Распад и безысходность

Глава 9. Вечер вторника и утро среды. Инноген, в тонком шелковом топе, дрожала от ледяного ветра, гулявшего по нефу. Какими бы внушительными ни были западные ворота церкви, они мало защищали от холода бури снаружи, хотя и не пропускали дождя. Отглаженный временем пурбекский камень могил, образующих пол нефа, приморозил ее босые, как подобает послушнице, ноги. Она мало что могла разглядеть в затемненной церкви, кроме единственного пятна света: тусклое янтарное свечение позади и немного выше алтаря. Очерченная его сиянием фигура в мантии и капюшоне, держащая что-то в руках, парила в воздухе и молча ждала их приближения. Они благоговейно склонили головы и подошли ближе. Прежде чем они достигли перил алтаря, они увидели поднятую руку и резкое, рассекающее движение вниз. Кровь из горла новорожденного ягненка хлынула струей, большая часть попала в чашу, а остальное брызнуло на пурпурные драпировки алтаря. У Инноген перехватило дыхание. Вопль триумфа вознесся к окнам и за их пределы. - Совершилось! Приблизьтесь и отпейте из того, что приготовлено для вас! Она предчувствовала, что рука Хьюго окажется на ее пояснице, и двинулась вперед до того, как на ее спину приземлился излишне сильный толчок. Инерция лишила удар большей части силы. Она каким-то образом почувствовала, что Хьюго расстроен и напряглась, зная, что позже ей придется заплатить за свою неожиданную проницательность. Тем не менее, прежде чем он пришел в себя достаточно, чтобы присоединиться к ней, она уже стояла на своем обычном месте у перил алтаря, запрокинув голову и открыв рот, чтобы принять благословение. Фигура в черной мантии окунула пальцы в кровь в чаше и начертила рунический знак на ее языке. Как ни странно, она вспомнила, что завтра - сегодня, если было уже за полночь (она, кажется, потеряла счет времени) - Пепельная среда, и что ее коленопреклонение здесь и сейчас можно считать частью закономерности. (Прим. перев. - Пепельная среда - день начала Великого поста в латинском обряде католической, англиканской и некоторых лютеранских церквей. Отмечается за 46 календарных дней до праздника Пасхи. В католицизме в этот день предписывается строгий пост. В православии соответствует чистому понедельнику.) Я рисовала сложные узоры на запотевших окнах кончиком пальца. Когда-то я умела находить закономерности в вещах. Кровь на языке показалась неожиданно - отвратительно - теплой, и ее металлический вкус мешался с чем-то странным и ароматическим. С безразличием она подумала, что, должно быть, на лезвие ножа была нанесена какая-то паста. Она сглотнула, приложив усилие сдержать рвотный рефлекс, и, скользнув глазами по сторонам, не поворачивая головы (кое-каким трюкам она таки научилась на репетициях хора, в юности), почувствовала некоторое подловатое удовлетворение, увидев, что Хьюго, несмотря на весь его апломб, оказался менее подготовленным к этому извращенному Причастию, чем она. - С этого момента наступает время вашего послушания. Помните: сила обретается только через испытание и страдание. Теперь, когда вы прошли через ритуал инициации, вам не повернуть назад. Любое колебание - и вы падете. И боль и ужас этого падения превзойдет боль и ужас, которые вы готовы отдать в качестве платы за могущество, как свет полуденного солнца затмевает пламя свечи. Теперь вы ступили на путь, с которого не посмеете свернуть. Инноген снова задрожала. Свет над алтарем внезапно погас, и храм остался в кромешной тьме. Рядом с ней Хьюго едва шевелился, двигаясь, как лунатик. Ее собственные конечности налились тяжестью; она чувствовала, как холод церковного пола поднимается по ее ногам, чтобы полностью сковать ее тело. Каким-то образом им удалось выбраться через маленькую боковую дверь, которую они обнаружили незапертой, когда пришли в церковь вечером, как и было обещано в записке на пергаменте, которую они получили днем. Снаружи поднималась буря. Почему-то это казалось уместным. Они повернули налево, подальше от уличных фонарей, и пошли домой по тропинке вдоль реки. С отупением - все с этого момента в церкви казалось притупленным, и мир вокруг нее становился все тусклее, - она заметила, что река поднялась очень высоко. Вода уже выплеснулась на тропинку, промочив ее ноги и подол ее длинных юбок. Внезапный ледяной холод воды пробудил в ней способность чувствовать, и это чувство было болью. Голос прозвучал на краю ее разума. Отныне все будет боль. Но это цена могущества. Мы выйдем измененными – станем сильнее. Из куколки появится бабочка. И мы принесли клятвы. Мы не смеем потерпеть неудачу. Питер неуклюже встал, когда поезд скрипя подъехал к его остановке, какой бы смехотворной ни была сама концепция этой местной станции. От нее до деревни было не менее девяти добрых миль. Это было утомительное путешествие - электричка от Ватерлоо всегда была такой, но так поздно вечером она была единственным поездом, который все-таки останавливался в пункте его назначения, а не летел со свистом по главной линии к Эксетеру, Тотнесу и далее на Запад. За это, конечно, пришлось платить тем, что она останавливалась и на всех остальных станциях после Уокинга, не говоря уже (он мог поклясться), по крайней мере, о пяти других необъяснимых остановках, причем некоторые из них оказались весьма продолжительны. Он обдумывал мысль о том, что охранник содержит в своем фургоне пожилого страдающего недержанием пуделя, которого нужно выпускать всякий раз, когда представится спуск к подходящим кустикам. В вагоне был только один другой пассажир и он поднялся одновременно с ним, но только когда они оказались на забрызганной дождем пустынной платформе, и задний фонарь поезда мигнул вдали, он обратился к Питеру: нерешительно, тоном того, кто знает, что не представлен, но надеется, что общая опасность будет достаточным оправданием для нарушения приличий. - Простите, вы случайно не знаете, как отсюда добраться до деревни Малфой Интринзика? Он повернулся. - Надеюсь, что да. Я сам туда направляюсь. Он протянул руку. - Питер Блэкни. Я здешний викарий. А -..? Голос незнакомца был довольно приглушенным, так как воротник его пальто был высоко поднят для защиты от ветра и проливного дождя. - Амброз Джеймс. Агентство по охране окружающей среды. Он громко чихнул. - Будьте здоровы, - машинально пробормотал Питер. - Извините. Меня вытащили из постели. Я спрашивал их, нельзя ли послать человека помоложе, или живущего поближе к месту, или по крайней мере без насморка, но они сказали нет. И вот я здесь. Я так понимаю, это ближайшая станция? Старую закрыли, не так ли? Он снова чихнул. Питер понимал, что он, вероятно, выглядит слегка изумленным, но подумал, что, учитывая темноту и погоду, это вряд ли имеет значение. Он собрался с мыслями. - Я так понимаю, вы любитель путешествий на поезде -…? Незнакомец содрогнулся. - Нет. Просто закоренелый ненавистник автомобилей. Вот почему я предпочитаю оставаться в пределах первой зоны, когда это возможно. Но мое начальство говорит, что мы, по крайней мере, не собираемся дать MAFF измазать нас грязью. Мы правительственное учреждение, вы ж понимаете. Что, как я понимаю, означает быть на месте событий во время кризиса. Чего бы это ни стоило в плане человеческих страданий. (Прим. перев. – MAFF - Министерство сельского хозяйства, рыболовства и продовольствия) Джеймс снова чихнул. Питер, наконец, сообразив, что не понимает о чем идет речь, поспешно спросил: - Итак, почему АООС оказалось столь необходимо кого-то послать в нашу деревню? Голос государственного служащего звучал несколько удивленно. - Разве вы не следите за новостями? У нас снег так быстро тает, а тут еще этот шторм - и еще один наступает ему на пятки - мы получили больше сотни предупреждений о наводнениях в графствах на юго-западе -Эйвон вышел из берегов в нескольких местах - Брэдфорд уже на два фута под водой - и да поможет им Бог в Бридпорте, когда весенний прилив захлестнет гавань Вест-Бэй - и сообщали, что Эбл вот-вот перельется в нескольких местах, еще до того, как я успел на поезд. Я просмотрел архивные записи, прежде чем рвануть сюда, и, кажется, вода никогда раньше не прорывалась именно в Малфой Интринзика. Одному Богу известно, почему нет, с меловым откосом прямо за ней вверх по реке и без поймы, чтобы поглотить разлив, но сегодня ночью это обязательно произойдет, учитывая то, что им пришлось отвести в нее, чтобы спасти земли выше, и что еще несет вниз -… - Хотите поспорить? - спросил Питер, но, по-видимому, его не услышали: по крайней мере, государственный служащий никак не прореагировал на его слова. - Надеюсь, какие бы планы добираться до деревни вы ни строили, они не предполагали продвигаться к ней с той стороны реки. Или, если они таковыми были, вы предусмотрели транспорт-амфибию. Глаза Питера расширились. У подножия холма, спускающегося вниз от станции, он увидел яркую белую вывеску мини-такси, которое, как он надеялся, доставит их домой. После этого он собирался плюхнуться в постель и велеть своим бурлящим мыслям и противоречивым чувствам дать ему немного покоя, пока он не сможет достать их и при дневном свете рассмотреть как следует. Однако, похоже, у судьбы были другие планы. - Мы могли бы вместе нанять такси, - предложил он. - Где вы собирались остановиться? Нос Джеймса сморщился. - Я так понимаю, мне забронировали комнату в местном пабе. Хотя боюсь, что там уже легли спать. Губы Питера тронула усмешка. - Я очень удивлюсь. Дайте мне свой мобильный, и я позвоню Джеку. Я уверен, что он дождется вас, если я его попрошу. И полагаю, я и сам должен зайти и поговорить с ним о том, как нам координировать усилия по борьбе с наводнением. Кстати, вы не будете возражать, если я позвоню еще и одному своему другу, который организует местные морские прогулки, раз уж мы за это взялись? Судя по вашим словам, нам понадобится несколько каноэ. Они вместе пошли вниз по склону, пригибаясь навстречу разрушительным ударам бури. - Забавная маленькая шарада, - усмехнулся Кен. - Вы настоящий фокусник, не правда ли, мистер Риддл? Фигура в черной мантии не обернулась, но все же остановилась на усыпанной гравием дорожке на деревенской стороне улицы. Кен вышел из тени контрфорса. Он намеренно заговорил медленно и презрительно. - Вы заранее красиво обустроили сцену – все так атмосферно - чуток старого готического ужаса - немного Гран Гиньоля - этот старый седой трюк с плавающим кубком с избирательным освещением в полумраке комнаты - впечатляющий низкий голос - скажите: это был микрофон - ...? (Прим. перев. - Grand Guignol - «Гран-Гиньоль» - парижский театр ужасов, один из родоначальников и первопроходцев жанра хоррор. Работал в квартале Пигаль с 1897г. Репертуар театра характеризовался преобладанием криминально-бульварной направленности, жёсткой и натуралистичной манерой игры и подачи материала.) Голос другого был бесстрастным и ровным. - Люди видят то, что ожидают увидеть, мистер Хемсворт. И все ищут могущества, но не все ищут его одинаково. У этих двоих был доступ к мирской власти настолько, насколько они могли желать. Теперь они думают, что настоящую силу можно найти, только опираясь на другие миры. У вас, я подозреваю, потребности попроще. Но не меньше стремления к власти. Губы Кена вдруг сильно пересохли. - Я заинтересован в успехе Центра. Поскольку я вложил в него значительные средства. И поскольку мне пообещали директорство. Я не уверен, что назвал бы это стремлением к власти. - Не уверены? - Голос мистера Риддла был полон безразличия. Кен подавил ярость и, в свою очередь, заговорил чрезвычайно сухо. - Хотя успех Центра в настоящее время зависит от связей Сомервилля. Но я уверен, что его акции даже у доверчивых лопухов, которых мы зазываем, вероятно, резко упадут, если они станут свидетелями этой небольшой демонстрации. Мистер Риддл. И я полагаю, что Би-би-си было бы интересно узнать об этом. И, возможно, ужаснуться. Мистер Риддл впервые обернулся. Впервые в отраженном свете деревенской улицы показались его глаза: серые, с тяжелыми веками - глаза рептилии. - Есть много способов поиска власти. Но я советую вам избегать этого пути. В ваших же интересах. Кен дернулся, внезапно потеряв решимость. - Я вижу, вы меня понимаете. Мистер Риддл посмотрел на него. – Полагаю, что да. Это нетрудно. Вы честолюбивы. Это хорошо. Честолюбие - может быть полезно. Но в случае с Центром, несомненно, было бы лучше, если бы вы ничего не рассказывали о том, что видели сегодня вечером. Есть и другие способы использования знаний, помимо очевидных. Кен улыбнулся. - Но знание, если оно получено, не может быть изъято. Это явно произвело впечатление. Мистер Риддл на мгновение замолчал, как бы ошеломленный, а затем его улыбка вернулась, с теплотой, которой в ней не было раньше. - Вы так думаете? Ну, я не собираюсь с вами спорить. У вас есть планы, я так понимаю, насчет того, как развивать Центр? Я остановился здесь поблизости. Почему бы нам не вернуться в паб - выпьем по стаканчику - и вы мне все расскажете? Киврен вздрогнула в своей спальне. Было поздно; остальные легли спать несколько часов назад. Даже Кен, отсутствовавший после ужина по какому-то своему делу, по-видимому, вернулся: она слышала шаги в коридоре, открывающуюся и закрывающуюся дверь рядом со своей, и через некоторое время после того, как возня в комнате прекратилась, она из предосторожности вышла на цыпочках в коридор и приложила ухо к его двери. Ровный звук храпа изнутри успокоил ее. На кровати было разложено множество предметов. Кристалл (по иронии судьбы, тот самый, который она купила в Гластонбери), блюдце с солью, стакан родниковой воды и свеча, в настоящее время не зажженная, были разложены по четырем сторонам света. Травник, открытый на соответствующей странице, лежал на кровати рядом с ними. Она взяла нож и пучок листьев каладиума, которые тайком сорвала ранее этим вечером в оранжерее, и глубоко вздохнула. Саймон, подумала она (не без горечи), всегда веселился по поводу ее личных маленьких ритуалов и церемоний, насмехаясь над ее сорочьей привычкой подбирать мелочи для своих особых суеверий, «кусочки», которые ей казались «правильными» из всего огромного спектра человеческих духовных практик и обрядов. Если то, что Кэти сказала в Гластонбери, было правдой, он не только из-за этого смеялся над ней. Если Кэти говорила правду. Она снова перечитала отрывок из травника. При проглатывании вызывает отек и жжение во рту и горле. В редких случаях может привести к смерти, если отек достаточно острый, чтобы вызвать закупорку трахеи. Она взяла спичку и зажгла свечу, затем потушила другой свет в комнате. Она поместила каладиум в центр ромба, образованного другими четырьмя объектами, и встала на колени у кровати. - Пусть дух справедливости войдет в эти горькие травы, - молилась она. - Пусть ее губы и язык будут защищены от их силы, если ее слова верны. И если она солгала, пусть ее собственный язык распухнет во рту ее и отомстит за меня. Граф Годвин. Доказательство того, что мое проклятие может работать. И пусть свершится. Я молю тебя. Леди. (Прим. перев. - Король Эдуард во время банкета в Виндзоре обвинил графа Годвина в убийстве своего брата. Граф отрицал убийство, утверждая, что если бы он был виновен, то кусок хлеба, который он ел, был бы его последним. Легенда гласит, что граф подавился своим хлебом и умер.) Она повторила молитву семь раз - семь было числом, имеющим большой символический смысл, - прежде чем встать на ноги и обойти против часовой стрелки вокруг кровати. Она повторила процедуру еще дважды. Сделав это, она протянула руку и быстро, ободряюще погладила предмет, который также приобрела в тот день, но который не был частью ритуала. Однако это понадобится утром, когда она приступит к выполнению следующей части своего плана. После происшествия с Энэ ключи от номеров больше не висели за стойкой администратора. Все носили их с собой. Но не потребовалось особых усилий, чтобы отвлечь Кэти, вытащить ключ из ее сумочки и сделать дубликат. Завтра все свершится. Она долго сидела, глядя в окно, ее глаза смотрели, но не видели бурю над садом. Питер понял, что что-то не так, как только он отпер шкаф, служивший сейфом для священных сосудов. От него исходил слабый намек на что-то испорченное - вроде не вынесенного вовремя кухонного мусорного ведра, - смешанный с более мускусным, еще более неприятным запахом. Он проверил автоматический замок и снова принюхался. Неприятный аромат определенно шел изнутри шкафа. Он с сомнением посмотрел на сосуды. Теперь, когда он постарался припомнить, чаша, по-видимому, была повернута - очень незначительно - из того положения, в котором он ее оставил. Было немыслимо, чтобы у кого-то кроме него была законная причина открывать шкаф. И - он сглотнул, обдумывая последствия - не так уж и много возможностей. Ризница была заперта; внешний контур шкафа – также, на ключ, который он носил с собой с тех пор, как сосуды были убраны туда после последнего использования. И насколько ему было известно, он был единственным, кто знал комбинацию внутреннего сейфа. И все они были должным образом заперты до его появления этим утром. И все же сосуды кто-то трогал. Он знал это, и его подспудное беспокойство стало чем-то более острым, больше похожим на страх, когда он понял последствия произошедшего. Простой вор забрал бы их. Внезапно приняв решение, он отвернулся. Шкаф был просто самым безопасным местом в комнате. Было бы плохо, если бы его взломали, но поздние викторианские сосуды, использовавшиеся в основном для празднования Причастия в соборе Святого Себастьяна, можно было заменить без особых трудностей. А вот дар Армитиджа - совсем другое дело. Он даже закусил губу, когда отодвигал панель, скрывавшую специально спроектированное надежное место для хранения дара. Миссис Армитидж, как он знал, будет на утренней службе и, несомненно, захочет сказать ему пару слов. По обычаю, сосуды, которые дед ее мужа изготовил из золота и завещал церкви Святого Себастьяна, доставали только в пасхальное воскресенье, Рождество и в день вступления в должность нового священника. Использование их в Пепельную среду было настолько неправильным, насколько это вообще возможно. Он снова повернулся, чтобы посмотреть на тот шкаф. В его воображении вонь от него усиливалась, а не угасала. Но не так неправильно, как если бы я разрешил использовать оскверненные сосуды во время Празднования. Он достал дар Армитиджа, его пальцы с трепетом ощутили его изящество и хрупкость в стиле арт-нуво (покойный мистер Армитидж учился в Школе искусств Глазго в дни ее славы) и с внезапной решимостью повернулся к двери. Будет время приступить к разгадке тайны после службы. Ведь это загадка. Если бы я только мог понять, как кто-то может магическим способом пройти через три набора замков - ... Он резко остановился. Магически. Он сглотнул, но не собирался отступать от логики. Когда ты устранишь невозможное, все, что останется, каким бы невероятным оно ни было, должно быть правдой. Лицо Питера приняло решительное и бесстрастное выражение. После службы он собирался заняться серьезным расследованием. И он точно знал, с чего начать. - Да, да, да. Да!! Питер замолчал. Возможно, рассеянно подумал он, его телефонные манеры стали несколько более выразительны под влиянием пережитого стресса. Во время паузы, пока он обдумывал это, голос на другом конце провода был слышен весьма отчетливо. - Но, мой дорогой мальчик, почему же, во имя всего святого, ты не связался с офисом епископа, как только заметил неладное? Особенно после того, как ты заподозрил, что все это настолько серьезно? Питер знал, что его голос звучит тонко и обиженно, и он сердито кашлянул, хотя (как он знал) трудности, с которыми он боролся, не могли оправдать ошибку, которую, как ему казалось, он совершил. - Послушайте, есть вещи, которые вы просто не можете понять о нашем приходе, и вообще, это было в половине девятого утра. Я не спал всю ночь, помогая местным жителям спасать имущество от наводнения. Это была Пепельная среда. В приходе разразился бы большой скандал, если бы я вообще отказался от Празднования - и вряд ли я смог бы объяснить - хоть что-нибудь - хоть кому-нибудь -… На другом конце линии раздался довольно едкий комментарий. Он фыркнул. - Да, ну, возможно и есть стандартные операционные процедуры, ну, - скажем так, я знаю, что они есть, - но представим, что я просто забыл, хорошо? В стрессе момента, так сказать? И вообще, когда мне наконец удалось дозвониться до офиса епископа, все, что я услышал - это голосовое сообщение! Вы думаете, если бы я позвонил на час с четвертью раньше, я бы услышал что-то другое? На другом конце линии послышался сухой смешок. Под впечатлением от него Питеру стало и хуже и легче. Его прегрешение не стало менее тяжким, он понимал, но его попытки справиться с ним, при известных обстоятельствах, заслужили признание. Того, кого он уважал. А раз уж это так (quae cum ita essent, в самом деле), то с остальным он справится. (Прим. перев. Quae cum ita essent - когда дела обстояли так (лат.)) - Дорогой мальчик, возможно, я единственный человек в нашей епархии, имеющий лицензию на служение освобождения. И я могу быть пожилым и весьма некрасивым. Но это не значит, что я готов полностью игнорировать епископа. Каким бы - строго между нами, конечно - болваном он ни казался. (Прим. перев. - Служение освобождения - практики и ритуалы для очищения людей от демонов и злых духов.) Питер понимающе фыркнул. Потом он немного пришел в себя, по крайней мере настолько, чтобы начать говорить. Откровенно. А затем осознать, в какой степени - и насколько непростительно - лишение сна и стресс заставили его быть откровенным, какой бы ни была провокация. - Послушайте, есть еще одна вещь, о которой вы не знаете. Вероника. Она здесь. В деревне. На так называемых курсах писательского мастерства. Но это только прикрытие. Она здесь, чтобы преследовать меня. Я думаю. Более того, она по-прежнему принимает всякую дрянь. По крайней мере, у меня есть на этот счет обоснованные подозрения. Как вы думаете - в таких обстоятельствах – как епископ будет интерпретировать события? В целом? А? На другом конце провода повисла пауза. Почувствовав, что все слишком затянулось, он резко добавил: - Так как? Пауза. На другом конце провода - на кухне маленькой квартирки на Соборной площади, где обитал телефон, - он представил себе, как преподобный Боулз поджимает губы. Внезапно тон изменился. И появилась нотка смирения в голосе пожилого священника. - Ставь чайник, скоро буду. Питер вздохнул с огромным облегчением.