Видения Гедеона

      Внимание: Суицидальные мысли, депрессия, просто ангст... серьезный ангст.       Время - странная штука. Оно столь же жестоко, сколь и милосердно. Оно столь же благосклонно, сколь и недоброжелательно. И за каждый дар оно требует свою цену. Какая-то часть Такемичи всегда знала. Он всегда знал, что за это придется заплатить. Конечно, небеса не были бы так добры, чтобы дать ему второй шанс, не потребовав чего-то взамен. Будь то его неудачная временная шкала. Его размытые воспоминания, или постоянная фантомная боль, которая следовала за каждой раной. Всегда была цена. Это была их самая счастливая временная линия из всех. Баджи, все еще живой и цветущий. Кадзутора начал лечение. Кисаки, после того, как Хината выбила из него все живое, наконец-то нашел причину, чтобы сохранить свою человечность, а Ханма к нему присоединился. Дракен все еще был рядом с Майки, и Эмма тоже. Изана, хоть и озлобленный и сердитый, присоединился к их маленькой семье. И несмотря на призраки прошлого, все были живы. Все были счастливы. И разве это не все, что действительно имело значение? Разве не для этого он вернулся, если не для того, чтобы дать второй шанс тем, кому его не дали. Дать им мягкий эпилог, потому что в конце концов они были детьми. Наивными, немного сломленными и державшими мир на ладони. Но он боялся цены за эту временную шкалу. Цены их счастья. Он боялся, что у него не хватит сил заплатить ее. Во рту у него чувствовался горький привкус. Карандаш в руке казался тяжелым, чувство надвигающейся гибели давило на сердце. Сегодняшний день ничем не отличался от обычного. Он был в классе, сидел там, где сидел всегда. Но все же это ощущение было неправильным, и он никак не мог его объяснить. Уроки пролетели незаметно, и он поспешил покинуть школу. Он просто должен был убедиться, что они все еще живы. «Позаботься о Майки…» Увидеть, что они дышат и улыбаются. «Ты моя гордость, Такемичи…» Это не было ложью. «Пожалуйста... дай мне покой». Это был не сон. И Хина... милая Хина. "Если бы я была мальчиком, если бы я была мальчиком, я бы защитила тебя, Ханагаки Такемичи". На этот раз он защитил ее. На этот раз... на этот раз он победил. Он победил. Он спас их... он спас их... он спас их? Такемичи был не совсем уверен, когда начал бежать. Его легкие горели, а мир кружился. Мир проносился мимо него во вспышках цвета и словах, которые он не мог расслышать. Он видел, но не мог понять. Слышал, но не осознавал. Туман заполнил его голову, и все, что он чувствовал, это вкус крови во рту и отзвуки пустой гильзы, бьющейся о землю. 'Живи. Жить. Живи. Живи.' - думал он, его ноги на автопилоте бежали по тому же пути, по которому он всегда бежал, когда чувствовал себя побежденным и разбитым. Потерянным и сломленным. 'Я защищу тебя'. И Такемичи задался вопросом, отплатил ли он, наконец, ей за ее доброту, или это был всего лишь сон. Как он оказался перед квартирой Хинаты, он не знал. Он не совсем помнил, как бежал сюда, но ноги болели, а рубашка прилипла к груди, влажная от пота и слез. Он позвонил в ее звонок один раз. Второй. Еще один, чтобы убедиться, что она услышала первый. "Все еще плакса, да", - он почти слышал ее голос, мягкий и добрый. Даже после того, как они расстались, в нем не было ни капли ненависти. Ни намека на горечь. Потому что со злостью он сможет справиться, но горечь - это другое. Горечь длится... горечь причиняет боль. У Хины не было ни того, ни другого. Ни злости, ни горечи. Она была немного разочарована, но, тем не менее, довольна. Бескорыстная и понимающая. Если он подведет ее сейчас, тогда... тогда действительно ли он заслуживает второй шанс... Дверь открылась, и Такемичи понял, что не может дышать. Ее волосы были коротко подстрижены, как когда-то, и те же глаза, яркие и полные жизни. Она была настоящей. Она была жива. Это был не сон... не ложь... " Привет?" Хина в замешательстве выглянула, высунула голову, но в остальном осталась за дверью, словно опасаясь его. Казалось, что она не совсем доверяла ему. Будто бы она его не знала. "Ты кто?" - снова заговорила она, когда Такемичи не ответил. "Я...", - он открыл рот, чтобы сказать, но не нашел слов. Сердце щемило, казалось, что он разбит, а глаза слезились. 'Я защищу тебя...' "Господин... вы в порядке?", но Такемичи не нашел в себе сил ответить. Она казалась обеспокоенной... но не за него. За незнакомца. "Я... я... извините... я о... ошибся адресом", - кашлянув, он слегка поклонился в знак невысказанного извинения и, не дождавшись ответа, бросился бежать. Он не знал, куда шел. Или как долго. Где-то по пути ему показалось, что он увидел Майки и Дракена, которые, как всегда, препирались. Но когда они прошли мимо, они не заметили его. Они прошли мимо, словно он был незнакомцем. Как будто Такемичи с ними не был знаком. 'Ставлю миллион на Такемичи!!!' Как если бы Такемичи не существовал. 'Не волнуйся о разлуке... возвращайся в будущее, Такемичи'. Но Такемичи не отправился в будущее... он не пожал руку Наото. Он вернулся домой, желая увидеть их еще раз, прежде чем вернуться в будущее. Как трус, он отказался уходить, так было ли это его наказанием? Было ли это компенсацией за его эгоизм? Быть забытым. Быть полностью... и абсолютно одиноким. Просто перестать существовать. ∞ Сердце Такемичи бешено колотилось. Он чувствовал такую ярость, какой не испытывал никогда прежде. И оно горело. Его сердце полыхало, отягощенное тяжестью моря, тонуло и тонуло, пока не перестало отличать верх от низа. Он дрейфовал, теряясь в волнах прилива, как лист, бесцельно плывущий в вечно растущей синеве. Его сердце кричало, и Такемичи хотел кричать с ним. Он хотел кричать до тех пор, пока его горло не обгорит, а язык не станет таким же черным, как кровь, текущая по его венам. Он даже не знал, как здесь оказался. Такемичи лишь на мгновение закрыл глаза, а в следующий миг очутился перед стремительно несущейся внизу водой. Он стоял на мосту, едва держась за выступ. Но когда он, загипнотизированный, смотрел вниз, в эту синеву, в эту вечно одинокую синеву, он видел только тишину... его крики были задушены и безмолвны. В детстве Такемичи считал, что боль - самое страшное чувство на свете... но разве может быть что-то более оглушительным, чем тишина, в которую он погрузился. Он думал, что тишина принесет покой. Вместо этого она принесла бездонную пустоту. Он чувствовал себя таким одиноким в мире, где было слишком много людей. Окружен ими, но в то же время чертовски одинок. Кошмар, созданный им самим. Мир, который Такемичи создал для себя... карусель из меланхолии и экстаза. Карусель, движущаяся вверх и вниз... ...и вниз... ...вниз. Он скучал по ощущению холодной воды, стекающей по горлу в пустую яму, которую он создал в своем теле. Вспомнил тошнотворную гордость, которую испытывал от пустоты. Он скучал по тому, что калькулятор в его голове тикал и тикал, тикал и тикал... Он скучал по пустоте, в которой некого было винить, кроме себя. Он скучал по возможности принимать душ каждый день и не испытывать отвращения к образу, который смотрел на него в зеркало. Это был не он... но, опять же, Такемичи не был уверен, какая часть его самого была настоящей. Когда он еще жил с матерью, Такемичи умолял ее дать ему еще десять минут. Еще десять минут, чтобы поспать. А когда она отказывала, он в оцепенении шел к маленькой кладовке и сворачивался калачиком на полу, радуясь возможности просто забыться. Закрыть глаза и просто исчезнуть. Он устал. Когда он был моложе, в самом расцвете лет, мать спрашивала его, чем он хотел бы заниматься в будущем. У Такемичи никогда не было ответа, но он чувствовал, что ответ должен быть важным. Его никогда не спрашивали, чего он хотел... только давали. И ослепленный ненасытным голодом, он взял бы все. "Я так много хотел, - думал Такемичи, - того, чему даже не знал названия". Но ответ... теперь он его знал. Слово, которому его научили в детстве, но которое он так и не уяснил. Он хотел ужинать за полным столом. Хотел приходить домой к матери и спрашивать, как прошел день. Хотел, чтобы кто-то обнял его, когда его сны наполнялись ужасами. Он просто не хотел быть один. Он... он не хотел быть одиноким. Домой. Он хотел домой. Не слишком ли многого он просил? "Больно", - сам себе сказал он, не проронив ни слезинки, чтобы скрыть рану, и не найдя никого, кто бы услышал его печаль. "Все болит". Если бы время забрало и его воспоминания, Такемичи не думал, что так же сильно переживал бы. Такемичи хотел вернуть время вспять, к тому времени, когда он был никем... когда он ничего не знал. Никаких эмоций. Никаких чувств. Только всепоглощающее забвение. Он хотел вернуться к тому моменту, когда он еще не существовал. До того, как он узнал, что такое тепло в материнской утробе. До того, как он узнал, что такое одиночество. До того, как его уши начали звенеть в тишине. Возможно, тогда он тоже сможет обрести счастье - беспамятное и наивное. Он не хотел умирать, но пока он стоял, глядя на воду под собой, он думал, не стоит ли ему просто убежать, как он всегда делал. Задумался, не то ли самое чувствовал Майки, когда стоял на крыше. Нет... Такемичи не хотел умирать. Его жизнь больше не была его собственной. Она была сломана и спутана со слишком многими другими... с людьми, которые больше не знали его имени. Несмотря на это, он решил спасти их. Он сделал выбор жить, чтобы спасти их. И он обещал Хине. Он обещал продолжать пытаться. Конечно, это что-то значило. Такимичи сделал глубокий вдох, прежде чем перелезть через перила и отойти от уступа. У каждого был свой счастливый конец, с горечью подумал Такимичи. Возможно, ему пора было начать работать над собой. Он не хотел умирать. Он просто... он просто хотел остановиться. " Остановить что?" - однажды спросила его мать. Существование.