А в чаще волки воют

«Почему именно я?» — пронеслось в голове Шастуна, когда его приставили к новому лейтенанту-выскочке. Да, старших по званию нужно уважать и все такое, но этот был какой-то по особенному… скользкий. Перевели к нам в Военную часть откуда-то с Севера, ходят слухи, что из Ленинграда. Из Ленинграда в деревушку под Душанбе, его жалеть надо! — Рядовой, не спите за рулем? Сверните к комку, выкружим пару минут из графика, — лукаво произнес Попов, поправляя фуражку. Две звездочки на погонах игриво поблёскивали, пуская солнечных зайчиков. — Так точно! — отчеканил Антон, сворачивая к комку.

***

— М? — Попов выудил из коробка папиросу. — Да берите уже! — Спасибо, Арсений Сергеевич! — Шастун с радостью принял подачку. Табак обжег горло, спускаясь к легким. — Можете просто «Арсений». — Не имею права, товарищ лейтенант! — На что Попов только нахмурился. Он затянулся еще раз, немного подержал и выпустил остатки сизого дыма Антону практически в лицо. И выдал короткое: «Приказ!» Противиться тот права не имел.

***

После нескольких недель «Арсений», как он заставил себя называть, Антона раздражать не перестал. Но к счастью, на глаза попадался он чрезвычайно редко. Лишь пара поездок в город. Да и те проходили по большей части в тишине. Лейтенант изредка что-то шутил, обычно невероятно метко и задористо. И пару раз Шастуна поправлял. Корил за ошибки, но не строжился, как сделали бы офицеры. Иногда задремывал в пути. Шастун в эти моменты поглядывал на него через зеркало. Рассматривал, изучал, ничего более. Подметил и внешность: смоляные волосы и брови, бледная северяцкая кожа. И глаза. Иногда он так посмотрит, и не понятно, что на уме его. Взгляд колкий, ледяной. Аки лезвие. А потом переменится, быстро, словно оборотень. И уже светится улыбкой, а глаза не на лед, а на небо похожи. Шастун ожидал возле машины, в раздумьях. Все-таки загадка этот лейтенант. В сей миг на плечо легла крепкая рука. — Ворон считаете, рядовой? — Антон повернул голову и практически нос к носу встретился с ним. И вот опять, опять это взгляд. Непонятный. Волчий. — Никак нет! Разрешите уточнить, куда сегодня отправляемся? — Шастун отдал честь и немного отошел. Рука лейтенанта соскользнула с плеча и тот дёрнул уголком губ. — В театр, — произнес Попов, важно шествуя к машине. Антон постоял пару мгновений, переваривая, не ослышался ли он, а затем поспешил за начальником.

***

Шастун захлопнул дверь автомобиля за лейтенантом и уже был готов вернуться на водительское сиденье, для ожидания. Но цепкая рука потянула его за предплечье, удерживая: — Куда это вы? — поднял бровь Попов. Шастун несколько замешкал, соображая, что чудик придумал на сей раз. — На водительское, товарищ лейтенант! — Не окажете честь пойти со мной на спектакль? — Антон открыл рот, чтобы напомнить о своем статусе, но увидел ехидную улыбку. — Я настаиваю. Зрители только начинали подходить, Арсений указал на места в третьем ряду, на что Шастун засыпал лейтенанта серией возражений, мол «Так не положено» или «Я могу постоять». Попов лишь улыбнулся своим оскалом и толкнул рядового на места. Антону следовало бы уже запомнить, что его мнение и звание здесь не учитывается. — Бывал уже в театре? — уточнил Арсений, тыкая Антона в плечо. Иногда он был несколько более тактилен, чем следовало бы согласно чину. — Не приходилось! — отчеканил Антон, не поворачивая головы. Этот взгляд он чувствовал кожей и все больше путался. — Тогда слушай… В течении последующих минут, пока не погас свет, Попов пересказывал репертуар, следя за реакцией подчинённого. Тот, видно было по лицу, проникся. Иногда даже поглядывал на Арсения, но каждый раз одергивал себя, возвращаясь взглядом к еще пустой сцене. Интересный мальчишка. -… вот этот хорошо играет! — Антон дернулся, почувствовав горячее дыхание за ухом. Он был так сосредоточен на пьесе, что и забыл о лейтенанте. Испуганный юноша повернул голову к Попову, состроив возмущенную гримасу, мол «отвлекаете». Арсения нужно было видеть в этот момент! Он еле сдерживал смех, по-детски прикрывая рот ладонью. А в глазах плясали шкодливые искорки. Антон медленно отвернулся, возвращаясь к сцене. Проказа повторилась еще несколько раз, заставляя кончики ушей рядового краснеть. То ли от возмущения, то ли от чего еще.

***

— Как вам пьеса? — Лейтенант развернулся на пятках, цокая каблуками. Он улыбался искренне, не впервые, но явление редкое. — Великолепно, товарищ лейтенант! — Свожу вас когда-нибудь в Ленинградский театр, вот там по-настоящему «великолепно»! — Попов мечтательно посмотрел в темное небо, произнося последнее слово по слогам. Антон замер, наблюдая, как ветер развивает смоляные пряди. Арсений повернул голову, поймав его взгляд. Шастун глаза не отвел. В такие спокойные моменты в Попове будто проявляется нечто другое, темное и жуткое. И тихое. Как сосновый лес. — Антон? — Попов склонил голову, указывая на машину. А Шастуна током пробило. «Антон». Впервые по имени назвал. И звучало оно… словно по-особенному, иначе. Он на ватных ногах последовал за лейтенантом. Сегодня они больше не говорили.

***

— Что гложет? — Ирина сидела практически вплотную, за общим столом было не так много места, чтобы размахивать локтями. — М? — Антон продолжал ковырять овсянку, аппетита не было совсем. Арсений уехал куда-то и носу в части не показывает уже больше недели. Отчего-то Шастуна это волнует. Он и сам не знает почему. Лейтенант ему даже не друг да и вообще… — Бесит он! Кузнецова поперхнулась чаем от резкого ответа: — Кто..? А, — она перешла на шепот. — Лейтенант этот твой? Приставка «этот твой» почему-то Шастуна добила. Он отложил ложку, понимая, что занятие бесполезное. Кротко кивнул подруге, надеясь, что та разговор замнет. Не тут то было! Она ещё в течении пары минут пела лейтенанту дифирамбы, пока виновник торжества не появился в столовой. Шастун аж дернулся всем телом, и замер, как пружина. Заметит или нет? Посмотрит или нет? Почему-то Антону хотелось и того и другого, может пора к врачу? — Помяни черта… — прошептала Кузнецова, возвращаясь к трапезе.

***

Антон все ждал, подойдёт ли к их столу Арсений. Глупо было полагать, что да. Ведь не принято так. Зато, тот выловил их с Ириной сразу на выходе. Будто поджидал, волчара. Шастуна он прихватил за край рубашки. Так и держал, пока говорил: — У меня для вас порученье есть! И вы, Ирина — ничего, что я к вам по имени? Антон машинально надул щеки и попытался выдернуть рубашку, но Арсений только крепче сжал, немного таща на себя. Получив одобрение от Иры (которая уже десятикратно успела зардеть), лейтенант продолжил: — Едем в Ленинград, по делу! Мне поручили взять двоих в помощь, удачно, что вы подвернулись! — Арсений заговорщицки перешел на шепот, -… но и время свободное будет, так что, Ирина, не станет ли для вас проблемой составить нам прогулочный маршрут для осмотра города? Я хоть и местный, но гулять по достопримечательностям как-то не приходилось. О да, Антон узнает это выражение лица. Снова задумал какую-то пакость и радуется. А он сам и потакать рад, почему-то. А может рад поездке в Ленинград. Ранее только в Москве, да в родном Воронеже бывал. А сейчас здесь гниет.

***

Номер в городском отеле был выделен только один. Шастун был готов начать разбирательство на стойке регистрации, но Попов поддел его под локоть: — Спокойно, уступите номер даме! — лейтенант принял у Антона чемоданы и сам покатил их на выход, — Пойдемте, поймаем машину. — И куда? — Антон лишь вздохнул, не удивляясь импульсивности начальника и перехватил свой чемодан. Хотел взять и вещи Арсения, но тот лишь грозно посмотрел, ляпнув «Я вам не девка, не нужно за мной сумку таскать!». Попов уверенно подошел к какому-то пухлому мужичку, по видимости, бомбила. Назвал адрес и собственноручно загрузил оба чемодана. — Вы не ответили на мой вопрос, — неуверенно произнес Антон. Ему было непривычно ехать в салоне, не за рулем. Тем более на заднем, с лейтенантом. Тот настоял сам, чтобы Шастун сел именно на заднее. — А? А, точно! Домой, конечно, — Попов поправил рубашку. Даже в гражданской одежде он всегда выглядел с иголочки, — Мне выделена квартира, небольшая, но нам хватит. Шастун опешил, поднял брови. Диву дается. — И я вас не стесню? Арсений залился смехом, то ли от Шастуновского лица, то ли от собственной шутки. «Только если я вас!» — еле проговорил он, сквозь смех. Антон, в привычной обыкновенности, настрой Попова подхватил и немного расслабился.

***

— Я дам вам белье, постелите на полу. Жилплощадь оказалась совсем крохотной, зато в новом доме недалеко от центра и, как сказал Попов, с хорошей транспортной проходимостью. Одна комната с двуспальной кроватью и видом на какой-то из каналов реки. Полупустой открытый деревянный шифоньер в коридоре. Совмещенные туалет с ванной. А вот кухня просторная, с резным столом у стены. Антон подметил необычность интерьера: много глянцевых поверхностей из темного дерева в аккомпанементе с яркими креслами и шторами. — Пойдите с дороги в ванну, я пока соберу что-нибудь на плите, — Арсений махнул рукой и отошел в кухню, не принимая возражений. Антон и рад, так устал с дороги. Избайбох, что приехали к вечеру и к работе нужно приступать только завтра. — Не шедевр, но что было. Я тут все-таки давненько не был, — произнес Попов накладывая вареные макароны. И тут происходит то, чего Антон точно ожидать не мог — Арсений выудил из шкафа бутылку шампанского и уже принялся ее открывать. Рядовой не знал, что в такой ситуации будет правильнее: выразить негодование, или предложить помощь… В итоге он просто подошел вплотную, наблюдая за действом. Арсений действовал аккуратно, но все же отодвинул юношу подальше, наказав: «Щас как пробкой вдарит, кыш!». Бутылка хлопнула, заполняя помещение какой-то новогодней атмосферой, что довольно удивительно, лето же. — Бокалов нет! — улыбнулся Попов разливая алкоголь про граненым стаканам. Когда Антон приложился губами к краю, Арсений остановил его привычным «Пжди-пжди-пжди!». И поманил за собой. В спальне стоял Рубин-714/Д, в народе просто «Рубин». Антон впервые видит цветной телевизор, картинка как в жизни…чудеса. Кажется, последнее он произнес вслух, потому что Арсений по-доброму захихикал, заваливаясь на кровать с тарелкой и стаканом. — Да садись, — безразлично проговорил лейтенант, возвращаясь к телевизору для поиска нужного канала. Он остановился на какой-то свежей комедии про некую Никанорову. Шастун аккуратно присел на край койки, отставляя стакан к тумбе и поглощая макароны. — За знакомство! — потянулся Арсений стаканом к Шастуну, на что тот улыбнулся и вторил фразу. К середине бутылки, Антон уже распалился. Не стеснялся закинуть ноги на кровать и смеялся над подколами Арсения куда звонче обычного. Тот выглядел особенно забавно, негодуя над «глупым кино». Его обычно идеальная прическа растрепалась, а над ухом торчала особенно выбитая прядь. Антон все думал, как бы ее поправить. Бутылка опустела и укатилась куда-то под кровать. Комната чуть-ли не вибрировала от смеха Арсения, который уже минуту не может остановиться. Антон снова сделал или сказал какую-то глупость, которая чрезвычайно рассмешила лейтенанта. Он буквально валялся на простыни, хватаясь за живот. И когда казалось, что смех стих, Арсений вновь поворачивал голову на надутого от возмущения, обиды, стыда, алкоголя или всего вместе, Антона. И заливался с новой силой. Шастун так хотел вдарить ему подушкой и подумал, почему нет? Может алкоголь заставил его переступить дозволенные границы, а может Арсений их переступил сам, спаивая подчиненного. Антон замахнулся подушкой и легонько шлепнул ей по Попову, тот на секунду затих, не понимая, что случилось. Шастун даже успел испугаться. Через мгновение Арсений прошептал «Ах так!», хватая в руки другую подушку. Он со смехом замахнулся на Шастуна, а тот отскочил и ударил его еще дважды по спине. Он не мог сдерживать улыбку, смотря на помятого лейтенанта. Так они носились по квартире еще пару минут, шлепая босыми ногами по полу. Пока подушка Антона не рассыпалась ворохом перьев в спальне. «Ага, открылся!» — прокричал Арсений, буквально запрыгивая на юношу и придавливая подушку к его груди. Антон хотел отойти, но кровать будто назло выросла за его спиной. Шастун потерял равновесие заваливаясь назад, он успел лишь прочитать небольшой испуг в голубых глазах напротив. Попов навалился сверху, все еще держа перед собой подушку. Только сейчас Антон заметил, как они запыхались, носясь по комнатам. Он смотрел в голубые глаза напротив и слышал его одышку. Их разделяли какие-то скромные сантиметры. Попов пробежался глазами по лицу, спускаясь взглядом. Лейтенант неуверенно подался вперед и коснулся губами уголка губ Антона. Будто на пробу. Шастун и понять не успел, широко раскрыл глаза, осматривая подрагивающие ресницы напротив. А в животе будто искры. Завидев испуганный взгляд, Попов сжал губы и потянулся назад, чтобы встать. Антон отмер. Он выудил руки из-под подушки, захватывая воротник рубахи Арсения. И прижал к себе. Арсений оперся на локти, впиваясь в губы Шастуна. Тот неумело пытался повторять движения, заставляя Попова улыбаться в поцелуй. Нежность менялась на резкость в диком танго. Антон терял остатки воздуха и усилием отстранил от себя Попова, тут же переворачивая его спиной к кровати. Голубые глаза светились осознанностью. Арсений обвел рукой подбородок Шастуна, притягивая того обратно. Поцелуи стали глубже, ритмичней. Попов покусывал чужие губы и обводил их языком. Антон чувствовал что-то странное в легких и животе. Будто ток. Он тихо простонал в поцелуй, испугавшись звука, который издал. Арсения это лишь больше распалило. Он перетащил их на центр кровати, цепляясь за Шаста ногами. Не отрываясь от губ, начал расстегивать пуговицы рубахи. Антон, не зная куда деть руки, оглаживал спину лейтенанта. Закончив с пуговицами, Попов перешел с поцелуями на шею. Следов на видимых местах оставлять нельзя. Он прикусил ключицу, наблюдая за реакцией, а сам расстегивал ремень штанов юноши. — М-м, Арсе...ний — то ли прорычал, то ли прошипел Шастун, прогибаясь в пояснице. Попов продолжил спускаться ниже, огибая пресс и оставляя за собой полоску краснеющих пятен, на каждое из которых получал Антоновский всхлип или сексуально протянутое «А-а-арс». — Мне даже нравится, когда ты вот так зовешь меня «Арсом»… — хрипло прошептал он в самое ухо, обжигая дыханием. Попов расстегнул свою рубашку и снял с них штаны, откидывая подальше. Он хотел полностью стянуть рубаху и с Антона, но она разметалась по простыням, делая юношу еще сексуальнее. Антон обвил руками его шею закидывая ноги на бедра, а Попов подложил ему под спину выжившую подушку. Шастун запустил пальцы в смольные волосы, утягивая в продолжительный поцелуй. Арсений поддел пальцем чужую резинку трусов и отстранился, смотря прямо в глаза: — Антон… — гортанно прошептал он, следя за реакцией парня. Шастун закусил губу, неуверенно кивая. Лейтенант вернулся к губам, просовывая руку под резинку. Он почувствовал, как юношу пробила легкая дрожь и как он сильнее сжал его бедрами, скрещивая ноги за спиной. Арсений поглаживал его член, снова спускаясь поцелуями ниже. Он опустил голову к бедрам, прикусывая внутреннюю сторону, а затем сразу целуя. Шастун плавился от непривычных ощущений, запрокидывая голову назад. Он тихо всхлипывал и цеплялся тонкими руками за все подряд каждый раз, когда Арсений оставлял краснеющий засос. Воздух покинул легкие Антона, когда он почувствовал горячий язык. Попов провел им по всей длине, оставляя дорожку слюны. Когда он добрался до головки, Шастун с усилием отдернул его назад, заглядывая в голубые глаза. Попов крепкими руками сжал бедра и дернул на себя, так что Антон вскрикнул от неожиданности. Он подмял юношу под себя, не оставляя пространства между телами и просунул руку в собственные трусы. Антон застонал в поцелуй, когда головки членов соприкоснулись. Он чувствовал нарастающие волны возбуждения и уже еле сдерживался. Арсений обхватил оба члена рукой, наращивая темп. Второй рукой продолжал оглаживать тело юноши, заставляя его выгибаться от новых ощущений. — Арс-с, я сейчас… — буквально простонал Антон, закатывая глаза и набирая воздух. Лейтенант оперся лбом о его плечо, так же подходя к финалу. Он чувствовал, как ногти царапают спину и ускорил темп. Антон кончил, запрокинул голову, простонав что-то нечленораздельное. В его глазах быстро менялись оттенки, а по телу расползся горячий дурман. Арсений дошел до предела следом. Он откинулся на место рядом, пытаясь восстановить дыхание. Не смог. Шастун утянул его в новый, на этот раз долгий и тягучий как патока, поцелуй.