Метод замены

5 ноября, 2007, Токио

Эл в одиночестве стоял на крыше, ничуть не пытаясь скрыться от резких холодных капель, что падали на него, сквозь него, внутрь него неудержимо и неизбежно. Пожалуй, он видел в этом изящную аналогию со своей смертью, которой он уже никаким образом не хотел и не мог предотвратить. Звон колоколов не раздавался — гремел, будто в мире не оставалось других звуков. Безостановочный шум в голове был не чем иным, как хаотичным скоплением мыслей, деталей, гипотез и фактов, от чего Эл, если честно, теперь нестерпимо устал. Он должен был умереть, потому что стоял на пути Киры; даже его отступление (чего Эл никогда не совершит, во что Лайт никогда не поверит) не послужит для Киры поводом оставить его в живых. Даже если Эл решится-таки устранить самого Лайта, то шинигами придёт за ним и убьёт (Эл совершенно не верил, что бог смерти Рэм и все другие существующие в этой игре боги смерти были полностью беспристрастны). К тому же его интуиция ясно давала понять, что в этой игре между Кирой и L вообще не окажется победителей. Дождь бесконечно расчерчивал ледяными прозрачными линиями его лицо, щёки, что было неплохой имитацией его собственных слёз — что ж, Эл правда жалел о том, что всё подходило к концу. Даже если каким-то немыслимым образом Эл удалось бы казнить Лайта, он помнил бы об этом человеке до конца своих дней; если только он попытался бы его спасти, тогда Кира ударил бы в спину. Дождь соприкасался с каждой точкой земли каждой частью себя самого, дождь врастал в неё, проникал в самую её глубину, в самую суть и совсем переставал существовать; дождь, наверное, и был самим Эл. Сейчас Лайт придёт к нему — Лайт придёт за ним, точно бог и жнец смерти, — и позовёт за собой. Эл мог предсказать это очень и очень легко, потому что стоял здесь, казалось, десятки часов. Дверь, ведущая сюда, на крышу, в этот же самый миг оглушительно скрипнула. Эл непроизвольно шагнул вперёд, ещё дальше, ещё ближе к краю. Раскат грозы осветил потемневшее, однотонное небо, нависшее над городом совсем низко, и они оба мгновение просто смотрели, как сгусток огня вспыхивает и исчезает, теряется в пустом пространстве. Эл принялся предугадывать то, что Лайт скажет, до фразы, до слова и до интонации, точно зная, что сможет, и зная, что это бессмысленно перед финалом. Сейчас они спустятся вниз, Эл немного обсохнет, затем они вместе вернутся к остальным участникам следственной группы, и всё решится, когда Эл объявит всем о проверке одного из правил тетради — так идеально и вовремя, так безоговорочно обелившего Лайта и Аманэ Мису правила тринадцати дней. — Рюдзаки! — послышался голос Лайта… нет, голос Киры совсем рядом. Дождь как будто усилился, когда он появился здесь, что, по мнению Эл, вовсе не было удивительным. Эл приложил ладонь к уху, показывая, что не слышит сквозь шум ливня, правда стирающий и подавляющий всё. Лайт решительным шагом направился прямо под дождь, но (что сколько-то расходилось с прогнозом Эл) не стал спрашивать, что в такую погоду Эл делает здесь, будто… будто давая понять, что и сам очень точно способен понять это, ясно считать эту неуловимую символичность. Это увеличивало процент того, что он был Кирой, поэтому Эл не предполагал, что Лайт поведёт себя так, всегда (почти) безупречный в любом своём жесте и взгляде. Эл чуть повернул к нему голову. Он хотел задать вопрос, он хотел вернуть их так и не начавшийся разговор к той линии, которую определил, но Лайт только схватил его за плечи: — Пойдём. Ты промокнешь, замёрзнешь и вряд ли продолжишь расследование эффективно. Эл фыркнул, давая понять, сколь в действительности бесконечно малы его шансы продолжить расследование вообще. Но, с другой стороны, слова Лайта также можно было расценить как довольно прозрачный намёк, что, опять-таки, несколько не вязалось с его идеальной игрой. Его лицо, изученное Эл до мельчайшей черты, словно стало одновременно увереннее и мягче. — Ты слышишь, Лайт-кун? — спросил Эл, не двигаясь с места. Лайт замер прямо напротив него. — Колокола звонят громче обычного. Лайт в ответ лишь нахмурился, а затем его глаза заблестели какой-то догадкой, и он улыбнулся чуть грустно. — Они перестанут, Рюдзаки. Затихнут. Прислушайся. А затем — спустя только мгновение — случилось что-то, что пошатнуло реальность Эл, можно сказать, до предела. Кира… Лайт? — просто обнял его, зарываясь одной рукой в мокрые волосы и прижимая к себе другой. Эл… Эл больше не чувствовал даже дождя, хотя этому не могло быть причины. Одно это действие, наверняка совершённое Лайтом в попытке лишь вызвать доверие, словно заставило его оцепенеть. Нет, нет, дело было вовсе не в том, что подобное не было свойственно их отношениям; даже не в том, что само ощущение объятия, хоть и одностороннего, было странным, едва ли комфортным и давно забытым. Просто Эл никак не мог разгадать, почему Лайт сейчас будто видел его насквозь. Без сомнения, Кира мог пролезть в его голову первым и тем самым переиграть его, но никогда — определить, что Эл чувствовал, а не знал; никогда — лишь одним проницательным, искренним жестом поставить его всё равно что в тупик. А ещё Эл запоздало пришёл к осознанию, что и сам прикасался к чужой спине — пускай и несмело, неловко — и что они оба говорили на каком-то ином языке, пока не расцепляли рук. Лайт едва различимо выдохнул ему в ухо: — Рэм не опасна, если только ты не тронешь Мису, — и Эл уставился на него широко расширившимися глазами, куда дольше привычного укладывая в голове его слова. Никаким образом нельзя было твёрдо знать мотив самого шинигами, если только ты не… — Это можно считать признанием, Лайт-кун? Тот почему-то отвёл взгляд вниз, но несколько раз торопливо кивнул (повергая Эл куда-то в глубины ошеломления): — Да. Да, безусловно. И я… я могу рассказать тебе всё, о чём ты захочешь спросить, но ещё расскажу тебе то, что ты должен знать. Только, пока ты стоишь здесь, под ливнем, и раздумываешь о своей скорой смерти, я прежде всего хочу сказать, что никто не убьёт тебя. Идём вниз, Эл, и поговорим об остальном. Настоящее имя-тире-совершенно безликая буква прозвучали из уст Лайта очередным доказательством, что привычное положение вещей давно утратило всякий смысл; Эл даже смог допустить мысль, словно этому Лайту, который пришёл к нему, на самом деле было известно о нём всё. Дождь не стихал, но как будто не доставал до них, окружённых невидимой прочной защитной сферой. Лайт на секунду сжал запястье Эл в своей руке, когда тот проскользнул в проход первым. Чёрные с едва видимой просинью глаза встретились с заключившими в себе свет спокойного закатного солнца, больше не способного навредить или сжечь, — почему-то в это, в той степени, как и в сказанные Лайтом слова, очень хотелось поверить, не требуя никаких доказательств.

______________

27 ноября, 2029, Лондон

Чёрные с едва видимой просинью глаза встретились с заключившими в себе свет спокойного закатного солнца, давно не способного навредить или сжечь, — и ровно в этот момент Эл почувствовал, как несколько поэтичное сравнение, подобранное им больше двадцати лет назад, только что рассыпалось в прах. Что же, честно сказать, на протяжении этого ноября он который день ждал, что это случится; он ждал, что спустя долгие годы столкнётся с Кирой, который намеревался его убить и почти в этом преуспел. И пускай теперь тетрадь смерти была вне его досягаемости, пускай Эл знал, кем Лайт станет, как сложится его судьба, на его душе всё равно было неспокойно. Вот только что Лайт с привычной полуулыбкой делился очередной мыслью, пришедшей ему в голову по их с Эл текущему делу, как почему-то бессильно упал, будто его тело разом лишилось костей, а затем обвёл всё, что было вокруг, взглядом неузнавания — но не позволил себе ни секунды растерянности, несовершенства своей маски. Наконец Лайт увидел того, кто сидел перед ним на диване с пирожным в одной руке, и, конечно же, догадался, что это был Эл. В чёрной копне волос едва-едва проглядывала первая седина, морщины пересекали сосредоточенное лицо, хоть и не были слишком заметными, и в целом Эл выглядел моложе своего настоящего возраста, однако уж точно не тем, кто расследовал дело Киры, и Лайт это мигом определил. — Рюдзаки, — сказал он, скользнув взглядом по, очевидно, незнакомой обстановке просторной гостиной. — Что происходит? Если и существовала какая-то тень сомнений, теперь она в одну секунду развеялась. Лайт, которого Эл знал, уже давно не называл его никаким вымышленным именем. Лайт, которого Эл знал, впрочем, иногда вспоминал это конкретное, но тогда они оба поддерживали эту игру и даже могли достать и надеть цепь, силой воображения возвращаясь к былым временам (один раз некстати заглянувший к ним Мелло увидел их скованными, что просто не могло не стать причиной его бесконечных насмешек, но Эл всё равно считал это весьма… интересным, когда у них было подходящее настроение). Однако нынешний Кира, заменивший собой его мужа (о, ему ещё предстояло это узнать), был абсолютно реальным. Таким, который смеялся бы на могиле Эл, если бы нечто — единственное, что до сих пор оставалось загадкой, — не перетасовало пространства реальностей совершенно причудливым образом. Эл спрыгнул вниз, отложив надкушенное пирожное на столик (пожалуй, рядом с Кирой всё-таки стоило быть начеку в полной мере). — Лайт наконец-то пришёл в себя, — Эл улыбнулся одним уголком губ. — Я очень этого ждал. Лайт ещё раз осмотрелся, уверившись в том, что всё, включая постаревшую версию Эл, на самом деле существовало; Эл мог его в этом понять, вспоминая, как сам реагировал на того Лайта, который пришёл к нему на крышу и навсегда остановил звон, так явственно предвещающий смерть. — Что ты сделал со мной? — Лайт шагнул ближе, всматриваясь в изменившееся лицо. — Я отчётливо помню, что находился внутри штаба расследования, Рюдзаки, и то, как ты выглядел! Скажи, ты продолжаешь играть со мной, подозревая, что я Кира? Пытаешься вывести из равновесия и добиться признания? — Идём со мной, — проигнорировав все эти вопросы (Эл всегда мастерски это делал, когда ему это было нужно или когда он хотел), Эл просто взял Киру за руку и повёл за собой. Тот не сопротивлялся, однако держался очень настороженно и напряжённо. — Рюдзаки. В конце концов всё-таки выдернул руку; почти незаметно коснулся часов (вот только Эл точно знал, что там больше не было никакого обрывка, — но этого ещё не знал этот восемнадцатилетний Лайт, потерявший опору под ногами в одном шаге от триумфа). Теперь этот жест только лишний раз выдал его, однако не был опасным. — Подойди к зеркалу, Лайт, — попросил Эл. Как он и рассчитывал, Лайт решил, что любая информация сейчас придётся как нельзя более кстати. Он, держась от Эл на расстоянии, всё же прошёл туда, куда тот указал. Отражение чуть растерянно смотрело на него глазами давно не студента — мужчины, что был немногим выше Эл, подтянут и строен, по-прежнему до педантичности аккуратен. В свои сорок Лайту сложно было дать больше, может быть, тридцати с небольшим; также с возрастом его голос стал глубже, увереннее, но, наверное, это сложно было понять, будучи дезориентированным в пространстве и во всей реальности как таковой. Лайт обернулся к Эл с беззвучным вопросом, когда понял, что, если только всё это не галлюцинация, вызванная каким-нибудь веществом, он на самом деле выглядел именно так и, вероятно, имел провал в памяти, охвативший не меньше десяти-пятнадцати лет. Но… почему Эл до сих пор был рядом с ним, так и не арестовав его или (что и должно было произойти!) не умерев от руки Рэм? — С того времени, когда ты находился внутри штаба и собирался меня убить, — резким жестом Эл не дал Лайту прервать себя, — прошло двадцать два года. Как видишь, с тех пор многое изменилось. Лайт различил тонкий серебряный ободок на своём пальце, только когда Эл прикоснулся к нему. На руке самого Эл подозрительно блестело нечто похожее, и Лайт, сбитый с толку, мотнул головой, отгоняя такую странную — и очевидную, в сущности, — мысль. Не могли ведь они?.. Чего он на самом деле не помнил? Что-то мягкое, тёплое, что-то, что двигалось почему-то едва уловимо знакомо, соприкоснулось с его собственными губами, прежде чем он сумел это предотвратить. Он оттолкнул Эл, едва только поняв, что случилось секунду назад. — Что ты сделал? — Лайт всё ещё должен был его убить. Если он потерял память о двадцати последних годах своей жизни, но помнил, что был Кирой, тогда тетрадь смерти ещё оставалась здесь, на земле, вместе с Рэм (если та ещё не пожертвовала собой ради Мисы, углядев для неё опасность в чём-либо); тогда вторая тетрадь вместе с Рюком также существовала у Мисы — и Лайт должен был незамедлительно с ней связаться. Он должен был разузнать, что вообще стало с Кирой за двадцать лет, должен был снова вернуться к своей миссии, должен был… должен был… Должен был пресечь любые поползновения со стороны Эл к себе, потому что тот снова придвинулся непозволительно близко! — Лайт может не сразу принять это, но уже чуть больше десяти лет он мой супруг; чуть больше двадцати — мой коллега, напарник, союзник и детектив, без преувеличения не уступающий мне. Лайт с едва скрываемым раздражением выдохнул: — Рюдзаки… — Я целовал Лайта… — Эл прикусил ноготь большого пальца, задумавшись. — Да, ещё с того времени, когда подходило к завершению расследование дела Киры. Я продолжал делать это те самые двадцать два года, и потому для меня это совершенно естественно и приятно — почти как есть клубничные пирожные, а даже Лайт-Кира должен знать, насколько я их люблю. Поэтому я сделал это сейчас — чтобы Лайт вспомнил, привык и… С каждым его словом глаза Лайта наполнялись всё большим недоверием и потрясением, и в конце концов он стремительным шагом направился прочь, почти перейдя на бег в поисках выхода. — Боюсь, что охранная система нашего с Лайтом дома не позволит ему выйти наружу, если он не введёт сороказначный код, которого сейчас не помнит, — Эл вовсе не собирался его догонять. — Так что, раз Лайт снова Кира, ему вновь придётся побыть моим узником. Лайт обернулся, чтобы увидеть, как Эл так знакомо щёлкнул наручниками, которые словно материализовал из воздуха. Не иначе та самая цепь — от которой Лайт по ощущениям только-только избавился! — потянулась по полу, словно хищная змея, давно нацелившаяся на свою загнанную в угол жертву. Однако Лайт продолжал отступать, пока просто не натолкнулся на стену; невдалеке располагалась широкая лестница, с другой стороны — ряд одинаковых дверей, но Лайт не мог знать, куда они все вели, так что сейчас Эл просто играл с ним, неотвратимо приближаясь в стремлении не то заковать, не то поцеловать вновь, и Лайт не мог сказать, что было хуже. Сохраняя собственное достоинство, он не стал продолжать заведомо проигрышную попытку сбежать. Он не стал и устраивать драку: ведь Эл, очевидно, сейчас в полной мере владел собой и имел неоспоримое преимущество в виде абсолютного понимания этого мира. Эл застегнул на нём один наручник, и, вопреки тому, что всё буквально перевернулось с ног на голову, Лайт осознал, что не настолько многое так уж существенно изменилось. Ну, разве что теперь от Эл стоило держаться подальше не только потому, что тот являлся его врагом. — Лайт может чувствовать себя как дома — хотя это и есть его дом, — улыбнулся Эл. — А сейчас я намерен продолжить работать, так что идём назад. И они оба направились к внушительных размеров дивану, на столике рядом с которым располагались включённый ноутбук, некоторое количество бумаг, очки в изящной чёрной оправе — очки? Кто-то из них в самом деле нуждался в очках? — и недоеденное пирожное. Что-то и впрямь не могло измениться даже спустя сотню лет.