Торговец цветами

…Мо Жань вернулся в номер, думая, что сейчас соберёт шмотки и уедет нахрен — но почему-то, бросив на кровать чемодан, подвис, словно система в режиме обновления. С одной стороны, он хотел Чу Ваньнина — и… можно сказать, получил желаемое. Не полностью, конечно. Но, вероятно, это было всё, на что он мог рассчитывать сейчас. Если он оставит своего строптивого клиента один на один разбираться с его семейкой, это будет вполне заслуженно, так… почему же он всё ещё в гостинице? Чего Мо Жань, мать его, ждёт? Второго пришествия?.. Парень угрюмо рассматривает приготовленный заранее свёрток с подарком. Крутит его и так, и эдак, и даже трясёт, пытаясь понять, что внутри. Затем достаёт второй свёрток, упакованный в точно такую же бумагу — лишь слегка отличающийся в размерах. Кладёт оба подарка на постель и, усевшись на пол, вздыхает. Тот, что слева, подготовил Чу Ваньнин сам для себя — и парень понятия не имеет, что в нём. Правый — он купил для Чу перед отъездом, решив устроить незаметную подмену. Потому что нужно быть совершенно ебанутым, чтобы покупать себе подарки, чтобы их кто-то тебе подарил. И потому что Мо Жаня выбесило, что Чу Ваньнин абсолютно за всё пытается заплатить. Как с ним строить отношения, если мужчина попросту расценивает тебя, как комплексную услугу?.. Вэйюй вздыхает. Он действительно хотел устроить клиенту Чу настоящее Рождество: с подарками, поцелуями под омелой и ночным небом в салютах — он и поехал с ним только потому, что мечтал, как обвяжет его затем красной лентой и будет трахать до самого рассвета. Но Чу Ваньнин оказался непробиваемым. Он не хотел ни салютов, ни омелы, и даже целовался так, словно ещё не решил, чего хочет сильнее: свести Мо Жаня с ума, или откусить ему язык. Вэйюй решил бы, что всё это от неумелости, но Ваньнин был слишком красив, и… чёрт возьми, раскован. Даже то, как он выгибал шею, подставляя её под поцелуи, выдавало в нём человека, любящего хороший секс. У них могло быть идеальное взаимопонимание, но почему-то всё сложилось с точностью до наоборот — и Вэйюй больше не уверен, что знает, как это исправить. Принять правила игры? Или… перенести матч на своё поле? Разумеется, он мог бы закончить всё прямо сейчас — послать Чу Ваньнина вместе с его долбаным раздвоением личности, собраться и свалить. Но… действительно ли это то, что ему нужно? Мо Жань поспешно приводит себя в порядок, надевает тот самый красный свитер с оленями — и за пять минут до начала вечера уже обивает порог номера Ваньнина. Тот не отвечает. Видимо, уже спустился. *** …Рождественская вечеринка в холле отеля уже началась: нежные переливы саксофона плывут над пёстрой толпой гостей, и в мерцающих отсветах гирлянд мир кажется бесконечной пурпурно-сине-бирюзовой вспышкой северного сияния. Стойки с шампанским и лёгкими закусками украшены ветвями омелы, а в центре зала сверкает золотыми херувимами идеальная от первой до последней иголки ёлка. Мо Жань бы восхитился, но он не любит Рождество — для него это, по сути, всегда был и есть просто выходной день. Он никогда не выделял его среди прочих, потому что рос без семьи и не состоял ни с кем в таких отношениях, чтобы его звали на семейный ужин. Но, выходит, даже Чу Ваньнин, для которого определённо нет ничего святого, привык проводить сочельник с близкими. Мужчина расположился вместе с Хуайцзуем вдали от суеты, и они оба оживлённо беседуют с пареньком помоложе, которого Вэйюю так и не представили. Любопытно, кем он им приходится?.. Судя по тому, как он располагающе улыбается Ваньнину, и как близко наклоняется, когда мужчина обращается конкретно к нему, он Чу далеко не брат. Мо Жань подхватывает два бокала с шампанским и неторопливо подходит к их небольшой компании, а затем с улыбкой протягивает фужер Чу Ваньнину — и, когда тот на пару секунд замолкает, не понимая, что происходит, смело вклинивается: — Прости, что долго, золотце. Он намеренно говорит всё это вроде бы вполголоса — но при этом так, чтобы присутствующие услышали обращение. Чу Ваньнин заходится резким кашлем и едва не роняет фужер. — Я Мо Вэйюй, — представляется Мо Жань самостоятельно, не дожидаясь, пока кто-нибудь сделает это за него, — владелец сети отелей и некоторого дополнительного бизнеса. Чу Ваньнин продолжает неистово кашлять, уши его приобрели любопытный оттенок фуксии, а потому Мо Жань участливо советует: — Выпей шампанского — это Блан де Блан, оно лёгкое. — Вы — Мо Вэйюй?.. — с недоверием протягивает незнакомец, а затем в его взгляде появляется что-то вроде узнавания. — Думаю, мы... виделись на одном из черити-ивентов в прошлом году. Я… наслышан о вас. Моё имя Наньгун. Наньгун Сы. Этот Наньгун протягивает руку — и Чу Ваньнин окончательно меняется в лице. Мо Жань, между тем, скрепляет новое знакомство рукопожатием, делая это намеренно чуть твёрже, чем следовало бы. Кем бы не был этот парень, пусть знает, что ему не следует вертеться вокруг Ваньнина. И, кстати, Чу тоже хорош — не он ли всего час назад стонал имя Мо Жаня сквозь зубы, умоляя о разрядке, а теперь рад улыбаться какому-то глупому хлыщу?.. — Так… вы знакомы с Чу Ваньнином? — Наньгун Сы этот явно слишком любопытен. Никак не оставит попыток выяснить, в каких они с Чу отношениях — всерьёз, что ли, проявляет интерес?.. Поздно, мальчик. Слишком поздно. Прежде, чем Чу Ваньнин находится с ответом, Мо Жань вещает: — Мы познакомились пару дней назад. И… да, я сразу понял, что он мой. Он придвигается к Чу намеренно близко, проходясь пальцами по его талии: незаметно для всех, кроме самого Ваньнина. Чу в этот момент залпом осушает бокал — и, судя по его лицу, ему явно хотелось бы выпить ещё. Весь сценарий, который он скрупулёзно расписал для Мо Жаня, их якобы “долгая предыстория отношений”, длившаяся год, перечёркнута всего несколькими фразами Вэйюя, по которым ясно: они едва знают друг друга, и — да — вероятно, уже спят. К тому же, Мо Вэйюй с самого начала представился собой, наплевав на выдуманную Ваньнином легенду о своём роде занятий и прошлом. Его достало притворяться. Чу Ваньнин либо смирится с этим прямо сейчас, либо будет выглядеть глупо перед гостями — третьего варианта не будет. Хуайцзуй и Наньгун Сы обращают к мужчине удивлённые взгляды, и тот, отставив пустой бокал в сторону, обречённо кивает: — Это… действительно так. Мо Вэйюй и я знакомы совсем недолго. Мо Жань выбил у него почву из-под ног — и, очевидно, он понятия не имеет, что теперь делать. — Ваньнин… — Хуайцзуй хмурится, видя, что Чу некомфортно, — всё в порядке? — Что-то в горле пересохло, — мужчина качает головой, — схожу к стойке с шампанским. Кому-нибудь захватить ещё бокал? — Я пойду с тобой, — Мо Жань решает не выпускать его из виду. Чу Ваньнин вскидывает голову, упираясь в парня предупреждающим взглядом, но… ничего не говорит. Разумеется, он не станет скандалить при Хуайцзуе и этом хлыще Сы — и Мо Жань был бы совсем дураком, если бы не воспользовался благовоспитанностью своего визави. Ему хочется в этот вечер сосредоточить внимание Чу Ваньнина на себе, чтобы мужчина не отвлекался на посторонних — и у него есть тысяча идей, как это можно проделать… *** …Спустя пару часов Чу Ваньнину всё ещё удаётся каким-то образом игнорировать Мо Жаня. Парень чувствует, что ещё немного — и его терпение лопнет. Он даже не подозревал, что в мире встречаются настолько твердолобые люди. Чу Ваньнин всё время с ним: старается держать Мо Жаня подальше от Хуайцзуя и других своих знакомых. И — он с ним не разговаривает, но при этом спокойно передаёт ему за столом соль и перец, прохладно улыбается в ответ на любую фразу с окончанием “да, Ваньнин?”, и даже согласился выйти на танцплощадку. Правда, так и не танцует— стоит в стороне, усиленно делая вид, будто что-то увлечённо набирает в сообщениях. В сочельник. Можно подумать, кто-то в принципе работает в такой день. — Ваньнин, — Мо Жань, дождавшись, пока мужчина закончит своё небольшое представление с телефоном, перехватывает Чу за запястье и тянет в сторону примеченного ранее небольшого алькова. Звуки музыки здесь слегка приглушены, яркие вспышки огней танцпола лишь изредка прорезают полумрак. На полу поблёскивают рассыпанные в беспорядке конфетти. — Что ты делаешь?.. — Ваньнин не сразу понимает, куда Вэйюй его привёл, но, кажется, догадывается, что это не к добру. Это первая фраза, сказанная им за добрых полтора часа. — А что я делаю?.. — повторяет за ним Мо Жань, намеренно растягивая слова. Он так и не выпустил ладонь Чу и теперь всласть проходится по ней пальцами. Чу Ваньнин мелко вздрагивает и тут же пытается высвободиться — впрочем, делает он это вполсилы, словно сам не решил, хочет ли этого. Мо Жань забирается кончиками пальцев ему под рукав свитера, а потому знает, что пульс Ваньнина колотится, как сумасшедший. — Мне прекратить?.. — допытывается он, склоняясь к мужчине ближе. Пьянящий аромат разгорячённого шампанским Чу смешивается с жаром его собственного возбуждения — и всё это бьет в голову куда сильнее самого крепкого алкоголя. Желание стремительно растекается по телу, концентрируясь где-то в области паха. Яркая вспышка на мгновение выхватывает из темноты огромные глаза Ваньнина и полураспахнутые губы, и Вэйюй перестаёт соображать. Он толкает мужчину к стене и целует так жадно, словно тот — его последний глоток воздуха в открытом космосе. Будто хочет выпить его душу, вобрать в себя его тепло, вплавиться в него кожей. Стать с ним одним целым. Его руки нагло шарят по спине Чу, а затем опускаются на изящные ягодицы. Ради такой задницы он готов смириться с тем, что Чу с ним весь вечер не разговаривает. Пусть. Зато как он стонет сквозь зубы, стоит только Мо Жаню пройтись ладонью у него между ног, задевая член сквозь ткань брюк! Как яростно прикусывает ему шею, пытаясь заглушить жалобный всхлип, когда ладонь Мо Жаня оказывается под его бельем, и он входит в него влажным пальцем… Туго. Жарко. Чу Ваньнин жадно хватает ртом воздух, и Мо Жань двигается внутри, осторожно растягивая мужчину, ловя его прерывистое дыхание. Его бесповоротно кроет от желания, и ему глубоко пох*й на звуки салютов где-то на улице — у него тут свой собственный праздник, и рождественский подарок, который хочется уложить под ёлку — желательно, на лопатки — и наконец полностью развернуть. — Чу Ваньнин! Ваньнин!.. Кто-то зовёт мужчину по имени, притом достаточно громко. Чу толкает Мо Жаня в грудь, пытаясь высвободиться, при этом дёргается и нечаянно сильнее насаживается на пальцы. Случайное движение вызывает в нём мелкую дрожь и он беззвучно охает. — Пора открывать подарки! Куда они делись?.. Этот Мо Вэйюй… от него всякое можно ожидать… учитывая его полулегальный бизнес… Теперь голос Наньгун Сы уже совсем близко, и кое-что можно разобрать сквозь музыку. Обрывки услышанного открывают в Чу второе дыхание, и он наотмашь бьет Мо Жаня по лицу. Звук пощёчины такой громкий, что вполне может привлечь ненужное внимание, так что Вэйюй вынужден отпустить мужчину. Кое-как он пытается собраться с мыслями, но в голове всё ещё полный разброд. Чу Ваньнин между тем буквально вылетает из алькова и со всех ног куда-то несётся, словно за ним гонится нечистая сила. На ходу он врезается в изумлённого, будь он проклят, Наньгун Сы — и, бормоча что-то невнятное, порывается продолжить путь. Мо Жань усмехается. Ему из алькова не видно всей картины, но, судя по тому, как Сы что-то спрашивает, а затем внезапно неловко краснеет, он понял, что Чу только что явно не танцевал. Немного успокоив тело и разум, Вэйюй покидает своё укрытие и спешит растерянному Ваньнину на помощь: — Вот ты где! — он становится так, чтобы загородить собой путь к бегству. — Я слышал, пора подарки вручать?.. У меня тоже кое-что есть для тебя. Ваньнин смотрит на него так, словно мысленно желает ему засунуть свой подарок в то самое место, которое у него самого наверняка теперь чувствительное и горит. Он невероятно зол. Изо всех сил поджал искусанные до красноты губы, тёмный взгляд полыхает явно не страстью. — Ну же, — уговаривает Мо Вэйюй, — тебе понравится, я ведь знаю. — Что может знать обо мне человек, с которым я познакомился пару дней назад? — цедит Чу вполголоса. Смысла притворяться больше нет — и он сейчас настолько зол, что даже присутствие Наньгун Сы его не останавливает. Абсурдно, но Мо Жаня радует, что всё оборачивается именно так. Он отказывается быть объектом вежливого молчания, за которым чёрт голову сломит, что кроется. А вот такой Ваньнин — разъярённый, исполненный праведного гнева — ему нравится куда сильнее. — Но я действительно потрудился приготовить для тебя подарок. Разве тебе не интересно, что это? Пойдём, — он хитро щурится в сторону ёлки. — Ваньнин, — вмешивается подошедший совсем недавно Хуайцзуй, — всё в порядке. Я знаю, что ты смущён, потому что вы с Мо Вэйюем, очевидно, познакомились совсем недавно, но… в Рождество, бывает, случаются чудеса. Я верю… — Чудеса, — повторяет холодно Чу Ваньнин, и на несколько секунд закрывает глаза, пытаясь отдышаться. А затем внезапно смотрит прямо перед собой с жутковатой решительностью, и голос его отдаёт сталью: — Прошу прощения за то, что сегодня произошло. Я… врал весь этот год, когда говорил, что у меня есть любимый человек. Думаю, всем уже понятно, что это не так — в противном случае, Мо Вэйюя бы здесь со мной не было, — он медленно выдыхает, встречаясь глазами с Хуайцзуем. — Я… заплатил ему, чтобы он со мной приехал. И подарок я тоже купил заранее, чтобы он мне его подарил. — Ваньнин… — Хуайцзуй выглядит растерянным, но при этом видно, что он не собирается ни в чём обвинять внука. Кажется, он действительно искренне жалеет Чу Ваньнина. — Тебе не стоило… Похоже, он не может подобрать правильные слова. — Да, мне не стоило, — соглашается Чу Ваньнин тихо. — Я вас подвёл. Привёз на праздник чужого человека… Новый залп салютов заглушает часть его слов. Мо Вэйюй пристально смотрит на мужчину, отмечая, что тот теперь вовсе перестал обращать на него внимание. Чу Ваньнин стоит перед Хуайцзуем весь прямой и бледный, при этом впервые за всё время он выглядит по-настоящему разбитым. Словно признаёт, что во всём мире не нашлось человека, который захотел бы по своему желанию провести с ним Рождество. От этой мысли у Вэйюя почему-то странно жжёт в груди — так сильно, что ему приходится приложить ладонь, чтобы хоть немного унять беспокойное чувство. Его сердце бьётся гулко, словно отчаянный набат перед стихийным бедствием — и, чёрт возьми, он знает, что уже поздно куда-то бежать. От этой бури не скрыться. Он заранее проиграл. Лежит в пыли, поверженный собственными чувствами. Абсурдными — с первой секунды их знакомства до этого самого момента осознания. Глупыми. Потому что Ваньнин о нём на самом деле ни сном ни духом. Неуместными. Мо Жаню больно, потому что он вдруг понимает, как видит себя со стороны Чу Ваньнин. Как страдает он от своей дурной гордости. Как травит себя мыслями о том, что никому на самом деле не нужен. Мо Жаню невыносимо больно осознавать всё это, потому что он… любит. Он это знает так же чётко, как и то, что Полярная звезда всегда указывает на север — но понятия не имеет, что с этим делать. Как объяснить, что он настолько не в себе, что без памяти влюбился в мужчину, изводившего его молчанием весь вечер, и даже готового платить за то, чтобы он убрался к чёртовой матери? Мо Жань — *баный мазохист?.. Ему хочется истерически смеяться над собой, но глаза почему-то щиплет, а горло свело судорогой. “Дыши, бл*ть, дыши!..” Он отчаянно пытается успокоиться, но эмоции настолько сильны, что, кажется, он попросту задохнётся, если будет молчать ещё хоть секунду: — Ахахахах… Чу Ваньнин!... Пхахаххахах!.. Ч-ч-чу… Ваньн.. Пхпх! Его буквально трясёт от истерического хохота. Хуайцзуй и Чу Ваньнин оборачиваются к нему, им обоим не до веселья, судя по лицам: если дед Ваньнина просто выглядит растерянным, то Чу вообще на грани срыва. — Ваньнин!.. — выдыхает наконец Мо Жань. — Бл*ть, ты… ты знаешь,... пхахахпх... какой ты ох*енный, когда вот так злишься?.. Чу Ваньнин меняется в лице. Сквозь бледность пятнами проступает румянец. Глаза у него на мокром месте — того и гляди, раскиснет. — Мо Вэйюй!.. — Хуайцзуй впивается в Мо Жаня предостерегающим взглядом. — Я не думаю, что вам здесь… рады. — Пхах… думаете, я об этом не знаю?.. — Мо Жань старается успокоиться, но у него полное чувство свободного дрейфа, и его относит всё дальше от берегов приличий. Впрочем, ему глубоко плевать. Его волнует только Чу Ваньнин... который должен понять, что Мо Жань его любит. Это, мать вашу, Рождество!.. Самое время признаться в любви человеку, которого знаешь всего пару дней — потому что, да, с*ка, это чудо!.. Вэйюй делает глубокий вдох и, наконец немного успокоившись, продолжает свои путанные объяснения: — Чу Ваньнин с самого начала говорил, что ни копейки мне не заплатит, если я останусь. И даже обещал накинуть чаевые, если сегодня не попадусь ему на глаза. Но… как вы, должно быть, уже поняли, мне нахр*н не нужны его деньги... Я занимаюсь совсем не тем бизнесом — я действительно владею сетью отелей, а также тем самым эскорт-агентством, в которое обратился ваш внук… — Что ты несешь?.. — Ваньнин зло щурится на Мо Жаня, но, очевидно, тема завладела его вниманием. — Если не верите мне, спросите Наньгун Сы — он время от времени обращался к нам, чтобы подобрать сопровождающую. Я не могу разглашать подробностей, но, возможно, вам что-нибудь скажет имя Сун Цютун… — продолжает Вэйюй спокойно. — Что до меня… я разместил свою анкету среди прочих в качестве шутки, но, когда Чу Ваньнин внезапно выбрал именно меня среди сотен вариантов, мне стало любопытно хотя бы просто взглянуть на него. И, Ваньнин… — Мо Жань теперь смотрит на Чу в упор, отказываясь опускать глаза, — человек, которого я увидел, мне всерьёз понравился. Он улавливает тот самый момент, когда во взгляде Чу отражается смятение. Мужчина почему-то не торопится ему верить — но при этом он абсолютно сбит с толку внезапным признанием. — Почему?.. Единственный вопрос, в котором столько непонимания и неуверенности. Мо Жань молчит. Он не знает, на самом деле, ответа, а потому совершенно растерялся. “Я влюбился в тебя, Ваньнин,” — это ведь слишком заезженно и пошло, да?.. “Я с самого начала хотел тебя отыметь под ёлкой…” — совершенно не тот вариант, который следует озвучивать в присутствии Хуайцзуя. Мо Жань всё ещё молчит, и, кажется, у него вот-вот повалит пар из ушей. — О… — Хуайцзуй деликатно кашляет в кулак. — Салюты так красивы снаружи — я… пожалуй, оставлю вас вдвоём?..