Абсолютный проводник

      — Края стянулись, так что заживёт как на собаке. Ты везунчик! — шершавая ладонь Гона мазнула по голому бедру, отчего внутри ёкнул желудок. Киллуа поспешил натянуть брюки сверху бинтов.       — Я же говорил, не надо меня осматривать.       — Стоило убедиться.       Гон дёрнул плечами и повернулся к рюкзаку, чтобы спрятать аптечку. После обстрела они разбили лагерь и проспали шесть часов до самого рассвета, неспешно позавтракали и только теперь собрались в дорогу. Очевидная неизбежность борьбы и тщетность стараний подарили им долгожданный покой.       Когда не знаешь, что впереди, ты боишься и мечешься в поисках выхода, но когда исход предрешён — ты стальной канат. Больше не было смысла в истощающих переходах, бросках на дальние дистанции без отдыха и сна, больше ничто не могло помочь им миновать противника на перевале. Не сговариваясь, они решили прожить эти два дня простыми туристами.       Погода в ущелье наладилась. Солнце прогрело камни, высушили деревья и жёлтую траву, среди которой до сих пор мелькали синие звезды васильков. Ветра не было, и косые лучи, попадая на кожу, пекли не хуже летних.       Киллуа посмотрел на Гона, бредущего впереди сквозь заросли овсяницы. Сизые колосья плелись вокруг него точно руки, обнимали и гладили, и Киллуа снова коснулся бинтов под своей одеждой. Он чувствовал что-то новое, странное, волнительно-интимное, что-то среднее между дружеским доверием, привязанностью и тоской. Это причиняло ему лёгкую боль. Или не боль вовсе?       Гон обернулся на ходу, гоняя между зубами сорванный стебель.       — Ты тоже это чувствуешь?       — Ч-что именно?.. — на мгновение Киллуа подумал, будто проводник читает его мысли. Он запнулся о корень и едва не ухнул в кусты репейника. Фрикс с интересом разглядывал землю под ботинками, а потому ничего не заметил.       — Пахнет грибами. Два дня шли дожди, теперь солнце — идеальные условия. Давай хорошенько поищем…       Он сел на корточки и начал шарить в траве, передвигаясь гуськом вдоль тропинки. Киллуа не совсем понимал, что следует искать, поэтому озабоченно тащился рядом. Трава закончилась, начался ярко-зеленый ковер лесного мха.       — А ты прям разбираешься? Я знаю, что съедобные должны вкусно пахнуть.       Гон хмыкнул и принялся разгребать широкую кочку, из которой торчала небольшая рыжая шляпка с волнистыми краями.       — Не обязательно. Запах грибов мало связан с их ядовитостью. Черные грузди, например, откровенно воняют, а бледная поганка пахнет почти как шампиньон. При этом достаточно лизнуть палец, которым ты прикасался к ней, чтобы получить серьезное отравление. Собирай только то, в чем уверен.       — Иными словами только то, что уже когда-то ел и не помер.       — Ага. Многие люди думают, будто кулинарная обработка может превратить опасный гриб в безопасный. Но никакая варка с солью, с луком, в водке, уксусе и слезах младенцев не разрушает токсины. Некоторые строят иллюзии на этот счет, а потом им строят оградку на кладбище… Ох, надо же! Целая поляна лисичек! — в горстях у Гона лежали грибы, напоминающие светло-оранжевую воронку.       — Хорошие? — Киллуа взял один гриб, чтобы рассмотреть как следует. Короткая ножка плавно переходила в пластинки без видимой границы, а вогнутая шляпка закручивалась по краям волнами, точно кружево. Фрикс довольно закивал и начал распихивать добычу по карманам.       — В лисичках полно витаминов, а ещё их используют для лечения. Но нам сейчас важнее то, что эти грибы очень вкусные, если их зажарить.       — Ооо, так бы сразу и сказал! Двигайся.       Следующие полчаса они провели за «тихой охотой», разгребая мох и сосновые иглы. Каждая лисичка пахла дождём и кислыми фруктами, напоминая школьный компот. На большой территории поляны Гон то и дело умудрялся столкнуться пальцами или врезаться бедром — если бы не здравый смысл, Киллуа мог решить, что он делает это специально. Впрочем, у Фрикса нередко случались приступы неуклюжести.       Когда сбор был окончен, на глаза Киллуа попалась семья мухоморов, пожарно-красных в белую чешуйку. Они росли идеальным кругом, точно вели хоровод.       — Смотри-ка, ведьмино кольцо! Если верить сказкам, это портал в другой мир… — Киллуа прыгнул на середину пятачка и исполнил подобие чечетки. Гон рассмеялся.       — Ну да. Жаль только, что портал не может перенести нас на ту сторону реки. Кстати, знаешь, почему грибы растут именно так?       Киллуа замотал головой, предвкушая очередную ботаническую лекцию. Для рядового проводника Гон слишком любил подобные комментарии, но ему это нравилось. Вернее, ему нравился голос, глубокий, с лёгкой хрипотцой.       — Неа, расскажи.       — На самом деле ведьмины кольца не имеют ничего общего с ведьмами. Грибница в почве разрастается по кругу и потребляет большое количество питательных веществ, при этом середина грибницы вымирает от старости, а её останки образуют плотный слой, препятствующий попаданию воды. От этого центр круга может выглядеть как мёртвая земля.       — Ну вот, никаких фей и мистики. Скукота.       Киллуа театрально надулся, пнув алый зонтик носком. Гон поднял сломанный мухомор и повертел его из стороны в сторону.       — Да уж, умею я портить волшебство. Но эти яркие ребята могут нам пригодиться.       Он сорвал ещё несколько грибов и развесил их, насадив на ветки молодого деревца, лишённого листвы. В лучах солнца шляпки горели как семафор.       — Снимай рюкзак, куртку и бери пистолет. Я научу тебя попадать в мишень.       Киллуа оторопел, застигнутый врасплох таким поворотом событий. Тем временем Фрикс бросил вещи под ёлку и закатал рукава на своей пыльной водолазке.       — Кстати, хотел спросить: разве армия не учит стрельбе из оружия?       — Учит, наверное. Благодаря отцу я попал в инженерные войска и был в тире от силы пару раз. Знаю, как заряжать, как стоять и прочее, но в меткости не тренировался.       Гон взял у него из рук пистолет с видом человека, которого заставили трогать нечто омерзительное. Правда, эта эмоция задержалась всего на секунду. Все патроны он вынул и высыпал себе в карман брюк.       — Ладно, для начала покажи, что умеешь. Будем корректировать на ходу.       Куртка сыпалась пластами подсохшей грязи, и Киллуа с удовольствием избавился от неё. К тому же, после полудня совсем потеплело.       Он взял пистолет в правую руку, зажав его между большим и указательным пальцами. Левая рука поддерживала магазин снизу и должна была служить дополнительным рычагом. Он всегда думал, что хорош во всём, к чему прикасается, но тихий вздох проводника разрушил его самоуверенность.       — Твоё грозное лицо «убийцы» не компенсирует дрожь в локтях. Перестань корчить страшную физиономию.       — Я так концентрируюсь!       — Ты так спазм заработаешь, дай объясню.       Гон прикоснулся к его плечам, мягко опуская их, а локти, наоборот, поднял. Осенняя жара припекала лицо всё сильнее.       — Ты ужасно напряжён, расслабься. И ноги — раздвинь их. А теперь… — усилием рук Киллуа повернули и направили так, что он невольно почувствовал себя танцором румбы — …теперь опусти таз ниже и вперёд, чтобы добавить телу устойчивости.       — Х-хорошо, я понял. Может, постреляем уже?       — Не торопись, я не закончил.       Гон подошёл со спины и положил свои руки поверх его рук, обхватывая кисти и запястья. Горячее дыхание обожгло Киллуа щёку, и он замер, пытаясь совладать с дурацкой тахикардией.       — Возьми его крепче. Так, будто срастаешься с поверхностью. Твой средний, безымянный и мизинец должны охватить наружную часть. Не доминирующая рука держит другую сторону, и её большой палец соприкасается с большим пальцем правой. Чувствуешь сопротивление?       Киллуа чувствовал. Сопротивление, головокружение и даже немного тошноты, ведь чертов проводник, не знающий определения личных границ, производил жар как печка.       — Отдача будет?       — Не думай про неё, не жди выстрела. Смотри в мушку, она должна находится ровно по центру от прорезей. Цель будет выглядеть немного размытой.       Гон прижался ещё теснее, пропитывая мир вокруг запахом своих волос. Киллуа впервые подумал, что серьёзно болен, что царапина от пули заражена и поэтому его колени целиком состоят из ваты.       — А если… Если моя цель движется?       — Накрой её мушкой и веди. Представь, где она может оказаться через мгновение, подожди её в этой точке.       Фрикс медленно перевёл дуло на один из грибов, что качались под порывами ветра.       — Задержи дыхание, замри и… Стреляй!       Раздался сухой щелчок. Изгиб курка вернулся на место, и Киллуа обмяк, потеряв живую опору под лопатками. Гон по-прежнему стоял рядом, копаясь в поисках патронов.       — Теперь пробуем с боевыми, но прежде запомни: существует кодекс стрелка. Пункт первый — считай, что оружие всегда заряжено, а значит, опасно. Пункт второй — не направляй оружие туда, куда не хочешь стрелять. Третий — не касайся спускового крючка, пока не увидишь мишень. И четвёртый, самое важный — перед выстрелом всегда проверяй, что находится перед мишенью и за ней.       — Случайные грибники?       — Охотники, туристы, дети, олени. Или твой напарник, который неожиданно попал в зону огня. Ну что, приступим?       Киллуа сделал глубокий вдох. То, чем они занимались — подготовка к убийству, и ни в оружии, ни в стрельбе не было ничего привлекательного, ничего волнительного. Абсолютно ничего.       Повторили сценарий, удерживая пистолет в четыре руки. На этот раз Гон едва касался ствола, уделив больше внимания хвату пальцев. Первую пулю Киллуа потратил зря: сила отдачи ткнула его в плечо и отбросила Фриксу на грудь, выстрел ушёл в молоко.       — Я же говорил, не зажимайся.       — Думаю, будет лучше, если ты перестанешь меня тискать как девчонку на дискотеке! — нервы сдали, и Гон с удивлением отстранился. Он выглядел смущённым.       — Да я только помочь… Ты неправильно понял. Я не…       — Это шутка, идиот. Просто не мешай и смотри.       Киллуа принял стойку, собрался, задержал дыхание. Расслабить плечевой пояс оказалось проще, если сзади нет тела, которое сопит тебе прямо в висок. Изгиб крючка провалился под пальцем, и шляпка мухомора рассыпалась на труху.       — Ого, потрясающе! — Гон зааплодировал, и хлопки его ладоней слились со звуком испуганных птиц. Киллуа щелкнул предохранитель и убрал волосы со лба. В магазине осталось ещё шесть патронов.       — Надеюсь, эти навыки нам помогут, ведь у меня был хороший учитель.       В ответ на похвалу Фрикс как-то осунулся, посмурнел и отвёл глаза.       — Забрать чью-то жизнь — дело нехитрое. Ты главное помни про кодекс.       — Я буду.       Киллуа не собирался спорить или доказывать, что у них нет иного выбора кроме насилия. Он спрятал пистолет, надел куртку и подсел к Гону на небольшое бревно — обобрать сор с лисичек. Решили готовить на месте, пока тряска по горным тропам не превратила грибы в малоаппетитную кашу.       — А кто учил стрелять тебя? Ты обращаешься с оружием как профи.       Это был бестактный вопрос, но Киллуа сгорал от любопытства. Длинный прут с лисичками замер у Гона в руке.       — Местный егерь, друг отца. Его нет в живых.       — Ох, соболезную.       — Ничего, прошло много времени. Его часы остались у меня как память.       Ломаные ветки в костре трещали весело и уютно, и Киллуа пожалел, что рядом нет большого источника воды — нагреть котелок, да вымыть эту грязь, которая покрывала каждый сантиметр его кожи.       — Ты скучаешь по близким? — ни с того ни с сего выдал Фрикс, глядя, как грибы жарятся на импровизированном шампуре. Киллуа тоже уставился в очаг, где дрова рассыпались на золу и красные угли.       — У меня сложная семья. Наши отношения не похожи на узы других родителей и детей, но… Кое-кто был мне очень дорог. Мы по-своему любили друг друга.       Ветер зашумел осенней листвой и принёс холод, отчего пламя костра стало притягательным вдвойне. Пришлось набросить куртку, спрятав ледяные кисти под мышками.       — На востоке люди верят, что память о мёртвых помогает их душам перейти Врата Вечности. Деньги и золото в рай не закинешь. Главная ценность там — человеческая мысль, наши воспоминания о тех, кто нас покинул. Поэтому… — Гон разворошил головни длинной палкой и впервые посмотрел на него —… Ты должен выжить, Киллуа. Ты единственный, кто помнит что-то доброе, светлое. Что-то хорошее.       Походная кружка, которую они делили на двоих, перешла из рук в руки. Кипяток на хвое, мяте и листьях шалфея обжигал горло и немного мутил голову. Возможно, завтра их последний день.       — Тогда пообещай, что будешь меня помнить. А я тебя.       Губы проводника стянулись до двух бескровных линий, но тут же разошлись, обнажая привычную тёплую улыбку.       — Обещаю. Всегда.       После привала им удалось осилить несколько километров: ущелье всё больше уходило вверх, и воздух казался густым точно сироп. Мало, сколько ни вдыхай.       Ближе к закату похолодало так, что пришлось доставать шапку и варежки, а палатку на ночлег утеплить с помощью дождевиков и еловых веток. К середине ночи боковой ветер стал продувать брезентовые стенки. Киллуа закопался в тёплый мешок с головой, уныло вспоминая, как жаловался на неудобные подушки и койровый матрас в бытность мирной жизни без покушений и стрельбы.       Если он верно понял объяснения Фрикса, перевал — это перекрёсток, где тропу ущелья пересекает другая дорога, более пологая и широкая. Так можно вернуться на высоту, с которой они рухнули во вторые сутки при нападении. Наёмники будут ждать в самой удобной точке, на подъёме противоположного края, а значит, у них с Гоном есть только один план. Разделиться и найти врага до того, как заметят их самих.       Гон дремал, смешно примяв нижнюю губу о складки ткани. Он казался беззаботным, словно ребенок, и варёным от усталости. Глядя на него, Киллуа всё чаще думал о побеге. Возможно, его добровольная сдача позволит проводнику уйти. Пусть вернётся в свою деревню, водит экскурсии, кормит жирных белок у трактира или точит свои ножи, пусть ловит форель на стремнине, пусть считает закаты. Пусть выживет.       Глупое чувство по имени надежда.       Убийцам не с руки оставлять свидетеля, с убийцами не ведут переговоров. Киллуа повернулся на бок. Тихое сопение Гона уже перешло на храп, так что он коротко стиснул засоне нос двумя пальцами. Гон хрюкнул, нахмурился и притих.       — Не знаю, за что ты мне. Но я не дам тебя убить, засранец.

***

      Стеклянная трава под ботинками таяла и печатала след. Жидкий туман стелился между россыпей горной породы, пучков вереска и ковыля, превращая любой силуэт в потенциальную угрозу. Киллуа добрел до конца ущелья с оружием наперевес, крадучись вдоль каменной стены. Гон застыл на другом краю, рассматривая перевал сквозь морозную дымку.       Вокруг стояла тишина, такая мёртвая, словно кто-то невидимый отключил звуки горного леса с помощью кнопки. Хлоп! — ни птиц, ни животных, ни шелеста листвы. Ничего.       Снайпер мог затаиться где-нибудь среди деревьев или в кустах на верхнем уровне, но у них не было другого пути. Фрикс поднял руку с растопыренной пятерней для обратного отсчета. Четыре, три, два, один.       Рванули как две пружины, рассекая воздух своими горячими, живыми телами. Пронеслись по перекрёстку и замерли в тени, выпуская ртом мутный облачный страх. Гон вытер капли пота со лба рукавом куртки.       — Что-то не так. Здесь никого нет, и всю дорогу не было. Я ждал ловушек. Киллуа расстегнул две пуговицы на шее для доступа кислорода. Их по-прежнему окружала тишина.       — Если ублюдки подохли в болоте, я не расстроюсь.       — Все разом? Они же спецы.       — Что предлагаешь, поаукать? Выманить на хлебушек?       Проводник закатил глаза, предпочитая не комментировать его дурацкую привычку к язвительным шпилькам. С неба начал падать мелкий колючий снег.       — Ладно, идём. Может, они в самом деле застряли.       Укол тревоги пришёлся на сердце, и Киллуа схватил Гона за рукав, преграждая тропу.       — Я пойду первым.       — Что бы упростить стрелку работу? Нет уж.       — Я хочу.       Раздражение на лице проводника стало заметным. Совсем как тогда, у деревенской забегаловки.       — Свои «хочу» засунь знаешь куда? Там, наверху, мы либо проскочим, либо останемся лежать посреди травы, но вместе. Дай руку!       В глазах защипало, и Киллуа хлестанул его по ладони наотмашь.       — Ты идиот.       — Хорошо, не надо рук. Просто будь рядом и следи за моей спиной.       Ничего не оставалось, кроме согласия. Киллуа плюнул сквозь зубы и нашёл себе место по левую сторону от головной боли с большой буквы Г.       Они поднялись на развилку, на старую тропу, поросшую кустами бледного горца. Здесь туман отступал, и каменные проплешины сверкали, покрытые утренним льдом точно глазурью. Мирный пейзаж, обманчивый и тревожный.       Прислушиваться к звукам мешали порывы ветра, так что Киллуа держал на мушке любой валун или расщелину, способную укрыть человека. Лишь один раз из-под ног выпорхнула маленькая перепёлка, круглая, как мяч. Её появление было таким внезапным, что Гон рефлекторно потянулся к поясу.       — Чёртова птица! Едва не наступил… — Киллуа разгреб траву носком ботинка, проверяя наличие других скрытых обитателей. Проводник дёрнул плечами.       — Многие животные тут никогда не видели людей. Они замирают при виде опасности. Тактика жертвы.       — И вам лучше последовать этой тактике.       Где-то позади щёлкнул затвор. Киллуа досадливо скривился.       — Ты, белобрысый, брось пистолет! Живо! А ты вынь нож из-за ремня.       Неизвестный голос представлял собой нечто среднее между скрипом пенопласта и царапаньем мелового куска о кирпичную кладку. Его обладатель был нездоров.       Пришлось медленно разжать пальцы и выпустить оружие. Сколько наёмников вокруг? Где они? Этот человек за спиной держит их под прицелом, а значит, снайпер выбыл из игры.       Гон достал нож из-за пояса, вытянул руку вбок. Лезвие цыкнуло о морозную землю.       — Мы можем договориться.       — Закрой рот, не то прострелю тебе башку. Заказчик ждёт пацана, а ты нам ни к чёрту. Дай забрать его и вали, куда хочешь.       — Вы убьете его? — тёмное лицо проводника выражало странную апатию. Киллуа горько усмехнулся. Конечно убьют, глупый. Наёмникам платят деньги, наёмники выполняют заказ — ничего личного.       Хриплый человек захохотал.       — А зачем лишний рот в горах? Хватит части, которую легко опознать.       Солнце, вставшее над горным пиком, загорелось ярко и ослепительно. Гон выбросил кисть: последний, маленький нож из его рукава ударил по пистолету. Грянул выстрел, пуля ушла вбок, и Фриксу пришлось тут же сбить противника массой собственного тела. Они покатились по траве, рыча и вымолачивая друг друга кулаками. Чтобы помочь проводнику, Киллуа сбросил рюкзак, но чьи-то сильные руки взяли его на удушающий.       Нельзя сказать, что это было похоже на плавание под водой или дефицит воздуха при долгом кашле. Сперва Киллуа показалось, будто вокруг шеи обернут удав. Толстые, мощные змеиные кольца стягивали сосуды, и кровь ринулась через них в голову как зубная паста, когда давишь её с усилием из тюбика. Красно-синие точки перед глазами слились в пелену, и он понял, что вот-вот отъедет.       Враг был ниже ростом, силён и коренаст, отчего Киллуа всё время находился в положении дуги, эдакого коромысла, один конец которого упирается в землю, а другой — в грязную потную спецовку с запахом сажи и кислой блевотины. Он не мог достать противника, не мог укусить. Под руки попадал только затылок, бритый наголо.       Когда сознание начало тухнуть, он вдруг нащупал среди телесной неразберихи нечто выступающее и мягкое, нечто удобное для крепкого захвата. Ухо. Он впился в хрящи пальцами и ногтями, и вложил для рывка всю силу, какая у него оставалась. Бешеный крик раздался где-то над головой как далёкий гудок поезда. Киллуа оттолкнулся ногами, чтобы упасть на противника сверху и сократить расстояние. Человек под ним крякнул, но шеи не выпустил.       Ещё, нужно ещё.       Сквозь слезы асфиксии и оглушительный сердечный бой Киллуа принялся лупить подошвами ботинок чужие голени. Никогда прежде он не испытывал такого острого желания жить.       Человек не вынес боли, они начали кататься по камням. Небо сменялось мокрой грязью и крутилось, крутилось, крутилось, точно фрагменты калейдоскопа. Зажим ослаб, и Киллуа вывернулся, чтобы тут же получить костяшками в морду. Стало солоно.       Враг по-прежнему был сильнее, однако теперь позиция внушала надежду. Киллуа развернулся и ответил ударом в челюсть. Блок. Снова перекат. Его бьют виском о землю, он бьёт головой. Трава, тошнота, лопнувшие губы с ледяными осколками. Снова удар. Если он выживет, то будет похож на разорителя ульев.       Толчок, перекат, преимущество.       Хруст.       Лицо противника вышло из тени. На какой-то момент Киллуа растерялся: неужели так выглядят злодеи? Его несостоявшийся убийца имел круглый подбородок с ямкой, морщины, полные чёрного песка, и рот грустной скобой. Карие глаза смотрели удивлённо.       Человек забулькал — из-под челюсти у него торчала ветка, широкий сук со срезом наискось. Должно быть, при падении он вошёл бедняге точно в зазор между черепом и позвонками.       Киллуа встал. Иней травы вокруг мертвеца растопила горячая кровь. Хлопья снега исчезали в ней, почти не долетая.       В правом кулаке, до сих пор закрытом, лежало что-то резиновое. Он посмотрел туда, зажмурился, сглотнул.       — Кажется, это твоё…       Крохотная часть тела, похожая на восковой пельмень, упала сверху камуфляжной куртки. Никто не ответил.       Если подумать, изначально наёмников было как минимум трое. Четверо, считая гида, без которого не обойтись. Где другие? Где Фрикс? Киллуа тревожно огляделся по сторонам как животное, затравленное собаками. На холме под снегом сидела фигура, рядом лежала ещё одна.       — Гоооон! — изо рта вырвалось хрипение, и он закашлял в сухом надрыве. Бежать, задыхаясь, было нелегко: кислород жёг изнутри, а стопы немели. На полпути ему удалось поднять пистолет, тот самый, что он выронил под угрозами несколько минут назад. Киллуа сунул пушку в карман, опасаясь размахивать ей из-за дрожи.       Стало понятно, что человек, который лежит — враг, у него на голове виднелась рана, а одежда была порвана из-за рукопашной борьбы. Кажется, наёмник не дышал. Киллуа переступил его и бросился к тонкому дереву, где сидел проводник, согнутый и неподвижный.       Травма горла мешала говорить, так что Киллуа нащупал пульс и принялся трясти Гона за плечи. Рот у него был перемазан глиной, а левая бровь рассечена. Кровь из пореза заливала лицо до самого воротника, несмотря на холод.       — Ки… Киллуа? Это ты? Как хорошо, что ты в порядке.       Пришлось изобразить «молнию» на губах, лишь бы не беспокоить его. Аптечка пустовала, а рукав для остановки кровотечения не годился никак. Возможно, подошла бы футболка. Киллуа вернулся к рюкзаку, который стоял немного поодаль, и начал раскопки. Он старался держать Гона в поле зрения и совсем потерял бдительность.       За спиной хрустнула трава.       Чужие шаги были плохо различимы из-за ветра, но Киллуа ясно это ощутил. Он понял, что сзади стоит смерть. И что он не успеет.       Фрикс заорал диким голосом, пытаясь подняться с земли. Каждый звук растянулся во времени и каждая секунда. Киллуа беспокоило только одно: сможет ли Гон добраться до деревни со своим переломом. Кости наверняка разошлись.       Эта неделя была неплохой. Лучшей за последние полгода.       Солнце сделало силуэт убийцы чётким и жирным, как чернила на листе бумаги. Гон выхватил что-то из травы, зажал в руках и исчез, потому что мир вокруг поглотила вспышка оружия.       Упругое эхо скатилось волной от низины до снежных гор. Киллуа раскрыл глаза и с удивлением обнаружил, что он всё ещё цел. Позади лежал человек, тот самый, которого он принял за труп по пути. Теперь в центре лба у наёмника зияла круглая печёная дыра. Рядом валялся армейский нож с длинным лезвием.       — Ого, ювелирно… — Киллуа задумчиво ковырнул пулевое отверстие. Его спасла не удача, его спас Гон.       — Я попал? Он… умер, да?       — Мертвее мёртвого.       Проводник доковылял от дерева, придерживая бок. Рука у него тряслась вместе с опущенным пистолетом.       — Их лагерь нашёл медведь. Я понял по виду царапин.       — Ясно. Значит, стрелком закусили… — Киллуа достал наконец футболку и порвал её на лоскуты. Собственная челюсть тоже болела, а правый глаз заволокло кровавым пятном — наверное, лопнул сосуд.       — Хреново выглядишь. И звучишь тоже… — Гон плюхнулся рядом, подставляя лицо тряпке, смоченной в перекиси.       — На себя посмотри, мечта хирурга. Сплошные синяки.       Оружие блестело среди травы как хитиновый панцирь. Фрикс глядел на него искоса, будто боялся, что оно само прыгнет в ладонь.       — Киллуа… Я убил человека.       Его улыбка сломалась. Киллуа поспешил зажать края губ, чтобы они не упали совсем.       — Нет, ты спас человека. Ты меня спас. Не знаю, что случилось в прошлом, но ты взял пистолет ради защиты. И вообще… — он подобрал ствол, поднялся и зашвырнул его в сторону обрыва, где пушка исчезла, блеснув на солнце последний раз.       Гон смотрел на это с болезненной печалью. Или жалостью. Киллуа не мог понять, но он был рад, что судьба пощадила их обоих. Что сегодня они снова разведут костёр, и заварят чай, и согреют руки, как будто мира вне гор больше нет. Никого нет.       Кроме них.