Замерзающая фея смеётся

Блум любит зиму. Ей нравится ощущать колкие поцелуи снежинок на щеках, рисовать замысловатые узоры на катке в парке, кружась в танце с обжигающим ветром. То, что её день рождения приходится на середину декабря, только добавляет своё очарование этому времени года. Яркие кружочки конфетти летают по дому, хитрый папа специально поджидает её под омелой, чтобы целовать в раскрасневшиеся от мороза щёки, пока мама готовит им на кухне какао с зефиром. Зима в её представлении всегда была окутана мишурой праздника, перекрывающего недостатки уходящего года. Если говорить честно, то сейчас она бы тоже хотела вернуться на какое-то время домой, гулять по заснеженным улицам родного города, разглядывая опутанные гирляндами вывески магазинов и дрейф льдин в океане — он, в отличие от самой Блум, редко промерзает на столько, что становится скованным толстой коркой льда до самой весны. Воспоминания инистыми дорожками сверкают на алфейском солнце, проникающим сквозь мозаичные стёкла широкого окна. Фея подавляет вздох разочарования, старается не смотреть на пришпиленный к стене календарь — не за горами Рождество, о котором в здешних краях ничего не слышали. Магикс — место, где солнце светит круглый год, не позволяя своим обитателям узнать о существовании освежающих зимних ветров. Осень и весна, если судить по рассказам девочек, стабильно навещают эти края, но и тогда не бывает заморозков, умирания природы и её возрождения после долгого сна. Так, лишь лёгкое понижение температуры да короткий сезон дождей. Лето стало для местных константой, привычным ходом вещей. Иногда Блум кажется, что если бы не то, что они постоянно встревают в какие-нибудь передряги, она жила бы как в дне сурка. Монотонном, несмотря на волшебство вокруг, слишком светлом и невыносимо жарком затянувшемся мгновении, словно затерянный где-то в джунглях осколок древней цивилизации, медленно сгорающий на солнце от мучительных ожогов. Неожиданным спасением от тошнотворной жары становится очередная загадка, на которую фее приходится кинуть все силы, окопавшись среди книг и магических свитков, отговариваясь от подруг тем, что у неё появилось новое исследование. С одной стороны, она им не соврала, просто кое о чём умолчала, стыдливо пообещав себе рассказать, если всё станет совсем плохо. Сегодня выходной, поэтому за рабочим местом Блум сидит в любимой пижаме, поджав одну ногу под себя, а другой подпирая подбородок. На столе перед ней разбросаны многочисленные заметки, исписанные её почерком вдоль и поперёк, поля потрёпанных листков испещрены рисунками. Цветочные узоры, зацикленные завитушки, карикатурные человечки пляшут вокруг чернильных домиков и гигантских сердечек. Верные следы её рассеянности, такие же, как покусанные кончики ручек или то, что гораздо серьёзнее легкомысленных рисунков. Эти следы своей невнимательности Блум никому не показывает, но иногда любит разглядывать или касаться тайком через одежду, ощупывая выпуклые линии на коже, пока никто не видит. Её маленький секрет, тайна, спрятанная в ворохе милых улыбок и лукавых взглядов из-под медных ресниц. Домашняя футболка в горошек легко соскальзывает с плеча, обнажая белёсые шрамы на острых ключицах. Не до конца сведённые зазубрины сеточкой оплели выступающие кости, начинаясь у плеча и спускаясь до груди. Сейчас они выделяются больше наощупь, но Блум помнит, как россыпь ледяных шипов разорвала кожу, задев её по касательной — большая удача, что она тогда успела повернуться боком, дёргано метнувшись в сторону и выбыв из общей свалки на какое-то время, пока не удалось унять кровь, влажно хлюпавшую между пальцев. Тогда было гораздо важнее то, что чёртовы сосульки не прошили ей горло или не задели артерию, теперь же Блум интересно, а что стало бы с ведьмами за труп школьницы, найденный в лесу возле школы? Ведь в тот вечер она вполне могла им стать, как и после, далеко не единожды — на её теле осталось множество доказательств того, что эти встречи состоялись, а она вышла из них живой и относительно целой, разминувшись в очередной раз со смертью, у которой прекрасное меццо-сопрано и абсолютно отсутствуют тормоза, когда дело касается насилия над одной конкретной феей. Блум может с закрытыми глазами перечислить количество и форму своих шрамов, даже не касаясь их. По её торсу можно составить карту всех их встреч, начиная от первой в тёмной подворотне и последней, в которой чёртовы маньячки чуть не убили её кролика. Заново срощенные кости отзываются на прикосновения тупой пульсацией. Не каждый раз Блум идёт в лазарет, за что потом расплачивается приступами боли в костях или других частях тела, отмеченных уродливыми синяками всех оттенков радуги или длинными порезами. На всякий случай в тумбочке всегда хранится запас заживляющей мази, чтобы быстро залечить лицо или руки, ведь никому из них лишние вопросы не нужны, а Блум просто не хочет полного исцеления, если раны увидит медсестра. Они с девочками не раз попадались под прицел разрушительных заклинаний Сторми или морочащих заговоров Дарси, но если первая сестричка Трикс любит палить по нескольким феям сразу, а вторая больше действует на разум, то Айси как будто поставила себе цель победить именно Блум, часто втягивая её в бой один на один. В каждый свой удар ледяная колдунья вкладывает максимум негатива, с азартом загоняя Блум в ловушку, откуда выбираться ей, как новичку в магии, поначалу было тяжело. При этом ни разу у землянки не возникало мысли сдаться. Просто бросить Алфею, навязанную ведьмами борьбу, поднять наконец-то белый флаг и капитулировать на радость соперницам. Нет, несмотря на то, что каждая её встреча с Айси заканчивается травмами, обидными проигрышами и больше новыми вопросами о том, зачем они вообще их преследуют, ей это нравится. Абсурдно неправильное, сладкое чувство предвкушения скорого боя перекрывает доводы рассудка, когда на горизонте появляется лидер злобной троицы ведьм, и всё остальное отходит на задний план. Мир схлопывается, суживается до самодовольного лица Айси, выплёвывающей оскорбления вместо приветствия, вместе с ней в пространство Блум вторгается стужа, от которой сводит судорогой мышцы лица в почти счастливой улыбке. Ей откровенно нравится дразнить, подначивать, выводить ледяную ведьму из себя, иногда нарочно сокращая между ними расстояние, чтобы почувствовать ореол холода, дать снежинкам припорошить крылья между попытками не умереть от рук Айси с убийственно длинным маникюром. Шрамы же не позволяют забыть о том, почему фея сама никогда не ранит Айси так, как могла бы это делать, просто выпустив наружу обжигающие волны сырого волшебства, неоформленного и бесконтрольного. Ведь это такой шанс уравнять счёты, от дикого пламени ведьме будет не увернуться так же легко, если бы это была ученическая атака. Блум смутно осознаёт, что ей это вполне по силам: сорваться в пляску со льдом, оставляя свои метки на противнице, отдариваясь памятными ожогами взамен её собственных следов, которые на градус ниже обычной температуры тела. Может, тогда связь наконец разорвётся, и их перестанет тянуть друг к другу, как спелые яблоки падают к земле, облака насаживаются на острые пики гор, а Луна неуклонно приближается к Земле, ведя к неизбежным катаклизмам через миллионы лет? Только в их случае катастрофа произойдёт гораздо быстрее, и итог её под большим знаком вопроса. Раскопки в обширной библиотеке Алфеи ничего толкового не дали. Множество трактатов о связи огня и льда пришлось перечитать, но ничего больше банальной связи противоборствующих стихий найти не удалось. Конечно, Блум любит зиму, но это притяжение для неё сравнимо с желанием выйти в сорокаградусный мороз и заснуть в сугробе, чтобы к утру нашли только её улыбающийся закоченевший труп. Сверкающие нити магии душат, обвиваются вокруг шеи петлёй и тянут прямиком на дно, куда не проникает свет, а вода ровно того же оттенка, что и мрачное волшебство, пропитавшее собой атмосферу Облачной башни — обители ведьм и колдунов. Любимой школы Айси, о которой фея почти ничего не знает, но с тревогой, достойной неврастеника, продолжает видеть её силуэт в каждой тени с наступлением ночи. Девочки бы сказали, что ей нужно отдохнуть или сходить к школьной медсестре. Блум не хочет. Не тогда, когда жуткий хохот с грохотом сошедшей лавины преследует её во снах долгим эхом — от него не скрыться и не убежать, даже когда наступает рассвет.

***

Айси ненавидит фей. Их всепрощающие жесты, нелепые трансформации и яркие крылья, которые только щёлкни пальцами — разобьются на тысячу осколков, сладко похрустывая под каблуками алмазной крошкой. Возможно, поэтому у ведьм их нет — меньше шансов, что убьют, хотя эти букашки с их ебанутой верой в светлое будущее не способны на убийство исподтишка. Мнимое благородство, вбитое в пустые головы раскалёнными гвоздями, видите ли, не позволяет наносить удары в спину. Бесполезные создания, наверно, рождаются просто назло всем ведьмам. Добрые напоказ, но она уверена, что даже среди них, таких непорочных и честных, попадаются подгнившие с изнанки плоды. Другое дело, что маскируются они умело, с такими, должно быть, и играть сложнее, не то что с её, Айси, персональной головной болью, только недавно выучившейся как следует на своих подпорках летать. Блум — заноза в заднице, до самой ядовито-рыжей макушки переполненная предрассудками и презрением к ведьмам, защитница всех сирых и убогих, неоперившийся птенец с замашками как минимум грифона. Силы Древних, она бесит настолько, что каждый раз у Айси руки чешутся утопить её на местном болоте, предварительно убедившись, что пульса нет. Но переступать черту нельзя, хотя так хочется оборвать этот заливистый смех, от которого вянут уши, смотреть, как трясутся у неё поджилки от холода и страха умереть по-настоящему. Айси уверена, что Блум просто везучая. Судьба благоволит наглой девчонке с их самой первой встречи, когда для неё всё могло закончиться ещё в ледяной глыбе, куда сама Айси её и вморозила, такую слабую — без капли волшебства. И вот уже глупая феечка скачет по всему Магиксу с подружками как ни в чём не бывало, казалось бы, стиснуть зубы и забыть, да только наглая малолетка организовала тупой фейский клуб, куда вошла принцесса Солярии с нужным им кольцом. Айси выместила тогда ярость на Кнуте, а потом нужда в могущественной безделушке вновь вынудила их встретиться. Так — раз за разом, ловко отделив её из строя фей, она обрушивает на рыжую девчонку опасные заклинания, мало заботясь о сохранности тщедушного тельца феи. В своих атаках Айси буквально ходит по грани дозволенного, старается обилием ран компенсировать их тяжесть, просто, чтобы видеть, как Блум корчится и стискивает от боли зубы — хоть бы раз услышать её крик, но нет, она либо отступает, либо снова кидается в очередную атаку, силясь достать Айси в ответ. Глупая маленькая фея. Короткая череда снежных шаров обрушивается на стену напротив, перекосив книжную полку, пара талмудов из-за толчка упала на замусоренный пол. Если их не вернуть на место сразу, Дарси устроит скандал, что её драгоценные книги могут запачкаться. Хорошо, что магия позволяет поднять их, не вставая с насиженного места. Айси — настоящая ведьма, а значит, по определению для окружающих надменная сука, но и ей не чужда любовь. Просто эта скупая на первый взгляд привязанность распространяется исключительно на сестёр, только их она готова терпеть в своём пространстве на постоянной основе, защищать и оберегать от напастей. Вообще, мало кто в Башне может похвастаться тёплыми отношениями с младшими братьями и сёстрами. Ведьма, будь она посредственной или сильной, всё равно остаётся яркой индивидуальностью. В них это взращивают с самого детства, поэтому, даже когда есть возможность вступить или основать свой ковен, ведьма сто раз подумает, выгодно ей так поступить или лучше строить свою жизнь самостоятельно, не опасаясь ножа в спину и не беспокоясь за других. В её собственном детстве, подёрнутом пеленой забвения, было очень мало хорошего. Ни дома, ни отца, как и разрушенного задолго до её рождения ковена, только горячий шёпот матери, прижимавшей маленькую Айси к груди худыми руками: «Вырасти и отомсти, дочка, покажи, на что способны ведьмы из нашего рода.» Айси выросла, в один прекрасный день выпрямила ребяческие платиновые кудряшки и перекрасила их в стальной блонд, идеально подходящий к образу настоящей ведьмы на пороге взросления. Из всего потока поступивших студенток Гриффин особенно ярко выделила её и Дарси, даже удивительно, что из этой скупой похвалы не выросла длительная вражда с летальным исходом. Чуть позже присоединилась к ним Сторми, и некоторое время ушло на притирку друг другу. Объединило Трикс многое, но самое важное одно — все трое яркие одиночки, понимающие несправедливость мира, в котором балом правят светлые. Теперь, после долгих поисков чего-то способного перевернуть устоявшийся уклад жизни в волшебном измерении, они наконец-то пришли к разгадке и источнику невероятной силы. Но как будто мало было того, что пришлось угробить на это не один месяц, попутно пробивая дорогу в элитный список студенток с привилегиями, источником оказалось не кольцо Солярии, а живой человек! Задаваться вопросом о том, почему всё так несправедливо, Айси не любит, пусть и обидно, что буквально в двух шагах от всемогущества им случилось споткнуться об это досадное недоразумение. Гораздо полезнее не ныть, а найти способ вытащить из феи-первокурсницы огонь Дракона, но тут судьба подставила ещё одну подножку — лично ведьме льда, наверно, чтобы жизнь точно сахаром не показалась. Колоссальная магия, стоящая на несколько порядков выше Льда, не идёт ни в какой сравнение даже с элементом Воды, откуда берёт начало магия холода. Единственное, что может Пламя Жизни погасить — это Водные Звёзды, спрятанные где-то на границе миров. У Айси складывается такое впечатление, что Огонь вообще разумен, и иногда старый Дракон смотрит на неё сквозь призму голубых глаз Блум, когтистыми лапами проникая до самых промёрзших уголков ведьминой души. Он мудр и проницателен, разглядывает с любопытством её прошлое, настоящее, чувства и помыслы, а Айси ведёт от этой мощи не хуже, чем от жутко крепких самодельных настоек Сторми. Так странно, что снаружи она не горит, хотя внутри пылают тысячи костров, и внутренности давно должны были превратиться в брикет с углём. Каково же тогда быть сосудом для Пламени постоянно? Язык не поворачивается спросить об этом Блум, закричать, чтобы убиралась куда подальше, пока не спалила здесь всё к Фениксу под хвост. Было бы проще, не будь охвачена этим пламенем одна Айси. Дарси на расспросы флегматично пожала плечами — для неё хранительница Огня Дракона просто источник желанной силы и некоторых неприятностей. Сторми насмешливо поддразнила, что Айси не стоит так углубляться в природу этой феи. Им просто не понять, не разделить отпечатавшееся на подкорке знание: чистое пламя — охра и киноварь, лимонно-жёлтые и малиновые всполохи, ослепительный белый, окаймлённый кроваво-алым. Оно плещется неразбавленной дурью в кукольных глазах Блум, пробуждая в Айси бешенство всякий раз, стоило им встрять в очередную схватку. Нелепо — её, потомственную ведьму, сводит с ума какая-то фея! Щёлкнув пальцами, Айси выманила из гардероба выходную одежду. Ей определённо надо выпить, топча шпильками танцпол, как будто под ногами горит костёр, что нужно непременно потушить. Возможно, стоит даже пригрозить диджею, чтобы выкрутил музыку в колонках на максимум — она сделает всё, чтобы заглушить этот гадкий девчоночий смех в своей голове.

***

— Блум, ну пожалуйста, пойдём, пойдём, пойдём! — Стелла, в своём наихудшем приступе энтузиазма, уже час уговаривает её выбраться из школы, на этот раз вдвоём, чтобы не привлечь внимание Гризельды большой толпой. Блум только закончила читать очередную книгу о теории элементов. У неё синяки под глазами и чудовищно нет настроения развлекаться, но устоять перед щенячьим взглядом подруги очень сложно. — Ладно, но ты пообещаешь мне, что обойдёшься без глупостей. Счастливо взвизгнув, Стелла торопливо обняла её и тут же побежала переодеваться. После сборов её комната напоминает бедлам, но блондинка не заморачивается уборкой, ворча, что у неё слишком мало приличной одежды. Блум промолчала, но подумала — им ещё повезло, что Стелла живёт в комнате одна. Лично ей больше нравится жить с Флорой, даже если их комната напоминает дикую помесь библиотеки и теплицы. Уже на выходе из школы, когда они незамеченными проскользнули через школьный двор, Блум спросила, куда на этот раз Стелла собирается их завести. Напевая какую-то попсовую песенку под нос, она подкинула в воздух скипетр, и поймав его, ответила с шальными нотками в голосе: — В лучший клуб Магикса, милая! Блум эта затея не показалась удачной, пока они перемещались на залитую светом фонарей городскую площадь, но, стоило им выступить из портала, и Стелла увлекла её вперёд, она немного расслабилась. В конце концов, если один вечер танцев сможет развеять постоянное чувство озноба вдоль позвоночника, Блум перестанет скептически относиться к идеям принцессы Солярии. За два квартала от места их появления в самом пафосном клубе Магикса делала заказ Айси. Бармен услужливо протянул ей тумблер с алкоголем, куда она добавила от себя не тающий лёд. С первым глотком чужое пламя уступило горькому вкусу солярийского виски, и ночь стала казаться ей более сносной. Как обычно — следовало лишь добавить побольше льда.