escalator.

«То ли колодец был действительно уж очень глубоким, то ли летела Алиса уж очень не спеша, » — Льюис Кэрролл

***

      Если бы кто-то сказал Ите, что ей вновь придется носиться по какой-то дыре и отстреливать разных тварей, а лучший друг их семьи, Крис Рэдфилд, убьет ее мужа, женщина бы просто дала неплохую пощечину, да и послала куда подальше. Но сейчас это оказалось сущей правдой и отвратительной реальностью, в которой вновь пришлось бороться за свою жизнь и спасать дочь. В Луизиане Уинтерс хотела спасти Мари, хоть он ее и предупреждал, а сейчас женщина пытается обнаружить хоть какие-то следы пребывания Розы в деревне, покрытой толстым слоем снега, поблескивающим, лишь когда него падает редкий солнечный луч, пробившись сквозь тяжелые сизые облака, заслоняющие это место, как огромное пуховое одеяло. Ита даже не знала, где конкретно находится, но цель все же была — найти и спасти дочь.       Руки, держащие старенький и хлипкий «Леми», уже подрагивали от тремора и постоянного напряжения. Холодный февральский ветер, несущий мелкие снежинки, продувал насквозь, даже утепленная толстовка и куртка не спасали от сурового мороза, грело лишь одно желание и ненависть к тем, кто посмел забрать Розу. Под ногами хрустел снег или булькала мерзкая слякоть, а вдалеке слышались то рычание, то человеческие крики. Уинтерс даже не хотелось думать о том, кому они принадлежали. Она просто бежала, часто оглядываясь по сторонам, чувствуя, как горят щеки от вопиющего холода и физической нагрузки. Дыхание иногда сбивалось, а кровь пульсировала в голове.       На левой руке теперь не хватает двух пальцев из-за одной кровожадной человекоподобной псины, на которую Уинтерс потратила почти шесть патронов; наложенный на поврежденную конечность бинт уже успел пропитаться не останавливающейся горячей кровью, где в бурном коктейле смешались кортизол и адреналин. Кажется, что единственным безопасным местом в деревне оказалась хижина на ее краю, где Ита и решила передохнуть, дабы привести беспокойные сумбурные мысли в порядок.       В хижине пахло древностью и влажным деревом, из которого построено убогое строение. Доски жалобно поскрипывали и немного прогибались под ногами, хотя Уинтерс была достаточно миниатюрного телосложения и пыталась издавать как можно меньше звука, чтобы ненароком не привлечь внимание шастающих по всей деревне тварей. На полу мелом был нарисован какой-то странный круг со множеством неизвестных символов внутри и большим изображением чего-то, только издали напоминающего эмбрион, но с кучей мелких отростков-щупалец.       Ближе к двери находилась небольшая покосившаяся деревянная тумбочка с небольшой быстро нацарапанной запиской на ней. «О великие оборотни, жуткие волки из древних легенд. Пусть они придут чтобы сожрать нашу плоть. Придут, чтобы порвать нас в клочья,  — прочитала Ита, а затем быстро скомкала кусочек пергамента, бормоча: Бредятина какая-то!»       Ей здесь не нравилось, но это было, по ее мнению, самое безопасное место в деревне, к тому же рядом находились огромные каменные ворота со слегка треснувшим горельефом, изображающим крылатого демона; Уинтерс успела найти странный круг с недостающей деталью выпуклого рельефа, что, возможно, и позволит ей пройти за ворота.       Ита щелкнула предохранителем, возвращая пистолет в безопасный режим, и убрала его в сумку, чтобы потом быстро задвинуть все окна в хижине, еще раз проверить дверь и, придвинув небольшую тумбу, забаррикадировать вход. Теперь относительно безопасно и даже… уютно?       Единственный свет исходил от догорающих восковых свеч на полу или в медных канделябрах. Но их большинство было сосредоточено у огромной картины-иконы, что должна висеть на стене, но из-за порванного шнурка оказалась на полу. Уинтерс не решалась приблизиться к иконе, лишь издали поглядывала на нее. На иконе, нарисованной в красных, бирюзовых и золотистых тонах, была изображена женщина в позолоченной маске, напоминающая более изысканную версию средневекового чумного доктора. Местные называли ее Мирандой, а вся деревня была обставлена алтарями с причудливыми фигурками козлов.       — Ты-то должна мне сказать, где моя дочурка! — обратилась к портрету женщина, хотя вскоре потеряла интерес к картине и вытащила из внутреннего кармана небольшую записную книжку и ручку с колпачком. Ей срочно нужно было написать что-нибудь. Надо разобраться в ситуации, проанализировать. Уинтерс никому не доверяла блокнот, даже Мари, потому что в нем она хранила все свои переживания и мысли, а делиться с ними Ита ни в коем случае не собиралась!

9 февраля

       «Вчера был самый обычный вечер, я уложила Розу спать, и мы собирались ужинать. Но потом… в дом ворвался Крис Редфилд и уничтожил нашу семью! Уничтожил! Он забрал Розу, убил Мари у меня на глазах!       Меня оглушили, и я сейчас черт знает где, в каком-то лесу. Что вообще происходит?       Я нашла, вроде бы, еще пока обитаемую деревню на краю леса, но… На одного из жителей набросился какой-то зверь и утащил его наверх. А потом эта тварь оттяпала мне половину руки! Я отбилась от этих тварей, а потом одна стремная старуха сказала мне, что Роза где-то здесь! Я должна ее найти, пока эти твари не добрались до нее!       Нашла выживших, укрывшихся в доме Луизы. Она тут явно важная птица. Они молились какой-то матери Миранде… Внезапно один из людей превратился в монстра и перебил всех остальных. Теперь все ясно: монстры — бывшие жители, а эта деревня их логово.       Я сделала два вывода: я единственный живой человек в этой дыре, а Роза, скорее всего, в том замке. Похоже, ворота рядом — секретный проход! Я иду туда»       Закрыв дневник и убрав его вместе с ручкой внутрь пошарпанной сумки через плечо, женщина начала растирать озябшие пальцы, покрасневшие от холода; в них будто воткнули десятки мелких иголочек. Ита не рассчитывала, что здесь будет хоть какой-то намек на душ, но промыть раны было бы неплохо. Уинтерс быстренько размотала левую руку и с отвращением и некой грустью посмотрела на нее. Та тварь оставила ей только одну надкусанную фалангу безымянного пальца, где блестело золотое обручальное кольцо с маленьким камнем, смотря на которое, Ита чувствовала всепоглощающую печаль от воспоминаний о погибшем муже.       В небольшой заброшенной комнате, отдаленно напоминающей кухню, Уинтерс нашла ржавую раковину и, немного повозившись с краном, она подставила руки под ледяной поток воды. Под тихие маты женщина начала аккуратно отмывать кровь с поврежденной руки. Конечно, на раны лучше накладывать чистые бинты, которых под рукой не было, потому пришлось замотать ладонь окровавленной марлей. Окончив процедуру, Ита вернулась в комнату с портретом и присела на хлипкий облезлый диван, жалобно скрипнувший под ней. Надо спешить за Розой, но в таком состоянии она бы ничего не смогла сделать, даже ворону подстрелить не смогла бы. Накатывал нервный срыв.       — Сука… — выдохнула женщина, закрывая лицо руками. Ее начало немного потряхивать. — Почему это все опять началось? Почему? Почему опять с моей семьей?! Это нечестно. Нечестно. Нечестно… Почему!       Внезапно рядом с хижиной послышалось злобное рычание и тихий вой сразу группы оборотней. Уинтерс быстро вскочила с кровати, вытаскивая из кармана пистолет, и начала прислушиваться к звукам извне, стараясь быть тише воды ниже травы. Видимо, истерику придется отложить до лучших времён. Впрочем, как всегда! «Мне нельзя здесь оставаться! — решила про себя Ита, вглядываясь в шастающие силуэты за закрытыми шторами. — Нужно уходить. И желательно — как можно быстрее, пока эти гады не смекнули, что к чему».       Как только снаружи стихло, а вой слышался только издалека, Уинтерс, с трудом отодвинув баррикаду, быстро выбежала из хижины, не выпуская «Леми» из рук. Она вытащила из небольшой сумки через плечо, где лежали реагенты из странной зеленой травки и патроны, фрагмент горельефа и вставила его в пустующее место. Что-то щелкнуло, и ворота отворились внутрь, пуская наконец-то женщину, молниеносно протиснувшуюся в небольшую щель между ними. Слава богу, что за спиной не слышалось рычание оборотней, Ита смогла спокойно вздохнуть и направиться к деревянному, засыпанному снегом мосту, за которым прямо в горе возвышалась каменная арка с железными подвесными воротами, что сейчас были подняты вверх.       Уинтерс пересекла мост и зашла внутрь горы. Здесь воняло сыростью, а в спину дул сильный ветер, подгоняя женщину идти все вперёд и вперед. Что-то внутри подсказывало, что скоро начнется пиздец, но какой — пока не ясно, потому Ита не спеша начала подниматься по каменной лестнице, где каждая третья ступенька просажена вниз. В проходе достаточно светло из-за горящих факелов, висящих на стенах.       Преодолев несколько проходов, женщина оказалась в просторном погребе с мелким металлоломом на полу, множеством открытых бочек с фруктами и виноградом. Не задумываясь, Уинтерс положила себе пару замёрзших яблок в сумку, на всякий случай, и заметила на стене странный рычаг с желтой изолентой. Кто бы ни был этот человек, его ящики, обмотанные идентичной лентой, по всей деревне действительно помогли Ите выжить: в них оказывались то баночки неизвестного реагента, то патроны для пистолета, даже для дробовика нашлась парочка. Женщина сразу же потянулась к рычагу, как вдруг ее прервал грубый голос:       — Удивительно… Кто-то живой!       Она резко повернулась к источнику голоса, рефлекторно направляя «Леми» в цель. Вокруг объекта в воздух поднялись металлические детали. Лица говорившего не было видно из-за тени от широких полей мятой шляпы, однако голос был точно женский, хоть и достаточно грубый.       — А ты еще что за мудила? — столь грубо ответила ей Ита, изучая незнакомку, держащую в одной руке тлеющую сигарету, а в другой — гигантских размеров молот из металлолома. Пистолет, повинуясь чему-то сверхъестественному, вырвался из рук женщины и оказался в воздухе, вне досягаемости. Теперь Уинтерс была полностью беззащитна, разве что нож в сумке лежал, но против металлокиннетика это, как слона пытаться стеблем цветка убить. Шансов мало. Да и вышло бы абсурдно!       — Ну зачем же так грубо? — с наигранной обидой проговорила незнакомка, поднимая лицо на Иту. Глаза были скрыты за черными очками, а лицо перечерчено аккуратными белыми шрамами, контрастирующими с загорелой кожей. — Ты ведь неместная, я права? Деревенской девке ликана не под силу завалить, а ты вон… семерых уложила! Мои поздравления…       — Что тебе от меня нужно? — Уинтерс уже начинала злиться, сжимая ладони в кулаки. Ей нужно идти дальше, спасать Розу, а тут это… Допытываются до нее. — Отвечай или проваливай!       — Не тебе мне угрожать, дорогуша! — приподняв бровь, легкомысленно усмехнулась незнакомка, бросив бычок и носком тяжелых военных ботинок растерев его по полу. Ите даже сначала показалось, что за линзами очков седовласая женщина даже подмигнула ей. — Ты мне нравишься, ты забавная. Но знаешь, кому ты понравишься еще больше? Матери Миранде … Она будет довольна!       Ита не успела запротестовать, как почувствовала резкую боль в груди, невольно охнув. Опустив взгляд вниз, она увидела, что в грудь воткнули длинный металлический штырь. В горле свернулся комок. Кровь, пачкая толстовку, бешено пульсировала там, где был штырь. Уинтерс подняла на приближающуюся незнакомку полные непонимания и пробуждающейся злости глаза, на уголках которых скопились прозрачные капельки слез, выступивших из-за боли. «За что?» — жалобно успела проговорить Ита, чувствуя, что начинает терять сознание и понимая, что ничем хорошим эта встреча не закончится. Последним увиденным стал пистолет, опустившийся на пол, а услышанным — «Это все для шоу… Расслабься!» .

***

      Глаза нехотя открываются и сразу же хотят закрыться, чтобы Уинтерс проснулась в другом месте. Но точно не здесь! Здание полуразрушенной церквушки, на пол оседают снежинки из-за отсутствующего потолка. Постепенно все органы чувств приходят в норму, а боль в груди, как и кусок арматуры, исчезла. Теперь весь разум Иты затуманен страхом и ненавистью перед существами, восседающими на деревянных скамьях и жарко спорящими насчет судьбы женщины, словно она была просто вещью, которую можно легко приобрести на аукционе, если же никто не предложит более высокую цену за эту жалкую единицу, за твои душу и тело.       Первым, что увидела женщина было странное рыбоподобное существо в накидке, тянущее к Ите тощие мерзкие руки с длинными пальцами. В нос сразу же ударил запах протухшей рыбы. Внезапно существо оттолкнула странная кукла с трескающимся фарфоровым лицом, хлопавшая в ладоши и мерзко орущая, радостно прыгая на месте:        — Она очнулась! Очнулась!       После чего со стороны женщины в очках послышалось такое же громкое «Заткнись нахуй!», заставившее куклу вразвалочку убежать к даме, сидевшей на отдельном стуле дальше всех, одетой полностью в черное, даже плотная вуаль была цвета разлившейся по лазурному морю нефти.       — Матерь Миранда, отдайте смертную мне! В зимнюю пору у нас недостаток прислуги, а тут сама судьба уготовила ее для дома Димитреску… Сегодня же мы с дочерями пустим ей кровь, а завтра на вашем столе окажется потрясающее вино! — говорила высокая дама в шляпе со слишком уж широкими полями, держа в руках длинный дымящийся мундштук. На ее плечи была накинута внушительная шуба, а тело дамы облачено в молочно-белое платье, подчеркивающее величественную фигуру. Алые губы изогнулись в предвкушающей улыбке, когда леди опустила взгляд на пытающуюся забиться в угол Иту, чьи руки были скованны жалкой, но прочной пародией на наручники. Уинтерс даже боялась представить, что может сделать с ней эта леди, напоминающая средневековую дворянку с ее аристократическими замашками.       — Мы уже слышали это… — перебила ее та женщина в очках, в руках которой вновь оказалась почти докуренная сигарета. — То есть ты будешь там с ней веселиться, как бы это не звучало мерзко, а мы скучать? — с брезгливостью произнесла она. — Если глотку ее разрезать, будет очень весело… Бла-бла-бла, — с гадкой ухмылкой пропела она, а затем рассмеялась, закинув голову назад. — Матерь Миранда, я ведь ее нашла, значит, я должна решать ее судьбу, — обратилась незнакомка к стоящей посреди церкви женщине в маске, напоминающей птичий клюв, одетой в черную монашескую рясу с белой рунной росписью. Металлический ореол с позолотой добавлял к образу некой святости.       — К тому же, развлечемся мы все, да и эти судари будут невероятно рады возможности поиграть с новой игрушкой! — поднялась незнакомка и обвела руками помещение. Только теперь Ита заметила, что со всех сторон на нее смотрели шумно дышащие оборотни, нетерпеливо скребущие каменный пол, а после слов женщины в очках они радостно завыли.       — Я вас услышала, — подала голос Матерь Миранда, обводя взглядом присутствующих. Леди Димитреску с надеждой посмотрела на нее, делая глубокую затяжку и выпуская сероватое облако дыма, сразу улетучившееся в дыру в потолке. — Чьи-то слова были убедительнее, чьи-то — менее… Я все решила! — все неожиданно замерли, затаили дыхание в ожидании вердикта. Кажется, что даже ветер перестал шуметь за пределами церкви. — Гейзенберг! Судьба этой девушки в твоих руках!       — Да! — радостно воскликнула Гейзенберг и с какой-то нежной улыбкой начала приближаться к притихшей Уинтерс, поджавшей под себя ноги. Когда расстояние между жертвой было около двух метров, леди, повернувшись к Миранде, учтиво поклонилась. — Спасибо, Матерь! — после этих слов она вернула внимание к Ите, уже смотревшей на нее с ненавистью.       — Я протестую! — резко поднялась с места леди Димитреску, придерживая шубу. Уинтерс заметила, как ухмылка сползла с лица женщины в очках, и, кажется, за их линзами она даже устало закатила глаза. — Гейзенберг еще не в состоянии принимать взрослые решения, да и заставляет нас всех усомниться в ее преданности Вам, Матерь Миранда!       — Завались нахер! Просто признай, что проиграла, или до тебя так долго доходит! — обернулась к ней Гейзенберг, а в ее руку, как по зову, прилетел огромный молот. — А теперь иди сожри что-нибудь другое!       — Ну-ка тихо, дитя! Ишь, как разбушевалась! Послушай, лучше взрослых! — презрительно взглянула на женщину в очках леди Димитреску. Разница в росте между этими двумя была очевидна. Аристократка с ростом почти в десять футов и Гейзенберг рядом, в которой было примерно пять футов и семь с половиной дюймов. Хотя из-за широких плеч, тяжелой обуви на невысокой платформе и шляпы эта леди казалась на четыре дюйма выше.       — Я дитя?! Это ты ведь противишься решению Миранды! — усмехнулась Гейзенберг, неспешно вращая молот в руке, однако Уинтерс старалась держаться от него как можно дальше, боясь быть задетой этой махиной. Единственными эмоциями, которые она сейчас испытывала были отвращение и ненависть к этим существам, беспокойство за дочку, да и страх перед туманным будущим.       — Ты дальше своих железяк не видишь, что уж говорить об ответственности?       — Да-да-да! — развела руками Гейзенберг, саркастично усмехаясь. — Кто бы говорил! А ты все жрешь и жрешь! Ты эго свое прокормить не можешь! И тебе постоянно мало!       — Драка! Драка! Драка! — вновь завопила та мерзкая кукла, которая уже вполне задолбала Иту, как раз ждущую момента, чтобы напомнить о себе.       — Эй, а меня не хотите спросить! — сначала тихо начала Уинтерс, а затем уже достаточно громко спросила, будто хотела перекричать спорящих Гейзенберг и Димитреску. — Где моя дочь?! — Все взгляды вмиг оказались на ней, да и накаляющийся спор прекратился. Похоже, что она даже смогла привлечь внимание Миранды. И от этого взгляда по спине бежали мурашки. В один момент Ита пожалела о том, что вообще напомнила о себе. Сердце лихорадочно забилось в груди, хотя женщина отчаянно пыталась подавить страх. Она обязана спасти дочку, и эти чудовища не должны быть помехой! Потому Уинтерс еще раз повторила вопрос, стараясь выглядеть увереннее. — Где моя дочь?       Внезапно существа разразились диким злобным смехом. Им было весело от того, что какое-то жалкое существо, как эта женщина, смеет вообще что-либо говорить сейчас. Смеялись все, кроме Миранды, с холодом наблюдающей за всеми. Ита даже стушевалась, зашуганно глядя на владык:       — Я хочу знать, где моя дочь…       — Тишина! — разводя руки в стороны, громко произнесла Матерь, сначала обращаясь к Уинтерс, за ее спиной возникли восемь величественных черных крыльев. — Молчи, смертная! А вы, дети мои, должны помнить, кому вы обязаны всем! Решение я не собираюсь менять!        — Спасибо, Матерь Миранда, — отойдя от смеха, учтиво произнесла Гейзенберг, приопуская угол шляпы в знак благодарности. После она повернулась всем корпусом к Ите, гордо приподняв подбородок. Продолжая придерживать края шубы, Леди Димитреску надменно хмыкнула и встала за скамьей, на которой недавно сидела.       — Твари и господа! Добро пожаловать на игру! — ликаны радостно зарычали со всех сторон, поддерживая…лидершу. Уинтерс казалось это чем-то удивительным, хотя в волчьих стаях иногда встречаются самки-вожаки. — Поприветствуем нашего нового игрока, Иту Уинтерс!        «Твою ж налево!» — даже матов в голове женщины не хватило бы для этой ситуации. Она просто пялилась на Гейзенберг, рекламирующую Иту, как самый наилучший товар, перед «стаей».       — Ты же упертая, да? — еле заметно приулыбнувшись, поговорила владыка, присев перед Уинтерс, так что услышала ее только закованная в наручники женщина, в нос которой ударил запах табака, металла и дешевого машинного масла. — Покажи нам, из какого ты теста, Ита Уинтерс, — а затем, чуть погодя, еще тише сказала. — Найди для высокой суки кинжал в башне! На этом пока все! — Гейзенберг с серьезным лицом поднялась, а после продолжила, словно никакой информации она не давала Уинтерс. — Да начнется же час веселья!       Оборотни завыли еще громче, еще радостнее. Гейзенберг замахнулась молотом и со всей силы опустила его на пол, разламывая пополам звено цепи, к которой крепились наручники Иты, тихо охуевавшей от жизни.       — Беги! Беги или умрёшь! Вот и секрет победы! — продолжала женщина в очках, обращаясь, скорее, ко всем присутствующим, чем к Уинтерс. — Десять… Девять…       — Боже… Боже… Боже, — еле слышно забормотала Ита, вскакивая на ноги, и бросилась к огромному туннелю, ведущему вниз. Она чувствовала, как хотят сожрать ее ликаны, стоящие в паре метров от нее. От тварей разило смрадом и кровью за километры. Они рычали и скулили в ожидании разрешения.       — Пять… Четыре… Три… Два… — уже скучающе продолжала обратный отсчет Гейзенберг, закинув молот через плечо. Уинтерс поспешила прыгнуть вниз, уже начиная думать, где бы снять ненавистные металлические оковы. Сверху до нее донесся громкий, как гром среди бела дня, голос, имевший роковое значение для жизни Иты, по крайней мере, сейчас. — Один! Можно!       Женщина катилась вниз по туннелю, как Алиса летела в бездонной кроличьей норе; катилась, как и ее жизнь. Во тьму.