Средь улиц серых и родных.

Павел шëл домой из библиотеки. Очень уж старинный вариант добычи знаний, однако, было что-то такое... эстетическое в том, чтобы после рабочего дня сразу же поехать на автобусе в городское хранилище книг, и только после, начитавшись и налиставшись учебных пособий с пожелтевшими листами, источающими особенный книжный запах, отправиться домой. Уже пешком, не торопясь, пусть и замерзая в не очень-то греющем тонком пальто, но зато довольствуясь свежим воздухом. Относительно свежим, конечно, учитывая страну и то, что мужчина шагал всë-таки по городу, а не по лесным тропинкам, где воздух был действительно живительным. Но всë лучше, чем нюхать химозную вонючку в такси. — Мам, отцу скажешь, что я звонил, как с работы придëт, а то там хрень у меня какая-то с компьютером, надо посоветоваться. — Паша, наконец, проделал большую часть пути и уже шëл по своему району, разговаривая с мамой по телефону. — Мм, борщик, говоришь... Завтра вечерком зайду! Мамулечка, не переживай, всë отлично! И ребята более-менее адекватные... Ой... — мужчина встал как вкопанный, едва не наступив на белую тень, скользнувшую у самых его ног; повернув голову, Паша заметил исчезающий в траве длинный хвост. Вот, говорят, если чëрная кошка дорогу перебежала — это не к добру, а если крыса белая — к чему? — Да крыса прямо перед носом проскочила. Чуть не задавил. — Из-за угла послышались подозрительные крики. Мужчина замедлился. М-да... Похоже, к тому же самому. Крыса-то. — Ну ладно, мам, обнимаю, завтра созвонимся. — отключив звонок и выключив яркий экран телефона, мужчина затормозил у подворотни. Он проходил мимо неë каждый день, поэтому знал, что с обратной стороны находятся старые, но крепкие витые ворота, закрываемые незнамо кем по вечерам. — Ты чë рехнулся?!. — ошалело выкрикнул чей-то мягкий голос. — Да не дëргайся, ты! Ещë понравится!.. — после резкого ответа явно пьяного человека с прокуренным голосом раздался грубый смех. Павел повëл плечами. Такой смех не мог предвещать ничего хорошего. Было что-то прямо таки мерзкое в этом неприятном звуке. Мужчина прислушался, выжидая. Он ведь именно за драку потерял возможность достичь некогда желаемого, теперь совсем не хотелось влезать туда, куда не просят. Ну поссорились два другана спьяну, мало ли, о чëм они там переговариваются, вернее перекрикиваются. Может, и не о том, о чëм Паша подумал. Но никак не прекращающаяся возня в тëмном тупичке говорила об обратном. Сейчас к ней добавились ещë и явные звуки борьбы. — Отпусти меня! Блять, отпусти, говорю! — зло плевался один. — Да брось, ты сам всë время говорил на эти гейские темочки, шуточки ещë всякие... — Дак вот именно, что шутки! Шутки! Какого хуя, чувак? Да сейчас все так шутят! — в голосе потенциальной жертвы уже более отчëтливо слышалась паника. Далее послышался стон, такой если бы паренька согнуло пополам от удара в живот, звук глухого удара по-видимому заглушила собака, залаявшая как раз в тот момент. Больше Павел не намерен был стоять просто так. Для начала он заглянул за угол, чтобы сориентироваться. Благо фонари были уже включены: ему не пришлось искать спящую чëрную кошку в тëмной комнате. Крысы-альбиноса на сегодня было вполне достаточно. Правда, этот тусклый желтоватый свет совсем не напрягал молодого, чрезмерно раскачанного парня, имеющего виды на совсем ещë мальчишку, и которого Павел сначала из-за скрипучего голоса принял за мужика. Оба стояли на мусорном баке. Куртка на парнишке была растëгнута, толстовка была вздëрнута вверх, а с множеством замочков и пуговиц на необычных брюках пытались справиться руки выпившего отморозка. Его брюки, уже спущенные вниз, болтались недалеко от колен. Руки подростка, согнутые в локтях, были подняты вверх и крепко связаны. — На кой хуй штаны... У шт... нах... трицать три замка, нах... уй! Блять! — пихающиеся фигуры перетаптывались на крышке мусорки. Картина была бы презабавная, если бы не ужас в глазах мальчишки, уже не прекращающего свои физические и словесные попытки вырваться из жëстких рук. — Я ж один, а вас трое было... Чë бы втроëм-то пацана не связать? Да?! Уроды, блять! Пиздец, как так вообще?! — голос явственно дрожал. Ещë по сути мальчик совсем отчаялся найти выход из дерьмовой ситуации, в которую он вляпался. Сохранять спокойствие не представлялось реальным. Оставалось только смириться, хотя и вырываться, ругаться да слëзы с криками сдерживать до последнего, чтобы хоть перед собой частичку чести сохранить. Чëрт, как жить ему после того, что сейчас случится? — Ты не рыпайся там, а то, — гад пнул парнишку в ногу, и тот чуть не упал — знаю, ты высоты боишься! — с видом превосходства осклабился малолетний извращенец с совсем не малолетней комплекцией. — Ну не такой же... Чë тут... — храбрился пацан, хотя зрачки были в нервозном забеге. — Молчи, говорю, а то порву ща шмотки все твои... И удачи тогда тебе замëрзнуть побыстрее прям здесь! А нет, лучше уж я теперь тебя при себе всë время держать буду. Удобненько ведь! — Ни за что! Неет! — взвыл-взревел потерявший самообладание парнишка и завырывался ещë отчаянней. Такой участи он вынести не сможет, лучше уж сразу с моста или в лесочке каком сгинуть. Только тут же осознание приходит — нет, не выход, дедушку с бабушкой жалко. Да и... А хватило бы духу на самом-то деле? Павел бесшумно вышагнул из темноты, подросток заметил невольного свидетеля едва не случившегося надругательства над ним, но промолчал, мужчине не пришлось даже палец к губам прикладывать. В ярких голубых глазах юнца был... вызов что ли, словно бы он был уверен, что Павел либо так и останется просто понаблюдать, либо пройдëт мимо, сделав вид, что не видел ничего и не слышал. «Как бы ни так», — мысленно ответил Павел и направился прямиком к мусорке. Обычная, зелëная такая, мусорка; как у неë крышка не проломилась ещë? Наверное, потому, что полная совсем, и упор есть. Быстрым движением мужчина скользнул к матерящемуся выродку, которого сообразительный парнишка как по команде особенно сильно отпихнул от себя. Тот оступился, но вряд ли упал бы, если бы не подсечка, чëтко проделанная одним взмахом Пашиной ноги. Мудак, конечно, сразу же попытался ухватиться за мальчишку, но мужчина не дал ему это сделать, ударив по рукам, так что он мешком повалился вниз и, судя по характерному хрусту, сломав себе что-то, распластался на заиндевевшем асфальте. Паша тут же взял его за грудки. — Не бывать тому, о чëм ты тут распинался. Если попытаешься мальчишке отомстить, я найду тебя и все суставчики повыдëргиваю. Это, если что, не угроза. Так... Жëлтая карточка. — каждое слово Павел проговаривал очень чëтко, с уверенностью, немного лениво даже, тем самым напоминая наблюдающему парнишке какого-нибудь мафиозного босса. — А если дружков натравишь... — мужчина по-мастерски незаметно замахнулся, в следующую секунду его кулак остановился в миллиметре от испуганного лица, затем Павел переместил руку на шею неприятнейшего типа, наклонился пониже; голос сделался иным, таким, что от звука его волосы дыбом вставали, — и того хуже, — он продолжил, сделав паузу, — не сыскать вас будет. В итоге вмиг протрезвевший урод подскочил как мячик-попрыгунчик, стоило Павлу разжать железную хватку на его шее, и, прихрамывая, кинулся прочь. Ловя штаны находу. Похоже, сегодня этот чепушило повторит подвиг Митяя из «Сватов», пробежав несколько километров со сломанной ногой. Но на этом и заканчивалось сходство с непутëвым, но добрым героем сериала, который так часто пересматривал Пашин отец. Павел повернулся к спасëнному им подростку. Мальчик будто специально на него не смотрел, но, только мужчина приблизился, тут же сделал большой шаг назад и едва не повалился наземь, чудом найдя опору в облупившейся стене. — Спокойно... — для пущей убедительности Павел и ладони вперëд выставил. — Я лишь хочу помочь. Видишь ли, решил специально для тебя спасителем заделаться. — добродушно усмехнулся мужчина. — Давай-ка я сниму тебя отсюда. — мальчишка наконец пришëл более-менее в себя, поднял глаза, слегка хмыкнул и сделал пару шажков навстречу уже с непроницаемым выражением лица. Павел подошëл ближе, протянул руки. Подросток внимательно, с некоторой опаской проследил за этим движением. Да... нехило так парнишка испугался сегодняшним вечерком. Паша одëрнул подростковую кофту вниз, закрыв бледный живот, и как можно скорее, чтобы долго не волновать парня своими прикосновениями (пусть и вынужденными), ухватился за юношескую талию и быстро спустил вздрогнувшего и чуть присевшего для его удобства мальчишку на землю. Он оказался невысоким, доходил мужчине лишь до адамова яблока, но был далеко не хилым, судя по весу. Хотя для сильных рук Павла не составило труда поднять его. — Пиздец, как же Вы вовремя... — выдохнул зажмурившийся пацан. — Реально, спасибо. Вот просто... Спасибо! — с искренним пылом благодарил он, пока Паша развязывал его неверняка затëкшие руки. — Ещë б чуть-чуть... — взгляд серых глаз уставился в одну точку, разминающие друг друга руки тоже замерли. — Эй, всë нормально, парень! Уже всë хорошо. — а у паренька, похоже, реально начиналась паническая атака. Он подавился воздухом, издал неясный звук, похожий на кряканье и вдруг затих, просто перестал дышать. Перепуганному Павлу пришлось хватать его под руку, чуть встряхивая за другое плечо, в попытке вернуть в телесный мир. — Так... Ты чего?! Что за нахрен... Дыши! — через пару секунд мальчишка и правда резко вдохнул. Паша напротив — облегчëнно выдохнул, — Вот так... Ровно дыши. Вместе давай: вдох... выдох... вдох... Сосредоточь своë внимание на чëм-то отстранëнном. Во, уже лучше... — парень стал прислушиваться к приятному тембру голоса, к его уговаривающей интонации; концентрировался на том, как совсем незнакомые, но ненавязчивые руки мягко похлопывают по спине, задавая ритм дыхания. Постепенно мальчишка начал ощущать, как узел в животе развязывается, каша из головы вываривается, и сжавшиеся от страха лëгкие будто нормальных размеров становятся. Парень стал дышать почти ровно. И стоял в основном сам, только промëрзшими до костей пальцами хватался за рукав Пашиного пальто. Сам Паша тоже приходил в себя, ему не приходилось видеть паническую атаку в действии, в какой-то момент мужчина всерьëз представил, как мальчишка задыхается у него на руках. Мысль о том, что он по идее сначала потерял бы сознание, пришла позже. Так, успокаиваясь, застыв в странном положении тел, с неестественно склонëнными головами, они простояли, боясь пошевелиться, до полного отступления тревожного приступа. — Как зовут хоть тебя? — поинтересовался Павел, когда малец отстранился от него и сделал пару шагов назад. Чувство облегчения и наивного доверия к внезапному спасителю улетучилось, вновь заменившись опасением. В итоге подросток нашëл спокойствие в том, что мужчина стоял на каком-никаком расстоянии от него. — А я может с незнакомцами не знакомлюсь? А то мало ли... — мальчишка и сам понял, что сморозил какую-то чушь, но да ладно. Это от нервов видать. Сегодня ему официально простительно тупить. — Так ты что ж, никого не знаешь тогда? — усмехнулся Паша. — Хочешь верь, хочешь — нет, но я себя к порядочным людям причисляю. К тому же с этим кадром ты явно знаком был... Хотя, как человек, работающий с детьми, скажу, что держаться особняком от посторонних — это правильно. Но всегда бывают исключения. Сегодня как раз оно. Что? Скажешь — не согласен? — Согласен. — парнишка зачесал длинную чëлку назад и неловко протянул новому знакомому до сих пор чуть подрагивающую ладонь. — Стëпа я. — Ну вот и познакомились. Я Павел Юрь... Не, просто Паша, короче. — по привычке парень хотел представиться формально, но потом опомнился, что не в школе, и пацан не его ученик, так что не за чем тут сейчас этот официоз. Стëпа засунул пожатую ладонь в карман, промëрзшую, еë тут же охватил ломящий жар от чужой тëплой руки и плотного согревающего флиса, пришитого умелыми бабушкиными руками на подкладку карманов лëгкой куртки. День — дерьмо. У него ноги от схлопоченного страха подгибаются, а надо ещë домой дойти и не через один тëмный двор, а ещë, если повезëт всë же дойти, перед дедушкой убедительно изобразить нормальное состояние. — Показывай дорогу, я доведу тебя до дома. — Стëпа почувствовал большое облегчение от предложения-указа нового знакомого. Сам бы ни за что не попросил. Стыдно: что он, девчонка какая, что-ли? И так уже опозорился сегодня сполна. А самому за угол выйти было страшновато. Вдруг поджидают уже. — Ага, не зря ж спасал, — хмыкнул подросток. — Угрожал ты ему, кстати здорово! Вроде «не угроза» сказал, но тон такой... У Шелби учился? — Стëпа пытался шутить, чтобы отвлечься, и говорил расслабленно, без лишнего уважения, не желая казаться слабым (как положено быть тем, к кому его мог причислись спаситель), хотя внутри понимал, что язык свой лучше подточить, ведь благодарен до звëздочек перед глазами. — Ну «Острые козырьки» — хорошее дело, так что кто знает? Но до Томаса мне ещë далеко, конечно. — Паша тоже поймал волну неловкости. Он никогда не был инициатором новых знакомств, поддерживать беседы с малознакомыми людьми ему было нелегко. — Э... Стопэ! Куда это мы идëм? — насторожился Стëпа, понимая: за отвлекающим разговором он и не заметил, что они уже вышли из злаполучного тупика и двигались в протовоположном его дому направлении. — А это всë: кукуха посвистывает, — смеëтся Паша, осознавая, что направился к своему дому. — Ну, показывай, куда путь держать будем. — поспешно опомнился он. Нет, Паша не то чтобы не гостеприимный, просто не потащит же он мальчишку по доброте душевной чаëк погонять после случившегося. Пацану быстрее домой надо, да самому хочется уже поужинать (во рту маковой росиночки с обеда не было) и просто отдохнуть от нелëгкого дня. Несколько минут двое шли в молчании. В каком-то из ближайших дворов резко залаяли собаки, затем так же резко затихли и тут же вновь принялись срывать глотки. Петлять среди практически одинаковых блочных девятиэтажек, всех серых и обшарпанных, как на подбор, было бы наверняка не по себе иностранцам и рождëнным с золотой ложкой во рту, никогда не бывавшим в глубине бесцветных райончиков. Паша же, как, впрочем, и Стëпа, выросший среди подобной атмосферы, ощущал лишь неприятный холодок от усилившегося ветра. Они оба совсем не задумывались о том, что можно было не заметить в темени дворов, подсвеченных лишь парочкой тусклых фонарей, не задумывались о том, насколько на самом деле безопасно ступать по малолюдным и тихим на первый взгляд кварталам, не тревожась об опасностях. Что ж, самую главную на сегодняшний вечер Стëпке уже удалось избежать. Вряд ли сегодня может случится что-нибудь похуже. — Мой двор, — мотнул головой парнишка. — Я доведу тебя до квартиры, — оповестил Паша, удивляясь: мальчишка не запротестовал; и продолжил, понимая, что откладывать некуда, — В полициию, Стëп, нужно! — Ага! Ну да, конечно! — звонкий юношеский голос эхом взвился вверх. — Правда, спасибо тебе за мою спасëнную задницу, я этого реально не забуду, но не лезь дальше! Мне что, по-твоему, проблем мало? А?! Про позор там и волнения родных не подумал? Не? А я подумал! — ну, другой реакции Паша даже удивился бы. К тому же в чëм-то пацан прав был. Самого изнасилования так и не случилось (к счастью, конечно), а попытку попробуй докажи... — Остынь, я понял, — вздохнул мужчина, поднимаясь по наполовину разбитым ступенькам панельной пятиэтажки и заходя за Стëпой в обшарпанный подъезд. Мальчишка обернулся, недовольно сверкнув глазами, но ничего не ответил. В нос ударил запах затхлости и сигаретного дыма, который давно впитали в себя когда-то белые стены без этой серости и массы нацарапанных (вероятно, гвоздëм) и написанных чëрным маркером слов-ругательств. — Чëрт! — Стëпа хлопнул ладонью по закрытым створкам лифта. — Не починили, блин, ещë. Уже третий день не могут. Нахера только пристраивали?.. Один фиг ломается чаще, чем мы мусор выносим. — раздражения парень не скрывал, правда, негодовал он не на сломанный лифт а на собственную слабость: ноги всë ещë ощущались не своими. «Это ж надо было так пересрать, что всë ещë не отошëл», — удивлялся Стëпка, неосознанно преуменьшая произошедшее в попытке сохранить относительное нервное равновесие. — На какой тебе? — На пятый, конечно! — не очень убедительно хохотнул Стëпа, принявшись подниматься по лестнице. Где-то между третьим и четвëртым этажом у Стëпы зазвонил телефон. — Бля... ин, экран треснул! Ублюдки... — парнишка с досадой провëл пятернëй по светлым волосам, но ответил вполне себе нормальным голосом. — Да, деда, я уже подхожу... А... Ладно... Всë хорошо... Хорошо... Я понял... Пока. — У тебя дома кто-то есть? — Паша, наблюдающий за мальчишкой, заметил на его лице неопределëнную эмоцию: не то облегчение, не то разочарование. — Нет никого. Но на чай не позову, извини. — вполне серьëзно предупредил Стëпа, хотя мысли его были заняты другим. С одной стороны он был рад, что дома не придëтся изображать, будто всë в порядке. А с другой... Привычная атмосфера, создаваемая семейными расспросами, ужином и шумом телевизора, смешанного с музыкой из его комнаты, не сможет отвлечь его от событий паршивого дня. — Я и не напрашиваюсь, — на всякий случай предупредил Паша. Конечно, не стал бы он стеснять обеспокоенного ребëнка своим (то есть совершенно чужим) присутствием. Хотя то, что едва избежавший изнасилования пацан останется один на один со своими мыслями было не очень. Кто знает, что у него вообще в жизни творится, а тут ещë и такое... Однако, судя по разговору, с дедушкой Стëпа в хороших отношениях, это было видно только потому, что волновать деда мальчонка явно не хотел. — Пришли. — коротко информирует Стëпа у первой квартиры на пятом этаже. Дверное полотно, сделанное под красное дерево, и к которому были приделаны серебристые цифры, складывающиеся в число «семнадцать», сильно отличало дверь от остальных — обычных железных, обшитых вагонкой — дверей подъезда. — Подожди-ка! — Пашу осенило только тогда, когда мальчишка уже закрывал дверь. — Забей себе мой номер. — Что? Зачем это? — не понял Стëпа. Напрягся: это что, подкат типа такой оригинальный? Да не, не похоже. Паша этот хорошее впечатление произвëл, проводил вот. Ответственный, хотя и молодой ещë. Но зачем номер тогда? — Ну мало ли? Пусть будет. Вдруг там... — Паша смутился. Что вот неймëтся? Больно нужны его советы пацану. Однако, раз начал, нужно договорить и успокоить свою паранойющую голову, — надумается чего в одиночестве-то... Ну, ладно, пойду я, а ты не стесняйся, звони, если что. — Не боишься? Вдруг реально позвоню? — Стëпа был растерян. Нафиг молодому мужчине проблемы подростка. И так вон часа полтора на него потратил. К подобной бескорыстности мальчишка относился со скепсисом. — Боялся бы — не дал бы. — усмехнулся Павел, и Стëпка тоже не удержался. Фраза была смешна не неуместностью своей двоякости, а тем, как непренуждëнно и по-дружески она прозвучала. — Спасибо, — ещë раз поблагодарил Стëпа и скрылся в квартире. Уже спустившись на полпролëта, Паша остановился из-за звука, донëсшегося явно из-за Стëпиной двери. Парень зашëл в квартиру уже с осознанием. Уверенность в том, что он успокоился была слишком самонадеянной. Ещë в ближайшем будущем придëтся решать вопрос с колледжем, в который он больше и ногой ступать не собирается. В-третьих ему очень хотелось поскорее оказаться в душе, а сил не было даже на то, чтобы добраться до своей комнаты. А вообще больше всего хотелось пустить слезу. Особо не задумываясь, Стëпа повернул защëлку замка с фиксатором до упора, хотя раньше, пренебрегая дополнительной мерой безопасности, почти никогда не закрывался на неë. М-да... Денëк-то замечательный, вот и паранойя, кажется, подоспела. Подросток хотел было уже собраться с силами и хотя бы скинуть куртку, как эмоции взяли верх. Резко и неожиданно. Плечи скрутило от неконтролируемого вздоха-всхлипа. Кулак с силой въехал в стену, сам Стëпа, почувствовав резкую слабость и боль в костяшках, прислонился спиной к входной двери и скатился по ней вниз, голова тут же заболела, из глаз брызнули капли. Пришлось Паше потихоньку подняться обратно. Услышав первый задушенный всхлип, парень понял, что уйти просто так уже не сможет. Он сел на верхнюю ступеньку, подходящую прямо к двери, и стал молча прислушиваться к тихому бормотанию за дверью. — Конечно, так мне и надо! А чë ты, Стëпочка, хотел-то? Думал, друзей, наконец, себе нашëл, да? Шуточки тебе, ага... Хи-хи, ха-ха, блять! Ëëëë-оо... — простонали за дверью. Послышался звук ещë одного удара. Уже об дверь. Похоже, пацан решил себе голову сотрясти. — И друзей у тебя вообще, придурок, нет! И не было... И не будет! — Стëпа продолжал разговаривать сам с собой. Интонация мальчишеского голоса менялась волнами: от сильной грусти до не менее сильной злости. —Потому что те, с чьими прибабахами могу мириться я, никогда не смогут ужиться с моей придурошностью. Вот! Ясно тебе, Стëпа, а!? Задрот ебучий. — сокрушался подросток. На самом деле Стëпа не был зависим от компьютерных игр, просто дедушка (любя, конечно) называл его так за чрезмерную придирчивость к чему бы то ни было. Для Стëпы же это было самое страшное обзывательство, если он использовал его в своей голове в приступе самоуничижения. — Кхм, — подаëт голос Паша, не стерпев ещë одного всхлипа за дверью. Пусть это и была сейф дверь, этот факт не особо способствовал звукоизоляции. Проблема, похоже, была во всëм дверном блоке. Стëпа вмиг затих. Что это? Вряд ли послышалось. И на мимо проходящего соседа мало похоже. Звук был слишком близко: прямо у уха, только с той стороны двери, с лестничной клетки. — Эй! Это ты? — чуть грубовато спрашивает парень, уже подспудно зная ответ. — Извини, что лезу туда, куда не просят, но — да — я всë ещë тут. — Зачем? — в голосе недовольство. И злость, потому что слишком стыдно. Проявил слабость, а кто-то этому ещë и свидетелем стал. Не по-мужски вроде как это. Хотя, честно говоря, Стëпа давно запутался во всех этих определениях мужественности, силы и новых, старых стандартах. — Просто делаю то, что когда-то сделали для меня. Выговориться бывает очень важно, а мне послушать не трудно. От меня не убудет же. — пожимает плечами молодой мужчина, поздно понимая, что жест сгинул в пустоте подъезда, собеседника не достигнув. Паша в психологии не то чтобы очень разбирался. В общении с людьми просто полагался на внутренний подсказывающий радар. Потому он не был уверен, что сейчас его не окунут в трëхэтажный мат и не отправят в одном известном направлении. Стëпе, готовящему острые слова, дабы поскорее отделаться от привязавшегося мужчины с повышенным желанием помочь, оказалось достаточно одной этой искренней фразы, чтобы захлопнуть уже открытый рот и замолкнуть ещë на несколько минут. Подросток не думал, что выложить всë как на духу совершенно незнакомому человеку реально так легко, как он слышал. На тусовках Стëпа почти никогда не задерживался до утра, не имея возможности — как в мемах и постах в ВК — под рассвет побеседовать с кем-то по душам на чужой кухне. Так что проверить данную теорию раньше возможности не предоставлялось. Почему бы не попытать удачу прямо сейчас? В итоге Стëпа вываливает на Пашу многое, но в смешанной и торопливой манере изложения. Разобраться в деталях мужчине удавалось не всегда и с большим трудом. Но да он не за анализом чужой подростковой жизни здесь сидел, в конце-то концов! Не за этим пропускал ужин, не обращая внимания на ноющие виски. Паша добровольно отдал время своей вечерней релаксации на диване ради облегчения мальчишеского нутра. Сначала Стëпа был настроен не очень: ожидал услышать комментарии, сбивающие с мысли и не совпадающие с его собственным мнением, но, поняв, что перебивать никто не собирается, постепенно вошëл во вкус. Вроде как не сам с собой говоришь, но и не получаешь нежелательного мнения со стороны. Что будет, когда дойдëт до желательного, подросток пока не думал. Через какое-то время Стëпа уже распалялся: — Мне же говорили: Стëп, ну зачем тебе в колледж? От дома до школы рукой подать, не нужно на автобусе ездить, задницу не надо на остановке в зимнее утро морозить... А я... что думаешь? Я ж взрослый: что мне школа эта? Вот колледж — это да! Класс просто! Вот и друзей себе нашëл. Настоящих, — от мальчишки через дверь так и сквозило концентрированным раствором сарказма и горечи, — и самостоятельность свою прокачал и в самую жопу я сегодня, конечно же, не попал, так что тебе, доброму прохожему, не пришлось вытаскивать меня из лап насильника, слава тебе, Господи, не состоявшегося! Тьфу! Просто слов нет! Молодец я! Браво! И... Мгновениями ядовитое самобичевание уступало тихим угнетающим признаниям: — А всех, с кем реально был шанс стать хорошими друзьями, я сам от себя оттолкнул. Вот так вот, чëрт дери этот мой эгоизм вместе с чëрствостью. Сухарь обломанный! Это ж... Стëпа сказал ещë много чего по мелочи, и возможно — нет, наверняка, — это «много чего» не следовало говорить. Но накопившееся рвалось наружу. «Какая ружа?» — внутренне вопил подросток, а язык, предатель такой, отказывался выполнять его указания. А вообще ведь... говорить было и правда легко. Даже очень. За дверью молчали, не прервав ни разу, давали полную свободу. И это подкупало, помогало продолжать говорить после пауз и внезапных раздумий. Последней парнишка поднимает тему, больше всего его волнующую. — Я часто бываю просто, блин, таким кретином... Фу аж... Бабуля с дедулей так стараются, а я, типа... Ну неблагодарный просто. Вот можно же взгляд этот дурацкий и злющий не делать, хотя не умею я за ним следить, не замечаю, когда он страшно-злющий, а когда просто злющий... И разговаривать нормально всегда можно, тон свой поганый контролить. Но нет же! Надо всю эмоциональную свалку на них сваливать! А у меня практически и нет никого кроме них!.. Ближе них, по крайней мере, точно нет... — парень оборвал себя, вникая в суть своих собственных слов. — Вот что, — Павел начал только через некоторое время после того, как Стëпа замолчал. Сейчас явно было самое время, чтобы взять слово. — Признать свои ошибки — это... Ну, одно из самого сложного. Но не допустить их повторения — вот, что гораздо, гораздо труднее. Кажется: вот я всë понял, в следующий раз сделаю, скажу по-другому. Да только не всегда так просто это работает: в следующий раз может случиться так же, как со всем, что мы хотим начать с понедельника. Нужно реально взять себя за шкирку и стараться изо всех сил. Начинать сразу, не дожидаясь фантомной подходящей точки отсчëта. И если ты кретин сейчас, — Паша сам удивился пафосности своей речи, но продолжил, ведь говорил от чистого сердца, — сделай, бля...ин, всë, чтобы не быть кретином завтра. Просто возьми и сделай. — мысленно Паша усмехнулся привычке пресекать мат, образовавшейся на работе, и стал ждать вердикт. Стëпа не прекращал мыслительной деятельности, теребя пальцами "собачку" от молнии. Что ж... Паша не сказал ничего сверхъественного, хотя звучало действительно под стать главному герою какого-нибудь фильма. Мужчина дал совет, что обычно так не любят подростки, дал наказ, но ведь по-доброму, как-то очень правильно. У Стëпки даже на душе сразу легче стало. — Красиво сказал, — подвëл черту подросток, — Верю. И это... Типа, к сведению приму. — Стëпа тут же исправился, — Не «типа», а на самом деле приму. Спасибо в общем. — Стëпа не знал, куда деться со своей неловкой топорной манерой, но он был взаправду благодарен. Очень. Порой, чтобы понять или, скорее, с осознанием вспомнить всем известную истину, нужно всего-то ещë раз еë услышать из уст убедительного человека. — Я пойду. Спокойной ночи. И будь осторожен, Стëпа. — спустя ещë несколько минут тишины Паша ставит точку на "сквозьдверном" разговоре и, поднявшись с нагретых ступенек, на ходу застëгивая пальто, уходит. Стëпа тоже произносит слова прощания и ещë раз благодарит мужчину, правда тихий звук его голоса растворяется в эфемерной бесконечности подъездной лестницы, едва вырвавшись из-за двери, тонет в приглушëнном эхе удаляющихся шагов темноволосого спасителя.