Лисьи тропы

1768 год. Соловей, которого они любовно окрестили Минори, свиристел с первых лучей, распевал народные песенки без отдыха, что в Куса но цую сироси, что в Бэнибана сакау. На крыльях желто-зелёным, под клювом лимонная корка, будто большим пальцем мазнули, вокруг глаз кружево. Под крыльями пятно коричневое, палитру, похоже, перепутали. Акико манила его зёрнышками да чистой водой — ни в какую. Сидит на худой веточке кустарника, глазками-бусинками мерцает и заливается. — Никак не придёт? Рэйден появился в дверях взъерошенный, как воробей беспородистый.       «Да все уже привыкли, Ба. И вообще, хожу в чём хочу». Юката свешивалась с острого плеча, ключицу пересекало ожерелье. На животе подвязано некрепко — зацепись, и уже в исподнем. Один носок скомкан на лодыжке, другого вовсе нет. Волосы наливаются тёмно-красным, как впитавшееся в скатерть вино. — Петь, видно, больше нравится, чем трапезничать. У Акико на ресницах пересчитывает лады июльское солнце, перепрыгивает на щёки и подбородок. Рыжие волосы собраны в высокий хвост с парой тонких косичек, две длинные пряди обрамляют лицо. Не зря старички норовят назвать первой красавицей. Её юката как свежий персик, с крупными лотосами, перехлёстывающимися от бледно-жёлтого до лилового. Пояс затянут крепко, полы запахнуты по всем правилам, но пятки босые. До наступления отрочества лисица любила тугие пучки на затылке, голубой и фиолетовый. Тушь. Бабушка приносила ей по две стопки листов — все выкрашены математикой сада. Полётами птиц, деревьями, прудом. Не схематично, но отрывисто, будто взгляд в приоткрытую форточку. Рэйден всё думал, подходит ли Акико ваби-саби. А потом она выросла. Полюбила показывать свои волосы, фуксию, рубиновый, тот, что редко встретишь в природе. Тушь перекатилась с бумаги на кожу. Рыжий всё-таки не служит «скромной красоте». — Слышал, все творцы такие. Ибисы на братском халате раскрывали крылья, вытягивали клювы вверх на предзакатном, красно-оранжевом. Вверху поджидали разбросанные цветочки вишни. — Тебе ли не знать. Рэйден маленьким, да и сейчас, разливал из белых ракушек краски по всему дому: бабушкину спальню топил в сакуре. Ярко-розовой, белой, кое-где скрытой облаками. У сестры ютил сердечно-солнечные печати хризантем, подгоняемых огнедышащими драконами. В коридорах ласточки искали гнёзда, разноцветные карпы кои — пятнистые, рыжие, с полумесяцами на головах — кружили в ручье. Рисовыми побегами зарастил кухню, понапрятывал кицунэ средь колосьев. У себя пригостил ёкаев, усадил на подушки. Пейте, ешьте, веселитесь. Кровью шерсть не обляпайте. — Письмо пришло, от Господина Масаши. Зовёт нас на традиционное Хякумоногатари Кайданкай. Начало в одиннадцать. Обещает сигареты с гвоздикой. У них с Масаши дружба долгая, как лисы нашли воришек с его рисовых полей. Кланялся им в ноги, порывался отдать всё золото, что имелось в закромах. Рэйден с Акико переглянулись, махнули и сговорились на два ящика абсента, которые он привёз с западных земель. С тех пор звал их танцевать на любое празднество. Масаши — пожилой горделивый купец. Любил покуривать трубку, изучая географическую карту. Усы выхолощенные, как одежды. Выше денег ставил хороший тон и всякое, что могло развлечь. Ради этого взбирался на самую высокую гору, но вершины не достиг — сердце закололо. — Ни слова больше, пакуй саквояж и шевели хвостами. Я хочу прийти первой. Перед официальным началом он разливает лучшее рисовое вино близь нашего острова. — Акико закрыла ставни, дерево мягко скрипнуло, скрывая вздёрнутый уголок губы от солнца. Минори остался громогласно секретничать с садом. Рэйден покосился на склянки белил, туши, камфоры, масла. Кисти на столике дулись, будто цветки хлопка. Акико подбежала на полувзгляде, подхватила его правое запястье, пересчитала мимолётом костяшки. У неё руки всегда тёплые, солнце гуляет крохотными бусинками вдоль вен. У сердца скапливаются, слипаются — оттого под рёбрами так ярко горит. Рэйдену нравилось прислонять к её груди худые пальцы и приговаривать: «Как печка». Раньше нравились пухлые. — Рисуй стрелки пожирнее, красавец. Пусть их будет видно с Фудзи-сан, — прижала большой палец к веку, блестящему и липкому, как чашечка с мёдом. Прочертила молнию по направлению к виску. Рэйден улыбнулся, напоминая растаявшие сливки. Наклонился вплотную и шепнул на ухо. Раковину меленько пощекотало. Акико засмеялась, уткнула указательный палец ему в переносицу и звонко чмокнула в лоб. К бровям, вискам потекло тепло. Рэй свернулся, нахохлился, как в гретых осенних листьях. — Давай, братик. Сегодня без вальяжных опозданий, а то всех духов прощёлкаем.

***

Одноэтажная минка, или «тень от деревьев», как именовал её господин Масаши, служила летним убежищем от рутины. Со всеми деревянными панелями нависала пушистым облаком над водоёмом, с вылупившимися наружу камнями, сливами, абрикосами, азалиями. Вечнозелёными и плодовитыми. Пускались поближе к земле под вечер, как солнце не поджаривало крону. Ойкали-охали, с трудом расправляя плечи. Рэйден устроил ноги в позу лотоса, один из хвостов щекотал нос — его откинул, взмахнув рукой, будто поправляет непослушные волосы. Акико рядом покуривала то и дело, вырисовывая в воздухе колечки. Гвоздика хрустела на манер соломы внутри свежего татами. Будь воля, лисы бы и его скурили. Смог оседал на раздвижные створки, прозрачную рисовую бумагу, натуральное дерево. Кушал капельки пота с кончиков носов, даже крылатые веера не спасали. — Братишка, посмотри, этот симпатяга не тот юный колдун, с которым у тебя был роман? — Акико наклонилась, лизнула дыханием скулу. Рэйден пригляделся к юноше, что сидел дальше от них, разговаривая с немолодой ведьмой. «Братишка» прищурился, приоткрыв рот, ойкнул и отклонился за сестру. — Да, это он. Роман, кстати, был неудачный. — Рэйден отхлебнул рисового вина, покивал на приятный привкус и осторожно поглядел в сторону. — Это уже интересно, а как его зовут, напомни, — она вновь повернулась вприщурку. — Я сам не помню, — они уставились друг на друга: Рэйден — приподняв брови, Акико — со смешком. Захихикали одновременно, зафыркали, опираясь на плечи и легонько сталкиваясь лбами. Лисицы кривили губы, перекидывались остротами со знакомыми колдунами да ласками. Глаза щурили, подведённые стрелками, — красные как кровь. Точки над бровями в цвет подрагивали, когда кицунэ смеялись. Андоны стояли один за другим, захватывая присутствующих в кольцо. На столике в центре расположились пепельницы с красноголовыми аистами среди распустившихся кувшинок. Светильники плескали на лица синий. Рэйден скосил глаз — блеснул далекой звёздочкой на фоне трепещущей изморози. Рядышком поднимались брови: белые, чёрные, рыжие. В просторах зала места всем хватало: волшебным лисам, ворожам, ясновидящим, служителям закона, магическим ласкам и людям. Каждый, кто обменивался любезностями с соседями, пришёл заставить своё сердце замереть от страха. Встрепенуться хотя бы, тут уж кто во что горазд. Масаши докурил трубку, поправил выбившиеся из усов волоски, приказал остаться двум слугам. Те встали, как стражники на столичной площади: ровно, тихо, по обеим сторонам от двери. Хозяин сложил в приветственном жесте руки и возгласил: — Рад всем вам, благодарю за то, что согласились составить мне компанию. Объявляю вечер «Ста Историй о Привидениях» официально открытым. Истории покатились, как яблоки с переполненной рыночной стойки. Какой малой, видно, снёс, пока в салки с друзьями игрался. Опрокинул пригоршень и помчался дальше, посверкивая пятками, похлеще кицунэ хвостами. Яблоки катились до соседней лавки, касались чужих ног и оказывались в сумках у самых хитрых. Рэйдену погоды не делали, а Акико любила: стряхнёт пыль и хрумкает до самого дома. «Ну, и у кого из нас детские привычки, а?» Рассказы в сумки не заскакивали, скорее, наоборот — выпадали. Один про онибаба, что кряхтит и лепечет, как старушка, а позже жарит добродушных путников. Жуёт почавкивая, с аппетитом. Другой про бледную женщину, что поселилась в колодце и теперь воет во всё горло. Третий про девочку, что «подарила» свои волосы кукле. Акико дымила, состукивала пепел пальчиком. Переговаривалась с рейко, с которой разыгрывала возгордившихся купцов, прибывающих из-за моря. Налетали на них, строя зубастые рожи. Бедняги с месяцок заикались. Рэйко белокурая, на концах волосы закручивались. Выглядит как дитё, выпорхнувшее из-под материнского крылышка. Сколько дурачков повелось — ни в сказке сказать. Акико всегда отмечала, что хорошая шутка случается только с плохими людьми. Рэйден этому противился — без разбора дурачил. Колол злых, добрых и средних. Женщина в небесно-голубом юката нервно пересчитывала огоньки — съёживалась, стоило очередному затихнуть. Четырнадцать, пятнадцать… Мужчины потирали руки, дамы вынимали длинные шпильки из волос. Холодок сочился от светильников, абажуривал — целовал голые шеи да запястья. Рэйден довольно сощурился. Чуешь, мол, — боятся. Акико опёрлась на вытянутые руки, хвосты плавно пружинили спину, будто мягкое кресло. Риота, расположившийся слева, вздрогнул, неслышно выпустил воздух носом. За стенами комнаты был воякой, отвечал за порядок, преступников ловил. Высокий, широкоплечий, с загребущими ручищами. Звал раз Акико на встречу, но в итоге сакэ в одиночестве хлебал.       «Много о себе думает. В нашей паре ему будет тесно». Андоны гасли: тридцатый, сороковой, пятидесятый. Температура стремительно соскальзывала, как на верхушке Фудзи. По углам шушукались гости: смешались меж собой пуще прежнего, никто уже не разбирал. Кто? Куда? Сколько живёт? Одна песнь — хватались за головы, наблюдая за тем, как сапфировые цветки вянут. — Говорят, никто ещё не доходил до сотой истории. Оттого никто не знает, что творит ао-андон, — Рэйден шептал на ухо, следя, чтоб не перебил историю о монахе, пожирающем трупы. Акико ждала, пока рассказчик повернёт голову, и отвечала, прикрываясь ладонью: — Говорят, она убивает гостей так же, как в последней истории. — Подушечки пальцев покалывает от нетерпения. Тысяча маленьких иголочек так и впивается, заставляя низ живота свернуться от щекотки. Акико поджимает пальцы в белых носках, чтоб хоть как-то унять подступающий взрыв. Встречи «Ста Историй о Привидениях» как мята с гранатовым соком от летнего зноя. Холодит кровь в жилах и скрашивает вечера шаловливым лисицам с сородичами. — Говорят, она пугает присутствующих до смерти. — Рэйден старался не ёрзать, алый рукав халата то и дело скатывался с острого плеча. Щёки полыхали, будто вновь маленький, мучается в ожидании сладостей. Ао-андон — сизая дымка, скрип двери, крик ночной птицы. Душа, которая должна стать главным гостем на празднике жизни. Сотая байка — её кавалер. Один за другим рассказы свергали с пьедестала предшественника: девяносто седьмой, девяносто восьмой, девяносто девятый… Все притихли, сад, отражающийся в тонких отростках бумаги, замер. Гости вертели головами-болванчиками. Скучковались, словно мыши. Только вот на лакомство не напали, наоборот, стали жертвами рыжей кошки. Лисицы, вернее, и вовсе не рыжей, если занудствовать. Акико затушила сигарету. Выдохнула остатки дыма лениво, сквозь нос. Рэйдену собственные хвосты опустились на плечи — он улыбнулся, в темноте губы обострились, словно тонкий кинжал. Мех погладил, как домашнего щенка. Акико склонила голову, зажмурив правый глаз. Потянулась, устроила ноги поудобнее. — Жил-был один мужчина. Была у него жена, родила ему дочь, и всё у них было хорошо. Но мужчина повстречал молодую девушку небесной красоты и влюбился в неё. — Гости натянулись, тугие, словно тетива лука. Масаши старательно сжимал кулаки, горло дрожало у самого подбородка. Кадык ходил вверх-вниз, заставляя комками выталкивать воздух. — Она сказала, что останется с ним, если он бросит свою жену. Тогда он пришёл к жене, сказал, что больше не любит её. Жена ответила, что покинет мужа, но дочь заберёт с собой. Мужчина не согласился, началась ссора, в какой-то момент он толкнул свою жену, она ударилась головой и умерла. — Риота, бравый вояка, сидел со взмокшими на лбу волосами. Глаза вылупились, гипнотизируя подрагивающую сердцевину за бумажными стенками. — Он испугался суда, решил спрятать тело в лесу неподалёку от дома. Затем вернулся, переоделся, и тут его встретила дочь. Она спросила, где мама. А он ответил, что не знает и сам повсюду искал её. На следующий день он встретился со своей любовницей, сказав, что бросил жену и теперь сможет всегда быть с ней. Девушка ответила, что теперь он должен покинуть и дочь, но мужчина не согласился на это, и тогда девушка рассмеялась ему в лицо и ушла. — Знакомая рейко на пару с другой кицунэ зашоркали по плечам друг дружке. Рэйден опустил щёку на ладонь, она выделилась посеребрённым овалом, как расплывшийся и пухлый силуэт Луны. Правое ухо на макушке потянулось вслед за движением головы. Пушистое, но чересчур неестественное. Синее. Рэй с удовольствием прикрыл глаза, обласканный сестринскими страшилками. — Мужчина вернулся домой и встретил улыбающуюся дочь. Он спросил, что случилось, а она ответила: «Папа я нашла маму». Мужчина посмотрел на неё в недоумении и спросил: «Где же?» Дочь ответила: «Ну, что ты, папа? Она же прямо у тебя за спиной». Колдуны замерли, ясновидящие кусали ногти, рейко побелела в цвет своих волос. Последний светильник трепетал, огонёчек дёргался во все стороны, тянулся от одной стенки к другой. Не знаю, не знаю, гости дорогие. Не знаю, не знаю. Слуга, что тушил, сглотнул тихо-тихо. Масаши, ценивший расторопность, застыл на манер фарфоровой статуэтки. Рэйден и Акико переглядывались, стрелками ранили стены, вот-вот капельки рубином посочатся. Лазурь тухла, как отцветший агератум. Ухмылки прятались то под пальчиками, то в крадущейся темноте. Андон погас. Заметались блики, зажужжали роем озлобленных пчёл, что залетают в уши и кусают за языки. Кобальтовый жёг роговицы, слёзы вытекали, немедля сворачиваясь на ресницах. Гости попадали, заваливали друг друга, пока свет не прекратил выбивать дух — сменился на нечто серое, хотя бы с опущенными веками. В центре зала поднялась хрустящая костями. Или таков скрежет челюстей? Ао-андон, охваченная заунывным сиянием на манер брюха разбухшего утопленника. Рэйден поднял подбородок, разевая рот, уши дрогнули от резкой тишины. Захотелось протянуть руку, подёргать за белое кимоно, чтоб гостья посмотрела сверху вниз, как Бабушка, которую бесконечно донимает внук, пока она на рынке покупает финики. Акико с лёгкой руки захлопнула ему рот, штудируя свисающие чёрные волосы и отсутствие ног. Не ново. Если бы Рэй сподобился «дёрнуть», то рассмотрел бы вблизи синюшное, венозное лицо с заледеневшими зрачками. Неподвижными практически, как гости, разве что не столь мутными. Дыхание перестало передвигаться по комнате. Ао-андон подняла голову, её шея затрещала, как расколотая пополам ветка. Рот ощерился, закричал сипло и клокочуще. Чёрные зубы разверзлись. Гости вновь попадали, зашторивая ладонями уши. Акико и Рэй прижали свои поближе к голове, только и ждали момента, чтоб заново порассматривать диковинку вечера. Орнитологи так же страстно наблюдали за птицами. Крик перекатился в визгливый смех. Разрезал барабанные перепонки веером с припрятанным ножом. Ао прыгнула на Риота, что раскрыл глаза. Они бы повылазили, стоило воткнуть когти ему в голову. К счастью, чёрные загогулины устроились по бокам. Душа завопила громче, изо рта хлынула смольная жижа со слипшимися кусками плазмы. Запачкала бедному стражнику лицо, да так, что он заквохтал. Сидел бы дома, а то на работу завтра некому приплестись будет. Шум прекратился, Ао-андон обернулась, оскалила косо графитные зубы, на подбородок потекли две чернильные струйки. Рэйден присвистнул, Акико посчитала рвоту превосходным приёмом от назойливых кавалеров. Гости закричали, забили слепо руками, кто-то смог распахнуть дверь, и все вырвались прочь, врезаясь в кусты и взбивая сонные камни. Среди бегущих тел затерялся господин Масаши с двумя слугами. Последним выбрался несчастный Риота, запинался, падал, стараясь отлепить засыхающую мерзость от лица. Рэйден подул на кончик сигареты, табак заискрился, зажёгся оранжевым угольком. Ао-андон сгинула — упорхнула крохотной прыткой птичкой. По опустевшей комнате кружил огненный шарик, выпущенный Акико. Она поманила брата пальцем, он отдал сигарету. Зажёг новую, утащенную со столика. — Прекрасный вечер, — Рэйден опёрся на вытянутую руку, прислоняя щёку к плечу. Толстые стрелки лежали на его веках, как листья на каменистом помостке. Акико улыбнулась, щурясь разливающемуся по горлу теплу. — Однозначно. Полагаю, второй раз нас не позовут. Пламя продолжало кружить, Рэйден выдохнул облачко дыма, беззаботно запрокидывая голову. — Теперь мы знаем, как она выглядит и что делает. — Акико вытянула ноги, поочерёдно шевеля пальцами. Рэйден хохотнул, косо оскалившись: — Ага, и теперь мы можем издеваться над всеми оборотнями, которые здесь были. Только представь, при их виде начинать вопить, как она, и перевоплощаться. — Ну, что ты такое говоришь. Здесь были не только оборотни, — Акико надула губы. Рэй рассмеялся, она прижала брата поближе, расхохоталась. Потрепала пятернёй волосы, пока от груди исходило тепло и сердце билось громко-громко. Рэйден прислушался, зажмурившись на мгновение. Присоседился, соловей на веточке. Боднул её головой, Акико весело вскрикнула, ущипнула за бок. Так и повалились — хохоча, показывая языки, пока в саду распевались цикады.