Когда договора недостаточно

С каким-то отчаянием Ева сминала губы, обхватив лицо Ники, не давая никуда сбежать, заставляя цепляться за рубашку, как за спасательный круг в шторме, рвать ее у горла, роняя пуговицы на кафельный пол душевой кабины, заставляя стонать ей в губы, в чуть приоткрытый рот. Вкус губ, щедро разбавленный потоками воды, сводил с ума, кружил голову. Хотелось выключить эту чертову воду, чтобы сполна насладится, прочувствовать… На мгновение оторвавшись от нее, Ева услышала слегка хриплое: — Погоди… Неохотно, с кружащейся головой, будто боясь, что она сейчас исчезнет, брюнетка сделала шаг назад. Настороженный взгляд превратился в пожирающий, череcчур внимательный, увидев, как с легкой улыбкой, будто они сейчас не стоят под струями воды, а болтают за чашкой чая, ведя светскую беседу, Ника потянулась к полке, где стоял кем-то забытый гель для душа. — Я вообще-то хотела помыться… С каким-то завороженным состоянием, граничащим где-то между растерянностью, замешательством и осознанием, Ева смотрела, как она медленно открывает бутылочку, наливая относительно работоспособной левой рукой янтарную жидкость себе на плечо, не прерывая зрительный контакт, будто дразня, призывая, приглашая. — Я помогу. Рука легка на плечо, проводя вниз, распределяя гель, обдавая чуть горьковатым запахом грейпфрута и апельсина. Сначала кончиками пальцев, потом, осмелев, ладонью, легкими движениями, не отрывая глаз от ее лица, от чуть прикрытых глаз, внимательно смотря за каждой ее реакцией, легкой дрожью во всем теле, ловя в шуме воды каждый вдох и рваный выдох, когда рука переместилась снова вверх, на плечо, чтобы медленно, тягуче, растягивая момент, пройтись по ключице, ненадолго остановиться на ложбинке на груди, ища разрешения. Сопротивления никакого не последовало, ничего, кроме ожидания и чуть приоткрытых губ. Стоило провести по небольшой груди кончиками пальцев, Ева была притянута за узкий ремень мокрых брюк. Единственное, что сейчас было между ними — это одежка брюнетки да потоки воды. Она накрыла губы Ники своими. Не отчаянно, как минутами ранее, медленно, пробуя на вкус более тщательно, более внимательно, покусывая и тут же, извиняясь, облизывая, но не решаясь заходить дальше. Руки будто жили своей жизнью. Поглаживая грудь одной рукой, играя с соском, вызывая тихие стоны, вторая легла сначала на лопатки, проведя по плечу с остатками геля, чуть царапнув, начала двигаться по напрягшейся спине, выводя какие-то замысловатые узоры, спускаясь ниже, проведя легкими движениями по чуть выступающим ребрам. — Сссс… — шипит Ника, вынуждая остановить танец губ, чувствуя, как под хоть и легкими, но прикосновениями, расплывается пульсация уже знакомой боли. — Извини… Не в силах противится соблазну, Ева убирает уже давно намокшие волосы с шеи Ники, наклоняется и, чуть кусая, исследует шею, чувствуя, как одна рука ложится ей на талию, а вторая притягивает ее еще ближе, стягивая резинку для волос, освобождая волосы от тугого хвоста, зарываясь в них. Чувствует, как руки без лака на ногтях поднимают края рубашки, проникают под ткань, ища чувствительные точки, слегка царапают кожу, а после слегка отталкивают Еву, чтобы в немом нетерпении расстегнуть оставшиеся пуговицы и стянуть этот мешающий кусок ткани, чтобы уже ее прижать к стене, а самой встать под водопад, смывая с себя гель, усталость, боль и кто его знает, что еще, ощущая, как нежные руки помогают, мешают, блуждают где только можно, пока она сама пытается несколько непослушными руками расстегнуть пуговицу джинс. Те, будто насмехаясь, стали под воздействием воды будто дубовыми и никак не хотели освобождать плененное жесткой тканью тело. Терпению Ники пришел конец, когда она почувствовала, отзываясь стоном, дрожью, как Ева нашла губами, языком пульсирующую вену на шее, а руки, гулявшие по животу, снова переместились на спину, чтобы быстро пройти путь от поясницы, вдоль позвонков к затылку, запуская в мокрые волосы руки, сжимая их, заставляя запрокинуть голову. Ника дрожащей рукой закрыла кран, остановив поток воды. — Сними их уже наконец! — недовольно пробормотала она в ухо брюнетке, вызывая судорожный вздох и мурашки по всему телу. Ева отодвинулась от нее и быстро сняла опостылевшие джинсы вместе с нижним бельем, оставив их составлять компанию рубашке. Ника нетерпеливо отрыла дверцу душевой кабины, обдавая их все еще прохладным воздухом, схватила за руку Еву и потащила в спальню, где буквально недавно спала девушка. Нетерпеливо пихнув брюнетку на кровать, Ника нависла над ней и… замерла, внимательно смотря в почти черные глаза. И Ева видела, что это было. Нерешительность. Подумать только! Впервые, когда Ева увидела ее там, в зале, уверенно идущую, смотрящую только вперед, всегда уверенной в своей цели, даже если это была только груша… Что там, каждое отточенное движение буквально завораживало ее, притягивая внимание. Видеть эту неуверенность, нерешительность, сомнения было удивительным открытием! Всегда уверенная в себе, своих действиях и решениях, Ника смотрела на нее сверху вниз с множеством вопросов, что читались в ее таких зеленых сейчас глазах. Что, если все повторится? Что, если это просто мимолетное влечение? И множество других «что, если…». Ева не дала ей возможности больше рассуждать, опрокинув ее на простыни, заставив ахнуть. — Тебе некогда не говорили, что ты слишком много думаешь? — тихо проговорила она, склоняясь, все ближе, желая продолжить исследовать ее тело, стараясь обходить стороны темные пятна синяков и ссадины. Проводит рукой по щеке, большим пальцем касаясь нижней губы, вызывая мурашки и рваный вздох. — Если ты не хочешь этого, скажи мне это в глаза. Оттолкни меня. Она ждала с не свойственным ей терпением, пока Ника решится. И терпение было вознаграждено, когда Ева услышала голос, который всегда был самонадеян, уверен, а сейчас дрожал толи от нетерпения, толи от прохлады: — Нет… Я не хочу отталкивать тебя. Ева, скользнув по губам пальцами, будто играя на тонких струнах, кончиками пальцев прокладывала путь. Лицо, губы, шея, от ложбинки на груди и до пупка… За пальцами той же дорожкой следовала дорожка поцелуев, легких укусов, заставляя задыхаться Нику, приглушенно стонать. И, черт возьми, это сводило ее саму с ума, заставляя тяжело и прерывисто дышать, желая окончательно завладеть ею. Поддавшись своему эгоистичному желанию, она спустилась ниже, потянув за собой тонкую ткань трусиков, мокрых от воды (да и воды ли?), снимая их, чтобы прикоснуться губами сначала внутренней стороны бедра, дразня, лишь вскользь кончиками пальцев прикасаясь к лобку, проводя чуть ниже, заставляя нетерпеливо ерзать, подаваться вперед, выдавая свое желание стонами. Но она не торопилась, играла с огнем, пока не почувствовала, как Ника в нетерпении вцепилась ей в волосы, потянув на себя. Как можно отказать, когда так просят? Ева приблизилась к лицу, чтобы слизать соленую каплю слезы, а потом захватить ее губы, завладевая ее ртом, прерывая ее толи всхлип, толи стон, в котором можно было бы узнать слово «пожалуйста», одновременно проникая в нее, играя пальцами с клитором, вырисовывая круги, то чуть касаясь, то надавливая. Ника извивалась под ней, выгибалась, обнимала, цеплялась, царапала и кусала, не в силах совладать с собой, подавалась навстречу пальцам, прося большего. Ева могла поклясться, что не видела зрелища более прекрасного, чем Ника, дрожащая под ее руками, просящая и умоляющая. Войдя в нее, она чувствовала, как вокруг пальцев сжалась нежная плоть, горячая, влажная. Двигаясь сначала медленно, давая привыкнуть, Ева слышит, как Ника просит еще, убыстряется, сгибая пальцы, заставляя сильнее выгибаться, большим пальцем поглаживая клитор. Удивляется, когда ощущает, что рука, до этого цеплявшаяся до этого за бедро, оказывается между ее ног, чтобы войти в нее без предварительных ласок, вызывая стон и бурю эмоций теперь уже самой Евы, заставляя ее подаваться бедрами навстречу, буквально насаживаться на пальцы, выгибаться! Громкий стон достиг заложенных от прилива крови ушей в тот же миг, как она почувствовала, как сжимается плоть вокруг ее пальцев, содрогается, сокращаясь в безудержном оргазме. И этого осознания Еве хватает, чтобы, хватая воздух, так же кончить, обессиленно падая рядом. Ее собственное дыхание, как и дыхание Ники было тяжелым, уставшим, но чуть позже, набирая воздуха, которого так не хватало, они смогли наконец-то отдышаться, передохнуть. Ева только сейчас поняла, что неосознанно притянула Нику к себе и теперь та уткнулась ей в шею. — Ты как? — произнесла она, целуя ее в макушку. Молчание, разбавленное тихим сопением, было ей ответом. Хмыкнув, она потянула на себя край одеяла, которое они умудрились непонятным образом скинуть, накрывая их и проваливаясь вновь в сон.