Абсолютный проводник

Переживи всех, переживи вновь, Словно они - снег, пляшущий снег снов. Переживи углы. Переживи углом. Перевяжи узлы между добром и злом. (с) И. Бродский

      Он не сразу понял, что всё закончилось: грохот выстрела звенел ушах до сих пор, а запястье свело от боли. Будь это голливудский фильм, главного героя непременно стошнило бы на траву, но, попирая законы жанра, Гон только плюнул мутной тёмно-вишневой слюной с осколками зуба. Навалилась усталость, тяжелая и безысходная. Конечно, они защищались: если не сделал ничего дурного, нельзя чувствовать себя виноватым. Поэтому чувство вины заменила куда более тревожная и мерзкая дрянь.       Беспомощность.       Ранимая слабость, когда ясно понимаешь, что ты не хозяин своим эмоциям, поступкам, что ты нарушил обещание, простое, как истина — «Не забирать жизнь во имя насилия». Свою ли, чужую, животную, человеческую, всё одно.       Киллуа бросил пистолет наёмника с широким замахом, а потом вернулся, чтобы стереть остатки крови с его лица. Гон не сопротивлялся, ведь ладони Киллуа были тёплыми и совсем не шершавыми, в отличие от его собственных.       Вдвоём они представляли жалкое зрелище из опухших век, разбитых носов и губ, что могли послужить эталоном ботоксного увеличения. Под глазом у Киллуа наливался свежий фиолетовый синяк.       — Я выгляжу так же… Кхм! … незабываемо? — просипел он, щурясь от солнца. Гон попытался изобразить улыбку, но вышла нервная кривая.       — Ошень крашиво… — выговаривать буквы мешал отёк и кровь под языком, которую приходилось глотать через силу.       — Ты в слове «паршиво» четыре ошибки сделал, баран. Открой рот, я посмотрю, сколько зубов тебе оставили.       Это казалось излишним, но Гон раззявил челюсть и выжидательно замер, чувствуя себя крокодилом на приёме у птички Тари. Наверное, из Киллуа получился бы отличный врач. Убедительный.       Белые волосы мелькнули на уровне глаз и смешно защекотали ноздри.       — Ну, неплохо. Скол на переднем, а жевательный внизу шатается, из-за него у тебя солёная лужа во рту. Может, еще заживёт?       Гон слегка отстранился. нащупал пальцами поверженного бойца и стал его раскачивать. От такой картины на лице Киллуа проступил ужас всего человечества перед форменной неадекватностью. Но что делать, если место болит, а стоматологи вряд ли ждут их среди кустов, скал и говна медведей? Зуб хрустнул, после чего целиком вышел из лунки.       — Во! Полушилось.       — Псих. — заключил Киллуа, поднимаясь на ноги. Утренний туман рассеялся, склоны перевала забелели венчиками горных цветов. Трава шла волной от подножия к гребню, и два бездыханных тела в океане зелени казались частью ландшафта.       — Мы всё так и оставим?       Гон пожал плечами, сверяя направление по компасу. Он знал, что Киллуа волнует не моральная сторона вопроса, а практическая. Есть шанс, что трупы найдет дежурная бригада при облёте местности, но шанс этот ничтожно мал в условиях непогоды и обилия хищников.       — Можно похоронить их в камнях, по-горному, только на это уйдет не один час времени. Слишком опасно, учитывая, что где-то неподалеку ходит голодный медведь-людоед.       Взгляд Киллуа быстро пробежал рощу неподалёку.       — Аргумент. К чёрту жмуриков, давай убираться отсюда. Как твоё ребро, идти сможешь?       Попытка прислушаться к организму не увенчалась успехом: то ли разбитое лицо и челюсть заглушали боль в боку, то ли уровень адреналина не позволял оценить ее здраво. Они едва не погибли, опять.       Внезапно рюкзак неподалёку от Гона зашипел, затрещал и разразился голосом самого беспокойного человека на Земле.       — Эй, засранец! (пшшшшш) Приём! Немедленно… (пшшшшш) Немедленно ответь! Если ты там умер, я тебя… (пшшшшш, пшшшшш)!       Гон рванул за ожившей рацией на четвереньках, поднимая в воздух клочки травы. Они ведь встали на высокую точку, ну конечно!       — Моррис! Прием! Моррис, это я! На нас напали раньше, но всё позади. Мы шли по ущелью.       Отборный мат бывшего военного врача даже сквозь волновые помехи распугал птиц в радиусе километра. Пришлось отодвинуть аппарат на расстояние вытянутой руки.       — Я так и знал! Кучка городских ублюдков (пшшшш)… в моём баре… (пшшш)… про парня с белой головой. Прием?       — Слышу тебя, приём. Наверно, это были наёмники, они преследовали нас. Они мертвы.       Киллуа со скучающим видом прислонился к дереву, глядя на быстробегущие облака. Пауза в приёмнике затянулась.       — Где вы находитесь? (пшшшшш)… могу собрать группу и вытащить вас.       — Не надо, мы дойдём. Свяжись со старостой деревни за рекой. Приём, Моррис.       Судя по кряхтению, старик не приветствовал идею продолжения похода, но он был слишком далеко, чтобы образумить самонадеянную молодежь. Кроме этого, Гона больше влекло благодарное одобрение, исходящее от Киллуа и его улыбки на растрескавшихся губах. Верно, они прошли многое, они не вернутся на старт.       — Когда вас ждать на той стороне? — захрипел динамик, и Фрикс перевёл глаза обратно на рацию.       — Через неделю.       Ему показалось, будто на другом конце трубки раздался звук глубокой затяжки с дымным выдохом. Моррис бросил курить десяток лет назад.       — Принято. Ты точно в порядке, малыш? (пшшшш) Я обещал Кайту…       — Я в порядке! — перебил Гон, щупая языком пустое место в зубном ряду. Дрянная мягкость за грудиной вернулась, ткни — и рассыпешься.       — Хорошо! (пшшшш) Семь дней, вас встретят.       — Большое спасибо, Моррис.       — Большое пожалуйста. Не делай глупостей (пшшшш). Отбой.       Киллуа глядел с явным интересом, но ничего не спрашивал. Эта его черта — не задавать лишних вопросов — тоже очень нравилась Гону. Как и талант мгновенно снимать напряжение.       — Знаешь, чего мне хочется прямо сейчас? Искупаться. Даже в ледяной реке, плевать! я выгляжу как старый бомж после тщательного визита на помойку, и так же воняю. Есть тут какая-нибудь вода?       Гон рассмеялся, цепляя на спину привычный рюкзак. Теперь их путь пролегал на север.       — Кто ищет, тот всегда найдёт.

***

      Чем выше человек поднимается в горы, тем меньше молекул кислорода содержится в одном и том же объеме вдыхаемого воздуха. Из-за гипоксии организм «голодает»: сердце качает кровь все быстрее, чтобы насытить мозг, а легкие работают, как кузнечные меха. Это те меры, которые тело может применить для адаптации в условиях резкого набора высоты. Однако оно не может действовать так долгое время.       Для начинающего туриста есть два варианта развития событий — переход к долговременной адаптации или развитие горной болезни в острой форме. Человеку может грозить — повышенный пульс — одышка — головная боль — нервное возбуждение — бессонница — слабость и рвота — лихорадка — отёк легких — кома и смерть.       Киллуа перешел в стадию номер три, то и дело прикладываясь к бутылке с водой. Это еще вписывалось в границы нормы, но гон все равно волновался. Он как раз хотел объявить привал, когда между густым хвойником сверкнула бирюзовая линза. Поспешив раздвинуть темные лапы, они вывалились на солнечную, янтарную поляну. Бук, рябины и низкорослые березы росли кругом вдоль берега котловины, роняя золотую и красную листву прямо в воду. Озеро было круглым, словно зеркало.       — Гон, это… реальное место? Я как будто внутри стоковой фотографии.       — Да, я тоже удивлен. Я здесь впервые.       Киллуа зачарованно огляделся, потрогал самый большой валун, вроде тот мог оказаться бутафорским, после чего решительной рукой расстегнул куртку. Оставалось прибрать рюкзаки, чтобы они не намокли.       — Думаешь, вода холодная?       — Наверняка. Смотри, как чисто, я вижу гальку на глубине. Ты точно готов туда лезть?       Утвердительно мотнув головой, Киллуа снял флисовую кофту и водолазку. Его кожа, похожая на молоко, тут же покрылась мурашками. Гон вздохнул.       — Ну, придется составить тебе компанию. Чтобы нескучно было.       — Погоди, что? Ты… Ты тоже пойдешь? — Киллуа замер, смешно путаясь ногой в брючине. Гон хотел помочь ему, но вовремя передумал. Их прошлый тесный контакт кончился довольно острой реакцией.       — Само собой, я тоже не мылся несколько дней. Тебя смущает моё присутствие?       — А? Нет! Ни в коем случае. Мы же оба парни и всё такое… и вообще, я видел тебя у водопада, и потом…       Рука у Киллуа застряла в нерешительности на резине трусов. Гон хмыкнул и спустил свои до самых пяток. При купании в холодной воде мышцы у людей рефлекторно сжимаются, поэтому важно уделять время на разминку. Гон потянулся, сделал несколько ротаций в плечах, скрутку корпусом налево-направо, глубоко вдохнул и пошёл в озеро.       Киллуа проводил его ошалевшими глазами.       Вода действительно была свежей, но не ледяной. Привычный человек без труда вымылся бы за считанные минуты, чего нельзя сказать о городских жителях, избалованных удобствами вроде регулярного горячего душа. Гон окунулся по пояс, мигом смыл остатки пыли и крови, после чего с удовольствием нырнул. Тем временем Киллуа топтался у берега, макнув ноги чуть выше коленей.       — Слушай, ты определенно не человек! Мои яички сейчас скукожатся до размеров бусин.       Сдерживая смех, Фрикс вытряхнул воду из ушей и нащупал ногами дно.       — Можешь не торопиться, неженка. У нас полно времени, а солнце еще высоко.       — Как ты меня назвал? Грёбаный ты лесник, бревно со щетиной! Да я тебя… Ух, сука, как холодно! — конец отмели разом окунул Киллуа до самого пупка.       — Советую заходить быстро, но постепенно. Первый раз всё-таки.       — Заткнись, Фрикс! Вот доберусь до тебя, получишь свой первый раз.       — Ой, как страшно. Ну давай, иди ко мне… — зовущие движения ладонями подействовали на Киллуа что красная тряпка на быка. Он лёг на воду и рванул брассом.       Спасибо старшей школе и команде водного поло — Гон был хорош в маневрировании. Он отклонился и пропустил Киллуа сбоку, наградив того россыпью прозрачных брызг. Киллуа выругался и прыгнул, отталкиваясь от камней, чтобы схватить противника обеими руками.       Эти руки оказались чертовски длинные, поэтому Фрикс нырнул, перехватывая цель поперёк туловища (Боже, какая тонкая талия для парня таких размеров), за что немедленно получил в лоб. Наверное, локтем.       Они пробарахтались до отмели, где Киллуа окатил его водой с ног до оловы, выдал подзатыльник и, наконец, расхохотался.       — Ты знал, что я не зайду сам, хитрая задница!       Гон пожал плечами.       — Принцип «слабо» всегда работает. Зато теперь мы оба чистые.       — Ага. Я даже про холод забыл. Кстати, у тебя какая-то водоросль в башке, ну-ка… — пальцы Киллуа потянулись вперёд, но скользкий налёт тины заставил его промахнуться. Ступня съехала, бросая хозяина на произвол судьбы, так что теперь он стремительно терял равновесие и летел прямо на Гона.       По какой-то неясной, загадочной причине Фрикс не стал уворачиваться, хотя мять спиной твердую гальку ему совсем не улыбалось.       Их лица сошлись на расстоянии сантиметра. Капля, застывшая у Киллуа в волосах, скатилась по спинке носа и упала Гону на кожу щеки.       Во всех произведениях мировой культуры есть штампы, и романтическое падение определённо походило на штамп. Если не считать синяков, ран, ледяной воды, собачьих условий и того факта, что они чуть не сдохли уже десяток раз.       Между ними что-то было. Между их телами не было ничего.       Киллуа зажмурился и сглотнул, будто собирался преодолеть фундаментальную преграду. Гон приподнял себя на локтях, повернул голову немного на бок и… громко айкнул.       — Что случилось? Это я виноват? Я придавил тебя или что?       Атмосфера рухнула, а Киллуа панически отстранился, прижимая руки к груди. Хоть вой от разочарования.       — Нет, нет, это не ты! Это рыба! Дурацкая рыба цапнула меня под водой! Ай! Вот опять.       Теперь уже Киллуа подскочил на месте, укушенный за филейную часть невидимым врагом.       — Твою мать! Пошли отсюда, если не собираешься ловить рыбу на собственные причиндалы!       Гон не собирался. К тому же, им давно следовало вылезать из воды.       На берегу поспешили достать сухие вещи, одеться и принять коньяку из крохотной фляжки — любой проводник носит такую с собой на экстренный случай.       — Теперь неплохо бы что-то пожевать.       — Например, рыбу? — усмехнулся Фрикс, всерьёз подумывая о питательности местной фауны. Он не брал удочку, но мог бы соорудить простую ловушку.       — А что, хорошая идея! — поддержал Киллуа, растирая ладони — Зажарим мерзавку на костре до хрустящей корочки. Под коньяк почти праздник! Говори, что делать.       По молчаливому согласию произошедшее в озере не обсуждали. Вместе соорудили короб из палок, обтянули свитером, который всё равно нуждался в стирке, и вывернули ему горловину. Все края плотно завязали, а на дно внутрь положили немного сухарей, натертых диким луком. Самодельная верша была готова и сработала на отлично, к вечеру обеспечив им улов в виде четырех лещиков чуть длиннее ладони.       Ночь легла ласково, усыпав чёрный купол над головой миллиардами звёзд. Млечный путь опоясывал небо, и даже свет костра не мог затмить его бриллиантовой реки. Фляжка опустела наполовину, когда Киллуа сообщил, что наелся. Пришло время для баек про выживание — рубрики, которая стала почти традиционной.       Гон вздохнул и повертел в руках рыбий позвоночник.       — Ты знал, что сырая рыба — отличный источник жидкости? При сильном обезвоживании можно высасывать рыбам лаза или глотать их целиком…       — Фууууу!       -… или высасывать ее из хребта, или выдавливать из мяса с помощью куска ткани. Так делали члены команды экспедиции «Кон-Тики», когда Тур Хейердал решил бросить вызов Тихому океану. Они провели на плоту из бальсового дерева сто один день, и выжили. Потому что хотели жить. Вода и сила воли — самые важные ресурсы для путешественника.       — А тебе… Приходилось заниматься чем-то подобным? — Киллуа прикрыл глаза, как будто задал вопрос невзначай, но Гон понимал, к чему он клонит. Эта тайна и ему самому набила оскомину.       Среди осеннего бархата вспыхнул метеор.       — Помнишь, я рассказывал о часах?       — Которые тебе умерший друг подарил? — с ноткой ревности уточнили губы, прикладываясь к коньяку.       — Не совсем друг, скорее наставник. Почти отец. Мой собственный папа привез меня в деревню сразу после школы, якобы на время. А потом пропал.       — Тоже погиб?       — Да нет, от него открытки приходят. Иногда.       Гон взял протянутую фляжку и глотнул как следует, смакуя тепло за грудиной.       — В таком случае, твой папаша редкий говнюк.       — Мне сложно судить, ведь я его почти не знаю. Я думаю ему стыдно видеться со мной.       — Тебя воспитывал Кайт? Так его звали? — Киллуа придвинулся ближе, глядя в огонь.       — Вроде того. Мне было семнадцать. И я был упрямым дураком. Кайт научил меня стрелять, обращаться с ножами, ходить на охоту и ценить чужую жизнь. Он часто брал меня с собой, когда в горах пропадали люди. Мы искали их группой, прочесывая лес киломерт за километром, пока не находили. Живыми или мертвыми. Однажды из деревни пропала девочка, дочка пекаря — ушла за хворостом и не вернулась. Ее искали неделю, даже спасателей с вертолетом из города вызвали. Ничего. А Кайт увидел кусок платья в сосняке на дежурном обходе. Меня с ним не было.       — И что, нашел ее?       Гон помотал головой, собираясь с духом. Эти воспоминания каждый раз поднимали в нем волну тошноты.       — Нет. Кайта задрала рысь. Да так, что гроб закрытым хоронили. Думаю, девочку постигла та же участь.       Киллуа отложил коньяк и нахмурился. В костер стоило подкинуть дров.       — Мне жаль, Гон. Это была серьезная утрата для тебя.       — Я обезумел… — он расстер руками лицо, боясь, как Киллуа отреагирует дальше — Я взял ружье, немного припасов, спальник, и пошел выслеживать зверя. Мне казалось, эта кошка — причина всех бед. Спустя несколько дней я нашел ее и застрелил.       — Ты был не в себе. Ты не виноват.       — Я был в гневе. Убийство принесло мне невероятную радость. А потом я увидел котят за ее спиной.       — Котят? — Киллуа вздрогнул, но тут же распрямил шею. Гон понимал его: история все больше походила на дурной сон.       — Да, это была самка, защищающая потомство. Я до сих пор не знаю, ту ли рысь убил, но знаю, что Кайт не простил бы мне такого поступка. Я оскорбил его память и всё, чему меня учили.       — А что котята? Их тоже пришлось.?       Комок в горле заставил Гона прокашляться. Темнота сомкнулась на деревьях как палантин.       — Рука не поднялась. Но они, наверное, умерли без матери в том лесу.       Гон замолчал. Киллуа смотрел на него без ненависти, без презрения. И без жалости, в отличие от психиатра, с которым прошли три оставшихся года до полного совершеннолетия.       — Знаешь, я думаю, Кайт бы тебя понял. Не одобрил бы, но понял. Все мы совершаем ошибки.       — Ты так считаешь?       — Я уверен.       Рука Киллуа опустилась Гону на плечо, и он ткнулся в нее как пес, которого впервые погладили. Возможно, каждому человеку на свете нужна такая рука.       Чудовище под замком затихло и перестало царапаться.