Тонкие материи

— Ну, мы пришли, — Джейс прислонился к стене, наблюдая, как Виктор отпирает дверь своей комнаты. — Тебя ждет твоя пещера сна, а я теперь откланиваюсь. — Куда собрался, морячок? Слышится тихое фырканье, и в следующий миг его затаскивают в комнату. Дверь закрывается. На замок. Его хватают за лацканы пиджака, притягивают к себе и впиваются в губы жадным, собственническим поцелуем. Да, Виктор мальчик хоть и субтильный, но не такой уж невинный. Талиса это вполне устраивает, даже больше — ему это безумно нравится. — Я скучал, — шепчет он в краткой передышке и обхватывает тонкую талию. — Лжец, — ему в ответ, однако Джейс знает, что Виктор не сомневается в его искренности, видит по его глазам — в них только нежность и ни намека на упрек. До всей этой научной суматохи Джейс привык, что Вик постоянно рядом, сидит и трудится в общей с ним лаборатории днями напролет. Но после их хекстек-прорыва возможность побыть наедине, «вне науки», выпадала редко, и упускать ее было непозволительной роскошью. И когда Вик тянется к его губам, касается их вновь и вновь, жадно, изголодавшись, сердце Джейса сперва замирает, а затем пропускает пару сладких ударов. О, Виктор целоваться любит, обожает до жути — это Талис понял еще тогда, той далекой летней ночью, открывшей новую страницу их отношений. Тишина, темнота и единение. Как и сейчас. Тишина. Темнота. Долгожданное единение. С тихим полустоном Джейс прижимает Виктора к себе, помещает ладони на поясницу, ласково ее наглаживая, и чувствует, как длинные тонкие пальцы ласкают его затылок, перебегают на ухо, на шею, на плечи. В какой-то момент он получает ощутимый укус и тут же предупреждающе, утробно рычит. Виктор знает, на что Джейс падок, и потому Талис рычит вновь, когда горячий, влажный язык как бы невзначай скользит по его нижней губе, задерживается на ней, провоцирует дразняще. Поддевает верхнюю, и не давая опомниться, вновь оказывается в его рту. — Профессор завтра будет недоволен, он велел тебе отдохнуть, — наигранно ворчит Джейс, хотя вовсе не горит желанием отстраняться. — Мой отдых — ты, а все наставления пусть катятся к чертям, — Виктор выпаливает скороговоркой, заглядывая в глаза. — Что ж, такая просьба остаться… — Джейс щурится, и возле уголков глаз появляются смешливые морщинки. — Помилуй, Вик, я и так у твоих ног. — Вот это признание, погоди, фату поправлю, — вроде шутка, но Виктор говорит это с такой любовью и смотрит с таким доверием, что желание снова втянуть его в поцелуй возникает незамедлительно. И Талис целует. Целует и целует. Вроде конфетно-букетный у них давно прошел, но что поделать, сам он, признать, тоже вечно голоден по этим губам. Когда обоим начинает не хватать воздуха — от темпа ли, от страсти, — Джейс замедляет поцелуй, переводя в более тягучий, чувственный, потом дает возможность восполнить запас кислорода. Виктор только за; он тихо выдыхает-стонет, и от одного этого звука в голове Талиса снова щелкает желание вернуть эту бешеную пляску губ, языков и смешанного дыхания, охота тут же, прямо на полу, завалить Вика, взять со всеми потрохами. Но вместо этого он спускает ладони на узкие бедра и делает пару шагов, заставляя Виктора пятиться. Тот упирается в край стола, а Джейс, не мешкая, усаживает его на столешницу, снова находит чужие губы, попутно пытаясь справиться с жилеткой. Выходит с горем пополам. Почем зря Талис мысленно ругает еще один слой ткани под ней, в нетерпении дергает пуговицы, и хмурится, когда в поцелуе улавливает улыбку, слышит даже хриплый смех — Виктора такая возня забавляет, и он нарочно не торопится помогать. Поступает иначе: сам начинает раздевать Джейса, и получается у него это куда проворней — еще бы, с такими-то ловкими пальцами. Меж тем даже успевает подзадорить, запуская ладони под уже расстегнутую чужую рубашку, касается широкой крепкой спины и, провоцируя, ощутимо проводит по коже ногтями. Джейс что-то ворчит и хмурится, считает, что Виктор уже слишком много себе позволяет, а потому резко мажет поцелуй вниз — с губ попадает на подбородок, затем на шею, и когда слышит в ответ тихие вздохи, ликует. Шея Виктора вмиг осыпается чувственными поцелуями. Еще секунды — и на ней расцветают красноватые метки, — это чтоб неповадно было, пусть ходит теперь меченый. И даже цепкие пальцы на затылке Джейсу не преграда. — Ну нет, Виктор, ты уже наигрался, — шипит он и слегка толкает его в грудь. Вик растягивается на столешнице, а Джейс плюет на аккуратность, буквально распахивая на нем рубашку — бледность кожи завораживает, и он благородно позволяет себе любоваться зрелищем. Но недолго. Уж слишком силен его голод. С тихим рыком он порывисто склоняется и наконец кусает точеную ключицу, ведет языком вниз, оставляя мокрую дорожку. Виктор под ним замирает: он напряжен до кончиков ногтей, и, кажется, даже боится дышать. Талис уже склоняется к своей догадке, пока тишину не нарушает трепетный блаженный вздох — а всего лишь стоило поддеть языком и слегка прикусить торчащий сосок. Доносится новый сладкий звук, и Джейс незамедлительно бросает на Вика взгляд — тот жмурится, дышит рывками, — и ведет рукой ниже. Оглаживает живот и кожу меж ремнями. Он хочет их расстегнуть, но Виктор тянет его за волосы и мотает головой, мол, потом. Красный платок еще с горем пополам держится на шее Талиса, но недолго — Вик так просто не сдается и цепляется за атласную ткань обеими руками, чтоб приблизить его лицо к себе и спустя секунду накрыть рот Джейса новым пылким поцелуем. Талис буквально теряет голову, однако его этим не отвлечь. Не задевая ремни, он сразу переходит к белью. Кое-как его стягивает и накрывает горячей ладонью уже давно стоящую плоть. Вик дергается и разрывает поцелуй. Шумно втягивает в себя воздух, податливо толкается в руку. Джейс доволен. Не просто доволен — доволен чертовски, тем более, когда встречается с Виктором взглядом: тот, всегда такой собранный, с иголочки, а сейчас полураздетый, распростертый под ним, со всклокоченными волосами и покрасневший от смущения и желания, смотрит преданно и любяще. Тянется к нему, льнет под искренне-ласковую улыбку, неимоверно украшающую губы. И от этого взгляда, от этой улыбки все естество Джейса еще раз переворачивается: тепло в груди, непрестанно гревшее все это время, разрастается еще больше, разливается, как река из берегов, к чертям снося все на своем пути. До жути хочется сграбастать Виктора в объятья и утащить в свою пещеру, хотя и эта «пещера» тоже вполне сойдет. Джейсу трудно удерживать свои чувства и он может поклясться, Вик испытывает сейчас то же. Один только этот взгляд и внутреннее упоение друг другом приводят к тому, что вся дикая энергия, переполнявшая обоих, переходит совсем в иное русло. Порывы сменяются беспредельной мягкостью, поцелуи вновь замедляются. Чувственность и трепет, хрупкость и бережность, искренность — в малейшем касании. Виктор, до того щедрый на царапины, теперь аккуратно водит по ним пальцами, словно заглаживая свою вину. И невольно ахает, когда чужие пальцы проникают внутрь, постепенно, плавно растягивая. — Джейс… — он едва слышно шепчет на ухо, прижимаясь к нему губами. — Джейс… — и спустя время сам отдается — не только пальцам, но и самому Джейсу; не только телом, но душой. Их каждое касание — сокровенное таинство, их каждое любовное слияние — священный ритуал. Впрочем, начиналось все у них с довольно практичных вещей — науки. Затем научный интерес скрепила дружба, а после они взрастили нечто большее. Джейс до сих пор помнил момент, когда пришло осознание, что в жизнях у них — у него особо, — есть нечто, помимо точной науки. Той теплой летней ночью они уже погасили в лаборатории свет и собрались разойтись до завтра, когда Талис, наконец, решился на откровенность. «Почти что хекстек», — так тогда ответил Вик и со всей серьезностью изрек, что это особые, тонкие материи. Джейс кивнул, согласился что «сводят с ума они так же», а затем подошел и настойчиво поцеловал, совсем бесстыже ощущая себя и правда лишившимся рассудка. Уже потом, в долгом упоительном поцелуе, весьма некстати — а, может, кстати, — прилетела забавная мысль, что Виктор, видимо, тоже тронулся умом (кажется, Вик даже шепнул «поехавший»). Но раз так, пускай, за все это время, они еще ни разу об этом не пожалели. И сейчас Джейс улыбается, касается губами плеча Виктора, ставит на нем засос, который вмиг проступает на его-то бледной коже, а она, вновь признает Джейс, словно и создана для таких вот отметин. Попутно слухом ловит новые стоны удовольствия: их мелодия уже обрела податливость и беззащитность, и сами они стали тише, почти не слышны никому, кроме Джейса, ведь только Джейсу они и предназначены. И Джейс знает, что сейчас держит в объятьях те самые «тонкие материи», его личный «почти что хекстек», который заставляет сердце захлебываться от безграничной любви, пока сам Виктор захлебывается сладостными вздохами и прижимает к себе так крепко, как только может. А когда движения ускоряются, Вик хаотично водит пересохшими губами по крепкой шее, уху, скуле Джейса, мажет по щеке и вновь накрывает его рот, втягивает в сбивчивый, но не лишенный чувственной нежности поцелуй. В этот раз Джейс добавляет толику властности, и Вик, очевидно тоже вспомнив ту летнюю ночь, вздрагивает от приятных мурашек, подхлестывает Талиса новым интимным вздохом. И затем ладонями скользит по мускулистой спине, прижимается пахом к сильному торсу, трется о него, пока в его ягодицы раз за разом активно вжимаются. Импульсы удовольствия отдаются в каждой клеточке. Дрожь, сперва несильная, затем нарастает. Начинает не хватать воздуха, в комнате становится душно, жар поднимается; сердце стучит быстрее, лихорадочнее, бежит галопом. Выдыхать хрипло, шептать быстро-часто: «Джейс, Джейс, Джейс». Метаться неистово, сжимать пальцы, сжиматься самому. Джейс, Джейс, Джейс… — Джейс! В миг наивысшего блаженства Виктор хватается за Джейса, утыкается в его плечо, крепко сжимает в объятьях. Дергается. Выгибается. Жмурится. И только потом медленно-медленно выдыхает, наконец позволяя себе расслабиться. Еще какое-то время в комнате слышно только быстрое, шумное дыхание. Оба пребывают в этой сладостной неге, сплетенные воедино, постепенно приходят в себя. Но Виктор не выпускает Джейса из объятий, а тот не горит желанием даже шевельнуться. — Ну как, отдохнул? — Талис разве что издает ленивый смешок в своей излюбленной манере, на что получает ощутимый укус: Виктор улыбается, не в силах ни шутить, ни отвечать колкостями. Но силы на еще один нежный поцелуй все же находит. И уверен, что найдет еще не раз.