black eyes, bad guys

Мозг Такемичи усиленно пробует осознать слова, которые очень напоминают признание. В эту секунду он понял, что единственным, кто надумывал, был он сам. Шиничиро давал ему подсказки и предупреждения, ориентируясь на собственных страхах, на разговоре с другом с медицинским образованием, который явно хреново разбирается в том, что такое биполярное расстройство, а что — маниакальный психоз. С Манджиро долгое время никто не проводил бесед, не было ни терапевтических сеансов, ни приёма лекарств. Как Ханагаки мог забыть собственные слова? Это "заключение врача" можно считать сотканным из воздуха без прямого контакта с тем, у кого наблюдается биполярное расстройство. Майки не хочет признавать болезнь, потому что не ищет помощи. Избегает ее. Он считает, что такой морально слабый человек, как он, не должен показывать физической несостоятельности, — эта фраза живо всплыла в голове Ханагаки. Однако только сейчас он услышал самого Манджиро. И почувствовал себя ничтожеством. Ему было так страшно остаться одному и потерять человека, который стал нуждаться в нём, что он согласен был быть его манией, частью болезни. На деле пытался принять его таким, какой он есть, не хотел менять. И при этом не относился так серьёзно, как требуется. Внутри всё протестовало, но он был готов подписываться на всё, лишь бы не стать "ненужным". Ему казалось, что они из разных миров, что он сам не может вызывать никаких чувств. Согласился быть эпицентром рецидива неизвестного расстройства, не пытаясь прислушаться к Майки, понять его. Это было эгоистично. В этом снова был его страх, его предубеждение, что он не достоин… нравится. Он по-прежнему вёл себя трусливо. Думал только о себе, пытаясь восполнить всю растерянную за годы одиночества и травли показную храбрость. Манджиро постоянно был настоящим. А он барахтался, как дельфин выброшенный на сушу, пытаясь оправдаться в собственных глазах. Хотел доказать себе, что достоин быть кем-то больше «краткосрочной мании». Всё это время Сано пытался понять его, а он искал в его интересе подвох. — Повтори, — еле слышно попросил Такемичи. — Только не притворяйся, что ничего не слышал, — бормочет он, — Я пытался понять, почему… Почему не сбежал, не оттолкнул снова? — Я… всего лишь… — Ты смотришь на меня по-другому, — вполголоса произносит Майки, — Не так… не так, как все. Такемичи смущённо отводит взгляд, но надолго его не хватает. На этого парня трудно не смотреть. — Сначала я не понимал, что со мной происходит. Только благодаря тебе… когда ты заботился обо мне, — он с трудом переводит дыхание, — Я стал догадываться. Только твои слова… ты говорил так, будто со мной хочешь что-то доказать. Ты сомневаешься во мне и не знаешь, что от меня ждать? — Нет. Дело не в этом. — Пойми, если это на самом деле не то, чего ты хочешь, а просто самопроверка, испытание, то я тебя отпущу. — Манджиро, — еле слышно бормочет Такемичи, — Я никогда бы не стал так поступать с тобой. Теперь ему правда страшно. — Поверь мне, я пойму, если… — Майки… — И я попрошу тебя уйти. Потому что не хочу, чтобы ты ломал свою личность. Нравишься. Такой, какой надо… какой есть. Такемичи будто ломом по голове ударили, а сердце встало на дыбы. Слова Шиничиро – его страхи и опасения – не принадлежат Такемичи. Он хочет быть рядом. Хочет помочь. Из–за полной неразберихи и неуверенности в себе, он пытался понять, что Майки мог найти в нем? Поэтому готов лезть из кожи вон, лишь бы… — Шиничиро рассказал мне о биполярном расстройстве, — еле слышно выдавливает Ханагаки. Видит, как глаза Манджиро расширяются, а губы дёргаются в попытке сказать хоть слово. Не получается. Такемичи осторожно продолжает: — Он думает, что твой рецидив, который обычно проходил в депрессивной стадии, вылился в манию из-за меня. Это мог спровоцировать стресс – ты узнал, что твой брат чуть не погиб… О том, что я защитил его, — он тяжко сглатывает, — Так ты стал чувствовать, что нуждаешься во мне и сейчас… тебе может казаться, что это какие-то… серьёзные чувства. — Ты… — шепнул Майки, — правда так считаешь? — Я не так уж секу в этом, но… твой приступ вряд ли биполярка. После того, что произошло в ванной между нами… — он покраснел, вспомнив утро, и спешно уточнил, — Ну, когда ты порезал руку… предположение Шиничиро о мании имело под собой основания. Твой брат боялся, что я уйду от тебя. Я же обещал, что не оставлю. Манджиро опёрся спиной на противоположную стену. Его лицо побледнело, а на губах появилась спокойная улыбка, которая не затрагивала его глаз: они остались холодней самой мрачной гробницы. — Когда мой брат успел стать психотерапевтом? — Ему помог друг… — Заткнись. Помню я Сэтсуо. Последний раз он приходил года три назад и очень хуёво маскировал свой хуёвый диплом, — Манджиро цыкает, — Как вообще можно установить, рецидив у меня или нет, без моего участия? — Я говорил Шиничиро то же самое, но… — Но всё равно ему поверил! — зло обрывает Майки. Такемичи не может ничего возразить, ведь это – его вина. Потому что на его плечах ложь. Потому что он хранит тайну Шиничиро. Потому что он просто больной, запутавшийся в себе, идиот. Манджиро проводит рукой сквозь волосы, выдыхая дребезжащий от напряжения воздух сквозь зубы. — Всё это время ты думал, что готов нянчиться с больным, желая быть полезным и во всём угождать. Не уходить, чтобы у меня крышу не сорвало, а не потому, что ты этого не хочешь! — Манджиро, нет, прошу, выслушай… — Ты врал мне. Вот, что вы обсуждали тогда… Пытались понять, насколько я больной ублюдок. Удалось? — Это не так! — протестует Ханагаки. Он чувствует, как непрошеные слёзы размывают зрение. — Я правда не хочу… терять тебя… — Ты не хотел моего презрения, да?! — Майки бьёт очередное окно в заброшке. — Всё, что тебе было нужно – быть со мной честным! Я надеялся, что мы… для меня это важно. — Манджиро… — Я думал, что ты со мной… потому что хочешь сам, а не из-за Шиничиро! Он ведь сказал, что я привязался к тебе, потому что псих?! Такемичи знает только одно – он проебался. На этот раз конкретно и железобетонно. Им нужно было обсудить всё раньше. Если бы он не трусил, если бы только… — Знаешь, что? Никакая ты не мания. Выдохни и уёбывай. — Нет-нет, послушай, я так не думаю, я… — Я не хочу тебя видеть. Как пощёчина. Увесистая, до звона в ушах. — Майки, почему ты не можешь просто выслушать меня… я… Такемичи задыхался: в его разговорах с родителями эта динамика всегда значила один плачевный результат – они правы, а ему следовало бы заткнуться. — Только попробуй вспомнить про обещание не убегать, — полностью игнорирует Сано: внутри всё взрывается от ярости, — Пусть это останется в моей памяти с настоящим тобой. Ханагаки сжимает губы, чтобы не всхлипнуть вслух. Колени слабеют: парень медленно соскальзывает по стене, не в силах удержаться. Если бы вместо асфальта была лава, чёрная дыра, пропасть – он бы тоже свалился, не смог бы выстоять. Что-то треснуло, надломилось и вновь по его вине. Если бы только Майки дал ему шанс, он бы нашёл в себе силы во всём признаться. Но этого не происходит, а ложь давит огромным валуном на плечи, заставляя сжиматься под тяжестью обстоятельств. Сердце почти не бьётся, а перед глазами ничего не видно от слёз. Майки тяжело дышит. Воздух сгущается. Осколки пыльных стёкол под ногами напоминают внутренности ужасного мифического чудовища. Он коротко ругнулся и ушёл первым. Такемичи остался один.