Замерзающая фея смеётся

Дышать больно. Проклятый холод сдавливает лёгкие, выворачивает бронхи, бьёт в солнечное сплетение ноющими спазмами. После иллюзии ледяной воды руки покрываются гусиной кожей, но это блекнет перед другой болью и другим страхом. Его не закуришь сигаретами и не запьёшь алкоголем, он режет горло, обнажая сонную артерию и цепляя её своими чёрными когтями. Почему-то пахнет чем-то сахаристым и кислым одновременно, сводящим скулы. Айси сама себя не понимает — всё только выстроилось более-менее чётко, даже план у них какой-никакой появился, но что-то в этой лёгкости кажется ей неправильным. Нельзя запастись всякой дребеденью и на чистой дури вызывать Прародительниц, нельзя помогать фее-недоучке, чтобы та отдала свою магию в их руки. В её руки. Так не бывает, может, только в детских сказках, но они не в ней живут. Скорее, в жалком подобии с картонными декорациями и фальшивыми рекламными улыбками с уличных флаеров. Айси знает, с детства усвоила, что всему есть своя цена. И чем придётся платить за тёплые сгустки Пламени, она придумать не может. Платить придётся всем четверым, исход же неизвестен, как кота из мешка доставать. Это не укладывается в голове, а сила бунтует, выжигая угрозу обморожения на запястьях. Проснуться мерзким трупом, погибнув от своей же магии — это низко и недостойно для дочери Аврелии и потомка Белладонны. Поэтому она теперь кутается в тёплую одежду и почти не отпускает от себя Дракона. Когда они в Башне, он излучает тепло, но его как будто не хватает, и зверь виновато рычит, опуская крылья. От того, как днём в кафе они сидели с сёстрами и Блум, живот сводит судорогой. В голове можно называть её по имени и вспоминать наслепо, как их волшебство смешивалась во что-то дикое, но до того комфортное, что ведьме пришлось выказывать недовольство и показное равнодушие всеми силами, чтобы рыжая ничего не заметила. Она и не заметила — задавала вопросы, краснела до самой шеи и ёрзала на краешке стула, как готовясь получить удар в спину или быстро вскочить, превращаясь. Смешно, Айси бы и догонять её не пришлось — достаточно было швырнуть в спину пару острых сосулек и наколоть фею на них, как пёструю бабочку на иглы. Рыжую, всю в золотистых подпалинах и с чёрной окантовкой крыльев. Эта картина удовлетворяет жестокое воображение. Тут же, правда, прицепом выезжает свежая шуточка Сторми — идиотская, не к месту и времени, сплошной сгусток пошлости, сводя на нет весь эффект от воображаемого убийства. Надо же было ляпнуть такое. Чтобы ведьма правила рука об руку с феей, да ещё Спаркс, самой светлой из всех, затмевающей даже волшебницу с Солярии. И смех, и грех и слёзы с водкой и кровью в высоких стаканах, куда Айси лично накидает побольше льда. Желательно колотого — не в её вкусе идеальный кубический лёд, хотя могла бы и ромбиком его завернуть при желании. Нет, шутка точно идиотская, а то, что Айси всё больше хочется нырнуть за пазуху смазливой феечке и греться, греться, греться до ожогов последней степени — это бред замерзающего человека. Она непостижимым образом заглушает её беспокойство, греет, даже того не осознавая. Может просто сидеть, постоянно хватаясь за одежду, дёргая нитки и стараясь на Айси вообще не смотреть. Ей невдомёк, пока непривычно, что можно говорить с ведьмами, не вступая в драку. Хотя их стычки были очень зрелищными, как-нибудь бы повторить, в конце концов, Блум много не надо, чтобы повестись на подначки. Айси даже завидно, у начинающей волшебницы с контролем тоже не всё в порядке, если верить Дарси, но она хотя бы не кажется пламенеющим факелом, тогда как она сама копается в природе собственных магических сбоев и понять не может, в чём дело. Лес, окружающий её вечной зеленью, сейчас густо чёрен. Где-то вдалеке ухают совы, а над озером как дымка вьётся туман, подбираясь всё ближе к ней. От берега веет невыносимой прохладой. Раздражение всё же берёт верх — ведьма Льда она или кто? Айси встаёт твёрдо на ноги, вздёргивая подбородок повыше, и вытягивает кисти рук, подсвеченные холодным голубым сиянием. Магия, неповоротливая и строптивая, как от сна отходит, окружая её снегом и сколами льда. В теории, даже если её вморозить в айсберг, то ничего не будет — Айси просто расколет его изнутри и даже не чихнёт. А в глазах, напротив, мелькают чёрные мушки, пижонский плащ слишком тонок, чтобы укрыть или согреть — ткань сразу промокает. Снег идёт безостановочно, уже намело его по грудь. Сугроб давит непролазной глубиной и силой, но останавливаться Айси не смеет. Ей кажется, что кто-то смотрит, может, птицы на деревьях, а может и Три Хреновы Ведьмы с того света — не имеет значения. Когда белые пласты покрывают её уже до подбородка, ведьма чувствует, что тело болит, как после побоев, её банально колотит от подступающего обморожения. Айси закрывает глаза, стараясь ощутить родство со стихией, усмирить её, взять под контроль. Стихии плевать, она просто душит её невозмутимо холодом, до потери сознания. Неужели вот такой для неё судьба уготовила конец? Она чувствует, как схлопываются двери разума. На миг ей кажется, что холод всё-таки пропал, но это была обидная иллюзия.

***

— Айси! — не помню, как крик вылетел, выпростался из горла и полетел подбитой пичугой над лесом. В голове царил только животный ужас, адреналин и бесконечное зарево синего, вспыхнувшего светом далёкого маяка с задворок сознания. Даже рук поднимать не пришлось — так полыхнул чистый, ультрамариновый огонь, уничтожая лёд и снег, скрывшие Айси с головой. Она упала на землю, как оброненная кем-то гигантским безвольная игрушка. За спиной крыльев даже не было, а казалось, что я подлетела к ней как на них. Мокрая одежда прилипла к синеватой коже, потёк её ужасный макияж, кляксами пачкая бледные скулы. Выражение лица ведьмы было отвратительно умиротворённым, как на иконах в церкви, куда в детстве её водила мама. Айси это не шло. Блум не видела её в настоящие минуты спокойствия, но эта озарённая догорающим пламенем маска была ужасной. Ведьме шли косые ухмылки, дикий смех и даже хмель болотных огоньков в прозрачных радужках. Это нелепо — обнимать безвольную Айси, касаясь кончиками пальцев приоткрытых синюшных губ. На них чувствовалось мелкое дыхание, оно неровное и сбивчивое, Блум чуть не ударилась в слёзы, как будто она виновна в этом безумии, затеянном самой Айсию Её огонь растопил лёд, но греть не согрел, а усилять давление фея не решилась, боясь обжечь невезучую соперницу. Мысли крошились и рассыпались трухой по ветру, ни одного лечебного заклинания ей в таком раздрае не вспомнить. Беспомощность — отвратительное чувство. Хваткое, унылое, беспросветное. Блум не хочет становиться причиной ещё чьей-либо смерти, неужели Огня Дракона не достаточно, чтобы исцелить обморожение? Или всё дело в самой Айси и её магическом Льде? Она просто банально сильнее, а сама Блум непозволительно слаба именно тогда, когда это вообще неуместно! Сжимаясь в клубок, она не выпускает из рук Айси, цепляясь за неё, как спасательный круг. Время уходит, и либо она потеряет его, сидя на земле с полумёртвой девушкой на руках, без этого жуткого макияжа кажущейся гораздо ближе к ней по возрасту, либо попытается добраться до лазаретов в равноудалённых сейчас школах. Не успеет долететь, а порталы создавать не умеет, господи, зачем же ей вообще дали такие силы, если от них в её руках никакого толку?! Они как будто тонут. Камнем падают, вот-вот и будет глухой удар об песчаное дно. Ведьма и фея, принцесса и злодейка, язвительная маньячка и обычная девчонка, границы стираются, как будто они упали в мешок безвременья, где ярлыки не имеют значения. Блум закрывает глаза. Все чувства обострились на сто процентов — она чувствует всё, каждую клеточку, трещины в костях и дрожащие от холода ладони. Внутри неё трепещет огонь, тёплый сгусток размером с кулак, никогда не разжимающийся. Только сейчас он словно наконец-то раскрывается, и из сердцевины пылающей ладони разливаются красные волны. Они контуром обхватывают всё тело, поднимая в воздух её волосы сигнальным костром. Эти волны вытекают через кольцо рук, в котором Блум крепко сжимает Айси, они словно вбирают её в этот контур, омывая медовым теплом. Фее кажется, что внутри неё прежде бушевал тайфун, а теперь царит абсолютный штиль. Гармония, разжигающая заново в такт её сердцебиению жизнь. Так успокаивающе, прекрасно в своей неспешности и теплоте. Ещё немного, и красные потоки сбегаются обратно по рукам, отпуская ведьму — прямо к сердцу, размываясь фиолетовыми мазками. Блум подавляет желание тревожно сжать руки покрепче — Айси понемногу приходит в сознание. Странный, прежде ни разу не вызываемый ею огонь согрел её и будто расписал кожу как красками — здоровым румянцем. Тяжело поднялись веки, трепетали ресницы. Айси попыталась было сесть, но упала обратно на спину, дезориентировано бормоча что-то в полубреду. Блум замерла, боясь навредить ей или напугать, ведя себя так, как будто ступает по хрупкому льду. — Айси, ты как? — осторожно спросив, Блум неловко коснулась её щеки, вытирая следы растёкшейся подводки. Могла же она позволить себе побыть участливой? Айси всё-таки села, опираясь на участливо предложенную руку. Кажется, она не вполне поняла, кто ей помог, но побывав буквально на пороге чертога предков и вернувшись оттуда резким рывком, предпочла не отвергать помощь. Не рискуя даже попробовать вызвать лёгкий снегопад, ведьма всё-таки заговорила охрипшим голосом, выплёвывая ответ, словно воду из лёгких после утопления: — А ты как думаешь? Я от своей же магии чуть коньки не отбросила. Позор всего ведьминского рода, — заключение вышло ошеломляюще горьким. Блум честно не нашлась, что ответить. Сейчас, когда прилив сил кончился, она вновь вспомнила, кто они есть. Заслоны встали на свои места с глухим стуком. Что ж, свой долг феи, как не проходящей мимо человека в беде волшебницы, она выполнила. Значит, должна уйти? Но её никто не гонит — Айси всё старается выровнять дыхание, осматривает на предмет повреждений всё, что глазу доступно. За всей этой мишурой она пытается скрыть беспокойство от того, что вырвалось у неё до этого. Видимо, любые проявления слабости для ведьм — это что-то постыдное, а Айси сейчас буквально расписалась в своей бессильности перед злейшим врагом, с которым заключила хлипкий союз. Только факт сотрудничества ради общих целей не подразумевает, что они теперь могут перестать изображать вражду. — То есть, ты хотела доказать свою силу, заморозившись насмерть? «Со стороны это звучит ещё хуже», — мрачно подумала ведьма, но вроде как Блум не пыталась насмешничать, словно действительно беспокоилась за неё. Ещё и вышло, что это она её спасла. Хорошо, что никто этого не видел, иначе смерть показалась бы Айси лучшим исходом. Они сидели слишком близко друг к другу. У Айси упадок сил, а сидит она ровно только за счёт того, что упирается руками в землю. Блум, бледная и смущённая не меньше её самой, вся как будто сжалась, свернулась в невообразимый узел, положив голову на колени, обтянутые промокшими джинсами. Непонятно, что фея вообще забыла в этой части леса, но сам факт, что вытащила Айси с того света, ведьму душит. До башни она сейчас элементарно не дойдёт, да и идти через Чёрный лес — так себе затея, когда физически даже отбиться нельзя. — Помоги встать, — отрывисто попросила Айси, впрочем, удивляясь тому, что фея подчинилась сразу и без вопросов. Вскочила, да так быстро, едва не свалилась обратно. — Тебе придётся или тащить меня на себе до самой школы, или я могу научить тебя посылать короткие сообщения, — предложив это, она мысленно содрогнулась, представив, как рыжая сгружает её возле школьных ворот. Как ей потом в глаза после такого унижения смотреть, непонятно, так что она надеется, что Блум согласится на второй вариант и позовёт Дарси. Сестра, конечно, выскажет всё, что о ней думает, причём матом, но переместит их гораздо безболезненней и быстрей, чем сможет это сделать фея. Ничего не ответив, первым делом Блум крепко ухватила её за предплечье, показывая недюжинную для такого телосложения силу. Вышло слишком резко, отчего у Айси кругом пошла голова, и нелепая девчонка опять подхватила её, не давая упасть на чёрную то ли от льда, то ли от огня землю. Они оказались слишком близко друг к другу. Айси смогла бы пересчитать каждую веснушку на щеках феи. Вблизи она казалась ещё более юной, до смешного тонкой и смущённой. На ней была очередная футболка, скрадывающая всю невеликую женственность, когда девушка не находится в превращении. Внимание ведьмы, правда, привлекло кое-что другое. Из-за ворота жёлто-голубой одежды выглядывал краешек выделяющегося на светлой коже…шрама? Не спрашивая разрешения, ведьма немного оттянула ткань, мало обращая внимание на то, что Блум покраснела — мгновенно пошла пятнами, как краснеют все рыжие, неловко и ярко. Действительно, под одеждой у неё, насколько позволял углядеть небольшой зазор, тянулся длинный шрам. Разве феи хранят такое, не сводят по возможности пыльцой? Убрав руку, Айси поймала её паникующий взгляд и спросила, нарочито крепко ухватив её за плечо, чтобы не вырвалась и не уронила её саму навзничь: — Почему не убрала? — для неё не является тайной за семью печатями природа этой отметки, как и то, что убрать шрамы легче лёгкого. Феи вообще не признают любые физические изъяны, по крайней мере, большинство, что же не так с этой? — Не хочу, чтобы кто-то увидел, — Блум мечтает провалиться под землю или отмотать время и хотя бы ударить Айси по рукам, чтобы не смела так вольно разглядывать её. Сделай она так, ведьма ничего не узнала бы о её маленьком секрете, и сейчас не пришлось бы бороться со стыдом, придумывая нелепые отговорки. — Врёшь, феечка, — уверенно заявила она, продолжая удерживать её на месте, — ты не можешь не знать, что свести шрамы не составит труда даже школьному медику, так почему не обратилась к ней? Упорство и психологическое давление вкупе с некоторым насилием — фирменный коктейль Айси, позволяющий ей добиваться правды от окружающих. Ей слишком любопытно разгадать природу конкретно этой волшебницы, почему их так тянет друг к другу, сталкивает раз за разом в критические моменты, отчего её огонь столь долгое время сводит Айси с ума, а сам образ рыжей надоеды не идёт из головы? Блум медлит отвечать, хоть и понимает — ей не отвертеться. Айси слишком упряма, чтобы не изводить её, пока не получит правдивый ответ. Но как признаться в том, что эти шрамы просто рука не поднимается свести? Позволить заботливой мадам Бонар посыпать раны пыльцой, исцелить физически, при этом оставляя внутри месиво из бурлящей крови и осколков льда, казалось бы, засевших там навсегда. — Я не хочу их убирать, Айси, потому что они напоминают мне о тебе. Вот и весь ответ. Блум осторожно пробует отстраниться, но не может — хватка у той, кто буквально четверть часа назад едва ритуально не самоубилась, слишком крепкая. Во всём, что её касается, возникает это слишком. Слишком пристальное внимание к группе первокурсниц. Слишком сильная жажда власти. Слишком много ненависти к отдельно взятой фее, которая, как ни пытается, не может вытравить её из своего разума, и в то же время боится забыть. Айси честно не знает, что сказать. Казалось, на неё ушат воды обрушили, холоднее, чем наколдовала сегодня Дарси. Всё-таки в магии сестры всегда есть толика искусственности, нереальности, как и в этой ситуации. Блум не хочет её забывать Что это, форма помешательства? Тогда она полностью зеркальна её собственной мании. Потому что Айси точно так же не может избавиться от желания находиться где-то поблизости от Блум. Её бесит эта душевная чистота, что девушка никогда не знала зла и несчастий, пока не встретила их с сёстрами. Первая встреча закончилась запоминающееся, с тех пор настырная фея регулярно появлялась у них на пути, так или иначе препятствуя достижению цели. Айси огромное удовольствие доставляло становиться для неё воплощением Тьмы, разбивать вдребезги сказочный мир Блум, врываясь в него ночным кошмаром. Оказалось, не так много было нужно, чтобы отравить её мысли собой. Они потом не вспомнят, кто же первой прильнул к чужим губам в неловком поцелуе. Он на вкус окажется как дурман с примесью перечной мяты. Дыхания смешались, и звенящий вокруг воздух искрами опадал на прикрытые веки. Как сколами двух половин они сошлись, сперва неумело и трепетно, с едва слышным придыханием и крепнущей уверенностью. Накрыло их резко, с головой. Айси заставила девушку наклониться ниже, больно впиваясь ногтями в затылок. Под её напором Блум сдалась, приоткрывая губы, позволяя ведьме кусать их и проходиться языком по ноющей плоти. Они точно безумны, но охотно это признают в тот миг, пока сливаются в поцелуе, стёршим ржавые грани и условности, существующие только в их головах. Барьеров больше нет, и они сплавляются магией и телами во что-то одно — такое глубокое и в своей поспешности удивительно правильное. — Что мы творим? — отстраняясь, но не выпуская Айси из рук, шепчет Блум, блуждая плывущим взглядом по её лицу. Айси ухмыльнулась, с неприятным надломом и чем-то похожим на предопределённость. Она провела ладонью по лицу принцессы, обводя линию её челюсти и яркие на фоне бледной кожи губы. — Не знаю, как ты, а я впечатлилась тем, что ты думаешь обо мне, когда видишь свои шрамы, — проведя по линии шрама через ткань, Айси подумала, что он там ведь не один, и она хочет увидеть каждый. Блум, вдыхая глубоко тёплый воздух, приметно вздрогнула от присутствия острых ногтей в опасной близости от груди, где так бешено колотилось сердце. Свободные пряди волос щекочут шею, Айси принялась задумчиво накручивать их на палец, не принимая попыток снова её поцеловать. Блум не хочется думать, что будет после, Айси тоже отбрасывает тревогу подальше, рывком притягивая фею на своё плечо, чтобы не отвлекаться. Всё случившееся только что кажется сном — одним на двоих. И вопреки всему он обязан продолжаться, пока не закончится воздух в лёгких, или одна из них не уйдёт, отказываясь от всего, что может быть дальше. А может ли? Они обе не знают, но не отпускают друг друга. Немного погодя, Блум вернула их к тому, что уже глубокая ночь, а Айси надо вернуться в башню и выпить какой-нибудь укрепляющий состав. Подумав, она согласилась, понимая, что девушке тоже нужно пробраться незаметно в школу, пока никто не хватился, а на обсуждения у них ещё будет время.