Абсолютный проводник

      Все люди как дети, беспомощны и наивны, и любопытство их часто ведёт не к добру. Зеваки в строительных ямах, подростки на крышах поездов, экстремалы-любители на шпилях высоток, диггеры в городских катакомбах заброшенной ветки метро и офисные клерки, застрявшие задницей в металлическом каркасе качелей — четверть века Моррис посвятил им, посвятил свою жизнь их жизням, потому что работа в Службе Спасения не может быть другой.       Между пожарами, наводнениями и случаями публичного суицида он чудом умудрился завести семью. Жена Сара любила его и любила декоративные розы, которыми очень скоро оброс маленький домашний балкон. С рождением Макса они переехали, и места для роз стало больше.       Иногда Моррис приходил среди ночи, голодный, грязный, злой на мир и на Бога, он падал на диван в засаленной форме, он думал о том, как хочет влить себе в горло бутылку-другую, и только чёртовы цветы напоминали ему о двоих спящих наверху. И он шел в душ, а потом к жене. Утром он целовал сына и вез его в школу, и не понимал своего счастья.       Бог наказал его.       Однажды в ноябре командировка затянулась, жена и сын, уже старшеклассник, поехали в путешествие по горам одни. Моррис хорошо помнит солнечный день, когда ему позвонили в номер отеля и сообщили о двух телах, найденных среди соснового леса. Макс и Сара заблудились во время дождя, потеряли дорогу к кемпингу и замёрзли.       С тех пор прошло двенадцать лет. Моррис бросил службу и переехал в поселок, где видел жену и сына в последний раз. Он продал квартиру и купил старенький дом с пристройкой под рюмочную. Местные мужики собрали добровольцев, и вскоре частный поисковый отряд под руководством бывшего спасателя начал свою тихую регулярную работу.       Все говорили, что Моррис — широкой души человек, альтруист, что благодаря ему горы стали убивать куда меньше людей, и туристы потекли в деревню реками. Сам он знал, что горы всегда голодны. Он исходил округу на километры, выучил каждое дерево и каждый овраг, как будто его семья по-прежнему скиталась где-то неподалёку, неслышимая и невидимая для глаз.       Появление мальчишки Фрикса едва ли помогло, но пацан ходил совсем неприкаянный, и через полгода Моррис стал проводить больше времени в баре, чтобы присматривать за ним. Сложно сказать, искал ли он замену сыну: Гон был харизматичным и упрямым, совсем непохожим на Макса, но смерть Кайта всё перевернула с ног на голову. Одиночные походы, неоправданный риск, спасения людей вопреки правилам безопасности, и, наконец, попытка самоубийства — Гон не давал Моррису скучать, но никогда по-настоящему не «загорался». До появления странного городского с ватой вместо волос. Дело пахло проблемами, но, глядя Гону в лицо, Моррис понял, что абсолютно бессилен.       Такой оказалась его судьба — снова и снова терять близких.       Рация Гона не работала уже давно с момента последнего сигнала. Чуя неладное, Моррис снарядил отряд и вылетел вертолётом в точку выхода на пару дней раньше. А ночью, через сутки после приземления, белый мальчишка приполз в деревню. Выдирая окровавленными руками траву из-под снега, он был похож на животное в агонии, умирающее, но отчаянное. Он схватил Морриса за борты авиаторской куртки и сказал страшное — что Гон лежит внизу под скалой и не может подняться.       Одному Богу известно, как сам пацан сумел забраться так высоко без горного снаряжения и как мог остаться в сознании: мясо на его пальцах и ладонях было содрано едва ли не до костей, а болезнь высушила щёки. Он брыкался как бешеный по дороге в лазарет и кричал, что хочет идти за Гоном.       — Моррис, тут не видно ни черта! Спускайтесь аккуратнее! — раздался голос одного из ребят. Темнота в горах поздней осенью сравнима разве что с густыми чернилами или дёгтем, мрак которого не способен пробить даже самый мощный электрический луч.       Сбор группы поиска занял некоторое время: нужно было найти людей, взять инструменты, фонари и приёмники, распределить всех на отряды для прочесывания леса. Несколько местных вызвались добровольцами, и Моррис лично пошёл вниз на веревочном тросе.       Они не могли добраться до места вертолётом — с нулевой видимостью ночью в снегу легко разбить винты или, что хуже, навредить человеку, которому нужна помощь. Мёрзлые камни уступа затрудняли спуск, и группа Морриса добралась до земли глубоко за полночь. Работа на отклик не дала результатов, что, впрочем, неудивительно — Гон мог находиться в бреду или в обмороке, мог не слышать их из-за ветра, поэтому отряд разделился для дальнейших поисков. Свет фонарей выхватывал куски чёрно-белого ельника.       — Ты уверен, что место правильное? Снега намело. — напарник Морриса, низкорослый охотник из местных, с причмокиванием закурил папироску. Моррис хмыкнул, шаря по карманам в поисках своей пачки.       — Уверен. Городскому мальчишке незачем врать. Они слишком много времени провели вместе.       — И то верно…— сизые кольца дыма казались молочными на фоне лесной мглы — …Пацан уже на городского-то не похож, больше на нашего. Откуда он?       — Бог знает. Принесла нелёгкая недели три тому назад прямо в бар. Никто с ним идти не хотел, а Гон согласился. Умрет, говорит, без меня…       — Так ведь правда. Гона у нас все знают и принимают с душой, по добрососедски. Хороший парень.       Равнина перед утесом закончилась, дальше лежал косогор. Им предстояло идти по неровным тропам в самую черноту, и Моррис засопел, мысленно проклиная одышку.       — Правда правдой, а где теперь этого сопляка искать? Хочет, чтобы я поседел как лунь.       Другие группы выходили на связь каждые пол часа, передавали — пусто. Люди мёрзли, теряли силы и уверенность, и даже чай из термосов никому не помогал. Обычно в таких случаях по регламенту отряд обязан вернуться на базу, чтобы выступить утром с новыми участниками. Но этот случай был необычным.       Через час Моррис распустил почти всех, кроме самых опытных и выносливых поисковиков, которые знали Гона в лицо. Когда Надежда почти угасла, один из них заметил крохотное пятно на отвесном камне. То был кровавый отпечаток пальца, а внизу, прямо под ним, тянулись цепью свежие волчьи следы.

***

      С приходом солнца первый осенний снег растаял, и бурые листья прилипли к стеклу. Киллуа смотрел только на них, пока Моррис менял ему капельницу на штативе.       — Так и будешь молчать?       Упрямые брови нахмурились. Будь его воля, парень вышел бы с одним ножом наперевес (очень знакомым Моррису ножом), который неизменно держал под подушкой как дракон сокровище.       — Тебе нужно поесть, чтобы восстановить силы.       Лёгкий бульон с черным хлебом сиротливо ютились на тумбочке возле кровати и имели все шансы покрыться плесенью в дальнейшем. Киллуа равнодушно ковырнул краску на поручне.       — Вы его ищете?       Моррис сел на край койки и тяжело вздохнул, нащупав в кармане портативную рацию: он не расставался с ней ни на минуту.       — Пешие группы сменяют друг друга каждые четыре часа. Я лично облетел окрестности, но топливо не бесконечно, а здесь его негде взять.       — Значит, я найду его сам.       Эту пластинку Моррис слышал уже не впервые. Мальчишка подскочил на ноги, едва узнал про отпечаток. Он вылетел на улицу босиком, и, растолкав всех на своем пути, побрел по полю в сторону обрыва, но рухнул, обездвиженный пневмонией и внушительной дозой снотворного. Такие эпизоды случались постоянно, стоило Киллуа прийти в себя и осознать пугающую реальность. В конце концов он просто перестал есть, предоставив заботу о своей жизни капельницам с глюкозой. Он выцветал, как старая фотография, и Моррис понял, что теряет ещё одного ребёнка.       — Послушай, я должен сказать это. Кроме отпечатка мы нашли много, очень много волчьих следов. На снегу была кровь, поэтому…       — Нет! Замолчи.       Киллуа, разом вышедший из транса, прикрыл уши ладонями. Он защищал себя по-детски, так, как это делали все напуганные люди с начала времён.       — Мне тоже больно, мальчик. Но плохие вещи случаются.       — Гон не умер, он обещал.       Моррис вдруг почувствовал, что теряет последние крохи самообладания. Он хотел верить в лучшее, но судьба научила его здравому реализму. На самом деле Киллуа был таким же: поэтому любая еда покрывалась холодной пленкой, а лекарства не помогали.       — Надеюсь, ты прав. Возьму сумку, скоро моя очередь идти в рейд.       У самой двери Киллуа окликнул Морриса, приподнявшись на матрасе. Глаза его были красными.       — Старик, если прав ты… Если вы найдёте тело или хотя бы часть… Я все равно хочу видеть его.       Моррис кивнул, и, проглотив до странного тугую слюну, вышел из лазарета.       Среди участников поисковых групп есть негласное мнение, что человек может быть найден живым только в первые двое суток. Дальнейшие поиски пропавшего превращаются в поиск его останков — Моррис хорошо это знал, но продолжал цепляться за надежду как утопающий за случайный кусок бревна в бурной реке.       С того вечера, когда Киллуа приполз в деревню, прошло целых четыре дня. Девяносто шесть часов. Пять тысяч семьсот шестьдесят минут в условиях мороза, голода и болезни. Если Гон до сих пор дышит, он герой. И лучше бы ему оставаться героем.       Моррис проверил флягу с водой, рацию, компас. Застегнул куртку, ворот которой плотно закрывал подбородок и шею. В жемчужно-золотых лучах осеннего солнца блестящие черные дрозды объедали рябину, прыгая по веткам, а красные глянцеватые ягоды сыпались бусинами на траву. Дымок из хат поднимался по округе и струился вверх лентами, белыми и плоскими, как бинты.       Это наверняка тяжело: быть спасенным и быть беспомощным, быть обязанным человеку, которого, возможно, никогда не увидишь. Быть одиноким.       Первые сутки Киллуа провалялся в бреду, а когда очнулся и узнал новости, с ним произошел припадок. Нервный срыв, в пылу которого пострадала почти вся посуда и лотки с лекарствами. Даже доза транквилизатора не успокоила парня, он метался на кровати весь вечер, повторяя, что не хочет жить.       Без него.       Сигарета кончилась, так что Моррис задавил ее о подошву ботинка и кинул в старое ведро, которое служило здесь мусоркой и пепельницей одновременно. Он внезапно заметил, что деревня странным образом ожила за время его прибывания в палате. Повсюду из окон торчали макушки и любопытные носы местных жителей, бабы в платках выглядывали с крыльца, пряча детей за юбками. Собака в конуре лаяла дурниной — там, куда указывала ее косматая морда, стоял незнакомый вертолёт. Новая, сверкающая машина с вензельной Z на лаковом корпусе. Должно быть, знак какой-то компании.       Подобные гости — редкость в глухих местах.       Пока Моррис припоминал, видел ли он подобный логотип раньше, из вертолета вышел молодой мужчина в черном пальто. Незнакомец подошёл к нему, снял зеркальные «авиаторы» и коротко произнёс:       — Я Иллуми Золдик. Мой брат находится где-то здесь. Проведите меня к нему немедленно.       Острое желание закурить еще одну сигарету заставило Морриса похлопать себя по брюкам. Он совсем забыл, куда девал свои мальборо и спичечный коробок.       — Добро пожаловать, мистер Золдик. Не поймите неправильно, но откуда же мне знать, кто ваш брат.       Человек в пальто сощурил темные, по-восточному вытянутые уголками глаза.       — Вы тратите моё время. Среди этой черни только один наследник многомиллиардной корпорации, думаю, его несложно отличить от других.       — Может, и так. Но я хотел бы увидеть доказательства, что вы родственники. Я, знаете ли, своего рода глава деревни и несу ответственность за каждого человека… — соврал Моррис, игнорируя замечание про чернь. Его беспокоил вопрос о том, как этот холёный, выскобленный до фарфоровой белизны сноб узнал о местонахождении Киллуа.       Незваный гость скривился и небрежно щелкнул пальцами, чтобы через секунду в его руке возникла бумажная папка. До смешного шаблонные амбалы в костюмах стояли по бокам как изваяния.       — Вот фото. Есть еще свидетельство о рождении и нотариальные выписки, там все дети семейства, включая меня. Киллуа всегда любил выдумывать и приукрашивать события — надеюсь, он не наговорил вам всякой ерунды?       — Например, какой?       Золдик едва заметно дернул губами.       — Про преследователей. У него шизоидная паранойя, вы знали? Доктор поставил диагноз полгода назад, после смерти родителей. С тех пор Киллуа сам не свой, убежал из дома и не отвечает на звонки. Кстати, справка из диспансера тоже имеется.       — Это многое объясняет… — Моррис уткнулся в папку с листами. Он прекрасно помнил странных чужаков, которые искали Киллуа уже после их с Гоном выхода на маршрут, а так же последний разговор по рации. Но судя по бумагам, этот Золдик действительно его брат, а справка вполне может быть настоящей.       Рация в кармане затрещала, и сквозь эфирные помехи раздался позывной активной группы.       — «Моррис, прием! Мы что-то нашли! К западу от утеса!»       Человек в пальто указал на шипящую куртку Морриса, словно отвлекая его от мыслей.       — Кажется, это вас.       — Что? Да, одну минуту, нужно ответить… — антенна приемника цеплялась за ткань, и он едва не выронил рацию, размышляя над выбором. Найти Гона или проследить за подозрительным гостем?       — Прием! Что нашли, говорите.       — «Перчатку. И следы человека.»       Золдик отвернулся, как будто разглядывая лес за деревней. Сияющий вертолет на фоне домов с кривыми стенами выглядел машиной из будущего. Чтож, возможно, для Киллуа необходимо именно это — качественная медицинская помощь в городе. И, возможно, они смогут забрать Гона с собой, если Моррис успеет его отыскать. И тогда он спасет их обоих.       — Не уходите с точки. Я в пути.       Папка с документами перекочевала обратно за спину Золдику. Стоило торопиться, пока солнце не ушло за горный хребет.       — Так я могу увидеть брата?       — Да, как только я вернусь. Подождите в местной таверне, она через три дома в конце улицы.       Золдик недовольно цыкнул, однако спорить не стал. Это показалось Моррису странным, учитывая общее впечатление от их разговора.       Но горы не ждали. Он перебросил сумку через плечо и направился к обрыву.