Первые разы

— Тебе помочь? — спрашивает Вадим, стоя в дверном проёме, сложив руки на груди. Алтан только на секунду переводит на него взгляд, а затем снова возвращается к зеркалу и спокойно отвечает: — Вам помочь. — Ну, Вам… — поправляет себя Вадим, закатив глаза. Несмотря на высокий статус Алтана, он считал предельно глупым со своей стороны обращаться к мальчишке на «Вы». — Нет, спасибо, я сам справлюсь. — шипит Алтан, путаясь в двух концах галстука. Вадим ещё несколько секунд наблюдает за тем, как Алтан мучается со своим аксессуаром, а затем вздыхает, шагает внутрь комнаты и медленно идёт к боссу, приговаривая: — Если дело даётся тяжело, а тебе предлагают помощь, почему бы просто не согласиться? Алтан, одинаково сильно раздраженный и тем, что у него не получается совладать с галстуком, и тем, что Вадим снова обращается к нему на «ты», резко поворачивается к подчиненному всем телом, повторяя своё привычное: «Не тебе, а Вам», но Вадим, кажется его не слушает. Он подходит к Алтану вплотную, быстро выхватывает оба конца галстука из ручек юного босса и медленно начинает процесс завязывания галстука. Алтан стоит неподвижно. Руки у Вадика тёплые, почти горячие, не такие, как у самого Алтана. Он следит за движениями подчиненного: кисти у Вадима широкие, пальцы грубые и толстые. Его руки Алтану кажутся нелепыми, до смешного неуклюжими. Вадик делает несколько ловких движений, перекидывает широкий конец через узкий, делает оборот, проводит конец через петлю, затягивает, и вот галстук уже завязан. — Что-то Вы притихли, ваше золотойшество. — ухмыляется Вадик. «Это он нарочно», — думает Алтан, устремляя грозный взгляд на прикрытые веки Вадима. Он и правда сейчас специально обратился к боссу на «Вы», чтобы тот не смог огрызнуться снова, и Алтан ожидаемо молчит. Вадик поднимает глаза с завязанного узелка на шее к глазам босса. Мальчишка чувствует что-то неправильное, что-то дикое. Он думает, что чувствует ненависть, но не такую, как он чувствовал к своему дедушке, а совершенно иного рода. Он хотел бы сейчас напасть на Вадима, впиться в его шею зубами, расцарапать его ногтями, распороть ему брюхо, сожрать его. Это была совсем не та холодная ненависть, которая висела в воздухе, когда они с дедушкой находились в одной комнате. Эта ненависть была горячей, острой, поднималась с низа живота и била в голову фонтаном горящей лавы. Алтан молчит, и смотрит в голубые глаза подчинённого. Вадим чувствует, как Алтан разгорячился, ухмыляется, как будто этого и добивался, уводит руки за спину и говорит: «Готово, ваше золотейшество». Алтан тут же поворачивается к зеркалу и замечает, как сильно у него покраснели щеки. Он откашливается и еле внятно шепчет: — Спасибо. — Обращайся. — ответил Вадик. Алтан его не поправил. Алтан понял, что это была никакая не ненависть, но понял позже. Тогда, за свою недолгую жизнь, из всех сильных чувств, он только ненависть испытал в полной мере, поэтому любая другая эмоция для него выглядела, как ее вариация.