Простая история или: ни одной причины не...

Когда Дик звонит вечером и спрашивает можно ли им приехать, конечно, я напрягаюсь. Я все еще боюсь за него. Через несколько часов они с Алвой уже здесь. Встречать их вылетает Эдит, она обожает когда Ричард приезжает к нам, потому что он всегда играет с ней в игру, от которой мы все уже устали. Дик обнимает сестру, неловко наклоняясь, придерживая живот, и велит раскладывать поле. Дочь с топотом убегает наверх, а Ричард медленно поднимается за ней следом. Мы с Алвой идем на кухню и у него такое лицо, что меня подмывает предложить ему касеры. - Так, и что у вас случилось? Он дергает плечом, закуривает и отвечает: - Ничего. Естественно ничего. Как я мог подумать иначе? Но Алва удивляет меня, вздохнув и добавив: - Наверное. Ему тяжело, а я... Не умею правильно поддержать. Значит, привез его и уедет один. Докурив, Рокэ идет попрощаться с Диком, я выхожу из кухни и смотрю на них замерших на последних ступеньках лестницы. Смотрю на сына и пытаюсь понять: так ведет себя человек у которого просто временная размолвка с партнером или?... Алва буквально вытягивает из него прощальный поцелуй и обещание позвонить, Дик нехотя его обнимает и возвращается в комнату откуда Эдит уже зовет – его ход в игре. Не глядя на меня, Алва спускается по лестнице, но, конечно, он понял, что я видел неловкое их прощание. Я останавливаю его за плечо, вдруг оторопев от пришедшей мысли. - Рокэ. Если ты хоть пальцем его тронул... - Эгмонт. - он перебивает, смотрит тяжело, убийственно, вот такого Алву я хорошо помню, - Я сволочь, но не настолько. В комнате наверху, когда я захожу, Эдит сидит на ковре размышляя над игрой, а Дик, держась за подоконник, смотрит в окно на отъезжающую машину. Заметив меня он садится и прячет лицо в ладонях. Сев рядом, приобнимаю его за плечи и спрашиваю так, чтобы дочь не слышала. - Что у вас случилось, Ричард? – и еще тише, - Скажи честно, он тебя бил? Ударил? - Что? - сын смотрит на меня удивленно, а после этот взгляд сменяется возмущенным, и у меня немного отпускает сердце. - Тогда почему он уехал, а ты здесь? Дик молчит, а я смотрю на Эдит подозрительно тихо сидящую над игрой. - Эдитта, дочка, какие мы с тобой не радушные хозяева сегодня! Почему бы тебе не сделать Дику какао? - Хорошо! Я сделаю! - дочь подрывается и выбегает из комнаты, договаривая уже из коридора, - С зефирками! Не смотрите мои карточки! Одновременно с Диком мы кричим ей в след «Аккуратно с чайником!» и прислушиваемся к удаляющемуся ответному «Хорошо!» Он чуть расслабляется, утыкается мне в плечо. - Вы с мамой так говорили нам, когда у вас был Очень Важный Разговор. Не могу не улыбнуться его словам, конечно, я тоже помню это время, хоть и по-своему. С Мирабеллой у нас никогда не ладилось, несмотря на четверых совместных детей. - Мы с Айрис как-то до двух ночи просидели на кухне над четырьмя чашками с чаем, а утром вы сказали что разводитесь. - он говорит это спокойно, даже обыденно. Тогда мне казалось это трагедией, может быть даже концом жизни и невозможно было представить что скажут люди. Сейчас мы можем говорить об этом с сыном почти спокойно. - Так, что у вас случилось? - Да ничего, пап. Мы не ссорились. Просто. Понимаешь... - он наконец пробует объяснить, - Я не могу там. Его весь день нет. И... У нас даже разные спальни, представляешь? Там такое всё... Кэналлийское. Я себя там чувствую в золотой клетке как будто. Понимаешь? Я понимаю. Могу представить: страсть и чувства утихли, а он обнаружил себя в отношениях с человеком в два раза старше, к тому же, другой культуры, и, вдобавок, общего у вас только ребенок, которого тебе еще предстоит родить. Может Дик прав, что приехал к нам, и ему лучше сейчас в привычном, спокойном месте? Из больницы, после выписки, я забираю Дика с Аланом к себе. Кажется, Алва, впрочем как и я, этого не ожидал. Но я здесь последний человек, который будет уговаривать кого бы то ни было сохранить семью или отношения "ради детей". Через несколько дней, наблюдая растерянность сына, утверждающего, конечно же, что все в порядке, я решаю поговорить с Алвой. И, о, времена! Странно понимать, что меня пускают куда-то не потому, что я Эгмонт Окделл, а потому, что я отец Ричарда. Для всех остальных Алвы нет и в ближайшее время не будет. Еще несколько дней назад я видел его в нормальном состоянии: при параде и даже с улыбкой, сегодня же "жалкое зрелище" будет даже мягким эпитетом. - Если ты хотел поговорить об алиментных, мог поговорить с секретарем. - бросает он. Отмахиваюсь от его слов, хотя, признаться, у меня мелькнула мысль, что может быть стоило обсудить это и закрыть вопрос. - Мне в пору подумать, что это мой сын тебя бьет. – Алва пьяно смеется оценив абсурдность моих слов. Сажусь напротив показывая, что готов слушать. Он предлагает налить мне, но я отказываюсь, не давая ему сбежать от разговора. После нескольких общих фраз и неизбежных "Как Дик?" - "Все в порядке" - "Как Алан" - "Все в порядке", мне все же удается вытянуть из него причину этих пьяных слез. - Да глупость. – мотает он головой и я понимаю, что пьян он больше чем, хочет казаться. Еще помолчав, он поясняет: - Дику было нехорошо. И Алан плакал. Но сейчас я думаю, надо было настоять. Это же минута. А сейчас… Хоть фотография была бы. Дик хмурился, а Али плакал, но... Была бы хоть фотография. Договаривает он в стакан, пряча то ли нервную улыбку, то ли пьяный всхлип. То, как он говорит это "Али’ " на морисский манер, кажется, меня пронимает и тянет на ответную откровенность. - Не глупость, Алва. Я тебя понимаю. Это такое… Счастье, да, по-другому и не скажешь. И всем хочется показать. Не говорю ему этого, но вдруг осознаю, что до сих пор ношу с собой фотографии всех своих четверых. - Мне особо некому показывать. Но наверное… Ты прав. Если был бы жив отец. Может, мне бы хотелось. Я вздыхаю, глядя на него. - Алва, просто нужно было попросить сразу. Дернув углом рта, он повторяет за мной "Просто". А потом шипит, но договаривает как-то беспомощно. - Почему?! Почему я должен просить о таком? Разве это… Не очевидно? Еще один вздох получается сдержать. Мне может и очевидно, но я решаюсь попробовать объяснить. Ловлю его взгляд, убеждаясь, что он меня слушает: - Люди разговаривают, знаешь? Говорят, если им что-то хочется. Как он должен был понять? Скажи, как? Ему едва девятнадцать и на него свалилось все разом! Осознание своей особенности. Мать его чуть ли не прокляла. А эта история со Штанцлером? Сейчас у вас с ним что-то не ладится. При нем ты мистер идеальность и «я решу все твои проблемы». Разве странно, что он совершенно не подумал, о том что тебе тоже может хотеться простых человеческих вещей? Рокэ усмехается криво. - Это так выглядит со стороны? - Что именно, Алва? - Мистер идеальность. - Да, выглядит, - киваю я. - Прелесть, - пьяно смеется он. Конечно же Алва не просит прямо, но я решаю, что поговорю об этом с Диком. Скорее всего для разговора я выбрал неудачный момент, потому что "просто" не получается. - Можно с тобой поговорить? - спрашиваю я, застав Дика в его с Аланом комнате, когда никого из девочек рядом нет. - Очень Важный Разговор? - Нет, Дик, нет... - я качаю головой, сажусь рядом, - Но... Решаю не ходить вокруг да около и говорю прямо, как есть: - Дик, зачем ты его мучаешь? - Кого, Рокэ? О чем ты? Он действительно не понимает? - Ну это ваше... Вы вместе, но не вместе. Вы решили со свадьбой? Или решили отменить? - я смотрю на Алана, дрыгающего ножками на пеленке, - Какая в итоге фамилия у моего внука? Да и просто, вот скажи. Разве тебе не хочется смотреть и смотреть на сына? Почему ты думаешь, что ему не хочется? Дик, разве так трудно отправить хоть бы одну фотографию и Алве тоже? Сын смотрит на меня удивленно, а потом отворачивается и начинает плакать. - Ты думаешь я… Это все специально?... Чтобы его мучить? Так вы про меня думаете?! Почему-то я постоянно забываю, как легко он сейчас расстраивается от чего угодно. Наверное, никогда я не видел Дика таким эмоциональным, разве что совсем в раннем детстве. Понимаю задним числом, что должно быть стоило подбирать слова аккуратнее. Подавив вздох, я сажусь ближе и беру сына за плечи, легонько встряхивая, а он кусает губы, давя всхлипы. Прижимаю его к плечу и поглаживаю по спине, как будто ему снова семь и ему досталось за шалость сестры. Прижавшись ко мне, он бросается в объяснения, говорит сбивчиво и бессвязно, и хотя я не всегда улавливаю нить его рассуждений, и не совсем понимает что он несет, я глажу его плечи и слушаю, как он пытается облечь в слова свою обиду и страх. Он боится, что нужен Алве теперь только из-за Алана, и будто мы считаем его, Дика, невесть кем, как будто он сам считает себя невесть кем, и все, совершенно все, не так себе представлял. Не знаю, что отвечать на это и нужны ли сейчас ему ответы, я понятия не имею как его утешить, поэтому все что я могу только обнимать и слушать. А еще я решаюсь сказать: - Знаешь, когда мы с вашей матерью развелись, я совсем не знал, что делать, как дальше жить. Это ведь были не только наши семейные дела, но и бизнес тогда рассыпался. Но, Дикон, меня спасали простые действия. Нужно было отвезти вас с Айри в школу и поэтому с постели придется встать, даже если не хочется жить. А потом встретить и отвезти к матери. Я знал, что в выходные увижу Дейдри с Эдит, что они ждут и поэтому сегодня нужно готовить обед, даже если сейчас мне не для кого делать это, кроме себя. Видимо я слишком затянул с воспоминаниями, потому что сын взвивается: - Я не понимаю, к чему ты мне это говоришь. Правда не понимаю! - Ричард, я хочу сказать... Не важно. Давай ты сейчас просто отправишь ему кошкину фотографию и все? Дик как-то вдруг соглашается, кивает, вытирает лицо рукавом, кладет Алана себе на колени и начинает фотографировать ребенка. Процесс затягивается, а я зачем-то сижу рядом и смотрю на них. Фотографии то ли не нравятся Дику, то ли нравятся все до единой и он никак не может выбрать лучшую. Он гладит сына по щечке, и улыбается ему, чтобы тот начал улыбаться в ответ и пытается поймать маленькую эту улыбку на камеру. Я сижу и вспоминаю, что в их детстве нужно было специально приглашать фотографа, готовиться как к событию, а потом еще ждать проявленные снимки. Как хорошо, что сейчас так просто. Только мы перестали относиться к этому чуду, как к чему-то стоящему. Он отправляет, наконец, фотографию и в этот же момент, минута в минуту, ему приходит сообщение от Рокэ. Дик мне его показывает. В нем пространная, в его стиле, но вполне ясная просьбой прислать фотографию их сына. И следом, уже после сообщения с фотографией, "Спасибо". - Что-то надо ответить, - говорит Дик и смотрит на меня растерянно, будто ждет, что я ему подскажу. - Скажи, что Алан на него похож. Правда же похож. Кажется разговор завязывается, я ухожу, а они продолжают говорить до полночи. Перейдя, кажется, на видеозвонок, и мне даже не хочется прийти и попросить быть потише, потому что сестры его уже давно спят. Я просто слушаю, как скрепят половицы, когда Дик ходит по комнате, как тихо смеется и как начинает говорить шепотом, вспомнив, что вообще-то уже глубокая ночь.