Цзышутки

      Се Ван лежал на жесткой кровати и рассматривал потемневшие от времени доски стены, изредка проводя пальцами по естественному деревянному узору. Он слишком хорошо знал этот узор. Ровно как тени под потолком, паутину и местами раскрошившуюся побелку.       В окно, за которым раскинулась густая листва, из-за которой порой пробивались солнечные лучи и кусочки яркого голубого неба, Се Ван старался не смотреть. Он не был заперт и мог бы хоть сейчас встать и пойти во двор, прогуляться, но не видел в этом смысла, не видел себя в этой красоте жизни. Се Ван чувствовал себя, словно был в отдельном, темном, лишенном красок мире, словно на дне глубокого колодца, откуда можно лишь наблюдать за настоящей жизнью, не имея возможности и права в ней участвовать.       Его мир погас, снесенный снежной лавиной. Утонуть и остаться во мраке, погребенным под слоем мерзлоты было бы более правильным. Се Ван хотел бы, чтобы все закончилось именно так. Он должен был остаться с Ифу навсегда. Но даже этого ему злая судьба не позволила.       Даже в смерти Ифу отверг его.       И всё из-за какого-то монаха с горы, которому взбрело в голову заниматься непрошенной благотворительностью.       Се Ван не хотел верить, что очнулся. Не хотел верить, что этот потолок и окно, кровать под ним, реальны. Не хотел принимать еду и питье из заботливых рук. Он смутно помнил, как ещё в полубреду, не до конца поправившись, обещал разорвать на куски своего спасителя и после ещё не раз и не два сыпал угрозами. А в ответ…       Поначалу в ответ ему только меняли повязку на голове или давали лекарство. После в ответ летели усмешки и фразы, способные вывести из себя даже Будду. И Се Ван злился, краснел, словно рак, а не скорпион, носился за бессмертным, норовя привести угрозы в исполнение. А ему словно того и надо было, только усмехался ещё больше и уходил от всех атак, словно перед ним был не глава наемных убийц, а разыгравшийся котенок.       Примерно в этот момент Се Ван начал уважать Е Байи. Он был силён. Очень силён, а Скорпион уважал силу. Но при всём этом, Се Ван совершенно не понимал, к чему стремится этот человек. Он не видел мотивов или амбиций, планов, в конце концов!       На прямой вопрос, заданный после долгих перепалок совести и любопытства, Се Ван получил обескураживающий ответ: «Лапша и клёцки. Ещё вино: в этом городе только дрянь попадалась, но я ещё не всё попробовал, может найду что получше. Чем не цель?»       Скорпион не знал, что именно движет Е Байи. Зачем он помог ему, для чего возился всё это время, кормил с ложки? Что ему нужно? За свои двадцать с небольшим лет, Се Ван вынес для себя, что люди, с которыми он взаимодействовал, делились на два типа: те, кого он использовал и те, кто хотел воспользоваться им. Ещё был Ифу, но он был в глазах Се Вана выше обычных людей, выше всех.       Се Ван изводил себя мыслями, пытаясь обосновать, что может быть нужно этому Бессмертному. Он хочет зачем-то использовать скорпионов? Но они уничтожены, да и зачем кому-то обладающему навыками как у Е Байи вообще наёмники? У Се Вана одна за другой отпадали рациональные идеи.       Потом ему пришла мысль, что возможно, этот отмороженный дед с горы хочет его тело? Ну, бывает всякое, на Скорпиона и раньше заглядывались мужчины, но для него тогда только Ифу имел значение. Но и этот довод был отметен после пары намеков и однозначного «нет» на любые попытки предложить себя.       Се Ван чувствовал себя должным и потерянным одновременно. Он все время ждал, что Байи придет и попросит хотя бы денег за спасение и тогда Се Ван закатит заранее продуманную истерику о том, что он не просил себя спасать. Хотел высказать всё. Даже ругань подготовил заранее, чтобы побольнее задеть.       Е Байи просто пришёл и сказал, что Се Ван здоров и волен идти на все четыре стороны или оставаться здесь, а Бессмертный уходит прямо сейчас. Наверное, именно в тот момент что-то произошло, что-то треснуло в сердце. В тот самый момент, когда после оценивающего взгляда и хмыканья, Се Ван получил легкий кивок в знак согласия на свой бесконечно глупый вопрос, можно ли ему пойти вместе с Е Байи.       Они шли от одного места до другого без какой-либо цели. Поначалу это ужасно бесило Се Вана, он ругался и допытывался, в чем же здесь смысл, на что Е Байи отвечал либо названиями блюд и вин, либо напоминал, что Скорпиона с ним ничего не держит. Се Ван обижался на такие слова больше всего. Обижался, но не уходил. А затем он увидел, как солнце встает между холмов, пронизывая лучами утренний туман, когда они заночевали под открытым небом по дороге из ниоткуда в никуда. Се Ван постепенно открывал для себя те мелочи, которых избегал за ненадобностью всю жизнь и которыми наполнялся мир Е Байи.       В этот момент они почти перестали постоянно ссориться и стали много говорить. Е Байи мог много рассказывать, в основном, о том, что раньше всё было гораздо лучше, вино вкуснее, а женщины краше, но Се Ван, возможно, куда более опытный в таких вещах, видел, что Е Байи смотрит не на женщин, а на него. В голову снова полезли мысли о том, что он нужен Бессмертному в качестве объекта, но совесть не позволяет сразу его взять и оставить в покое. Се Ван решил подыграть, расплатиться телом и затем уйти. Он снова закупился косметикой, расчесал волосы и улыбался самой заискивающей улыбкой. Поначалу это работало, как старался уверять себя Се Ван. Хотя наибольший прогресс в его соблазнении Бессмертного происходил в моменты, когда Се Ван напрочь забывал о своей роли.       Се Ван увлекся. Он заставлял себя верить, что это просто игра и не больше, а сердце замирает от краткого прикосновения просто потому, что это очень глупое сердце. Всё шло почти идеально, Се Ван думал, что ещё немного и они наконец переспят и можно будет жить свободно, но опять не вышло.       Е Байи словно подменили: он больше не отвечал на улыбки и не реагировал на прикосновения. Он был по-прежнему внимателен и даже заботлив, но не более. Се Ван больше не ловил на себе его взгляды, Е Байи вообще почему-то стал реже на него смотреть.       Се Ван понял, что заигрался слишком сильно. И именно в тот момент, когда хотел прекратить игру и начать всё по-настоящему, Е Байи закрылся от него. Се Ван вспомнил пьяную попытку затащить Е Байи в постель напрямую и спрятал лицо в подушку, сгорая от стыда. Его пьяную выходку и рваные поцелуи встретили… спокойно. «Лучше бы он накричал на меня… Сказал бы, что я шлюха и он не хочет меня видеть, но нет! Нужно же быть таким порядочным, тошнит от этого…»       Се Ван вспоминал, сгорая от стыда, как его, словно маленького ребенка, отцепили от себя и уложили спать. «Он уложил меня к себе в постель… И руки у него были такие теплые…» От этих мыслей Скорпиону становилось ещё больнее. Он понял, что снова привязался к человеку, которому он не нужен.       Скорпион был один.       Се Ван днями напролет лежал у открытого окна. Пару раз он выбирался в люди, зачем-то заказывал ту же еду, что ел вместе с Байи, но теперь она на вкус была не лучше бумаги.       Бессмертный, казалось, не замечал ничего.       Скорпион же словно всё больше терял пути к свету. Он хотел, чтобы Байи заметил его, чтобы посмотрел на него так же, во все глаза, как сам Се Ван. Но в темных глазах Бессмертного сложно было хоть что-то разглядеть.       И тогда скорпион подумал, что должен уйти. Но куда? Он не нужен целому миру, у него не осталось ничего и никого и даже этому ворчливому деду он не особо нужен, променяет на миску пельменей и не заметит.       Се Ван встал с кровати. Он окинул взглядом комнатушку. За окном вечерело. Се Ван с бесцветным лицом спустился вниз и попросил приготовить воду для купания. Потом снова вернулся наверх и привел себя в порядок, накрасился и достал свой самый любимый гребень. Он положил его в шелковый платок вместе с запиской, над которой долго сидел и наконец вывел всего три иероглифа. Поднялся и отнес в комнату к Байи.       Того на месте не оказалось, поэтому Се Ван положил на кровать сверток и вернулся к себе. Как раз принесли воду.       Се Ван разделся полностью, но, поразмыслив немного, надел обратно нижние штаны и рубашку и погрузился в воду. Посидел немного, откинул волосы назад. В руке блеснул кинжал. Он полоснул по руке, оставляя себе возможность думать и до конца испытывать хоть что-то.       Е Байи собирался напиться. Напиться вдребезги, так, чтобы себя не помнить. И не помнить мелкого засранца, свалившегося ему на голову. «Ты сам его спас и выходил». Байи налил себе ещё вина, потом передумал и стал пить прямо из кувшина. И в какой момент он позволил какому-то мальчишке залезть к себе в сердце? Он просто хотел дать этому юнцу второй шанс, прожить жизнь без сумасшедшего папаши, хотел показать, что в этом мире есть что любить и ценить.       Байи понимал, что этот болезный скорее всего начнет испытывать к нему чувства, но не представлял, что сам тоже начнет их испытывать. Он оказался не готов. И теперь старался сдерживать себя, не давая ложных надежд, ведь этот парень…       Кувшин закончился. Настроение не поднялось ни на цунь. Байи вернулся на постоялый двор. Вечер опустился на этот городок. В конюшне переминались с ноги на ногу и шумно вздыхали лошади, где-то в глубине домов плакал ребенок. Байи решил продолжить напиваться в своей комнате.       Он заметил сверток на кровати и почти сразу понял, что что-то не так. Сверток пах духами Се Вана. Легкая ткань развернулась, обнажая записку и гребень.

«谢谢你»

***

      Се Ван очнулся с ощущением боли в руке. «Я всё ещё здесь, ну и позор…» Он хотел встать, но его слабый порыв удержала чья-то рука, а до боли знакомый голос над ухом произнес:       - Очнулся? Вот и умница, лежи спокойно, не мельтеши.       Се Ван готов был зарыдать и умереть от стыда прямо сейчас. Но он мог только открыть глаза и понять, что лежит на руках у Байи, укрытый одеялом, а чужая ци ровным потоком вливается в его тело.       - Старший Е… Зачем Вы спасли меня? – Се Ван поднял взгляд на Байи, полный непонимания и боли, - Почему заставляете мучиться здесь, если я Вам не нужен? Почему я не могу наконец найти покой?       Голос вдруг задрожал, а предательские слёзы застили глаза, скатываясь по лицу и затекая в уши.       - Прости, - Байи впервые говорил таким тоном, без колкостей и сарказма.       - Вы же всё видели, не могли не понять, что я чувствую, - Се Ван сдался и всхлипнул.       - Прости, - повторил Бессмертный, - Ты прав, я видел. И должен был понять, что с тобой происходит, - Байи выпростал одну руку и длинным рукавом бережно стер чужие слезы и прижал Се Вана к себе, - Но… оказался не готов к собственным чувствам и повёл себя как дурак. Прости, что заставил тебя пройти через это.       Скорпион весь напрягся в чужих руках, не веря своим ушам и тому, что сейчас делал Е Байи.       - Я … Ты стал слишком дорог мне, - Бессмертный говорил спокойно и строго, будто с самим собой, но все его движения, всё было пропитано нежностью. Он бережно держал Се Вана в руках и укачивал, словно ребенка, - Тогда я думал, что будет лучше дать тебе свободу, отпустить. А потом понял, что сам привязался слишком сильно, думал, что смогу справиться, если ограничу себя. И оказался неправ. Прости меня.       - Байи… - он смог прошептать только это, - Это я… Я должен просить прощения… Ты не злишься на меня?       - Ты просто влюбленный мальчишка, - Бессмертный вздохнул и ласково погладил Се Вана по голове. Скорпион только стиснул зубы, осознавая, насколько глупо выглядел в глазах Е Байи.       - А я – старый влюбленный дурак. И не разглядел, что с тобой происходит, пока пытался справиться со своими чувствами.       Се Ван распахнул глаза, высматривая в Е Байи намек на шутку или сарказм, но тот склонился к нему, и Скорпион утонул в теплоте темных медовых глаз, слишком внимательных. Завороженный этим моментом, Се Ван не понял в какой момент расстояние между ними сократилось до критического минимума. Только теплое дыхание обожгло, а осторожное прикосновение губ сломало последнее: внутреннюю стену, отделявшую Се Вана от этого мира все это время.       Он ответил, вкладывая в поцелуй столько эмоций, сколько вообще можно вместить, подался вперед, обвиваясь непослушным телом вокруг Бессмертного, скользнул здоровой рукой к чужой шее и запустил пальцы в волосы, требуя большего. Байи целовал Се Вана словно тот был драгоценной святыней, распаляясь и поддаваясь чувствам, которых не испытывал долгие годы. Он отпускал прошлое, застрявшее в голове на десятилетия. «Теперь всё по-другому, он тоже нужен этому человеку, в той же степени, в какой сам нуждается в нем.»       У Се Вана закружилась голова, но он не готов был отпустить Байи даже на миг. В глазах потемнело, тело ослабло и на миг сознание ускользнуло.       - Тише ты, глупый, успеется, - расслышал Се Ван выныривая из тумана забытья. Его снова окутывала такая родная энергия ци, - Я никуда не уйду, отдыхай, я побуду с тобой.       - Обещаешь?       - Обещаю.