки пузырьки с чистотелом, соком бархатцев, тысячелистником. Ознакомил их с содержимым «внутреннего мира» в первую неделю пути. Объяснил, что эти скляночки могут вылечить даже чехоточника. Бев накладывала ему повязку, рану пожигало, Ричи вздрагивал. На лбу проступила испарина, подобно утренней росе, — крупными прозрачными каплями. Хоб силился не дёргаться, дрожь карабкалась по костям. Билл, где-то далеко, скидывал туши гончих в кучу. — Эй, слышь, я… мне жаль, — закашлялся. Голову приподнял, затем вновь уронил на «подушку». Беверли убрала руки от груди, смочила настойкой бархатцев кусок замызганной тряпочки, которой Ричи оборачивал склянки. — Я подписал вас на опасное дело, но… если бы пришлось повторить, то я сделал бы то же самое. Понимаешь, я… На мне ответственность за жизни десятков тех, кому обратиться не к кому. И я… — Над ним загуляли точки, хобгоблин зажмурился. Его повязки блестели, умасленные настойками. Бев смекнула, что нужно будет обязательно застирать бинты. — Готов сделать всё, чтобы спасти их, — Беверли посмотрела ему в глаза: карие, глубокие, чуть покрасневшие. Её руки продолжали колдовать над ранами, умасливая и перебинтовывая. Грудная клетка Ричи тяжко вздымалась, он старался вдыхать носом, чтоб успокоить лёгкие, но срывался и захватывал воздух ртом. — Ты тоже готова сделать ради него всё, — сквозь свист слова вышли полупроглоченными. Ричи черпнул воздух носом, зажмурился. Бев отвернулась от его лица, губы у неё поджались. — Знаешь, я восхищаюсь тобой. Такое рвение защитить кого-то. Наверное, тяжело нести его на себе. — Ричи рассматривал еле заметные веснушки на её носу, длинные волосы с брызгами крови и комьями грязи. Одежду, висящую мешком, теперича провонявшую псиной. Он чувствовал, как руки, которые держали кинжал у его горла, сейчас бинтовали его раненое плечо. И думал лишь о том, что Беверли самая удивительная женщина на всей проклятой земле. — Кроме Билла, у меня никого нет, — Беверли сморгнула незаметные капли. Встряхнула головой. Приподняла Ричи аккуратно, он даже не зашипел — отхлебнул из горлышка, где намешан сок лопуха. Скуксившись, упал, завертел шеей, зажимая нижнюю губу верхними клыками. — Нормаль-г-но, нормаль-г-но, говорить могут… — Закашлялся, но смахнул слезинки с уголков глаз. — Могу. Щас как встану-у-у! — Заткнись и лежи, — Беверли шикнула. Билл подошёл ближе, когтистая рана на его щеке затянулась, как и все прочие. Бев могла похвастаться тем же. Кровь с лица братец утёр, следы от неё размазались ближе к ушам и малиновыми разводами по шее. Ричи побелел, договорившись как-то с зелёной кожей. Улыбнулся Биллу, нависающему сверху, правым уголком губ. Вышло плоховато. Сзади стрекотал костёр собачьих шкур. Билл опустился на колени, приложил ладонь ко лбу Ричи, кудряшки прилипли и тихонько чавкнули. Он попытался скинуть ладонь, мотнув головой, как упрямый телёнок. — Не рыпайся ты, дай-ка. — Лис выразительно замолчал, затем убрал ладонь с его лба. — Холодный, — констатировал Билл. — Рана глубокая. Не смертельная, но глубокая, — Беверли поднялась размять ноги. Ричи попытался что-то сказать, но Билл погрозил ему пальцем. — Может забрать горячка, не сможешь идти, — Билл посмотрел ему в глаза, Джо чуть сощурился. Кивнул, покривив лицо. Рана пульсировала. — Знаю я, сударь. Надо либо пойти в близлежащую деревню, но тогда придётся свернуть с тропы, либо идти дальше. В укрытие, у них там есть чистая вода, бинты, а если… Ну, в общем, господа, если я «занемогу» так, что прям никуда, — пойдём в пещеры. Они что-то вроде колыбельки для момента, когда всё идёт через жопу. Там я отлежусь, а в самом крайнем случае там вы безопасно дождётесь пикси с подкреплением. — Ричи слизнул пот сухим языком. Он прекрасно знал, что остальные пилигримы, а их всего-то десять штук, далеко отсюда: кто-то отправился к болотам, кто-то на север, у кого-то вообще задница приняла форму седла. Поэтому трубить за помощью будет в крайнем случае, если поймёт, что ему пора в последний поход. Билл с Беверли замолчали. Ричи хотел было начать вертеть головой из стороны в сторону, но решил всё же полежать. Прикрыть веки на немножечко, урвать дрёмы. Ничего же страшного? Не плохой симптом? Эти двое выглядели сейчас так, как и должны были, — никаких тебе разногласий. Глядят друг на друга, в головах варят. Тайное такое, только для них. Хоб и не против, иногда нужно позволить течь всему своим чередом.       Такой путь прошли. Какой смысл возвращаться? Билли перебегал глазами от повязок с жёлто-красными пятнами к животу, покрытому плащом Бев. Эдингейм, наверное, потом всегда будет упрашивать укрыть его.       Я знаю, Билл. Но если мы хотим добраться до порта, то шанс у нас только один. Беверли всмотрелась в искусанное плечо и коротко кивнула.       Кто это сделает? Билл обошёл Ричи, сел туда, где недавно стояла Беверли. Она опустилась ему за спину, подкарауливая. Эдингейм открыл глаза, его брови скользнули к переносице. Билл потёр ладони, быстро-быстро, тепло-тепло. — Не смей расспрашивать меня о том, что и почему, ясно? Иначе я сам тебя закопаю. — Билл положил обе руки на грудь Ричи, тот пошипел, но затем улыбнулся: — Понял, сударь. Билл глубоко вдохнул — лес пах морозом, душным туманом и кровью. Гарью. Выдохнул, закрывая глаза. Ладони потеплели, под горлом засветилось жёлтым, словно Гелиос спустился с небес. Золото высветило его гортань, линию челюсти и ряд зубов. Ричи показалось, что по телу повели кисточкой. Мягкой, пухленькой, которую приятно трогать, даже когда намочил. «Ты красивый. Вы оба красивые». Сияние погладило Ричи по скулам, лбу, носу. Золото разгоралось у Билла в горле, словно он проглотил солнечный свет. Стрекот костра, шум листвы, стоны тумана исчезли. Если бы Джо спросили, что он слышит сейчас, ответил бы — звёзды. «Выходит, мы втроём везунчики?» Биллу рёбра сковали из жара, трудились гномы в тёмных пещерах. Положили с десяток лет на то, чтобы золото ожило. Ходило теперь, растрачивая дар на таких, как Ричи. Сирот да беженцев. Но золото и само по себе металл одинокий. Драгоценный. «Выходит, что так, сударь». Лис открыл глаза, его радужки — янтарно-красные, наполнились бликами. Сверкающими сгустками, что обжигали хобгоблину линию ресниц. Так, что хотелось плакать от счастья. Ричи бездумно приоткрыл рот. На секунду, желанную и долгую, ему показалось, что он ощутил божественное касание. Билл закрыл глаза, сквозь веки просвечивали рубины. И все потёки крови сошли с его лица, лохмотья растаяли, фигуру охватил белый силуэт, подобно мерцающему дыму, и… Свет потух. Ладони исчезли. Билл повалился, Беверли поймала его, обнимая со спины, голову уложила к себе на плечо. Ричи резво вскочил на локти, тревожно потрясывая Билла за выпрямленную ногу. Вторая неудобно согнулась в колене. Беверли спокойно, может, чуть устало взглянула на Эдингейма. — С ним всё хорошо. Он просто потратил много сил, ему нужно выспаться. И завтра мы двинемся не с самого утра. — Беверли опустила голову Билла на колени, дотянулась до его ноги и разогнула. — Я позабочусь о нём, — она погладила бледную щёку. Билл дышал тихо, грудь не вздымалась, ресницы не дрожали. Бев наклонилась, прислушалась, поцеловала. Украдкой в лоб, так же невесомо, как приземляется снежинка. — С тобой тоже всё будет хорошо. Ну, пока что, — она слабо улыбнулась, не выпуская из пальцев лицо Билла. Ричи непонимающе покачал головой. Его повязка обнимала тело, он тронул бинты, надавил на грудь. Уткнулся пальцами и вскинул голову на Беверли — кровь остановилась, следы зубов затянулись свежей кожей.

***

Спустя ещё четыре дня они шли в гору навстречу пещерам и туннелю, что глотал Ричи в кошмарах. Обнадёживало то, что попутчики не пытались его убить, пускай и продолжали дежурить по ночам. Билл и Беверли чаще шагали рядышком, переглядывались ровно так же, как у ручья, где Ричи встретил их впервые. К тайнам мироздания не подпускали, но ему вполне хватало возможности назвать Беверли «красавицей» и не получить в нос. Она сейчас лежала, натянув капюшон на глаза, ёжилась от холода, иногда переваливаясь с боку на бок. Может, сон плохой снился? Билл дежурил, сидел, поглядывая то наземь, то на сестру. Ричи никак не спалось, пересчитал уже всех овец и до баранов добрался. Терзался призраками гончих холмов и туннельным шёпотом «Ты здесь умрёшь». — Идём за мной, я тебе кое-что покажу, — Билл поднялся на ноги, поманил Ричи взмахом руки. — «Кое-что» не заставит меня кричать от ужаса? — Хоб, сподобившись послушной овце, поднялся следом, оборачиваясь на спящую Беверли. — Если будешь хорошо себя вести, — Билл зловредно улыбнулся. Отошёл за деревья так, чтобы видеть Бев. Та уложила руку на лоб и повернула голову влево. Ричи приплёлся следом, на лысый кружок поляны, обрамлённый красными грибами. Ночь стояла ясная, заполненная васильковым. Деревья мирно посапывали, птиц не расслышать. Билл скинул свой плащ, затем стянул рубашку, если бы он постоянно не подвязывал её поясом для кинжала, то она бы сползла с него сама. Лепестки васильков упали ему на плечи. Ричи чутка присвистнул и поднял руки. Сдаюсь. — О-у-у, Билли, не пойми неправильно, ты красивый, но я… — У Ричарда Третьего была интрижка с парнем, когда он во время своей десятой переправы угодил в засаду троллей на пару с двадцатью беженцами. Им пришлось укрыться в заброшенных пещерах. В тот год бушевала лютая зима, Ричи на своей памяти не видал страшнее. Она унесла с десяток жизней и чуть не отморозила Джонатану ноги. Тогда-то он сблизился с хобгоблином Арчи. У которого были до неприличности весёлые голубые глаза. — Заткнись, Ричи. Ты не в моём вкусе, — Билл подмигнул. Хоб фыркнул, хватаясь за сердце. После ночи с Арчи вместе с оставшимися Ричи доставил его в порт. Чмокнул голубоглазку на прощание и отправился в таверну к Ларрискею. Арчи был милым, но Джонатан понял, что его сердце всё же жалит изнутри при виде женщин. Хотя… Билл вылез из ботинок, затем снял штаны. Ричи закусил губу, проезжаясь взглядом от острых коленок до паха. Пробормотал: — Неплохо… — Я всё слышу, извращенец. — Лис выпрямился, будто позволяя Ричи рассмотреть себя получше. Красовался? А есть чем. Хоть крестовидным шрамом ниже лопаток. Застарелым, не болящим, не ноющим. Кожа зарубцевалась, превратилась в засохшие потёки морской пены. Ричи увидит его, когда Билл наклонится за одеждой. Хоб не спросит, но смекнёт, что такие шрамы остаются от калёного железа. Сейчас Эдингейму открывался одутловатый, спускающийся от плеча до правой ключицы. Выпуклая линия на левой ноге сбоку над коленом и сгусток ороговевшей кожи на тазобедренной кости с правой стороны. Но ни единой отметины от когтей. — Ты только не ори, а то Беверли разбудишь, — Билл улыбнулся и взглянул на свои ноги. Шерсть проступила от щиколоток, мягко двинулась выше, светящаяся и белая. Человеческая оболочка расплылась, и Билл припал на четвереньки. Быстро и плавно, будто кто-то решил закрасить дыру на холсте — крупной кистью, несколькими взмахами. Билли покрутил мордой, отряхнулся, следом расцвели девять белоснежных хвостов с огненно-красными кончиками. Веки очертили алым, сверху поставили две точки, на кончиках ушей, в цвет хвостам, растёкся красный. Ричи подавился воздухом, пошатнулся, присвистнув. Лис смешно фыркнул, поднял морду. — Боги… Это многое объясняет, — Ричи наклонился, аккуратно шагнул вперёд. Билл ответил тем же, придвигаясь к нему на мягких лапах. Хоб вытянул руку, его пальцы подрагивали, подбирались осторожно. — Эм, можно? — Его рука зависла над пушистой макушкой. Лис прищурился, кивая. Ричи медленно коснулся шерсти, кисть дёрнулась, будто мех жёгся. Билл издал звук, похожий на недовольное кряхтение, и подался головой под ладонь, тогда хоб осмелел и погладил между ушами, мягко почёсывая указательным и средним пальцем. Билли фыркнул и толкнул Ричи головой, чтобы тот осел на колени. — Эй, до инфаркта же доведёшь. Эдингейму подумалось, что Бев оторвёт голову сначала ему, затем братцу. Последний успокоит Ричи чутка позже — с сестрицей они переговаривались все четыре дня, мол, без толку скрывать. Зелёный и так многое видел, знает о них чересчур уж, а сколько им ещё идти? Глядишь, сроднятся. «То, что он едва не погиб, не имеет значения. Сражался он за себя». Беверли сплетала ловушку для птиц, лоза хрустела и просыпалась ей на штанину. «Нет. Но то, что мы его вылечили, имеет». Билл сплёл из шнурка рубахи, другого у него уже не найдётся, малышку-стрелу. Уставился на Беверли вкрадчиво, долго. Он поставил лапы Ричи на плечи, посмотрел в глаза. До этого момента хоб бы не подумал, что лисицы умеют улыбаться. Он вновь потрепал Билла между ушей, куда смелее, но осторожно. Лис одобряюще зажмурился. — Ну что, можно теперь я буду использовать тебя в качестве охотника на зайцев? Будешь жить у меня, когда всё закончится. Представь, у всех собаки какие-то, а у меня девятихвостая лиса. — Билл недовольно заурчал и боднул Ричи головой. — Ладно-ладно. Только не ешь меня. — Лис снова боднулся, да так, что Ричи завалился набок. — Ну вот, теперь меня и лиса покусает, — Эдингейм рассмеялся, а Билл ткнулся мокрым носом в щёку.