black eyes, bad guys

Губы прячутся от лишних слов в поцелуях. Такемичи не хочет прерываться ни на мгновение. В голове – слишком много мыслей, чтобы раскладывать их по полочкам; проблемы решать надо поэтапно – его рука скользнула на пах Манджиро: вот она, первостепенная. — Как нам быть? — выдохнул он, — Я так хочу отдрочить тебе за твою ревность. Манджиро выругался, уткнувшись лбом в его плечо. — Наконец-то… Ханагаки царапнул его шею ногтями, откинув светлые пряди с плеч на спину. Майки знает, что на коже останутся красные полосы: он уже чувствует, как они появляются. Шарф остался там, где он изображал спящего. Кристаллически похуй. — Ну, и что мне с тобой делать? — как будто издеваясь, Такемичи сильнее сжал руку в зоне паха, а потом резко ослабил хватку и стал поглаживать член через ткань брюк. Вместо стона, который почти вырвался из рта, Майки стиснул зубы и стал загнанно дышать. Он долго не выдержит этой пытки. Чтобы не осесть на асфальт от напряжения, он вцепился ногтями в талию под худи: от его веса Такемичи даже не покачнулся. Тихонько рассмеялся, как будто не понимал, что творит. Его голос опустился до хрипа:  — Тебе нужно контролировать себя, Манджиро, — в ответ парень глухо простонал, а Ханагаки просто продолжил, — Если будешь ревновать – у тебя встанет, я правильно понял? Что нам делать, если не будет возможности разобраться с этим по-быстрому? — он стал массировать кожу головы пальцами. — Тогда не вынуждай меня… —дыхание обжигало, — Чёрт, сделай что-нибудь… Такемичи хрипло захихикал, откинул непослушный локон и лизнул парня в мочку уха. — Кто тебя вынуждает, а? — его ухмылка осязаема, — Это ты сводишь меня с ума, причём с большим успехом, — Сано протяжно замычал в шею, — Я испорчу твою причёску до безбожного состояния. Бедный твой Кенчин, — в голубых глазах сверкнуло что-то страшное, когда он оттянул Манджиро от себя и стал расстёгивать ширинку. — Ты мой… мой, слышишь? Потому что хочешь быть моим. Мелодичный голос сорвался на хрип – Сано сам не знал, что способен издавать подобные звуки. На периферии сознания, он понимал, что контроль над собой передал слишком спонтанно: теперь он просто висел на Ханагаки, желая позволить ему делать всё, что он захочет.  — На что же у тебя так стоит, м?.. На ревность или на меня? — Такемичи сбивчиво задышал и уже шёпотом закончил свою мысль. — Ты… ты, Такемитчи, — пробормотал Майки. — Я не хочу делить тебя ни с кем. Это из-за тебя, — он почти мурчал от наслаждения, прогибая спину от контраста температур, когда Такемичи с лёгкостью припустил его брюки. — Это правильный ответ. Майки облегчённо простонал. Однако, надолго ему не дала расслабиться рука парня, которая по-хозяйски пробралась в боксёры, сжимая основание члена. Сано задыхался, выпуская клубы горячего пара в прохладный воздух. Ловкие, бледные, длинные пальцы сейчас делали то, о чём он боялся воображать. Ещё утром в душе – пока он мог контролировать ситуацию – он понимал, что не продержится долго, если именно эти руки: со сбитыми костяшками, вздутыми голубоватыми венами коснутся его. Он не смел признаваться даже самому себе, насколько сильно его влекли руки Ханагаки. Сано неосознанно тянулся к ним с той самой поездки на байке. Когда сумел их рассмотреть, понять, какое наслаждение они дарят, сжимая его ладонь, путаясь в волосах, царапая ногтями, поглаживая его грудь и колени… Изучающие, голодные, нежные. Горячие, когда холодно, освежающие во время повышенной температуры. Эти руки были созданы для него. И они принадлежали его Такемитчи. Майки затрясло. Ханагаки, переодически, ускорял свои ласки, вызывая хлюпающие звуки. А потом медленно, с усилием вёл по всей длине — Майки казалось, что горячая ладонь оставит отпечатки, вместе со спиралями кончиков пальцев и линией судьбы. Вторая рука бережно сминала влажную кожу бёдер, ласкала ягодицы, сжимая, и Манджиро сорвался на дребезжащий протяжный стон, спешно заглушенный в горячей шее Ханагаки.  — Мы делаем это на улице… едва ли не в центре города… Возможно, нас уже ищут, — с придыханием сказал Такемичи в покрасневшее ушко, — Поэтому сделай мне одолжение. Расслабься и кончай, Манджиро. Сано почувствовал сильный укус в шею и зажмурил глаза до белых пятен. От нахлынувших ощущений он гортанно завыл, почти выплёвывая вдохи, и, не выдержав даже пару минут, спустил на руку Ханагаки. Через вакуум он услышал, как тот тихо рыкнул, постепенно замедляя темп, впитал его стон. Вторая ладонь всё ещё медленно поглаживала вспотевшую поясницу. Мир смещался, неохотно возвращаясь в привычную устойчивую композицию. Ему бы хотелось остаться во власти этой невесомости — в руках Ханагаки — навсегда. От этой мысли в груди сдавило, а Такемичи… он всё это время неотрывно любовался его лицом. При дневном свете румянец Манджиро был заметен; понимание, что это не мороз, а он так постарался, обволакивало и уводило рассудок в самый тёмный угол. Вот, только, он был не темнее этих глаз, что мягче бархата, острей клинка. Майки захотелось поцеловать и Такемичи потянулся к нему. Мокрые бёдра давили к стене. Он чувствовал, что сам возбуждён, но с мазохистским удовольствием лишь послушно открывал рот. Язык у Майки – горячий, мокрый и сладкий, как утренние тайяки; глубокого поцелуя достаточно, чтобы ощутить полное наслаждение. Только бы Манджиро был рядом. Дольше, как можно дольше. — Достань, пожалуйста, в моём кармане платок, — прошептал он, откидываясь на стену, с перебоями пытаясь восстановить своё дыхание. «Неизвестно, что потребуется вытирать: кровь, слёзы или спер…», — тогда Такемичи не позволил договорить гению Шиничиро свою мудрость, но эта мысль нашла свой отклик. Вовремя он прикупил их, ничего не скажешь. Майки заторможено кивнул, прижимаясь влажным лбом к его ключице. И сам, очень бережно, обтёр пальцы Ханагаки. Нетерпеливо переплёл их со своими. Свободной рукой Такемичи позаботился о том, чтобы его достоинство не отморозилось. Это вызвало на лице Майки глупую улыбку. — Такемитчи, – шепнул он, прижимаясь к костяшкам его пальцев щекой, к основанию запястья губами. — Манджиро… — судорожный вздох; кровь приливает к щекам. Мягкие прикосновения губ к руке отзывались ударами. Внезапно, но Такемичи тоже захотелось спрятать Майки от всех. — Знаешь, есть веская причина, почему я не стал называть тебя своим п… ну, — он серьёзно хмурится. — Парнем? — уточняет Ханагаки. Это даже забавно. — Да. Я понимаю, что должен был посоветоваться с тобой, но… — Манджиро, всё в порядке. Правда, я… — Помолчи, — выдыхает Майки, — На самом деле, я хочу помочь тебе добиться… того, чего ты по-настоящему хотел. Поэтому предлагаю вступить в Тосву. — Манджиро… — Вместе с теми ублю… — он осекается, вынуждая Такемичи сдерживать умиление всей силой воли, — Ну, с твоими друзьями… только если ты этого захочешь, конечно. Ханагаки глубоко выдыхает, наблюдая за палитрой эмоций на лице Сано. Ему кажется, что Майки – тот самый ребус, который он никогда не сумеет разгадать. — Я… я подумаю, — шепнул Ханагаки, смущённо опуская взгляд. Теперь он начал понимать, что Майки, помимо своей ненависти к «ярлыкам», переживал и о нём тоже: ведь вступать в группировку на привилегированных правах – полный бред. Эти слухи могут заранее всё испортить. Ханагаки позволял себе думать, что это — полное недопонимание, а оказалось… — Разве ты не мечтал стать крутым гопником? — тихо спросил Манджиро. Он волновался за него. — Когда-то, так и было, — нервно пробормотал Такемичи, — Но теперь… Теперь у меня поменялся приоритет. Если ты примешь моих друзей, я буду благодарен. Я бы хотел знать, что они в безопасности. Сано кивнул, моргнул пару раз. — Конечно… Я надеялся, что однажды ты обратишься за помощью ко мне, а не к брату… так что рад помочь. Я сделаю это. — Манджиро… спасибо, — Такемичи поднял растерянный взгляд. Его рука уместилась на тонкой шее Сано, — Правда, спасибо. — Хватит благодарить, — Майки уткнулся влажным лбом в плечо парня, — У меня есть просьба. — Д-да? — Не думай, что ты должен что-то доказывать или рисковать собой, чтобы быть рядом. — Манджиро… — Ты уже сделал, — он прикусил губу, — … и делаешь гораздо больше, чем достаточно. Ты мне нужен такой, какой есть. Не ломай себя. Согласись… мы влюбляемся не за что-то, верно? Манджиро уязвимо улыбнулся, а Такемичи забыл, как дышать. Смотреть на Сано стало почти физически больно. Вопросы к нему повисли в воздухе, так и не сорвавшись с губ. Ханагаки мог бы охарактеризовать своё состояние, как побег, прервавшийся в тупике. Биться в стену до кровавых костяшек или напороться на погоню — итог известный. Чтобы как-то отреагировать, надо приблизительно понимать: что происходит? Такемичи же впал в полнейший ступор. Майки пытливо всматривался в его побледневшее лицо и мысленно проклинал себя за свой язык. Неужели он требует слишком много? Поторопился? Паника подступала к горлу и душила. Ответь же, Такемитчи. — Манджиро, ты… Что ты, только что, сказал? Майки изумлённо моргнул, сердце бешено заколотилось. Не услышал или не хочет слышать? Руки сжимаются в кулаки. Какой же ты слабак, Майки.