На кончиках пальцев

Снейп прошел через все муки, какие только может пережить больной с его диагнозом. Если такие вообще когда-либо были. Сначала он гордо сносил свои приступы, как этого требовали от него совесть и беспристрастные действия медсестры. Боясь пасть в собственных глазах, он собирал все свое мужество и крепился. Зельевар был уверен, что обладает достаточной выдержкой и твёрдостью духа, чтобы не сломиться. Так прошла неделя. Вторая. Месяц. Но боль, казалось, не собиралась так просто выпускать его из своих тисков и внезапное предположение чёрной тучей затмило зарю надежды. А что если так будет всегда? Упав с высоты своей гордыни, Снейп стал умолять. Он просил, чтобы ему перестали давать это чёртово зелье. Он даже мысленно убедил себя в том, что свыкся со своей слепотой и вполне сможет прожить остаток своей жизни без зрения. Гертруда отказалась, но Снейп продолжал просить. Часто в часы, когда боль ещё не овладевала его разумом, воображение Снейпа рисовало ему свою скромную палату в Мунго, в которой рядом с его постелью сидела Лили. И хотя Снейп встречал в жизни женщин, гораздо более достойных, чем Лили Эванс, он всегда поднимал избранницу своего сердца на пьедестал, вознося ее над всеми остальными женщинами. Было в этом чувстве что-то сродни религиозному преклонению перед ней. В один из таких дней он даже попытался заговорить с ней, но поняв, что говорит в одиночестве, ему стало страшно. Чувство смутного ужаса овладело им, и только теперь он осознал все безрассудство и даже нелепость своего поведения — он начал вязнуть в смолистой тине сумасшествия. Снейп впал в угрюмое оцепенение. Судьба Лонгботтомов была известна всем в магическом сообществе. И он был одной ногой на той же тропе. Оцепенение сменилось исступлением, которое словно туман затмило его разум. Он начал изрыгать проклятия. Во всём виноват Поттер! Что старший, что младший. Снейп в очередной раз нашел утешение в этой мысли; все его горести, все его страдания, боль и унижения — всё это их вина. «Завистливым душам свойственно ненавидеть людей за то, что те якобы отнимают у них счастье», — зачем-то вспомнил он слова Дамблдора. Пока Снейп проходил через все эти мытарства, прошло почти полтора месяца. «Я лишился всего, что привязывало меня к жизни», — под конец думал про себя Снейп, засыпая усталый и разбитый после приступов боли, отчаяния и бешенства. — «Она послала меня к дьяволу, но… дело в том, что я и так всё это время был в аду.» Когда мужчина закрыл глаза, перед ним кружился рой блестящих точек, потом он вспомнил, как бродил по сознанию мисс Грейнджер. Он был не прав. Она обладала блестящим умом, а её сердце было вовсе не сухим, как страницы книг, что она любила читать. Душа, которой он успел коснуться, была мягкой, чистой, отзывчивой. А сама она — живой, настоящей, — единственной, кто приходил к нему. Голова Снейпа шла кругом; он так ослабел, что мысли его растекались, точно туман, и он не мог больше сосредоточиться.

***

Гермиона ненавидела ежегодные обследования. Но этого требовало от своих работников Министерство магии, и вот теперь она снова в больнице Св. Мунго. Она не была здесь почти месяц и, будь на то её воля, не возвращалась бы сюда никогда. Лифт остановился на третьем этаже и в него вошла Гертруда. — Мисс Грейнджер, — поздоровалась медсестра. Гермиона скупо кивнула в ответ, продолжая смаковать горячий шоколад из бумажного стаканчика. — Вы перестали приходить, — после нескольких секунд неловкого молчания, снова заговорила Герти. — Мистер Снейп о вас спрашивал. Гермиона чуть не поперхнулась. С какой стати этому гаду о ней справляться? Он её ненавидел. И теперь это чувство было взаимным. — Как он? — спросила мисс Грейнджер только из вежливости. На самом деле его самочувствие не волновало её от слова вообще. — Хуже, — ответила медсестра. — Курс приёма зелья подходит к концу. Теперь приступы боли короче, но… острее и изнурительнее. Он вымотан до предела. — Вот как? — волшебница хотела, чтобы это прозвучало отрешённо, но если она и смогла бы обмануть Герти, себя обмануть ей точно не удастся. И хотя обида всё ещё жгла ей душу, Гермиона никогда не была злопамятной. Она не простила его, но и зла не желала. — Какие бы разногласия не были между вами… навестите его, мисс Грейнджер, — попросила Гертруда. Глаза Гермионы округлились от удивления. — И хотя… он в этом вам никогда не признается, ему станет легче. Я многое повидала в стенах этой больницы, поэтому знаю. Медсестра больше ничего не сказала и вышла из лифта, оставив мисс Грейнджер в немой задумчивости. Она никак не ожидала, что под внешней суровостью Гертруды ещё скрывался остаток человечности. Когда большая стрелка часов перевалила за двенадцать, мисс Грейнджер с грубой торопливостью захлопнула папку, заперла документы в нижнем ящике стола и закрыла за собой дверь. Проходя мимо киоска с цветами, волшебница мысленно рассмеялась: их конфетно-букетный период резко закончился. По большей части из-за того, что Снейп был сволочью. Да и с какой стати ей теперь носить ему гостинцы? В этот раз перед тем как войти в палату, Гермиона постучала. Как она и ожидала, ей никто не ответил. Она постаралась как можно тише открыть дверь и была встречена полумраком комнаты. Жёлтый тюль сменила чёрная шерсть — яркий свет слишком сильно раздражал чувствительные глаза зельевара. Как и в первый раз, мисс Грейнджер поразилась гибкости тела её бывшего профессора. Его спина прогнулась, а сам он как-то неуклюже пытался завалиться на бок. Лихорадочно тяжёлое, рваное дыхание вырывалось у него из груди. Он то шипел, то тихо стонал. Наконец его отпустило. Гермиона несмело села рядом, как делала это раньше, и окинула лицо Снейпа тревожным взглядом. Его волосы были взмокшими. Несколько прядей прилипли к виску и подрагивающим губам. Когда мужчина открыл глаза в них не было удивления, только смертельная усталость. — Герти просила меня к вам зайти, — тихо произнесла мисс Грейнджер. — Сказала, что вам хуже. «Вы… — его голос был слабым хрипом в её голове, — настоящая?» Она поняла, чего он опасался, каких трудов ему стоило всё это время не лишиться рассудка. Просто невероятно, насколько одинаково два человека, подвергнутых страданиям, мыслят и как легко они понимают друг друга с полуслова. Гермиона потянулась рукой к его лицу, чтобы убрать чёрную прядь, которая теперь так и норовила попасть ему в рот. От её простого прикосновения, Снейп вздохнул с облегчением. «Я беру свои слова назад, — устало и даже смиренно прошептал он. — Каждое слово… Только… не уходите. Ради всего святого не лишайте меня своего присутствия, своего голоса.» Теперь он был рад слышать хоть чей-то голос, ощущать хоть чьи-то прикосновения. Сегодня его не будет преследовать вереница призраков из прошлого. Когда эта мысль запала Снейпу в душу, он вскоре почувствовал, что ум его проясняется, а смутные мысли снова выстраиваются в нужном порядке. Его слова породили мёртвое молчание. Душу брала оторопь при мысли: какие страдания Снейп испытывал от своей покинутости, раз был вынужден сознаться в невольной слабости. Волшебница вздрогнула. Всё отчаяние прошедших недель охнуло в ней. — Хорошо, — наконец тихо ответила Гермиона, полусознательно улыбаясь. — Я останусь до тех пор, пока вы не заснёте.