Тонкие материи

— Вик, ты все еще здесь? — За спиной раздается голос. — Ладно, не сказать, что я удивлен. Сильные руки ложатся на плечи, сжимают их мягко. Виктор трет глаза, фыркает, но в следующий момент издает тихий вздох, когда пальцы надавливают на чуткие точки у основания шеи. Мышцы, занемевшие от долгого пребывания в одном положении, ликуют, а Виктор закидывает голову и видит в таком перевернутом ракурсе широкую улыбку Джейса. — Работа никуда не убежит. Талис кивает на новый совместный проект: хекстек-пояс с защитным полем, в будущем он бы мог спасти жизни рудокопов, случись каменные оползни или обвалы. А пока их детище только на стадии разработки, однако Джейс знал: если Виктор загорается идеей, забывает обо всем на свете. И без десяти полночь на часах это явно доказывает. — А ты чего здесь так рано? Светский ужин в этот раз без улиток? — Вик с неподдельным интересом заглядывает тому в глаза. — И без фондю, — кивает тот с той же улыбкой. — Но вообще я пришел за тобой. Завтра продолжим, — в голосе Джейса мягкость и забота. Затем небольшая заминка, и он понижает голос до интимного тона. — К тому же, я не видел тебя с утра. — Ну, уж я точно не виноват в твоей внезапной популярности, — ворчит Виктор, — и знаю я эту улыбку, — он щурится, пытается быть собранным, но массаж этому как-то не способствует. Да и он внутренне признает, что чертовски скучал, пока Джейс весь день мотался по городу. — Джейс… Виктор прикрывает глаза. Нет, он не злится на него, и тем более не в обиде. Он все понимает. Ради продвижения их проектов приходится чем-то жертвовать, и пара-тройка ужинов со знатными толстосумами — еще не такая плохая участь. К тому же, Виктор знает, что и самому Джейсу это не так уж чтоб в радость. Он выдыхает. Усталость уступает место порыву, и Виктор тянется, хватает Талиса за красный шейный платок, — вот щеголь! — и Джейс послушно наклоняется; ему не привыкать, но иногда он все равно удивляется этому напору. Потом быстро берет себя в руки и принимает спокойно-небрежный вид. — Ого, если у тебя еще так много сил, может и до комнаты мне тебя не придется нести? — Поверь, если захочу, мне хватит сил и на большее, — в голосе Виктора появляется хрипотца, отчего его акцент заметен больше. Джейс ловит себя на мысли, насколько сильно зауновский выговор конкретно этого его обладателя сводит с ума. — Если собрался меня бить, подожди, я спрячу костыль. — Обойдусь книгами, их больше и бьют больнее, — парирует Вик, хмуря брови и глядя с вызовом. — Тогда советую «Хроники Пилтовера» Реджинальда, они убивают уже своей скукой. — Лукавишь, — с тем же прищуром ученый сильнее тянет за платок, и Джейс оказывается еще ближе, — тебе они нравятся. — Лукавить порой приходится. Но только не о важных вещах, — нависая, теплым дыханием Джейс опаляет щеки Виктора, и тот невольно краснеет. И замечает, как губы Талиса расходятся в улыбке — не такой усталой, как у него, что все же радует. — Ну, про хекстек я бы тоже не лукавил, — фыркает Вик. — И про теорию Зиллера. И про то, что тебе стоит побриться. — Вот здесь он уже бравирует, говорит нарочито обыденно. Знает, что Джейсу на это плевать, но не вечно же таять только от одного его взгляда, — а тот смотрит пристально, гипнотизирующе, с жаром и беспредельной нежностью. — Так может ты это сделаешь? — Сделаю что? — Побреешь меня. Виктор прямо физически ощущает, что краснеет пуще прежнего — в таких делах, когда флирт делается слишком откровенным, он вечно теряется. Джейс улыбается еще шире; его глаза по-прежнему буравят, таят в себе и угрозу, и защиту — опасная смесь, особенно в людях подобного склада. — Ты уже достаточно взрослый мальчик, Джейс. Мне некогда с тобой в уточки играть. Зрительный контакт неразрывен, их дыхание смешивается. Эта игра уже постепенно теряет свою невинность, хоть по-прежнему забавляет. — Кажется, в прошлый раз ты был не против. — Иначе ты обещал утопить ценные свитки, я должен был их спасти. — Последние слова Вик уже шипит. Мурашки по телу не только при воспоминании о серьезной угрозе, конкретно сейчас причина именно в Джейсе. Всегда Джейс, как ни крути. — О да, я страшный, жуткий манипулятор, — этот «манипулятор» уже упирается руками в стол перед Виктором, нависает над ним, и тот надеется, что Талис не слышит, в каком галопе сейчас его сердце. Твою мать. Он постоянно ведется! Ну нет, Талис, не в этот раз. Хватка на платке сжимается, потом так же резко исчезает — пальцы быстро оказываются на загривке, а затем скользят ниже к росту волос, цепляются за них, тянут. Тянут медленно, с напором. Пусть Виктор смущен, но он не кисейная барышня. — Провокатор, — он вновь шипит. Его хватку будто игнорируют. — И как только ты меня терпишь? — Вместо этого шепчут скороговоркой на ухо, и оставляют поцелуй за ним — легкий, ненавязчивый. И его сразу сменяет второй — явно дразнящий, более влажный и лишающий возможности ответить. Вот теперь Джейсу не охота размениваться на реплики, и уж точно не охота останавливаться, и он переходит на шею, к которой уже прижимается губами, чуть втягивая бледную кожу. От неожиданности, — и мурашек по телу, — Виктор дергается. Он сильнее впивается ногтями в кожу на загривке, невольно снова прикрывает глаза, жмурится. Не кисейная барышня, да? Эта «не кисейная барышня» как-то запоздало замечает, что с губ срывается то самое, уже безоружное, «Джейс», еще с таким невольно-зазывным придыханием. И Джейс довольно хмыкает в шею, утверждая свое право. А усталость, которая перешла в волнительное ожидание, понемногу сменяется уже совсем другим ощущением. Предвкушением. — Джейс… — новый выдох, и теперь Виктор сам подставляется мягким губам. Виктор дышит чаще, сердце бьется быстрее, особенно после того, как руки Талиса смыкаются на его узкой, почти девичьей талии, и широкие, сильные ладони ложатся на живот, начиная его плавно поглаживать. Несмотря на ремни под одеждой, каждой клеточкой тела он ощущает эти касания. Вся бравада уже давно исчезла (в который раз, Джейс, хекстек тебя дери!), теперь не хочется бросать вызов. Ощущать себя полезным — хорошо, но быть кому-то правда нужным — это из разряда совсем других чувств. И это чувство греет, оборачивает сердце в теплый, уютный кокон, особенно, если это чувство взаимно, а это без сомнений так. Пальцы расслабляются и зарываются в густые темные волосы, теперь нежно потягивая за пряди. Должно быть, Джейсу сейчас жутко неудобно в таком полусогнутом положении, и второй рукой Виктор пытается нашарить костыль, чтоб приподняться и хотя бы пощадить спину Талиса — потом лечить дольше, — однако сильные руки держат крепко. Не пускают. Внезапный укус в шею с тихим рыком служит дополнительным предупреждением: не рыпаться. И Вик замирает. Но ненадолго: в очередной раз не может удержать свой тихий хриплый полустон, в очередной раз с губ срывается имя Талиса. Джейс вновь поднимается к уху, уже прихватывает его мочку, слегка оттягивает ее зубами, затем губами, и просит: — Скажи еще раз… Этот жаркий шепот окончательно добивает Виктора. Мягкий, горячий язык успевает пройтись по ушной раковине, дойти до края и снова укусить. — Джейс… — в горле уже пересохло, сердце стучит в ушах. — Джейс… — Джейс! А это не шепот. — Профессор! Талис как раз успевает быстро мазнуть губами по скуле Виктора, когда в помещение заходит Хеймердингер. Его поро гордо вышагивает рядом. — Джейс, я увидел, что в лаборатории горит свет, и мне стало интересно, почему вы оба еще не отдыхаете? Вы ведь знаете, что отсутствие отдыха ни к чему хорошему не приводит. Ни к чему, уж поверьте мне! Профессор напустил на себя строгий вид, который тут же сменился взволнованностью: он просто взглянул на Виктора. — Что… Что случилось? Виктор? Мой мальчик, все в порядке? Вик, который всеми силами пытался выровнять дыхание, сидел согнувшись и подперев голову рукой. И в кои-то веки радовался приглушенному освещению — зрению оно сейчас не вредило, а румянец и выпирающие брюки, он надеялся, скрывало. — Да, профессор, все… все хорошо, — его хватило на кивок. От недавнего возбуждения голос еще хрипел. Джейс же улыбался во все тридцать два. Как и всегда. Как и всегда он был сама харизма и учтивость. Виктора всегда поражала его способность быстро брать себя в руки. — Виктор и правда переутомился сегодня, профессор, на ногах едва держится. Думаю, ему пригодится помощь дойти до комнаты, — и участливо положил руку тому на плечо. — Правильно, Джейс, нет ничего превыше науки, но без сил ты будешь в ней бессилен, — Хеймердингер посмеялся; Джейс посмеялся из вежливости, Виктор тихо крякнул. По обыкновению профессор сцепил руки за спиной и повернулся к выходу. — Виктор, завтра я надеюсь увидеть тебя выспавшимся и бодрым. И тебя, Джейс, тоже. Проект не ждет, мальчики, — поро профессора поддерживающе тявкнул и засеменил за Хеймердингером. — Что ж, по крайней мере сейчас ты не такой бледный, «мой мальчик», — хохотнул Джейс, когда они наконец снова остались одни. — Идем, я ведь вызвался тебя проводить, а ты и правда валишься с ног. — Как тут не валиться, — пробормотал Вик на бесстыжую ухмылку, вновь заливаясь краской, и крепче сжал костыль, хотя вот появилось желание запустить им в Джейса. — М-м, чаще бывать на солнце, например? В ответ все же полетел карандаш — первое, что попалось под руку, помимо костыля.