black eyes, bad guys

И без того учащённое дыхание Ханагаки сбивается, когда Майки прикладывает его к стене в холодном переулке. Запястье всё ещё саднит от недавней хватки. Манджиро ничего не говорит, только пристально смотрит, но у Ханагаки уже чешется язык отвечать язвительно и с вызовом. Сано делает шаг назад, силой мысли пытаясь угомонить мечущееся в рёбрах сердце; затрудненно хватает губами кислород, сгибается, уперев руки в колени. В воздухе напряжение, из-за которого ему с каждой секундой становится совсем дурно. Наверно, это впервые на его памяти, когда он настолько неуютно чувствовал себя в компании Ханагаки. Что с ним происходит? Пока они были только вдвоём, он и подумать не мог, что между ними могут возникнуть проблемы. — Сука, — Манджиро зарылся рукой в свои волосы и уставился в землю, — Блять. Ханагаки только делает вид, будто не замечает, что с ним происходит. Поправляет капюшон и хмыкает: — Пара слов сказаны? Я пошёл. Он успевает сделать лишь движение в сторону, но Майки вновь напирает, за одежду дёргая его на себя и вдавливает обратно. Ханагаки больно стукается затылком о стену, шипит сквозь зубы и недобро сверлит взглядом Манджиро. С долей вины чувствует, что ведёт себя глупо и по-детски, но эмоций и горькой обиды скрыть не может. Он только что снова столкнулся с суровой реальностью. В его недавно открывшееся сердце ударили с ноги. Такемичи слишком много хочет для человека, который врёт, а большие надежды всегда приводят к разочарованиям. Бесило, что Майки делал это намеренно. Для чего — Ханагаки не понимал. Он просто чувствует себя последним идиотом. Он убеждает себя, что в этом нет ничьей вины, просто сложилась ситуация, которая его взбесила и запутала. Этот контраст — когда они вдвоём и в кругу друзей Манджиро — крайне раздражал. Не мигая Сано смотрел на него так, словно хотел загипнотизировать. Может, рискнуть всё исправить поцелуем? Когда-то это работало. Он ринулся, желая искусать губы до крови, но не тут-то было: — Ха, ну нет! Хрена с два, мой новый друг! Манджиро раскатисто рыкнул. — Такемитчи, серьёзно? Я думал, ты просто ревнуешь, поэтому демонстрируешь, какая у нас крепкая дружба, — его зубы скрипят рядом с ухом, когда он склоняется ближе. — А тебя так задели мои слова? Кто из них ещё демонстрирует? Такемичи так сжал челюсти, что послышался скрежет. — Не понимаю, о чём ты, Майки. Мы же друзья. Какая ревность? — он невинно хлопает глазами и Сано осознаёт, что под шкурой ягнёнка прячется настоящий козёл. Он закрывает глаза. Он вздыхает. Он предельно чётко выдавливает из себя каждое слово: — Не выводи меня из себя, Такемитчи. Это прерогатива моих братьев в последнее время. И ты, блять, должен понимать, что меня раздражает, когда ты так ведёшься на них. — Почему, Манджиро? Что ты там себе навыдумывал? Я тебе не принадлежу, друг. Он понимает, что подобная провокация - полное дерьмо. Но Сано все равно приходит в ярость. — Да что ты приебался к этому друг?! Кем я должен был тебя назвать? Своим парнем? Ну, хотя бы не показывать, насколько мы мега-дружеские-дружелюбнейшие друзья, — рассеянно думает Такемичи. Сано злобно зыркает. — Это звучит как дерьмо! Только услышав это, люди уже представляют, как кто-то кого-то ебёт! О, вот в чём дело. Такемичи сжимает губы и смотрит с остервенением: — Если в твоём сознании сразу складывается эта ассоциация, это не значит, что так думают другие. — Как можно думать иначе?! — Ладно. Допустим, Кенчин твой - тоже тебе друг. Вытворял ли ты с ним что-то подобное, что делал вчера со мной? Майки смотрит так, будто его дерьмом облили. Натуральным. — Какого хрена? Нет конечно! — Если ты собственник и всех друзей ревнуешь, а отношения для тебя - лишь факт того, что кто-то кого-то трахает, то какого чёрта ты пытаешься спровоцировать меня на ревность? Спрашиваешь про преданность? Зачем, блять, это всё? — кулаки сжимаются до дикой дрожи, Ханагаки бьёт ими стену позади. Он сам не понимает, как эта херня между ними должна называться и злится на себя. — Я не собираюсь уходить от тебя. А ты будешь со мной, пока хочешь сам… Поэтому спросил, буду ли я тебя ждать? Как друг? Где правда, Манджиро? Ханагаки кусает себя за губу до крови. Блять. Вот та самая точка невозврата. Они оба не до конца откровенны. Такемичи пытается показать свои чувства, но все они упираются в побег от реальности. С Майки не может быть легко. А Ханагаки, вероятно, просто мания. Какие мания может предъявлять претензии? Кого заботят чувства объекта рецидива? Мания просто есть и просто пройдёт. Всё, о чём говорил Шиничиро всплывает в голове. Не допускать недоразумений, недопонимания. Поздно. Слишком поздно. Такемичи думает, что биполярное расстройство - просто неверный диагноз. А что, если это вообще не связано с расстройством… значит ли это, что я полный дурак? Майки натянуто смеётся: — А может, мне замуж тебя позвать, как это делает мой брат? Тебе, очевидно, очень нравится это дерьмо, раз ты постоянно напрашиваешься на подобные шутки и бесишь меня! - он выбивает ставни у разбитого окна заброшенного дома. — Я ненавижу предметные обозначения и ярлыки, Такемитчи. Мне гораздо проще сказать, что ты… - и оглядывается через плечо, — Мой. Ханагаки резко выдыхает: он будто слышит это впервые. — Как это расшифровывается в твоём сознании? — Если бы ты слушал меня, ты бы знал! В этом слове я подразумеваю всё, что важно… для меня важно, — Майки медленно приближается. Ханагаки молчит. — Да, я собственник из-за тебя. — Я уже понял. — Эгоист. — Не всегда. — Я требую к себе внимания! — Безусловно. — Закрой рот, блять, на минуту! — Сано злится, очень злится, и где-то на уровне бессознательного, Такемичи чувствует моральное удовлетворение, за которое ему, впрочем, становится очень стыдно, — Ты… тот человек, которым я не хочу делиться. Вот вообще. И ссориться с тобой не хочу. И эгоистом быть мне не нравится! Он хмурится, поражено выдыхая и упирается пылающим лбом в грудь Ханагаки. — Когда я вижу, что ты поддерживаешь энтузиазм моего брата в его тупых подкатах… — о, вот, где собака зарыта, — Я думаю о том, что мне нужно отступить от тебя. Но не могу… и не хочу. — Манджиро, ты… — судорожно выдыхает Такемичи, когда прохладный нос скользит по его шее. Он жмурится, хватает парня за плечи и резко отодвигает от себя. Сано смотрит дико. — Ты себя слышишь? Я на стул, блять, похож?! — В плане, хочу ли я сесть на тебя? — В плане, — ядовито шипит Ханагаки. — Ты не можешь меня уступить кому-либо! — Я и не собирался! — Если ты хочешь понять, надо ли тебе отступить, то ты просто боишься. Оправдываешь те чувства, что мешают тебе справляется с определёнными трудностями… между нами, — Такемичи смотрит прямо в глаза, — Как видишь, мы можем с тобой разговаривать. Языком. Для этого необязательно совать его в мой рот. Это к слову о парочках, которые не только трахаются, но ещё и… — Трахают друг другу мозг, — хихикает Сано. Ханагаки устало трёт лицо. — Я понял, — говорит Майки, и Такемичи каменеет от такого поворота, — Я спрашивал, сможешь ли ты меня ждать, потому что во мне всё мешается. Я не могу быть уверен ни в чём. Он пытливо вглядывается в лицо Ханагаки, словно если б видел впервые. — Я многому не придаю… не придавал значения, — он осекается, — Я не могу понять, где право и лево. Но я пытаюсь, правда. Его дыхание тяжелое, лицо бледнеет. Ханагаки ощущает леденящий трепет перед его откровенностью, но усиленно борется с дрожью в коленях. — Я правда пытаюсь совладать с собой, — Майки вдруг улыбается… так растеряно, — У тебя легко получается быть открытым ко всем. Несмотря на то дерьмо, что ты пережил… — Не… не ко всем, — протестует Ханагаки. — Например, к Изане, которого ты едва знаешь! Он чуть не забрал у меня Шиничиро… он мог лишить меня возможности… встретить тебя! — Но он сделал наоборот. И правда сожалеет о Шиничиро, — дрожащие пальцы проскальзывают в светлые локоны. Такемичи мягко массирует затылок, а Майки опирается на парня, уткнувшись лицом в шею. — Когда я вижу тебя, улыбающегося рядом с ними… — бормочет Майки, — Я хочу забрать тебя себе и спрятать, — он прижимается губами к венке на шее: туда, где бьётся пульс. — Да, я ревнив. Я избегаю разочарования так же, как и ты. Бегу от одиночества. Как ты. Ханагаки рвано выдыхает, сжимая в ладонях мягкие пряди. — Но когда ревную тебя, я чувствую, что возбуждаюсь, Такемитчи, — Манджиро прижимается ближе, будто подтверждая свои слова. Ханагаки уже трясёт. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки: он хочет удержать в них тремор всего тела. От этого сухого, горького, в мгновение потяжелевшего воздуха становится плохо. — Я хочу попробовать с тобой всё, что ты захочешь. — И то, что хочешь сам. — Подъёб засчитан, — Сано вздыхает, ухмыляясь, — хочу сделать так, чтобы у тебя и в мыслях не было мило улыбаться, пока Шиничиро пытается повесить на тебя ярлык своего муженька, — порыкивает Сано, — Нихуя подобного не будет! Терпеть не могу. Он ревнует. Сильно ревнует. И Ханагаки улыбается, потому что понимает: они два идиота. Оба не в силах сразу проанализировать ситуацию, а как только пытаются — случается шторм, снегопад, тайфун, эрекция у Майки... — Я не хочу говорить о тебе больше, чем о друге… потому что это моё. Это то, что я берегу. — Я говорил тебе утром всё, как есть. Помнишь? — Да, — он хмурится, — помню. — Поэтому я не вижу проблемы в том, что другие будут в курсе нашей… передружбы. Но ты думаешь иначе. И ты мог мне сказать об этом. Я был бы готов. — Дай им время и они сами поймут, кому ты принадлежишь. Святое дерьмо. — Если ещё не поняли, — Сано влажно ведёт губами по горячей коже, вырывая сдавленный стон из груди Ханагаки. — Тебе не нужно придумывать обозначения нашим отношениям. — Это невозможно. Хрен знает, как можно назвать это? — сбивчиво дыша ухмыляется Такемичи, блаженно щурит глаза от поцелуев в ключицы. — Тебе не нужно ревновать меня. — Я бы хотел посмотреть на твоё лицо, если бы сам просил тебя об этом… — Сукин сын, — еле слышно вздыхает Майки, — Тебе обязательно… делать это? — Что? — Бесить меня. — Что мне сделать, чтобы устраивать вас полностью, о, великий Сано Манджиро? Майки застывает, заглядывая своими бездонными пропастями в живое, голубое летнее небо во владении Ханагаки, и кажется настолько растерянным, что сердце в груди Такемичи обрывается. — Просто желай быть со мной так же сильно, как я хочу этого. Ханагаки не может дать точный ответ, просьба это или приказ. Нельзя сказать с полной уверенностью, что это те самые чувства, за которые люди готовы умереть. Но всё это происходит с ним — с парнем, уже смирившимся с тем, что он полный неудачник. Он был готов к бесцветной и пустой жизни. К ней есть сценарий, а роль давно освоена. Незаметная не для кого, обрывающаяся бессмысленно и в любой точке. Никому не было дела, как он проживет завтрашний день, неделю, целую жизнь. Родители ждали от него благоразумия, возможно, в дальнейшем, внуков и полного отречения от собственного «я». Отец недолюбливал тюфяка и плаксу, мать не принимала его апатию и депрессивные наклонности, выдавая их за лень. Только этому парню он зачем-то стал нужен. Но и это не главное. Майки необходим Такемичи.