Торговец цветами

…Чу Ваньнин влетает в номер вперёд спиной, кое-как нашарив дверную ручку. Его губы горят огнём, и он жадно глотает воздух, пытаясь прийти в себя после того, как минут десять Мо Жань целовал его в коридоре. …На самом деле, не только целовал. Вся одежда теперь в беспорядке, а брюки и вовсе держатся на честном слове — и Чу Ваньнин, к своему ужасу, не помнит, чьей инициативой было их расстегнуть. Автоматически включается свет, на секунду ослепляя их с Мо Жанем. Ваньнин, ругаясь, нашаривает выключатель только с третьей попытки. Он не то, чтобы пьян, но всё как в тумане. Этой ночью полумрак и блики салютов за окном, приглушённые звуки продолжающейся вечеринки в холле отеля, смешались для него в один безумный коктейль — из тех, что нужно пить залпом, чтобы наконец отключить тормоза. — Чу Ваньнин, — тихо зовёт Мо Вэйюй. А вот и главный ингредиент. Ваньнин оборачивается на голос, неожиданно понимая, что двери сейчас плотно закрыты, они остались наедине — и это он пригласил Мо Жаня подняться к себе. При этом, он всё ещё понятия не имеет, что делать, потому что изначально думал просто обсудить ситуацию в спокойной обстановке. Он так и не понял, чего Мо Жань добивался тем признанием в холле. Теперь же… выходит, им обоим совсем не до разговоров? — Мечтал об этом, едва тебя увидел, — Вэйюй подходит к Ваньнину вплотную, его губы невесомо прикасаются к его лицу, и в голове мужчины начинается светопреставление. “Мечтал?.. О том, чтобы заниматься сексом за деньги? Это у тебя кинк такой?..” Ваньнина замыкает на этой мысли. Он не уверен, что вообще хочет думать о чём-либо кроме Мо Жаня и его обжигающе-горячих ладоней, блуждающих сейчас где-то под его свитером. Ни о полном провале этого вечера — ни о том, что всё это, вероятно, будет для них обоих приключением на одну ночь. Для Чу Ваньнина такое впервые, и внутренне он всё ещё не уверен, что готов — но… разве к такому можно подготовиться? Это ведь не питч для инвесторов. Не переговоры с партнёрами. И даже не уход в отпуск. Утешает лишь то, что Мо Жань, кажется, знает, что делает. “К этому ведь можно отнестись, как к обмену опытом — или эксперименту, — успокаивает себя Ваньнин. — В хаммаме всё было, если разобраться, не так уж плохо…” Вэйюй в этот момент что-то бессвязно шепчет, и часть слов доходит с запозданием из-за того, что он зарылся лицом в волосы Чу. Говорит что-то о том, как сильно влюбился, и как хочет Ваньнина прямо сейчас… Чу Ваньнин на секунду каменеет, потому что его коробит от признаний в любви в такой момент. Это ведь глупо: говорить о том, что влюблён в кого-то, когда просто хочешь переспать?.. Зачем Мо Жань это делает?.. Его настроение портится со скоростью меняющейся в декабре погоды. Если бы в номере всё-таки был включен свет, Мо Жань бы наверняка уже понял, что от агрегатного состояния “трахни меня поскорее” Ваньнин перешёл к “ты вконец охр*нел”. Но в номере темно. Вэйюй притягивает Чу ещё ближе, вжимаясь бёдрами, и выдыхает куда-то в шею: — Мне кажется, я люблю тебя. Ваньнин отшатывается так резко, что налетает на спинку дивана, и ему приходится вцепиться в неё, чтобы не упасть. Это уже, мать вашу, слишком!.. — Ваньнин?.. — парень вообще не понимает, что произошло. — Что-то не так?.. Хорошо, что в номере темно — иначе он бы пришёл в ужас от откровенно враждебного выражения лица мужчины. — Тебе лучше уйти. Чу Ваньнин не намерен ничего объяснять — и не считает, что обязан это делать. Его голос звучит спокойно и удивительно ровно. Так и не скажешь, что всего минуту назад терял голову от страсти и вправду был готов заняться любовью. Признание Мо Жаня обрушилось, словно ведро ледяной воды. — Ваньнин… — Вэйюй стоит как вкопанный. К счастью, хотя бы не пытается продолжить начатое — и, похоже, до него дошло, что Чу растерял весь запал. — Прости, — мужчина смотрит на Мо Жаня в упор, но в полумраке видит лишь силуэт. Возможно, это к лучшему, потому что так он хотя бы не знает, что сейчас написано на лице парня. Возможно, он разочарован обломом… или просто зол. — Я... не думаю, что это хорошая идея. — Что именно?.. — Ты… я… — Чу Ваньнин обводит номер хмурым взглядом, не зная, что здесь ещё можно добавить. Всего пару мгновений назад его разум, очевидно, погрузился в первозданный атомный хаос: как иначе объяснить, почему только сейчас до него дошло, что Мо Вэйюй привык кадрить таким образом кого попало? Почему-то это страшно злит, хотя Чу даже сам себе не может объяснить причину такой резкой смены настроения. Возможно, всё дело в его отношении к слову “любовь” — потому что он не из тех, кто будет разбрасываться такими фразами направо и налево. Быть может, ему казалось бы нормальным переспать с Вэйюем, если бы тот не вёл себя с ним, словно с ломающейся девицей — но теперь разве может Ваньнин не думать, которым он станет по счёту в этом месяце?.. “Возможно, лучше быть одному, чем вот так…” Он закрывает глаза, пытаясь избавиться от прожигающего болезненного чувства в груди. Он больше не уверен, что это: раненая гордость, разочарование в Мо Жане, или… даже в самом себе — а, точнее, в собственной неспособности привлекать кого-то, кому бы он по-настоящему стал небезразличен. При этом, Ваньнин вынужден признать, что первый заинтересовался Мо Жанем, а не наоборот — и разве это не он думал, что было бы неплохо вправду понравиться такому парню?.. Но кому-то вроде Мо Вэйюя такие, как Чу, могут нравиться лишь по двум причинам: деньги, или приключения на одну ночь из любопытства. Тем более странно, что всего пару дней назад Ваньнина в подобном раскладе устраивало абсолютно всё — а сейчас ему отвратительна одна лишь мысль, что кто-то будет спать с ним, потому что нет других вариантов, или ещё по какой-нибудь не самой приятной причине. Даже если это будет Мо Жань… это неправильно. Так не должно быть. Чу Ваньнин не может переступить через себя, и он действительно рад, что сохранил присутствие разума и вовремя положит этому недоразумению конец. Однако Мо Жань молчит уже минуту и не торопится никуда уходить. Кажется, он ждёт других объяснений, а потому Ваньнин со вздохом продолжает: — Я не хотел, чтобы всё так вышло. И замолкает, потому что ему самому непонятно, чего же он всё-таки хотел. Не любви же!.. Это ужасно смешно, но сейчас он готов взвыть от собственной глупости. — А чего ты хотел? — повторяет его собственную мысль Мо Жань, но уже вслух. Доносящийся откуда-то снизу из холла сквозь музыку смех проходится по нервам. — Ваньнин… — снова зовёт его Мо Жань, когда ответа так и не следует спустя несколько минут. Кажется, они оба попали в ловушку неумолимой гравитации: ни один не в состоянии уйти, и в то же время им не выйти на диалог. Время растягивается и искажается до бесконечности. Ваньнин злится на себя, пытаясь подобрать правильные слова, но любые возможные объяснения ужасают его настолько, что в конечном счёте он просто молчит. Надеется, что Мо Жаню надоест, он сам всё поймёт и уйдёт. Но этого, разумеется, не происходит. — Всё это было ошибкой, — снова пытается донести мужчина единственную разумную мысль, которую можно хотя бы облечь в слова. Внутри него внезапно словно проломило плотину всё, что прежде оставалось где-то в тени подсознания: его демоны пляшут у костра, на котором он готов сам себя сжечь. И он собственноручно продолжает подкидывать в огонь всё новые дровишки. Он не собирается спать с Мо Жанем только потому что ему вдруг стало одиноко, и захотелось новых ощущений. Даже если парень ему всерьёз нравится. Даже если это “нравится” на грани фатального влечения, за которым лежит неизвестность, потому что именно она, пожалуй, пугает сильнее всего: он боится своих чувств, как огня. Боится — потому что в глубине души знает, что не найдёт взаимности. Он ведь не может никому нравиться — и, тем более, вызывать любовь. Он скуп на эмоции, скучен и жалок. Не потому ли он обратился в эскорт-агентство?.. Нужен был кто-то, чтобы не чувствовать себя таким отвратительно ущербным на фоне всеобщего веселья и нормальности. Вэйюй, должно быть, совсем неразборчив, раз взглянул в его сторону — но Чу Ваньнину не нужны такие подачки. Он скорее откажет себе в сомнительном развлечении, чем затем утонет в жалости к себе, когда парень внезапно исчезнет утром, или переключится на кого-нибудь ещё. Чу Ваньнин не настолько пьян, и ещё не совсем отчаялся — но это совсем не те слова, которые ждёт Мо Вэйюй. И, да, парень всё ещё чего-то ждёт. — Думаю, мне нехорошо, — решается Ваньнин на откровенное вранье, потому что иначе не представляет, как выпровадить Мо Жаня. — Мне нужно побыть одному. Мо Жань неожиданно шагает к нему ближе, и его пальцы мягко проходятся по мгновенно напрягшейся ладони Чу. Он гладит острые суставы кисти медленными круговыми движениями так нежно, что от одного лишь прикосновения что-то внутри даёт трещину. — Но я хочу быть с тобой. Я… могу помочь? В комнате слишком темно, но то, как произносит парень эти слова, говорит само за себя. Это проявление трепетной заботы, больше присталой возлюбленному, нежели малознакомому человеку, заинтересованному лишь в недолгом развлечении. Ваньнин не понимает, что побудило Вэйюя на такой жест, и ему лишь тревожней от мысли, что тот, должно быть, испытывает к нему жалость. — Не нужно. Он всё ещё намерен сохранить лицо, пусть ему и безумно стыдно, что бессовестное враньё вызвало в парне столь живой отклик. — Ваньнин… — Мо Жань вдруг подносит его раскрытую ладонь к губам и целует в самый центр. — Я не настолько бесполезен, как может показаться на первый взгляд. Я… заботливый. И надёжный. Могу раздобыть тайленол от похмелья. И сварить чай, или крепкий кофе, если нужно… Могу расстелить постель и набрать ванную… — Я не нуждаюсь в помощи, — прерывает Чу какой-то совершенно вздорный поток предложений, ни одно из которых и близко не соответствует его желаниям. Всё, чего он сейчас хочет: завернуться с головой в одеяло и неподвижно сидеть, проклиная себя и собственную глупость, до самого рассвета, когда наконец можно будет позавтракать, собрать вещи и свалить из отеля на все четыре стороны, забыв случившееся, как страшный сон. Возможно, тогда ему не будет так стыдно за… на самом деле, всё, что происходило в течение этих нескольких дней. Особенно — за то, что на самом деле он всё сильнее попадает под очарование Мо Вэйюя. И это не поддаётся никаким объяснениям. — Кто сказал, что ты нуждаешься? — Чу не видит, но всё равно улавливает в шёпоте Мо Жаня улыбку. — Тебе не нужно просить меня. Я сам хотел бы это сделать… Сегодня Рождество, Ваньнин. Я не оставлю тебя одного. Каждое слово подтачивает решимость, которой и так у Чу не то, чтобы много. Пока он мысленно бьётся над загадкой, как слова, которые должны были выпроводить парня за дверь, возымели на того совершенно противоположный эффект, Вэйюй щелкает выключателем торшера и мягкое пятно света заливает комнату, давая хотя бы некоторую возможность ориентироваться в пространстве. Чу Ваньнин щурится, глаза слегка слезятся даже от приглушённой шёлковым абажуром яркости — и Вэйюй неожиданно заслоняет лампу ладонью. — Я приготовлю для тебя чай и ванную, — повторяет он. На лице его написано странное выражение: как будто заботиться о Чу для него будет настоящей радостью. Чем-то, что действительно для него важно. — Мо Жань, — Чу Ваньнин неожиданно обхватывает щеки парня ладонями. Он делает это в последний момент, надеясь таким образом задержать Вэйюя. Ему тут же становится немного неловко из-за такой чуть ли ни ребяческой выходки — однако на фоне прочих приключений этой ночи всё это капля в море. Одной глупостью больше. Правда в том, что ему сейчас действительно не хочется, чтобы Вэйюй покидал его. Он не помнит, чтобы кто-нибудь смотрел на него хоть раз в жизни таким взглядом, каким сейчас смотрит Мо Жань. Непроизвольно он начинает поглаживать скулы парня. Это неловкие движения, но — в них заложено куда больше чувств, чем кажется. Вэйюй прикрывает глаза от удовольствия, и даже немного сутулится, чтобы Ваньнину было удобней к нему прикасаться. — Я, правда, тебе нравлюсь?.. — неожиданно для себя самого задаёт Чу вопрос. И перестаёт дышать. Мо Жань распахивает глаза и смотрит на него в упор. — Я влюбился, — отвечает он, и Чу Ваньнин только затем осознаёт, как сильно бьётся его сердце. — Ты мне не веришь?.. Когда Чу молчит, он вздыхает: — Это… нормально. Ты так мало обо мне знаешь. Но… я ведь тебе тоже нравлюсь, правда? Иначе ты не выбрал бы меня?.. Ваньнин подавляет в себе желание презрительно фыркнуть, но Мо Жань поймал его с поличным. Впрочем, “нравиться” и “любить” — совершенно разное, так?.. Его чувства всё ещё в безопасности?.. — У меня не было шанса продемонстрировать, но я могу быть не только занозой в заднице, — уверяет Ваньнина Мо Жань, не замечая того, как Чу взволновал его ответ. — Занозой в заднице?.. — повторяет мужчина тихо. Лицо его при этом становится горячим. — Это я тоже умею, — Мо Жань усмехается, но тут же удивлённо таращится на Ваньнина, когда тот резко тянет его к себе — и руки его на удивление сильные, хоть с первого взгляда и кажутся изящными. — Покажи мне, — шепчет Чу Ваньнин ему в губы. Немая сцена длится долю секунды — ровно столько нужно Вэйюю, чтобы осмыслить, что мужчина намекает на секс, и при этом не шутит. Затем они оказываются на диване — и, кажется, весь мир кружится перед глазами, расплываясь от нехватки кислорода, в то время как оба задыхаются от поцелуев. Мо Жань вдавливает Чу бёдрами в подушку, наваливаясь сверху. Он не останавливается ни на секунду, его пальцы поддевают край свитера и тянут вверх. Мгновение — и Чу Ваньнин раздет по пояс, и — ему всё ещё слишком жарко. Он выгибает шею под исступлёнными губами, шаря пальцами по спине Вэйюя, пока в итоге не опускается к округлым ягодицам, сжимая их сквозь одежду. Вэйюй ахает, прикусывая губу. Расстёгивает кое-как на Ваньнине брюки, пытается стянуть их рывком вниз, заодно переворачивая мужчину на живот. Проходится пальцами по тонким лодыжкам, целует обратную сторону коленей и белоснежные стройные бёдра. Чу Ваньнин в какой-то момент пытается приподняться, но Вэйюй снова толкает его на диван, упираясь ладонью меж острых лопаток. — Не торопись, — шепчет он в спину, а затем проходится языком по гибкому позвоночнику, медленно опускаясь ниже. Задевает зубами нежную кожу бедра — и Чу резко дёргается, но Мо Жань снова пригвождает его. Его рот теперь движется прямо между ног, а затем он мягко целует сжатые мышцы и осторожно проникает внутрь сразу несколькими пальцами. Толкается глубже, растягивая плотно сжатое отверстие. Чу Ваньнину кажется, это медленная пытка, потому что одна лишь мысль о том, что он перед Вэйюем в таком виде: разгорячённый, распростёртый на диване и полностью раздетый, с разведёнными в стороны ногами, позволяющий с собой проделывать подобное — заставляет разум отказывать. Он стонет в диван, пытаясь глушить собственный голос. То, насколько сильно его заводит то, как Мо Жань с ним обращается, не может быть нормальным. Ему казалось, он готов ко всему… но он ведь понятия не имел, что всё будет именно так. Слишком прохладная смазка — и обжигающий болезненный жар растяжения. Что будет, если Мо Жань войдёт в него? У него ведь… жуткий размер. Он видел. Такое может убить. Ваньнин начинает паниковать. Он упирается ладонями в подушки и приподнимается, пытаясь развернуться на сто восемьдесят градусов. Выскальзывает из рук Вэйюя на мгновение, но не успевает сделать ничего больше, потому что затем его бёдра оказываются поверх подлокотника, и колени теперь болтаются в воздухе, потеряв опору. Мо Жань склоняется к нему. Целует шею, выбившийся из-под растрёпанных прядей завиток ушной раковины, водит кончиком языка по тонкой раскрасневшейся коже. Его обнажённые бёдра теперь упираются Ваньнину в зад, и мужчина понимает в полной мере, насколько опрометчивым было его желание заняться сексом прямо вот так. Спонтанно. Без какой-либо подготовки. Могло ли быть, что у Вэйюя за полдня размер изменился в большую сторону?.. Он и так был немаленьким… Чу, видимо, совсем свихнулся, раз решил, что это… в него каким-то образом поместится. Между тем, Мо Жань осторожно двигается, скользя членом по ягодицам. От влажной смазки Ваньнина пробирает озноб, но при этом он назвал бы ощущение почти приятным, если бы не предчувствовал, что за всем этим последует. — Мо Жань… — он сам не понимает, когда у него сел голос. Пытается предупредить, что не готов, но Вэйюй продолжает сводить с ума, покусывая его за мочку уха. — Ммм? Он снова входит в Ваньнина пальцами — на этот раз их больше. Три? Четыре?.. Холодящая смазка снижает чувствительность, так что проникновение вполне терпимо. Второй рукой парень стискивает Чу за талию, не давая возможности отстраниться. Ваньнина начинает медленно уносить к берегам противоречивых ощущений: он не может никак повлиять на происходящее — однако, как только позволяет себе смириться с этим, удовольствие достигает новых пределов. Он ёрзает бёдрами по подлокотнику, пытаясь унять томление. Подаётся к Мо Жаню, стараясь насадиться глубже. Все губы давно искусаны, и всё, что он может — стонать куда-то в подушку. Всё это слишком. В момент, когда Мо Жань входит, разум окончательно отказывает Чу в каком-либо содействии, и он жалко вскрикивает. Он этого не вынесет. Кажется, он даже перестал дышать — чувство предельной наполненности выжгло в лёгких и крови весь кислород, последний глоток воздуха покинул его тело вместе с этим тихим надсадным криком. — Расслабься, — Мо Жань целует его обнажённые плечи, его голос почему-то дрожит. — Всё хорошо. Тебе будет приятно… Он продолжает нашёптывать бессвязные утешения, при этом медленно погружается всё глубже. Чу Ваньнин царапает пальцами обивку дивана, в горле першит от слёз. Он держится из последних сил. — Пожалуйста… ах… — он снова пытается приподняться, но без опоры коленей может только выгнуть спину. Он и сам не уверен, чего хочет: чтобы Мо Жань продолжил, или остановить его. Вэйюй зарывается лицом ему в волосы и на пару секунд замирает. Затем плавно качает бёдрами, входя на всю длину. Ваньнин давится всхлипом. Он больше не соображает, что происходит с его телом, потому что, кажется, он горит изнутри. При этом его шея и лицо ощущаются ледяными. — Вот так, — шепчет Мо Жань, осторожно подаваясь вперёд. — Расслабься. Всё хорошо… Свободной рукой он убирает волосы со лба Чу, а затем нежно проходится языком по щеке мужчины. Прослеживает губами солоноватые дорожки слёз. Чу Ваньнин не уверен, что с ним всё хорошо, потому что спустя пару минут такого плавного ритма у него начинает неметь поясница, и он практически перестаёт чувствовать нижнюю часть тела. Однако болезненные ощущения тоже постепенно исчезают и вместо них приходит сладкое томление, которое растекается по телу подобно горячему воску, пробуждая совершенно иные желания. Он пытается сконцентрироваться на них, чтобы понять их природу, но ничего не получается, потому что наслаждение подобно медленно катящим волнам, каждая из которых может захлестнуть с головой, — либо рассеяться и не добраться до цели, лишь подняв мелкую рябь. Вэйюй похож на медленно наступающий прилив, который начинается незаметно, и всё прибывает, пока не начинаешь понимать, что вместо берега оказался по шею в воде. Пока не тонешь в бесконечно мощных толчках, потеряв голос и счёт времени, понимая, что ещё секунда — и всё будет кончено, а перед глазами расстелется тьма. Это безумие кажется бесконечным: жар их тел, нежность поцелуев — и жадная необузданность почти животного слияния. Оба забываются лишь к рассвету, так и не добравшись до постели… *** …За час до рассвета Чу Ваньнину впервые в жизни снится Рождество: вокруг всё белым-бело, и тёмное небо кажется куполом стеклянного шара, в котором кружат мелкие созвездия снежинок. Он стоит под заснеженной сливой, и, запрокинув голову, ощущает на своём лице их прикосновения — но затем кристаллики быстро тают, превращаясь во влагу. Странно, но почему-то ему совсем не холодно — и, когда он вдруг опускает взгляд вниз, видит: чьи-то сильные руки кутают его в тёплое одеяло. — Мо Жань… — шепчет он сквозь сон. — Что ты здесь делаешь?.. Почему ты здесь? Поскорее возвращайся! Почему-то сердце не на месте. Он знает, что парня не должно быть с ним. Что-то не так. К горлу подкатывает ком, и он с трудом сглатывает, но глаза его на мгновение слепнут от слёз. Это… всё-таки был не снег. — Почему Ваньнин плачет?.. Голос Вэйюя кажется слабым и отдаляется с каждой секундой, будто странное эхо прошлого. …Чу Ваньнин резко распахивает опухшие от слёз глаза, щурясь на серый утренний свет. В ушах его всё ещё звучат его собственные слова — он ведь так и не успел ничего ответить. Они вертятся на языке, жгут его изнутри, терзают душу тысячей порезов. “В прошлой жизни и этой я всегда любил тебя. В будущем… я тоже этого хочу.” Он поджимает губы, переводя взгляд на всё ещё спящего Мо Жаня. Тот ровно дышит и, кажется, чему-то улыбается во сне. Всё хорошо. Они… нашли друг друга. За окном продолжается снегопад... *** Конец.