escalator.

Фемслэш
Завершён
R
escalator.
Zimt_NEF
автор
Описание
А что если самое ценное, новообретенную цель у вас вдруг забирают, буквально вырывают из рук и говорят, что так и должно быть? Ведь чувство защищенности в этом мире так эфемерно и слабо осязаемое... А вот падение в пучину переживаний ощущается как пожирающий кожу огонь. Но каково вновь подниматься по лестнице к благополучию?
Примечания
Я не видела еще таких фанфиков в фандоме, потому взялась за подобную задумку... Я честно не знаю, зайдет ли вам работа))) Мне хотелось написать что-то очень реалистичное, смешное, страшное, а, может, в конце - немного милое! Как же мне хочется увидеть развитие сюжета резидента, если бы наш многоуважаемый гг и мужик в очках были женского пола!
Посвящение
escalator - pathetic
Поделиться
Содержание Вперед

эскалация.

«Знаете, в положении умирающего есть свои преимущества. Когда нечего терять — не боишься риска, » — Рэй Брэдбери, «451 градус по Фаренгейту»

***

      — Вставай быстрее, нам еще мою матушку убить надо! — тормошит женщину владыка. Она уже успела включить свет в комнате, полностью одеться, сбегать к Герцогу и принести уйму боеприпасов, которые, по ее мнению, должны помочь прибить Миранду, пока не решила разбудить спокойно спящую Иту, чей мозг, вероятно, наконец-то не стал насылать кошмары и дал выспаться перед важным днем.       У Уинтерс в жизни было множество важных дней, даже слишком много… хотя, как и у любого человека к тридцати с лишним годам. Не всегда счастливых, воспоминания подбодряли — все-таки это нажитый опыт, то что делает тебя собой. Окончание школы, выпуск из университета, первая встреча с Мари, его пропажа, события в Луизиане, свадьба, рождение Розы и наконец переезд в Румынию, а теперь и еще и похищение дочери — все было столь ярким, разноцветными пятнами всплывало перед глазами.       Она уже привыкла к постоянному аромату металла и табака, который воспринимала как само собой разумеющееся, так что не сразу спросонья вспомнила, где находится. Недовольно проворчав что-то под нос, женщина все же встала, потирая руками лицо. Ита не особо любила, когда ее будили после хорошего отдыха, но тело отчаянно требовало движений.       — Никогда бы не подумала, что ты любительница поспать! — усмехнулась Гейзенберг, закуривая и садясь на стул. Уинтерс несколько раз мотнула головой, чтобы окончательно проснуться. Сон был слишком хорошим, но сейчас есть дела поважнее. — Надеюсь, ты сможешь самостоятельно дотопать до ванной, потому что мне надо запустить своих оловянных солдатиков. Кстати вот… это тебе, — хмыкнув, владыка махнула рукой на стол, заваленный оружием, патронами и даже баночками с той славной зеленоватой жидкостью. Женщина с интересом осмотрела все, находящееся на столе, прикидывая, сколько она сможет унести, чтобы не потерять маневренности, но при этом довольно быстро уничтожать ликанов на пути, да и прибыть к месту ритуала вовремя.       — Спасибо, — приподняла уголки губ Уинтерс, надевая куртку, грязную и запачканную кровью, с дырами от различных травм.       — Я ж обещала. А теперь… ты можешь отдать мне колбы, — затушив в пепельнице сигарету, встала со стула Каролина, подходя к женщине. Сердце Иты забилось намного быстрее. Страх постепенно охватывал тело. В желтых сосудах были части ее дочери. А отдать их означало отдать дочь, хоть и не в привычном понимании! — Послушай, Уинтерс, это все ради твоего карапуза, — стянула очки владыка, пытаясь заглянуть в глаза женщины. — Тебе стоит мне их доверить, потому что если бы ты не была бы нужна мне как союзник, ты бы была мертва еще позавчера. Хули ты ломаешься, как чертова девственница?! — присела Гейзенберг на корточки у дивана, наблюдая за эмоциями на лице Уинтерс. Они же вчера все обговаривали, договаривались… В чем проблема? Женщина чувствовала, как протез на руке начал дрожать, впиваться в кожу, вызывая зуд. — Я совершенно не понимаю, почему ты до сих пор во мне сомневаешься… Да и плевать, сейчас мне нужны колбы, а потом смерть крылатой мрази! Ты поможешь мне, потому что у нас был уговор…       Ита была абсолютно готова к битве с Мирандой и не понимала, почему сейчас Гейзенберг вновь толкает речи перед ней, словно женщина совершенно не хотела ничего делать, либо перебывала в меланхоличном настроении. Да она бы и сама с удовольствием втащила бы Матери, да и судьбе тоже! Уинтерс понимала, что надо бы отдать четыре части Розы, но мозг упорно отказывался доверять их владыке, которая уже, кажется, начала беситься, что Ита задерживает, оттягивает гибель Матери. Просто требовалось немного времени подумать, хотя обычно женщина сначала делала — била или стреляла, — а уже только потом думала.       — Ладно, держи, — спустя какое-то время раздумий ответила она и, вытащив четыре колбы, протянула их Каролине, которая стянула со стола неприметную холщовую сумку.       — Так бы сразу, Уинтерс! И на будущее… мне твои одолжения нахер не сдались! — владыка повертела каждый сосуд в руках и убрала в сумку, поднимаясь на ноги и вновь натягивая очки. — Хватит вести себя как упрямый ребёнок, Ита, возьми судьбу за блядские яйца и надавай ей по ебалу! — подойдя к двери, она в последний раз оглянулась на женщину, вытащившей для проверки свой скромный арсенал. Конечно, этот момент знатно подпортил настроение Гейзенберг, но она была твердо уверена в том, что предсмертные муки Миранды вызовут эйфорию и нескончаемую радость: исполнится ее давняя мечта, ради которой она потратила уйму времени, хотя могла не вдаваться в детали, спокойно жить, как леди Димитреску, и быть верной псинкой Матери, боготворя каждый ее вдох.       Как только Каролина ушла, женщина со странным облегчением вздохнула, поднимаясь с дивана и подходя к столу с оружием. Тело функционировало вполне исправно, даже ничего не болело. Отец говорил, что если ты проснулся утром и ничего не болит — ты, вероятно, мертв, с чем Уинтерс была полностью согласна. «Дерьмо случается!» — порой уверяла себя женщина.       Пальцы осторожно касаются оружия, на вид кажущегося довольно мощным. Несколько взрывчаток, патроны, бутылочки с реагентом, винтовки, автоматы и дробовики разных систем, даже револьвер и девять антирегенерационных патронов было, но самым желанным оказался гранатомет и несколько фугасных снарядов к нему — не терпелось разнести взрывом кого-нибудь и по достоинству оценить огневую мощь. «Миранде хана!» — усмехнулась про себя Ита, убирая в сумку все понравившееся. Мысли о Розе вновь возвращали желание жить и рисковать собой. Ведь кто, если не она?       Выскользнув из комнаты, женщина попыталась вспомнить, в каком направлении находится ванная комната. Она лишь слегка помнила, где та находится, но четкого маршрута вспомнить не могла. Коридоры фабрики были однотипными, в них свободно ориентировалась лишь Гейзенберг. Надо спешить… А хотя, зачем вообще искать ванную, если с вероятностью в сто процентов через полчаса Ита будет в грязи, поту и крови — к слову, не только своей. Неуверенным шагом, женщина побрела в сторону, где, по ее предположениям, должен быть лифт. Но не успела она даже дойти до главного коридора, как резко завопили динамики об оповещении экстренной ситуации, а вслед за ними начала визжать сирена; свет лампочек окрасился в красный:       — Atenție tuturor lucrătorilor din fabrică, părăsiți imediat zona de urgență. Păstrați-vă calmul. Mergeți la cea mai apropiată ieșire de urgență situată la fiecare dintre nivelurile de operare. Modul de autodistrugere a fost lansat! Păstrați-vă calmul!       — Не бойся, Уинтерс, — выкрикнул громче системного голоса дребезжащий, искаженный голос Каролины. — Это всего лишь сигналка… Направляйся к выходу и постарайся не попасться солдатам. Ты вызовешь у них интерес, потому что они отродясь никого кроме меня не видели! Просто… будь осторожнее и поспеши! Покеда, Ита!

***

      Под сапогами хрустит снег, смешавшийся с грязью, в сумке позвякивают четыре колбы, патроны и запасное оружие для Иты, а руку отягощает огромный молот, собранный из всего, что попалось под руку. Гейзенберг слегка волнуется перед встречей с Матерью. Миранда далеко не глупая женщина, она сразу может распознать ложь. Но владыка старается сохранять внешнюю уверенность, хотя металл вокруг нее характерно дрожит, выдавая ее настроение. Она порой так сильно ненавидит свою способность, что готова вырвать Каду из груди голыми руками: паразит привязал ее к Миранде, сделал калекой и моральным уродом — уничтожил все человеческое внутри; эмоции невозможно скрыть, если рядом есть хоть что-то металлическое.       Она слышит лязг позади себя — сотни солдат следуют за ней, волокут огромные буры, заменившие им руки, по земле и, как ликаны, порой порыкивают друг на друга; рядом громко ворчит Штурм, вращая «головой» с лопастями в разные стороны. Ощущение власти внутри лишь распаляет ненависть и ощущение уверенности в победе, но чувство ответственности за каждого из армии этих безмозглых киборгов, на каждого из которых был потрачен минимум день, заставляет слегка волноваться. Солдаты всю жизнь провели на фабрике, выходя с конвейера, как под копирку! Всю жизнь в ожидании того решающего боя, который и должен настать сегодня.       Слякоть под ногами сменяется каменными ступенями — деревня и место ритуала уже близко. Гейзенберг останавливается, пропуская все творения вперёд, словно оставляя их на произвол судьбы. Она может их слегка контролировать, потому дала команду очистить деревню от ликанов — военных пока можно было не трогать. Когда целая армия убегает в недра деревни, звеня сталью и ворча двигателями, Каролина осторожно заходит на поляну, вокруг которой горят факелы. Ей не было известно, почему именно сегодня должна пройти церемония, Матерь сказала — Матерь сделала, никто, кроме четвертой владыки, особо в подробности не вдавался. Миранда превратила их в биооружие, которое содержат лишь в лаборатории, либо уничтожают, чтобы зараза не проникла в мир. Идти некуда… Мир сильно изменился за время, пока мы торчим в этой дыре, думала Гейзенберг, подходя к каменному пьедесталу с четырьмя отверстиями для колб.       Пока шелеста вороньих крыльев не слышно, потому владыка решает вытащит из сумки несколько запасных пистолетов и патронов, — специально прихватила для Уинтерс, если та решит какую-нибудь фигню предпринять, то хотя бы на поле боя будут мизерные ресурсы, — и разложить их где-нибудь, но не на видных местах.       — Чем занимаешься, дитя мое? — звучит за спиной спокойный голос Миранды, от которого Каролину буквально тошнит.       — Доброе утро, Матерь Миранда, — приветствует ее четвертая владыка, поворачиваясь к Миранде. Она в обычной черной рясе с белыми узорами, крылья аккуратно сложены за спиной, но на лице нет позолоченной маски в виде птичьего клюва. Матерь редко когда появлялась без этого аксессуара, так что это сразу насторожило, заставляя Каду сжиматься в груди от волнения. — В деревне очень много военных, я думаю, что они могут помешать ритуалу, потому выпустила армию и раскладываю оружие на всякий случай, — уверенно врёт Гейзенберг, притягивая к себе молот, который чуть ранее оставила у пьедестала, чтобы не мешал. «Надеюсь, Ита уже в пути!» — звенит в мыслях. Благо, что хотя бы очки скрывают глаза…       — Похвально с твоей стороны, дитя, — благосклонно улыбается Матерь, сцепляя руки перед собой. — я вижу, что у тебя есть ещё кое-что, помимо запасного оружия…       — Да, Матерь, колбы, — кивает Каролина и по одному протягивает сосуды Миранде, которая вставляет их в соответствующие ячейки. Как же ей противно смотреть на Матерь, стоящую перед ней, но Каду верещит от радости из-за близкого нахождения с той — Гейзенберг это дико бесит.       — Как же тебе удалось достать все четыре? — интересуется Матерь, слегка оборачиваясь, что взглянуть на притихшую владыку.       — Ита Уинтерс вчера объявилась на моей фабрике в поисках четвертой колбы. Мне пришлось ее убить, чтобы не подвести вас, Матерь.       — Ты действительно мое самое лучшее творение, Каролина, — с наслаждением произносит Миранда, подходя к ней и кладя ладонь с длинными кольцами, напоминающими когти, на щеку Гейзенберг. — Я думаю, ты достойна присутствовать на ритуале по воскрешению моей дочери. Ты заслужила, дитя мое.       — Спасибо, Матерь, что позволили быть рядом с вами. Это большая честь для меня, — поклонившись, нагло продолжает врать владыка и играть роль невинной овечки перед жестокой владычицей деревни. Время бежит и бежит, Каролина надеется, что Уинтерс не сожрали ликаны в ближайшей подворотне, хотя она оставила женщине уйму оружия, которым можно всю фауну этого места завалить. Гейзенберг просто верила в Иту и надеялась на скорое появление той, потому что эта дерьмовая актерская игра в семейку должна уже закончиться!       Миранда загадочно улыбается и возвращается к алтарю, Каролина закусывает губу, от нервов покручивая молот в руке. Как же хочется убить Матерь прямо сейчас но это будет рискованно и безрассудно, потому что Миранда убьет ее в ту же секунду. Надо ждать Уинтерс… Ждать… Не торопиться и не делать резких движений, как при контакте с хищником.       — Скоро… Совсем скоро я снова буду с моей Евой, — с нежностью говорит Матерь, начиная что-то делать над алтарем, в миг покрывшимся черной плесенью, из которой и состояло все живое в деревне. — О, юная Ева… Моя прекрасная дочь, иди ко мне. Ева, это ты? О, я так по тебе скучала… — Плесень обеспечивала здесь жизнь и питала силы Миранды, водящей руками над каменным алтарём, где спустя некоторое время появляется целое тело маленькой Розмари. «Она миленькая, как мать, белобрысая, » — отмечает про себя Каролина, опуская молот на землю. Матерь с надеждой смотрит на спящего на холодной вязкой поверхности ребенка и протягивает к ней руки, чтобы взять. Но вдруг ее лицо искривляется от отчаяния, а крылья начинают трепетать — четвертая владыка ликует внутри:       — Э-это не Ева… П-почему ты не хочешь вернуть ее мне? Это же моя дочь… — обращается Миранда к кому-то неизвестному. «Ебнутая, » — смотрит на нее Гейзенберг, понимая, что у Иты осталось меньше двух или трёх минут. — Этого не может быть… Ева… Дочь моя… Нет… Нет… моя сила… Она… Она отбирает ее, — с краев глаз начинает стекать черная жидкость. Грудь Матери вздымается от тяжелого прерывистого дыхания, словно ей было дико больно.       Выстрел. Миранда, вскрикнув, дергается от попадания пули в спину.       — Отойди от моей дочери, крылатая тварь! — «Ну наконец-то, сейчас мы повеселимся, » — радостно думает Гейзенберг, глядя на Уинтерс с револьвером в руках, бегущую прямо на Миранду. Женщина уже где-то успела поваляться в грязи, да загубить лишний десяток ликанов, чья кровь покрывала одежду. Матерь, не обращая внимание на черную отливающую светом факелов жидкость, вытекающую из глаз, носа и рта, переводит разъяренный взгляд на ухмыляющуюся Каролину и кричит:       — Ты предала меня! Иуда!       — Прости, сучка… Но мне нихуя не жаль, — усмехнувшись, пожимает она плечами и покрепче перехватывает рукоять молота. Ита хочет прыгнуть, но, увидев Розу, передумывает. Слишком опасно, она может навредить не только Миранде, но и своей дочери. Много мыслей в голове. Тело уже слегка болит: на нем зудят раны, на которые Уинтерс не хочет пока тратить реагент — он будет нужен лишь во время серьезной битвы. Матерь, заметив замешательство женщины, начинает неудержимо смеяться:       — Роза не твой ребенок… Она лучше всех нас!       — Заткнись и отдай мою дочь, больная ты сука! — кричит в ответ женщина, выпустив несколько патронов прямо в голову Миранды, которая лишь смеется в ответ. Иту потряхивает от злости, но она продолжает крепко сжимать револьвер в руках. «Пивасик бы сюда, » — звучит абсурдная мысль в голове Гейзенберг, пока она наблюдает за разборками двух матерей. Она определенно чувствует себя лишней здесь, но она свое дело сделала… Теперь Уинтерс надо лишь забрать дочь и бежать, а владыка думала, что дальше как-нибудь сама с крылатой тварью разберется!       — Ладно, черт с ним, — бормочет Каролина, силой вырывая револьвер из рук женщины, и начинает палить в голову Миранды, потому что ее уже достала вся эта затянутая сцена с выяснением отношений, какой бы интересной она не была. Женщина в панике смотрит на владыку. «Ну что тупишь-то?» — думает Гейзенберг, но вместо этого кричит. — Розу забери!       Быстро сориентировавшись, пока есть прикрытие в виде палящего револьвера. Уинтерс кидается на Матерь, держащую Розу на руках, и вырывает ребенка, стараясь сделать это максимально мягко, дабы не навредить дочери. Но Миранда, чьё лицо уже залито черной жидкостью, заменяющей кровь в ее плесневелом теле, скалится и, схватив Иту за плечи, шипит ослабевшим голосом:       — Я приближала этот миг всю жизнь, а ты хочешь все вот так разрушить? Я свое заберу… Я исполню свою мечту! — огромные ростки плесени вырываются из-под земли, мягко окутывая ими Розмари, и, схватив отбивающуюся Уинтерс, отбрасывают ее в сторону насторожившейся Гейзенберг, откинувшей ставший бесполезным револьвер куда-то в сторону.       — Роза! Нет! — кричит Ита, поднявшись с земли и сделав рывок, чтобы вновь броситься на Матерь, но владыка останавливает ее, положив руку на плечо и одними губами проговорив: «Спокойно». Ей нужно немного времени, чтобы притянуть сюда достаточно металлических деталей. Миранду начинают окутывать огромные ростки плесени, больше напоминающие щупальца кракена. — Что за хуйня?! — со страхом спрашивает женщина, когда видит, как начинает искривляться фигура матери, вытягиваясь и серея. «Почему мы ничего не делаем?» — звенит в мыслях.       — Роза — моя! — громкий голос Матери искажается, теперь он напоминал голос мутировавшей леди Димитреску. Внезапно ее прерывает автоматная очередь, после которой Миранду кто-то окрикивает:       — А ну стой, паршивая тварь!       Голос принадлежал мужчине с автоматом в руках, как и у военных, бегущих за ним. «Не мужичок, а настоящий принц!» — усмехнулась про себя Гейзенберг, изучая незнакомца, который выглядел слишком уж жалко, чтобы возникли мысли о том, что ему под силу хотя бы на йоту навредить Миранде. На фабрике у владыки было множество фотографий семьи Иты, а в этом новом действующем лице их небольшой деревенской комедии — драмы Гейзенберг узнала Мари Уинтерса. На нем запачканная бежевого цвета футболка, серые мятые штаны, а отросшие густые черные волосы торчали в стороны, морозный ветер аккуратно перебирал их. Под серыми глазами залегли черные круги, которые было видно даже издалека. Лицо мужчины осунулось, кожа слегла посерела. Владыка помнила, как Матерь притащила его в деревню три месяца назад и держала у себя, как подопытного кролика.       — Оу, так ещё жив! — усмехается Миранда, расправляя восьмёрку огромных крыльев. Ее немного удивило, что этот человечишка смог сбежать из ее подземной лаборатории, хотя, наверное, его вытащили эти вооруженные до зубов спецназовцы. — Не ожидала…       — Мари?! — окрикивает его удивлённая Ита, в горле застревает фраза: «Тебя же убили… Я сама видела!». Миранда с усмешкой глядит на нее, а знает резко взмахивает рукой:       — Эти вооруженные крысы нам ни к чему! — и из земли вырастают толстые, как стволы секвойи, черные щупальца мегамицелия, образуя над головой купол. Слышны выстрелы, но барьер из щупалец непробиваем. Гейзенберг пытается дотянуться до металла, но стена блокирует силы, заставляя владыку дрогнуть от осознания собственной беспомощности, крепче сжимая пальцами деревянную рукоять молота.       — Что это значит?! Ты же мертв! — орет Ита, направляя дуло пистолета, вытащенного из сумки с оружием, то на Миранду, то на внезапно ожившего мужа. Гейзенберг хочется, чтобы женщина направляла пистолет только на Миранду, потому что мужчина ни в чем не виноват, он стал лишь пешкой в шахматной партии. Чувство вины вновь начало загрызать изнутри — владыка должна была сказать Уинтерс о том, что ее супруг жив.       — Ита! — слегка опустив автомат, с надеждой произносит Мари, как из-под земли вылезают корни и обвивают руки мужчины, тянут вниз, заставляя упасть его на колени. Он рычит и пытается вырваться, женщина делает рывок в его сторону, но Гейзенберг предостерегающе останавливает ее, схватив за рукав куртки. Уинтерс бесит, когда ее останавливают. Ее муж, черт возьми, жив!       — Воссоединение семьи… Как это трогательно! — с фальшивой нежностью произносит Миранда, переводя взгляд с Мари, отчаянно пытающегося вырваться из плена щупалец, на Иту. И Матерь вновь заливается своим мерзким смехом. Мужчина не прекращает попыток вырваться из оков. — Ты меня утомил, — коротко выдает мутировавшая Миранда и толстый черный отросток протыкает грудь Мари насквозь, вырывая сердце.       — Нет! Мари! — в очередной раз срывается на крик женщина, бросаясь вперед и вытаскивая заряженный дробовик. Уже второй раз она наблюдает за смертью мужа, сердце бешено стучит в сжимающейся груди. «Блять, блять, блять… Миранда ее сейчас грохнет. Сука! — владыка не успевает остановить ее, потому начинает поднимать весь притащенный металл в воздух, чтобы оградить Иту от выползающих из-под земли плесневелых отростков. Надо защитить Уинтерс и придумать, что делать дальше. Плана-то битвы не было! — Пиздец!»       — Вы исполнили свои роли! — смеется Матерь, поднимаясь к куполу. Женщина успевает добежать до мертвого тела мужа и прижимает холодный труп к груди, тяжело дыша. — Уверяю тебя, Уинтерс, с крошкой Розой ничего не случится. Со мной… она познает настоящее счастье. Ты ведь знаешь, как мать любит свое дитя, верно? Почему ты мешаешь мне?       — Ита, хватит! Он мертв! Стреляй в эту суку! — кричит женщине Гейзенберг, отбиваясь молотом от ростков плесени и попутно контролируя металлические пласты, летающие вокруг Уинтерс, чтобы защитить. По телу вновь носился электрический ток, обычно направляемый Каролиной на управление металлом, которого здесь катастрофически не доставало для душевного спокойствия. Ита, чувствуя вибрирующий протез на руке, резко отшатывается от трупа и наводит прицел на Миранду.       — А ты… последняя из моего лжепотомства, — обратилась к последней владыка Матерь. — Мерзкая змеюка, которую я пригрела у себя на груди… — она бросилась вниз, чтобы атаковать четвертую владыку, постаравшуюся сбить летящую Миранду молотом, но та его с легкостью перехватила и откинула в стену, расступившейся по ее воле. Теперь оружия ближнего боя не было, Гейзенберг не могла контролировать любимый молот из-за плесневелой преграды. — Даже на битву с матерью ты не решилась принять свое настоящее обличие… Ты все ещё веришь, что в тебе осталось что-то человеческое? — Миранда приземляется перед владыкой, гордо вскидывая голову, иногда дергаясь от множества патронов дробовика попадающих в ее спину. — На словах ты такая смелая… А что ты можешь мне сделать?       — Фугасный снаряд готовь, Уинтерс! — успевает выкрикнуть напоследок Каролина, судорожно перебирая все варианты действий в голове. Но в голове упорно вертелось лишь два слова «пиздец» и «убей». Матерь не спешит, видимо, уже придумала, как медленно будет убивать свое последнее творение. Почувствовав, что Ита зарядила гранатомет и готова к выстрелу, владыка кричит ей. — По моей команде!       — Ты такая глупая, раз надеешься на простого человека… Люди недолговечны, а я подарила вам все… Силу, власть, место в этой жалкой жизни!       Женщина не понимала, что задумала владыка, способная защищаться сейчас лишь металлом в пределах места ритуала. Уинтерс подробный расклад событий тоже не нравился. Она успела заметить, как Гейзенберг, откинув перчатки, хватает Миранду за руку, тянет вниз, чтобы схватить ту за лицо — та даже не сопротивлялась. Матери казалось это смешным, что ее маленькое творение пытается как-то навредить ей своими силами. Мутировавшая форма Миранды напоминала высокое тощее дерево с длинными когтями и гигантскими крыльями, на которых перья были больше похожи на черные лохмотья. Передвигалось «оно» на странных отростках, напоминающих корни. Ита немедля нажимает курок, когда слышит от владыки сигнальное «Ебашь!».       Все как в замедленной съемке: Уинтерс видит, как слегка подрагивают руки владыки, словно по ним носится электричество. Сейчас Гейзенберг напомнила женщине электрического угря, пытающегося поразить добычу больше него самого. Матерь дергается от боли из-за разряда, поражающего тело; Каролина тратит весь заряд тока, чтобы шансов у Миранды было минимально. Взрыв. Заряд достигает своей цели. Шум оглушает; дым заслоняет обзор. Ита, пока есть время, достает винтовку, но нож держит наготове, чтобы отбиться от ростков плесени, которые работали, кажется, абсолютно хаотично, даже без контроля Матери. Уинтерс кажется, что осталось еще немного и все закончится. Когда дым постепенно рассеивается, женщина замечает поникшую фигуру Миранды, опустившей свои длинные руки. «Блять, ебаный рот, » — слышит Ита и бросается к ползущей Гейзенберг. Выглядит она жалко: треснувшие очки, одна линза выпала, плащ порван в некоторых местах, а на лице кровь, шляпа вообще куда-то улетела…       — Каролина! — схватив владыку за плечи, Уинтерс пытается помочь той хотя бы присесть. Стянув очки с Гейзенберг, женщина пытается посмотреть к ней в глаза, но Каролина, кажется, смотрит сквозь нее, да и вообще не слышит Иту, сбивчиво дыша. «Ее оконтузило, » — пробегает в мыслях. Женщина с опаской оборачивается к поникшей Миранде, потому что внутри стойкое ощущение, что еще не все. И все она не перестает пытаться привести Гейзенберг в себя. — Черт… Ты меня слышишь?       — Да-да… да отъебись ты и лучше дай мне пистолет, — хрипит владыка, осторожно убирая руки Уинтерс со своих плеч. Она с трудом слышит себя, но зрение постепенно начинает приходить в норму. Обычного человека вероятно еще сильнее долбануло… «Надо было снаряды стабилизировать, — думает Каролина. — Не было бы такой волны». И все же хоть какая-то польза от Каду — довольно мощная регенерация, не как у леди Димитреску, но жить можно. Ита с неким облегчением поднимается на ноги, потому что Гейзенберг продолжает язвить — значит, все пока под контролем.       — Зачем он тебе? — с недоверием интересуется Уинтерс. Если Каролина управляет металлом, то кой черт ей пистолет, потому что владыка может убить кого-то столом или огромным стальным листом профнастила.       — Застрелиться хочу, — саркастично отвечает Гейзенберг. Тело не слушается из-за слабости, вызванной выбросом большого количества электричества. Она осторожно поднимается на ноги и успевает ухватиться за стоящую рядом Уинтерс, потому что ноги будто онемели. — Я не смогу сейчас тебя защищать. Мне нужно время…       — Что случилось?       — Неважно, сейчас не до этого! Просто… просто дай мне пистолет, потому что эта сучка еще жива… — бормочет Гейзенберг, когда Ита протягивает ей пистолет. Владыка давно в руках не держала оружие, да и не стреляла из него — за нее это делала сила, которая сейчас ослабла. Каролина чувствовала себя перегоревшей лампочкой. Потребуется время, чтобы электричество начало нормально циркулировать по телу и помогало в управлении металлом. Внезапно послышался треск, женщины разом повернулись в сторону звука. Фигура Миранды неестественно выгнулась, а вскоре она полностью повернулась к ним — ее крылья заметно удлинились и теперь напоминали огромные паучьи лапы:       — Вы думали, что будет так легко… Я не позволю! — заливается искаженным смехом она, вновь взмывая к куполу, Ита видит, как вокруг Матери кружатся странные отростки, соединяющиеся в огромный пылающий шар над головой. Гейзенберг с трудом хватает силы притянуть лежащий рядом пласт металла, чтобы укрыть им себя и женщину рядом. Хотя бы так. — А ты, Уинтерс, можешь смело вверить мне свою судьбу. Ты ведь знаешь, как мать любит свое дитя, верно? Почему вы мешаете мне? Я ждала столетие… Столетие! Ради это дня! А вы хотите все испортить! — переходит на крик Миранда и обрушивает на землю шар, разлетающийся на мелкие пылающие кусочки плесени, прожигающие все на своем пути, как кислота, изрыгаемая Моро.       — Я не могу долго удерживать эту хрень… — еле слышно произносит владыка, чтобы только Ита могла ее услышать. Она кому-то впервые говорила о том, что больше не может или у нее не хватает сил. Гейзенберг чувствовала себя такой бесполезной, как тогда, еще до экспериментов Миранды. Металлическая пластина, укрывающая женщин от вредоносной плесени, была довольно тяжелой, а корней из-под земли вырывалось все больше и больше, приходилось отбиваться от них еще ножом. — Надо уходить… Но мы обязаны прихлопнуть эту мразь, без этого я не уйду отсюда…       — Мне нравится твой настрой, — приподняла уголки губ Уинтерс, выглядывая из-под пластины, чтобы найти взглядом Матерь, которая теперь буквально бегала по плесневелым стенам, как чертов паук. Но взгляд падает на безжизненное тело Мари на земле. В горле вновь застывает крик. Как она могла забыть о нем?       — Ты забавная, нравишься мне! — После слов женщины послышался тихий, но искренний смех владыки. Ита успела достать из сумки гранатомёт и зарядить снарядами. Должно же получится, в конце концов!       — Вы двое, уже одной ногой в могиле! К чему все эти старания? Я могу убить вас быстро… — заливается диким смехом Матерь, приземляясь перед женщинами, откинувшими пластину и старающимися увеличить расстояние между ними и Мирандой. Но они останавливаются, когда перед ними вырастает огромная двигающаяся стена из плесени. Каролина спустя несколько секунд прицеливания все же делает несколько выстрелов подряд. Сила постепенно начинает возвращаться, но которой сразу на несколько металлических объектов еще не хватает. Уинтерс же, обернувшись лицом к Матери, дважды выстреливает в ту. Один раз промазывает, потому что несмотря на странную форму Миранда очень быстрая и смертоносная. Голос Матери с каждой секундой становится все громче. — Жалкие дети… Не суйте свои носы, где вам не место! Я верну… свою дочь!       — Антирегенерационные патроны, — коротко сообщает Гейзенберг.       — Что? — характерно переспрашивает Ита, откидывая бесполезный гранатомет в сторону и вновь вытаскивает винтовку. Едва ли девятью патронами можно завалить такую хтонь, но пробовать стоит. Либо риск, либо смерть. Выбор очевиден.       — Ты же взяла антирегенерационные патроны. Используй их — сучке пиздец! Они выделяют токсин, который быстро уничтожает мембраны грибных клеток и блокирует восстановление потерянных тканей, — шепчет Каролина, женщина коротко кивает в ответ и принимается рыться в сумке, чтобы отыскать те злополучные девять патронов. Гейзенберг успевает перехватить винтовку у Уинтерс и наводит на Миранду. Хорошо, что тут есть прицел, потому что шанс на промах будет меньше, чем от стрельбы из обычного пистолета.       — Деревня, четверо новых детей… Они не могли утолить мою жажду одиночества! — опять, как паук, быстро перебирает лапами-крыльями по стене Матерь. Пули ей не особо вредят, скорее, отвлекают, как назойливые мухи.       — Может, проблема в тебе? Ты никогда никого из нас не любила, лживая тварь! — кричит ей в ответ Гейзенберг, стреляя. Миранда дергается от попадания. «Ну ты скоро там?!» — мысленно ругает владыка Иту, которая начала заправлять патронами дробовик. Странно, конечно, но они подошли по калибру… Одна Каролина не справится с крылатой владычице деревни, однако по жизни привыкла делать все в одиночку. Матерь продолжает дико смеяться, земля, которая на самом деле оказалась лишь замаскированной плесенью, начинает ходить волнами, словно из-под земли на них действовали вибрации или что-то типа того… Гейзенберг делает еще несколько выстрелов, чувствуя постепенный прилив силы. И все же человеком быть трудно! Винтовка и оружие, которое владыка припрятала тут перед ритуалом, взмывают в воздух и со всех сторон начинают пальбу по Миранде — пока поднять металлические пласты не получается, но и на том спасибо!       Ита, взглянув на Каролину, молча радуется возвращению союзника в строй. Сердце стучит уже в пересохшем от волнения в горле. Пот льет ручьем с лица, а кровь дико носится по всему телу. На самом деле, Уинтерс боится. Боится промазать. Боится потерять Розу. Боится умереть, зная, что Матерь получит ее дочь. Девять патронов в магазине, а Миранда озлоблена и быстра, способна увернуться от пуль, летящих в нее. Розмари… Роза будет в безопасности. Женщина выстреливает Матери в голову — теперь та вопит от боли, потому что токсичные пули не дают клеткам восстанавливаться после попадания. Ита делает еще один выстрел. Она уже не дёргается, как несколько лет назад от одного только выстрела. Звуки стрельбы стали привычными, ласкающими слух. Миранда, громко рыча, вскидывает руку — из-под земли вылезает огромный отросток плесени, обвивающий ноги женщины, и тянет ее к Матери, изредка дергающейся от попадающих в нее пуль. До слуха среди выстрелов доносится отчаянный крик Гейзенберг: «Ита! Стреляй же!».       — Почувствуй, какая ты слабая и жалкая… — наклоняется к Уинтерс Миранда, скалясь. Женщина, не теряя времени, стреляет ей прямо в лицо. Матерь громко вскрикивает, отшатываясь, как покорёженная, отросток боязливо уползает. «Есть! — радостно думает Ита, вскакивая на ноги, кажущиеся уже свинцовыми от напряжения. — Держи-ка еще!». Кажется, что Миранда уже толком не способна атаковать, потеряв контроль над собой и мегамицелием, питающим ее силы. Женщина продолжает сосредоточенно стрелять в центр головы Матери. Уинтерс мельком бросает взгляд на Гейзенберг, истратившую все доступные ей патроны, и коротко кивает на пистолет. Каролина с радостью берет его под контроль, поднимая в воздух и приставляя его ко лбу Миранды, неудержимо кричащей от боли:       — Покойся с миром, мамочка! — последний, девятый выстрел.       — Моя дочь… Моя Ева! — Та, задыхаясь, уже начинает визжать от боли, вертясь вокруг своей оси, будто не веря в свою уязвимость. Матерь извивается в предсмертной агонии, размахивая черными лохматыми крыльями во все стороны и продолжая звать дочь по имени. Голос пропитан отчаянием и болью. И тут она застывает, поднимая руки к небу, словно прося божьего благословения. Перья осыпаются пеплом к ногам, а фигура Миранды покрывается серыми кристаллами, трещинами, как штукатурка под силой времени.       — Она мертва, черт возьми! — послышался голос усталой, но все же счастливой Каролины, отряхивающей плащ. Уинтерс усмехается, поднимая голову вверх и тяжело дыша. Это было трудно, но они справились вместе. Постепенно огромная стена из плесени тоже начинает рассыпаться серебристым порошком, улетая с ветром. — Эта сука мертва, Ита! Мы это сделали! Охуеть… Блять, поверить не могу! Пиздец! Мы сделали это…       — Роза! — не услышав слова Гейзенберг, вскрикивает женщина и несётся к алтарю, где лежала ее дочь. — Господи… золотце мое, иди сюда, — она нежно подхватывает дочь на руки, покрывая лёгкими поцелуями лоб ребенка. Все ещё не верится, что все получилось. Сердце то сжимается, то стучит так быстро, как только может. — Моя девочка… — Ита, сглатывая не прошенные слезы, покачивает Розмари на руках, иногда касаясь ее белобрысой головы. — Прости… я больше… я больше никогда не брошу тебя! Розочка! Все закончилось…       — Хм… они подорвали фабрику! Пунктуальные крысы, — оборачивается Уинтерс на голос владыки, вновь закурившей сигару и пристально смотрящей вдаль, где к ярко-лазурному небу поднимается столб черно-сизого дыма. Солнце начало показывать свои очертания из-за кромки усыпанных снегом гор. Холодный ветер тревожил кристаллические остатки плесени, унося их с собой. — Интересно, почему мы не слышали взрыва?       — Плевать, — коротко отвечает Ита, вновь возвращая все внимание дочери на руках. Слышится хруст снега под тяжелой обувью — солдаты. Каролина приближается к женщине, в руку вновь прилетает молот, выкинутый Мирандой. Спокойнее… Деревня буквально завалена трупами. Киборги, ликаны и солдаты… все мертвы, моря крови и выпущенных наружу органов, слившиеся в отчаянии крики боли и ненависти безмозглых существ, а где-то продолжали буйствовать черные отростки плесени.       — Черт, Уинтерс, я волновался! Надо уходить, деревню скоро подорвут, — быстро приближается Рэдфилд с автоматом на перевес, пока его солдаты уносят тело мертвого Мари. — Когда Миранда отцепила вас, я… — он заметил стоящую рядом Каролину и сразу направляет на нее оружие. Даже если Ита ей доверяет, это не значит, что можно терять бдительности рядом с творением Миранды. — Гейзенберг. Немедленно отойди от нее.       — Крис, не… — пытается остановить его Уинтерс.       — Уводи ее, имбецил ебаный, — грубо отвечает владыка, выпуская изо рта облачко табачного дыма. Женщина только открыла рот от непонимания и замешательства. Что происходит? Гейзенберг просит Рэдфилда увести ее. Крис коротко кивает и подходит к Уинтерс, он даже благодарен, что именно сейчас не придется иметь дело с биооружием.       — Каролина? — зовет владыку Ита и замолкает на полуслове. Каждая выполнила свою часть уговора и теперь спокойно может идти своей дорогой. Женщина не хочет отпускать владыку, не хочет оставлять ее в этой дыре. Она осторожно подходит к Гейзенберг и пытается найти в серых глазах напротив какие-нибудь намеки на сожаление — и находит. Видимо, та тоже не восторге от идеи о расставании, хотя ничем большим, чем союзники они друг для друга не были. — Пойдем… пожалуйста.       — Нет, — выдыхая дым, коротко отрезает владыка, а Уинтерс противно от того, что Каролина вновь начинает вести себя как самоуверенная сука — иногда женщина называла ее так про себя. — У нас был уговор, тебе — Роза, мне — свобода. Я хочу остаться здесь, это мой выбор. Ты человек, Ита, я монстр…       — Ты не…       — Я не собираюсь с тобой спорить по этому поводу. Крайне глупо отрицать тот факт, что я являюсь монстром, — чеканит владыка, перебив Уинтерс. — Мы ж не дети малые, чтобы в хороший конец верить… — тут она протягивает руку для рукопожатия. Поудобнее перехватив дочь, Ита пожимает обнаженную ледяную ладонь Гейзенберг, по коже бегут мурашки от слабого электрического тока. — С вами приятно иметь дело, — скалится она и внезапно аккуратно приобнимет женщину, чтобы ничего с Розой не случилось. Уинтерс сначала сжимается, краснея — посторонним она никогда не давала проявлять подобный тактильный контакт. Но все быстро заканчивается: Каролина резко отступает, вновь довольно скалясь.       — Ита, пошли скорее! — кричит Рэдфилд, подбегая к женщине. Гейзенберг не делает никаких попыток остановить Криса. Женщина с грустью и одновременной злостью смотрит на владыку, проглатывая отчаяние и загоняя тоску в самый дальний угол сознания. Два дня… Два дня, чтобы начать видеть в монстре с садистскими наклонностями человека. Уинтерс, тяжело дыша, прикусывает губу, когда военный буквально утаскивает ее с места ритуала. В след женщина слышит «Покеда, Ита! Береги Розу!». Крис уже был готов подхватить упрямую Уинтерс на руки, но за это получил бы пощечину и поток ругательств в свой адрес — еще сильнее портить отношения с женщиной после всего этого не казалось хорошей перспективой.       Гудит вертолет, размеренно вращая огромными лопастями. Стоило только Рэдфилду завести Иту на борт воздушного судна, как за ними сразу же закрылся люк и вертолет взмыл ввысь. Женщина с беспокойством смотрела в окно, укачивая Розу. Тут Крис нажимает детонатор. Очертания деревни пропадают из виду, покрытые дымом и огнем взрыва. В горле вновь застывает крик. Прикрыв глаза и сделав глубокий вдох, Уинтерс все же садится, откидываясь спиной к прохладной металлической стене.
Вперед