Последний танец

Ранее я думала, что неизвестность меня ничуть не пугает, а, скорее, наоборот — держит в каком-то по-мазохистски приятном напряжении. Да и в этот вечер мне в целом не было страшно, я всего-то выкурила треть пачки за полчаса ожидания грёбаного непонятно кого или чего, стоя в неосвещённом сквере в нескольких кварталах от моего дома и держа в голове лишь пароль — «тише едешь — дальше будешь», который мне сказали после звонка по тому самому номеру. Сколько я ни пыталась вытянуть хоть какую-нибудь дополнительную информацию — безуспешно. Дата, время, место, пароль. Почему именно в такое позднее время, чёрт их подери? Луна величаво плелась по чёрному небосводу, иногда прикрываясь полупрозрачным тюлем из облаков, а мне, глядя на неё, хотелось так же прикрыть голые лодыжки, которые неприятно обдувал колючий ночной ветер, то и дело появляющийся вдруг из ниоткуда и так же внезапно исчезающий. Я топталась на одном месте, переминаясь с ноги на ногу, ёжилась не то от холода, не то от нарастающей тревоги, а каждая последующая затяжка не согревала и не успокаивала, а лишь обжигала горло. Если бы не моё врождённое упрямство вкупе с таким неуместным на данный момент любопытством — я бы уже давно плюнула, развернулась и ушла домой за попыткой раздобыть пропуск в царство Морфея. Но, похоже, не в этот раз. Укутавшись в тонкую джинсовку, я подняла взгляд на небо, где уже начинали зажигаться крошечные светлячки звёзд. И кто только придумал объединять их в созвездия? Я всмотрелась в семь самых ярких огоньков и задумалась, не Большая ли это Медведица? Если да, то меня можно было поздравлять с дебютом — ранее мне ни разу не удавалось отыскать на ночном небе хоть что-нибудь, похожее на то, что изображено в детских энциклопедиях в разделах по астрономии. Я не сводила глаз с тех звёзд, думая о том, что это, должно быть, хороший знак, и даже шум выезжающего из-за угла автомобиля не сразу смог вернуть меня в реальность. Лишь свет фар, неожиданно ударивший в лицо заставил меня зажмуриться и инстинктивно отойти чуть в сторону от дороги. Серый «Хёндай» поравнялся со мной и остановился. Все окна в машине были наглухо затонированы. Правая моя рука, до того искавшая тепло в кармане куртки, медленно, но крепко сжала заранее припрятанный складной нож. Стекло со стороны пассажира опустилось и я увидела за рулём человека в пурпурно-красном комбинезоне и чёрной маске с изображением круга, полностью закрывающей лицо. Эдакий внебрачный сын Человека-Паука и безымянного злодея-бандита из одноразового триллера. Неординарный вид водителя меня озадачил, и я почувствовала, как ладони мои вспотели, а по щиколоткам прошлась очередная волна холода, вызванная уже, увы, не ветром. — Мисс Чон Юн-А? — монотонно прошипел из-под маски мужской голос. Я не была на сто процентов уверена, что со мной сейчас говорит живой человек, а не робот. — Вот дерьмо! — Опешив, я перешла на русский, но потом, одумавшись, решила не показывать свой страх и продолжила с большей уверенностью и уже на корейском. — Да, я Чон Юн-А. — Со всей строгостью, которая только могла присутствовать в моём взгляде, я посмотрела на водителя, а конкретно — на то место его маски, где предположительно должны находиться глаза. — Пароль. — Голос водителя оставался таким же безжизненным, лишь еле заметный кивок головой в момент реплики дал мне понять, что за рулём всё-таки настоящий человек. — Пароль… Тише едешь — дальше будешь... — Я не сводила глаз с чёрной маски на его лице, а правая моя рука всё крепче сжимала нож в кармане. Задняя дверь минивэна медленно начала открываться. Я заглянула в салон: там уже сидели двое мужчин и одна женщина и они… спали? Или были без сознания? Сказать, что мне это не нравилось — ничего не сказать. Кое-как, неумело придерживаясь левой рукой, я забралась в салон и, покосившись на остальных пассажиров, которых даже не пробудило моё вторжение, осторожно расположилась на свободном месте рядом с женщиной. Дверь за мной так же неторопливо закрылась. Водитель обернулся, и на лице его я увидела уже не маску, а грёбаный противогаз. Быстрее, чем я дёрнулась к двери, воздух вокруг начал наполняться густым белёсым газом. «Что делать? Задержать дыхание? Но долго без кислорода я не протяну». Дверь в машину, естественно, оказалась заблокирована. Нарастающая паника поднималась от уже ватных ног выше и выше к горлу, делая меня тряпичной куклой. Дыхание вопреки моим грандиозным планам участилось, предательски впуская сладковатый эфир в лёгкие, голова закружилась, а тело, и так обмякшее от испуга, начало словно проваливаться в чёрную дыру. Сквозь усиливающийся звон в ушах я услышала лишь глухой стук выскользнувшего из моего кулака ножа, прежде чем наступила тишина.

***

Не припомню, какой материал на Земле самый тяжёлый, но, казалось, что из него состояли мои веки. Не без помощи высших сил мне удалось открыть глаза, но осознание происходящего по-прежнему отсутствовало. Спиной я ощущала почти мягкий матрас или вроде того, а вот сфокусировать взгляд было непросто. Голову одновременно распирало изнутри и сжимало извне, что сопровождалось просто невыносимой болью. «Это что, музыка? Я слышу музыку. Классическую торжественную музыку». Я попробовала приподняться на локтях и оглядеться. «Вот же дьявол», — прохрипела я себе под нос. Надо мной находился многоярусный металлический каркас кроватей, напоминающих нары. Высота сего, похожего на огромный склад сооружения была метров пять, не меньше, и ещё столько же от верхней койки до потолка. Помещение не имело окон: источником до тошноты яркого белого света служили газоразрядные лампы. В целом атмосфера была ненамного похуже, чем в спортивном зале российской провинциальной школы. На одной из стен почти под потолком — огромное электронное табло, на котором выведена надпись «456 игроков». «Получается, здесь 456 человек?» Когда мои руки более-менее начали меня слушаться, я машинально начала ощупывать правый карман в поисках ножа. Но меня ждал неприятный сюрприз: моя одежда волшебным образом сменилась на простой спортивный костюм тёмно-зелёного цвета. На олимпийке была нашивка с номером 110. «Ну, точно, я снова на уроке физкультуры, если сейчас будет волейбол на деньги — я в полной заднице», — разочарованно выдохнула я и закатила глаза настолько, насколько позволяла непроходящая головная боль. Множество кроватей, находящихся в зале, было занято людьми, которых, как и меня, разбудила странная музыка. Кто-то начинал испуганно мотать головой, а некоторые спускались вниз с верхних ярусов, также озираясь в недоумении. Одеты все были одинаково, различались лишь номера на олимпийках. Я не стала присоединяться к толпе народа, скапливающейся в центре зала, а просто села на краю своей кровати, свесив вниз короткие, еле достающие до пола ноги и взъерошив кудрявую причёску привычным движением рук. С верхней койки, находящейся прямо надо мной, спустилась женщина — я узнала в ней пассажирку авто, в котором нас привезли сюда. — Что здесь происходит? — растерянно спросила она меня и, не дождавшись ответа, пошла в центр комнаты вместе с остальными. Я пожала плечами. — Как вас зовут? — Спохватилась я, но она, похоже, не услышала. — Ладно, пока что ты будешь просто номером 108, — пробурчала я себе под нос, провожая её взглядом. Из толпы разнёсся шум, который привлёк моё внимание и заставил-таки слезть с кровати и подойти поближе. Были слышны грубые мужские ругательства и аханья особо впечатлительных, но любопытных зрителей. — Ах ты сука! — прокричал басом мужчина, после чего раздался звук удара. Я протиснулась между наблюдающими: на полу в центре зала лежала высокая хрупкая девчонка, как мне показалось, примерно моего возраста. Волосы, стриженные под каре, прикрывали её лицо, лишь на секунду показалась из-под прядей разбитая в кровь нижняя губа. На куртке была нашивка с номером 067. Девушка быстро поднялась на ноги и стояла ровно, напрягаясь всем телом, сжав кулаки и глядя на, очевидно, только что ударившего её мужчину. Он был повёрнут спиной ко мне, но силуэт его был очень знакомым. Номер на форме показывал 101. Я прищурилась. «Татуировка на щеке? Змея?» — А ведь я тебя кормил, дал крышу над головой, а ты подставила меня и сбежала? Если бы злоба и презрение были мелодией, то они звучали бы именно так: низко, тихо и хрипло, как звучит старая дверь в подвал заброшенного наполовину обвалившегося дома. — Никуда я не сбегала. Я просто стала независимой. — Её голос оставался спокойным и холодным, а лицо ничуть не дрогнуло. «Стойкости ей не занимать», — отметила я. Он сначала рассмеялся, затем вздохнул, выцедив воздух сквозь зубы с какой-то особой злостью, сделал полшага назад, резко замахнулся и со всей силы нанёс удар с правой, от которого девушка, к счастью, увернулась. В тот момент по всему моему телу пробежали мурашки, противно топоча липкими ледяными лапками. Я вспомнила слова Джи-Су, которые, честно признаться, тогда не восприняла всерьёз: «Ты хоть знаешь, что этот бандит мог с тобой сделать? Да другие девчонки его боятся!» Действительно, больше не буду задерживаться с ним в вип-ложе… Под вскрики остальных он схватил беднягу за горло и поставил ей подножку, повалив тем самым на пол, а затем пнул её прямо в живот. От глухого, но громкого звука удара у меня загорчило во рту. Я отвела глаза и попятилась. Вдруг кто-то из толпы захотел вмешаться: мужчина под 456-м номером подбежал к 101-му и как-то неуверенно, даже немного комично оттащил его за шиворот от девушки, на которую тут же сам набросился с кулаками. Было видно, что драться он не умеет. — А ну, иди сюда! Ты та карманница! Где мои деньги? Он тряс девушку за грудки. Его голос дрожал, впрочем, как и руки. Разозлившийся таким бесцеремонным вторжением 101-й подбежал к нему сзади и неслабо толкнул, отчего тот упал и чуть ли не покатился кубарем по полу. «Ну и простофиля. Пришёл сюда последним и уйдёт первым», — усмехнулась я. — Охренел? — суетливо, почти мгновенно, как неваляшка, вскочив, выкрикнул 456-й, нелепо отряхнулся и принялся поправлять слипшиеся от пота пряди волос. Мне уже было невыносимо смотреть на него без смеха. — Ты кто такой? — в унисон с вытатуированной на щеке змеёй прошипел 101-й, закатывая рукава куртки и обнажая предплечья. Крупные жилистые руки выглядели так, словно могли в два счёта расколоть череп противника как грецкий орех. Я вспомнила, как буквально несколько дней назад, вопреки профессиональной этике, позволила этим самым рукам дотронуться до моих бёдер. Меня начало подташнивать. — Кто я такой? — Его голос становился всё более неуверенным и то и дело срывался. — Я… Ну… Ну, я… Я Сон Ки-Хун из Ссангмун-дона, — промямлил он, заикаясь и уже во второй раз поправляя чёлку. — Слышь ты, ссангмундонец, я с этой мразью ещё не закончил. Ты вообще кто ей такой? Услышав слово «ссангмундонец», я тут же отвернулась, прикрывая ладонью улыбку, боясь захихикать вслух. Резкий поворот головы напомнил о начинающейся после увлекательной поездки мигрени и вернул меня к суровой реальности. — Нет, ну вы слышали? — Он принялся растерянно оглядывать толпу, ища поддержки, но люди лишь перешёптывались друг с другом, а стоящие ближе всех попятились. — Ну а ты тогда кто ей такой? Ты похож на мерзкого бандита, который издевается над бедной девушкой. Это ты ей велел украсть мои деньги? Именно про таких, как Ки-Хун говорят «слабоумие и отвага». В то время, как остальные боялись даже столкнуться взглядом с татуированным громилой, этот, нисколько не смущаясь, позволил себе бросить в его адрес столь едкие высказывания, значительно уступая противнику в габаритах и физической подготовке. Последняя реплика, очевидно, задела 101-го, ведь только что на глазах четырёх сотен человек какой-то недотёпа посмел унизить его и применить физическую силу. Он кинулся с кулаками на «ссангмундонца», который, в свою очередь, до неприличия смешно дал дёру. Кровопролития удалось избежать благодаря внезапно раздавшемуся громкому резкому звуку, напоминающему гудок. Взгляды толпы — все до единого — устремились на железные автоматические двери, которые сию секунду начали открываться: из-за них вышли девять человек в таких же красных комбинезонах и чёрных масках, как у водителя злополучного авто, привёзшего нас сюда. Один из них, стоящий по центру, сделал два шага вперёд. На его маске был изображён квадрат, в то время как на остальных — круги. — Я хотел бы от всей души поприветствовать всех вас. Вы примете участие в шести разных играх на протяжении шести дней. Тот, кто победит во всех играх, получит крупный денежный приз. — Строгий низкий мужской голос, слегка приглушаемый маской, звучал искусственно, выдавая своего обладателя за андроида. — А с чего нам вообще вам верить? — с презрением выкрикнул мужчина из толпы. — Вы же усыпили нас, отняли кошельки и телефоны и привезли в это странное место. — Мы приняли эти меры, чтобы сохранить конфиденциальность. По окончании игр всё вернётся на круги своя. — Дайте хоть одну причину, чтобы мы вам поверили, — вдруг заговорил мужчина, стоящий в паре шагов от меня. Задумавшаяся, в попытках разглядеть что-то человеческое в фигурах или движениях людей в красных комбинезонах, я почти подскочила от неожиданности. После этого на табло, демонстрирующем секундами ранее число «456», запустили видеоряд записей игры в ддакжи некоторых присутствующих под комментарии «квадрата»: имена, даты рождения, профессии и финансовые положения, которые у всех были, мягко говоря, печальные. Некоторые долги доходили до нескольких миллиардов вон. «Оказывается, у меня ещё не всё так плохо… Интересно, а мою феноменальную победу в ддакжи не покажут?» — подумала я, с интересом наблюдая за происходящим в видеоролике. Имея отнюдь не идеальное зрение, я щурилась, чем выделяла и без того глубокие мешки под уставшими глазами: они чётко обрисовывались складками мимических морщин и совершенно омрачали моё детское лицо. «Квадрат» продолжал вещать о том, что игра — способ выбраться из нищеты, и мы пришли сюда сами, после честного выигрыша первой суммы. Ответы на остальные вопросы из толпы были красиво и фантастически просто завуалированы и ссылались к конфиденциальности. Во что будем играть дальше — секрет, какая сумма на кону — тоже секрет, и лишь опустившаяся над потолком стеклянная копилка в виде свиньи, торжественно подсвеченная яркими прожекторами, намекала на объём выигрыша своими внушительными размерами. Все присутствующие задрали головы и рассматривали её, широко разинув рты и представляя, видимо, как она целиком наполняется деньгами. Мельком взглянув на копилку, я лишь хмыкнула и опустила глаза, пряча их от ослепительного света. «Всё это чересчур подозрительно, — подумала я, — и даже как-то жутко». Через пару минут всем было отдано указание распределиться на очереди для подписания согласия на игру. Я смиренно ждала, пока основная масса народа пройдёт вперёд, поскольку меня до ужаса раздражало копошение людей рядом с собой, и лезть в самый эпицентр совершенно не хотелось. К тому же, было интересно рассмотреть остальных и, быть может, отыскать кого-нибудь знакомого. Стоя около одной из коек и опершись локтем о холодный металлический каркас, я скользила взглядом по всем и всему, чему можно, но зацепиться было не за что. Одинаковые костюмы игроков, одинаковые кровати, одинаковые растерянные лица. Не хотелось ни вступать с кем-либо в диалог, ни убегать в панике из этой коробки без окон, гнетущей ледяными нарами и голубоватым светом, таким же искусственным, как надзиратели в своих красных комбинезонах и масках. В какой-то момент мне наскучило стоять просто так, поэтому пришлось втиснуться в ближайшую очередь, которая уныло ползла вперёд тёмно-зелёной гусеницей. — Что за знакомые кудряшки? — скрипнул мужской голос вдруг позади меня с пренебрежительной усмешкой. Я обернулась. Буквально в полуметре, сложив руки на груди, стоял 101-й. Ехидный взор его обводил мой силуэт почти так же, как во время танца, при котором предметы одежды надолго не задерживаются на своих законных местах. Но сегодня на мне была мешковатая форма. Я поёжилась: он внаглую раздевал меня глазами. — Ты-то что здесь забыла, мелюзга? — продолжил он. — По-моему, я достаточно давал тебе на чай. — Чай нынче подорожал. — Я сдержанно улыбнулась, глядя на него в упор и стараясь игнорировать всплывший в голове образ девчонки под номером 067 с разбитой губой. — Посмотрите-ка на неё, — он издевательски рассмеялся, бестактно тыча в мою сторону указательным пальцем и привлекая внимание нескольких человек из очереди, — я вот этой шлюшке в стрипухе однажды отдал почти полмиллиона вон. И за что? За десять минут созерцания её хилого тельца. И ведь она даже отсосать не согласилась. Представляете? Десять минут! Пятьсот тысяч! А у неё, видите ли, долги. Он сделал шаг в мою сторону и потянул ладонь к моей щеке, на что я лишь прищурилась, не сводя с него глаз. Люди из нашей и соседних очередей начали шептаться. — А может, ты здесь в роли реквизита? — Его рот скривился в усмешке. — Из тебя бы получилась отличная игрушка. Двумя пальцами, противно влажными и грязными, он потрепал меня за щёку. Толпа продолжала лицезреть в ожидании очередного шоу. Теперь я ощущала себя на месте 067-й, но, увы, в отличие от неё, я молча позволила унизить себя и даже не думала защищаться. Наверное, в данный момент сработал инстинкт самосохранения. И всё же, я сделала рывок головой назад, высвобождая раскрасневшуюся кожу, и клацнула зубами, намекая на то, что может случиться с его наглыми ручонками, повтори он сие действие ещё раз. Люди, наблюдающие за нами, затихли. Мне стало не по себе: в голове уже вырисовывалась картина того, как этот псих превращает моё лицо в фарш. Я продолжала стоять неподвижно и не сводила с него глаз. Левая щека ныла после крепкого щипка грубых пальцев. Он склонил голову чуть набок, сморщился в противной ухмылке, а затем медленно приблизился практически вплотную к моему лицу. — Мы с тобой ещё поиграем, мелюзга, — прошептал 101-й прямо в мои приоткрытые губы, обдавая их горячим дыханием. От него пахло сигаретами. Я нервно сглотнула. 101-й коснулся моего подбородка пальцами, довольно хмыкнул, затем развернулся и ушёл куда-то вперёд. Я опустила глаза и ещё несколько секунд не двигалась с места, боясь, что он резко развернётся в попытке прописать мне хук с левой или правой. Но мои опасения были напрасны: мужчина удалился на приличное расстояние, потеряв ко мне на данный момент всякий интерес. Я облегчённо выдохнула, окинула косящихся на меня окружающих неожиданно злобным взглядом, заставляя их тут же отвернуться, и как ни в чём не бывало продолжила ждать своей очереди. Щека по-прежнему ныла, а на подбородке догорало ощущение касания грубых подушечек пальцев его рук.

***

После подписания контракта нас повели по коридорам, которые настроением и интерьером кардинально отличались от зала — холодного и безжизненного. Они напоминали собой кукольный домик, увеличенный в несколько раз: стены его были окрашены в розовые, жёлтые и бирюзовые оттенки, а множество тесных коридоров с низкими потолками и ярусов переплетались узенькими лестницами. Мы шли тонкой длинной вереницей чётко друг за другом, удивлённо озирались, вертели головами подобно заводным игрушкам. От обилия витиеватых лестничных проёмов мне становилось дурно. Несмотря на приятную глазу цветовую гамму и общую «детскость» интерьера, каждая минута пребывания в этой огромной шкатулке тяготила всё больше. Атмосферу накаляли караулящие нас чуть ли не за каждым углом надзиратели-«круги» в своих ярко-красных комбинезонах, стоящие неподвижно и выделяющиеся на фоне светлых стен кровавыми пятнами. В одной из проходных комнат нас ждали панели с экраном и камерой, похожие на флюорограф, где каждого игрока в порядке очереди сфотографировали. Засмотревшись вниз во время подъёма по очередной лестнице, я случайно наступила на ногу идущему впереди меня парню с номером 199. Он обернулся и почему-то принялся извиняться передо мной. Несмотря на то, что мы шли рядом в течение продолжительного времени, я только сейчас обратила внимание на то, что он вовсе не кореец, а, кажется, индус. — Простите, мисс, я должен впредь быть аккуратнее! Он начал кланяться, продолжая при этом идти спиной вперёд, отчего мне стало несколько не по себе: высота, на которую мы поднялись к этому времени, была приличной, а принцип домино никто не отменял. Не дождавшись, пока он закончит приносить свою тысячу извинений, я поспешила развернуть его обратно за плечи. — Иди как положено, болван, а то и себя, и меня в могилу сведешь, — фыркнула я, слегка подтолкнув его вперёд. — Спасибо, мисс, простите меня ещё раз, — не унимался парень, оглядываясь на меня через плечо. У него был очень забавный акцент. — Да прощаю я тебя, прощаю, только следи за дорогой, ради всего святого! — поспешно проворчала я, закатывая глаза. — Спасибо, мисс, вы очень добры! — Он одарил меня, пожалуй, самым наивным взглядом, который я когда-либо видела. — Можно ли узнать, как вас зовут? — Юн-… Юна. Просто Юна. И смотри на дорогу. — Я кивнула вперёд. В мои планы не входило раскрывать своё имя, но этим щенячьим глазкам отказать не получилось. — Очень приятно, мисс Юна, а я Али. Али Абдул. — Представившись, он, наконец, отвернулся. Я с облегчением выдохнула и заправила за ухо прядь волос, лезшую в глаза. За порогом следующей двери нас ждала сухая, как залежавшийся корж, пустынная земля и настырно бьющий в лицо солнечный свет. Оглядевшись, я поняла, что нас вывели в очередную комнату, на стенах которой очень натуралистично изображены поле, голубое небо и деревья на горизонте, создавая иллюзию открытого пространства. Потолка у комнаты не было — только что входящие игроки задирали головы, не веря, что они наконец на свежем воздухе, и смотрели на парящих высоко в облаках чаек. Я тоже глазела наверх, смиренно вздыхая от осознания того, что нахожусь в заточении гигантской коробки, будучи в миллиметре от свободы. Когда все вошли внутрь, двери с грузным грохотом захлопнулись, чуть не вызвав у меня сердечный приступ. Я пожалела, что осталась стоять так близко к ним и не продвинулась чуть вперёд. В противоположном конце площадки мне с трудом удалось разглядеть огромную жуткую куклу, по обе стороны от которой стояли двое охранников в столь знакомых красных комбинезонах. Кукла была выше их более, чем в два раза. Игроки гудели, переговариваясь между собой, и гул этот можно было сравнить, разве что, с гулом роя разъярённых пчёл. — Первая игра — «тише едешь — дальше будешь», — вдруг объявил механический женский голос, после чего кукла медленно повернулась на 180 градусов, оказавшись к нам спиной. — Вы можете продвигаться вперёд, пока кукла поёт. Участники, которые продолжат двигаться, выбывают из игры. — Это же детская игра, — неуверенно произнёс мужчина по правую руку от меня. Я посмотрела на него, но промолчала. В моём детстве была похожая игра «море волнуется». — Вы знаете такую игру, мисс Юна? — спросил стоящий прямо передо мной Али. Взгляд его был несколько растерянный, впрочем, как и у большинства. В ответ я лишь сдержанно кивнула. — Игра продлится пять минут, — продолжила женщина-робот, — побеждают игроки, которые доберутся до финиша за это время. Итак, игра начинается. Таймер на стене начал обратный отсчёт времени и огромная кукла запела голосом маленькой девочки. Игроки, стоящие ближе, судя по звонкому топоту, ринулись вперёд, я лишь пожала плечами и сделала несколько коротких шагов: около меня было слишком тесно, а толкаться не очень-то хотелось. Когда кукла пропела «тише едешь — дальше будешь, раз, два» — она резко повернула голову. — Игрок 324 выбыл. Раздался громкий резкий звук, похожий на выстрел. Некоторые игроки зашептались, но все по-прежнему стояли неподвижно. Я почувствовала бабочек в животе, но не таких, как при взгляде на объект обожания, а других — как во время опасности. Кукла опять отвернулась и запела. Люди начали двигаться уже не так уверенно, некоторые в недоумении вертели головами, переглядывались, а кто-то вообще стоял на месте. Толпа вокруг меня, кажется, даже не думала рассасываться. Я сделала примерно три шага на слегка ватных ногах, поравнялась с Али и покосилась на него. Он был заметно напряжён и сосредоточенно смотрел на куклу. После того, как она во второй раз закончила петь, откуда-то спереди раздался быстрый топот пары ног. Выстрел, теперь уже точно. Удар тела о землю. Глухие аханья толпы. Женский крик. Снова выстрел. И снова… Бабочки в моём животе оказались пираньями, норовили разорвать меня изнутри. Я изо всех сил сжала ладони в кулаки и пыталась каким-то, известным лишь Дьяволу способом, вцепиться в землю подошвами слипонов. Люди начинали убегать, толкая друг друга, истошно крича и через секунды падая замертво. Кому-то удавалось добраться до дверей, которые, увы, были заперты. В воздухе сливались запахи крови и пыльной земли, нескончаемая очередь выстрелов и крики нескольких сотен человек, а в моей голове сливались все мысли, так или иначе связанные с происходящим здесь и сейчас. Я вспомнила ддакжи, визитку, чемодан с деньгами, и серый «Хёндай». В какой-то момент я почти перестала слышать: голову словно накрыло стеклянным колпаком. Люди продолжали безуспешно пытаться спастись, наступали на головы падшим, а у дверей уже накопились горы трупов, под которыми рдели лужи крови, распускаясь на песке багряными розами. Один игрок вдруг рухнул буквально в паре сантиметров от меня, и я почувствовала тыльной стороной ладони тёплые брызги. К горлу подкатил ком. Не знаю, сколько времени прошло до момента, когда вновь наступила тишина, количество участников уменьшилось примерно в полтора раза, а рассудок начал постепенно возвращаться ко мне, но таймер убедительно показывал в остатке, кажется, три минуты с небольшим. Женщина-робот напомнила правила игры, после чего кукла вновь запела свою предсмертную песенку зловещим детским голосом. Никто не двинулся с места. Со всех сторон доносилось сбитое дыхание напуганных выживших. Я стояла, слегка подавшись вперёд, глаза по непонятным причинам слезились, а несколько кудряшек прилипли к влажным от пота (а, может, и чужой крови) щекам. «Запоёт в следующий раз — пробегу хотя бы метра три», — думала я, с опаской поглядывая на табло. Времени оставалось совсем немного, а финиш, казалось, находился настолько далеко, что добраться до него даже бегом было абсолютно невозможно, учитывая моё изначальное местоположение в самом конце площадки. И вот, кукла снова начала петь. Самым сложным в этой игре, как оказалось, было не добежать до черты вовремя, не попавшись, а не обращать внимания на происходящее вокруг. За каждым кукольным «раз, два…» следовал один или несколько выстрелов. Иногда жертвы находились ничтожно близко ко мне и тащили за собой, падая на землю. В лицо летели брызги крови, смешивались с потом, заставляли непослушные пряди волос сильнее липнуть к коже, жгли глаза, откликались на губах солью. Когда я бежала, мне приходилось наступать на лежащих под ногами, иногда ещё живых игроков. Я решила не смотреть ни на куклу, ни на таймер, ни на финишную линию, дабы не отдавать себя целиком и полностью в лапы панике. Ноги сами несли меня, стоило жуткой песенке начать играть. Изо всех сил я старалась делать шаги твёрдыми и уверенными, поскольку было бы очень глупо сдохнуть, оступившись или подвернув ногу в последний момент. Моё тело напрягалось всё сильнее: я чувствовала, что времени оставалось катастрофически мало. Кукла повторяла одну и ту же строчку песенки, которая с каждым разом звучала всё более пугающе, единичные выстрелы стабильно продолжали разноситься то тут, то там, а расстояние до финиша еле заметно сокращалось. В какой-то момент я решила-таки посмотреть на таймер и, о боги, лучше бы я этого не делала! Дыхание мгновенно перехватило, а сердце затрепыхалось запертой в тесной клетке птицей. Двадцать секунд… Кукла отвернулась, песенка заиграла, и я ринулась вперёд, еле удерживая себя на ногах, которые уже давно перестала чувствовать. »…Раз, два!» — мне еле удалось остановиться. Я сжала челюсти и зажмурилась, подумав, что двадцать секунд уже прошли, но выстрела не последовало. Осторожно открыв глаза, я сначала посмотрела на финишную прямую, находящуюся буквально в пяти метрах от меня, а затем покосилась направо и, увидев Али, подхватившего одной рукой оступившегося 456-го за ворот олимпийки, нервно сглотнула: не удержит — оба умрут. 199-й изо всех сил сжимал край зелёной форменной ткани, а 456-й кое-как переводил дыхание, повиснув в воздухе в позе ласточки. Паника накрывала с головой, но я продолжала смотреть на Али, и, дождавшись, пока он взглянет на меня в ответ, чуть заметно кивнула и сжала кулаки в знак поддержки. Таймер показывал пять секунд, когда кукла отвернула свою гигантскую голову. Я сорвалась с места. Уже примерно в двух метрах от финиша моё тело словно само по себе нырнуло вперёд, мне оставалось лишь сконцентрировать всю силу в ногах, чтобы дать им как следует оттолкнуться от земли. Раздался сигнал таймера. Я упала на локти, больно ссадив их о шершавый песок даже через ткань олимпийки, и перевернулась на спину. Финишная черта была позади, а примерно двадцать человек, не успевших её переступить, через пару секунд начали падать под оглушительный залп винтовок. Повернув голову, я стала рассматривать выживших, увидела неподалёку от себя 456-го и Али и, переглянувшись с последним, облегчённо выдохнула. Они лежали на земле, финишировавшие так же эпично, как я. Где-то вдалеке за ними находился 101-й, чей взгляд ощутимо уколол моё лицо, и я поспешила отвернуться. Оставшиеся игроки молча сидели на земле и переводили дух. Я вытерла пот со лба и в позе звезды легла на спину. Смертельно захотелось курить. Я даже пожалела, что смогла дойти до финиша вовремя. «М-да уж, игра выдалась не из лёгких», — подметила я про себя и, сцепляя ладони за головой, прикрыла глаза.