Последний танец

Пока мы возвращались в первый зал такой же цепочкой, уменьшившейся, разве что, раза в два, пара человек, совершенно потрясённых произошедшим, бросились вниз с игрушечных ступенек. Остальные игроки, обессиленные и напуганные, смиренно шагали вперёд под аккомпанемент уже знакомой классической мелодии, марая зефирно-розовый пол осыпающимся с подошв окровавленным песком. Охраняющие наш путь «круги» обзавелись автоматами, предостерегая от хаоса, который запросто могли бы навести особо дерзкие личности, такие как 101-й, например. Подумав о нём, я обернулась: семенящий позади худощавый господин под номером 271 обречённо смотрел под ноги и не обратил на меня никакого внимания. За ним следовали две девушки, пожилой мужчина, а ещё дальше — молодой парень в очках и с дурацкой чёлкой. Ни одной знакомой татуированной физиономии. Разворачиваясь обратно, я как бы невзначай недоверчиво обвела взглядом установленную под потолком камеру, а затем осторожно выглянула вниз за ограждение лестницы, куда пару минут назад сиганули отчаявшиеся игроки: ни тел, ни следов крови видно не было. Голова моя закружилась от вида со слишком большой высоты, поэтому я поспешила отвести глаза и спрятала ладони в тесные карманы форменной куртки. Зал был наполнен вязкой тишиной до самого потолка, однако, в нём находилось место для перешёптываний или периодически раздающегося чьего-нибудь шумного вздоха, звучащего грузно как внезапный порыв ветра поздней осенью. Я сидела по-турецки на своей койке, прислонившись лопатками к холодной стене и упираясь теменем в основание кровати над собой. Верхний свет был отключен, лишь небольшие настенные лампы по всему периметру зала поддерживали ледяной голубоватый сумрак. Боковым зрением справа от себя я замечала размытые тёмные фигуры, кажется, четырёх игроков, расположившихся на ступеньках; иногда они посматривали на меня, ибо я была одной из немногих, кто на данный момент находился вне какой-либо компании. Их взгляды были скорее изучающими и неуместно любопытными и не пронизывали насквозь, а лишь слегка дотрагивались через покрывало темноты и моего безразличия. Я сразу зареклась по минимуму общаться с кем-либо из присутствующих. Не потому что они все являются моими потенциальными соперниками. И даже не потому что мне ни к чему общение с такими же погрязшими в долгах неудачниками, как я. Просто в этом не было необходимости, по крайней мере, на данный момент. Время, казалось, остановилось совсем. Тихие единичные голоса умолкли, лишь тусклые лампы гудели, потрескивая, под потолком. Моя спина замёрзла от длительного контакта с бетонной стеной, поэтому я легла на живот и совершенно по-детски принялась болтать ногами, поочерёдно сгибая в коленях то одну, то вторую. Матрас подо мной скрипнул, привлекая внимание нескольких человек. Я тряхнула головой, пряча лицо за завесой волнистых локонов, и отвернулась. Мой взгляд упал на девушку, так же, как и я одиноко сидящую слева на пару ярусов выше. Несмотря на относительный сумрак, я отчётливо увидела уже знакомый номер 067 на олимпийке. Встретившись со мной глазами, девушка смотрела на меня несколько секунд, не отрываясь и не моргая, словно хищная дикая кошка, после чего надменно хмыкнула, дёрнув плечами, и увела взгляд вбок. «Ещё одна недотрога», — ухмыльнулась я. Мне стало интересно, какие счёты у неё со 101-м, но я полагала, что вступать со мной в диалог она не будет. Мои размышления прервал раздавшийся справа от меня голос: — Мисс Юна, я рад, что вы остались в живых! — мягко произнёс удивительно незаметно подкравшийся Али и манерно поклонился. — Взаимно. — Я мельком взглянула на него, а затем продолжила отречённо смотреть вперёд, давая понять, что не настроена на разговор. — Вы тут одна, пойдёмте к нам, если хотите? — Он указал большим пальцем себе за спину. — Спасибо, не хочу, не люблю компании. Али пожал плечами и направился обратно, а я проводила его глазами, дабы узнать, к кому же он пригласил меня присоединиться. Это были двое мужчин, расположившиеся через один ряд кроватей у подножия ступенек прямо на полу. Один из них, чей номер скрывался за каркасом койки, сидел спиной, а вторым оказался, как я и думала, 456-й со своей взлохмаченной шевелюрой и нелепо-угрюмым потерянным выражением лица, узнать которое было нетрудно даже в таком тусклом освещении. «М-да уж, если и придётся с кем-то скооперироваться, то это будет последний вариант — слишком высокая концентрация простоты и наивности на один квадратный метр», — я хмыкнула и задумчиво перевела взгляд обратно на 067-ую. Уже привычную, хоть и нагнетающую тишину нарушил характерный сигнал, в один момент с которым наконец включился свет, распахнулись двери и в зал зашли восемь солдат-«треугольников» во главе с «квадратом». Слаженный топот их берцев откликнулся где-то в подкорке тиканьем таймера, отчего меня пробрала лёгкая дрожь. Все игроки как стадо загнанных овец испуганно соскочили со своих мест в ожидании дальнейших указаний. Я осторожно сползла с кровати и встала около неё, опершись спиной о каркас. «Квадрат» поздравил всех с завершением первой игры и огласил результаты, а число на большом табло сменилось с «456» на «201» с анимацией как на автоматах в казино. Народ засуетился, отчего толпа стала напоминать волнующееся море: гулко зашумела и закрутила головами обеспокоенных игроков, вздымая волны взъерошенных причёсок. Я инстинктивно вжалась в ледяную металлическую балку, служившую опорой моей спине — между лопаток заныло. — Господин, простите пожалуйста, не убивайте, я выплачу все долги! — срывающийся на плач голос раздался откуда-то спереди. Я приподнялась на носочках: женщина стояла на коленях, всхлипывала, содрогаясь худеньким телом, а длинные кудрявые её волосы плотной шалью покрыли спину, закрывая номер на куртке. — У меня маленький ребёнок, я ему ещё даже имя не придумала! — Слова сливались с плачем, рвались и звучали неразборчиво. Вслед за ней вперёд ринулись ещё несколько человек, так же упали на колени и зарыдали. — Мы не хотим вас убить или заставить вернуть долги, — заговорил «квадрат» после некоторой паузы, — мы лишь предоставили вам шанс. — Не нужны мне ваши кровавые деньги, просто выпустите меня! — раздался уже другой мужской голос. В его интонации отчётливо читалась угроза, но необоримый страх придавал ей своеобразный оттенок. Народ снова зашевелился: то тут, то там слышались возгласы возмущения в поддержку предыдущего оратора, либо же раскаяния и мольбы о пощаде. — Пункт первый согласия, — продолжил «квадрат», подождав, пока все утихнут настолько, насколько это было возможно в данной ситуации, — игрок не может бросить игру. Точно, согласие! Естественно, я со всем своим легкомыслием и безалаберностью подписала его не прочитав, а лишь скользнув глазами по нескольким строчкам на печатном листе, опустив формальности. Быть может, это исключительно русский менталитет, и в Корее к таким вещам относятся с большей ответственностью? Да и голова моя в тот момент была занята совсем другим… И ведь ладно, если бы там было десять страниц мелкого шрифта! Но всего три пункта… — Думаешь, это всё сойдёт вам с рук? — мужчина прокричал уже более смело и злобно. — Да полиция будет разыскивать нас как пропавших без вести! Они отследят наши телефоны и приедут за нами, вот тогда вы попляшете! — Да, попляшете! — подхватил кто-то из другого конца зала. Народ взбунтовался, но «квадрат» мгновенно отреагировал и выстрелил в воздух из револьвера, а «треугольники» взвели автоматы со всей подобающей солдатам синхронностью. Звук рассекающей пространство пули поразительно отрезвляет рассудок, так же как и вид направленного на тебя оружия: игроки сначала в панике вскрикнули, но затем инстинктивно легли на пол и затихли. Я лишь опустилась на корточки и заложила руки за головой, игнорируя где-то в ушах эхо не то от выстрела, не то от заколотившегося сердца, стараясь поправить сбивающееся дыхание и не смотреть на пурпурные комбинезоны, уводя вместо этого взгляд вбок, на Али. Он сидел на полу около койки, закрывая руками голову. — Второй пункт согласия, — «квадрат» продолжил, как только наступила полная тишина, на фоне которой его голос звучал особенно величаво и пугающе, — игрок, отказывающийся играть, будет уничтожен. — Третий пункт согласия, — неожиданно заговорил молодой человек из компании Али, — игры могут быть отменены, если согласится большинство. Давайте мы проголосуем! Он поднялся с места и решительным шагом направился к солдатам, чем обратил на себя внимание остальных. Этот парень производил впечатление довольно-таки эрудированного человека, быть может, благодаря очкам и статному силуэту высокой стройной фигуры. Ему бы подошёл деловой костюм, кожаный дипломат, парфюм с табачной нотой в базе и длинноногая девица в вечернем платье с откровенным декольте. Я прищурилась, разглядывая его: он показался мне симпатичным. — Как пожелаете, игрок, мы проведём голосование по отмене игры. — После этих слов народ оживился. — Но перед тем, как начать, позвольте объявить сумму призовых после первой игры. «Квадрат» нажал кнопку на пульте и под потолком засияли прожекторы, озаряя стеклянную копилку, подобно тому, как вчерашним вечером Луна озаряла улицу, пусть и не своим собственным, а отражённым от солнца светом; когда я ощущала асфальт под подошвами ног и холодный вечерний бриз на обнажённых лодыжках и щеках; когда вокруг меня было бесконечное открытое пространство, а внутри моих лёгких — студёный уличный воздух вперемешку с никотином от чертовски любимых «Black Devil». Я прерывисто вздохнула, глядя наверх, где в копилку начали сыпаться пачками денег жизни выбывших игроков. Они падали и падали, глухо ударяясь о дно стеклянного резервуара, вскоре — друг о друга, так же как падали погибшие во время первой игры: сначала на землю, затем на чужие тела. Пачек было много, даже чересчур, и они продолжали сыпаться, наверное, в течение минуты, притягивая к себе ошарашенные взгляды игроков и неспешно наполняя пузатую свинюшку. Некоторые распадались в полёте, посему опускались медленнее, грациозно вальсируя. Я никогда не видела столько денег. Их было так много, что я даже не могла представить, на что потратила бы их, будь у меня такая сумма. — Всего из игры было выведено 255 игроков. Приз за каждого игрока — сто миллионов вон. Таким образом, на данный момент в копилке находится двадцать пять с половиной миллиардов вон. Если вы откажетесь — эти деньги будут разосланы горюющим семьям выведенных игроков, а вы вернётесь домой с пустыми руками. — Господин, если пережить все шесть игр, то сколько можно выиграть? — вновь заговорила кучерявая женщина, которая первая начала умолять отпустить её. — Исходя из общего числа игроков, призовой фонд составляет сорок пять миллиардов и шестьсот миллионов вон. Но довольно разговоров: пора приступать к голосованию. Тошнотворно длительное ожидание своей очереди, практически полная тишина, надзор красных комбинезонов с оружием в руках и, конечно же, отсутствие анонимности придавали голосованию особый шарм. Суть его была очень даже проста: подойти к специальной панели, нажать либо на красную кнопку, если хочешь прекратить игры, либо на зелёную — если хочешь продолжить. Но обстановка подливала масла в огонь, заставляя многих надолго зависнуть в раздумьях, отчего складывалось впечатление, что сие мероприятие не закончится никогда. Я чувствовала, как потеют мои ладони и как сильно хочется курить, и мне оставалось лишь гадать, чем закончится это голосование. А ещё я понимала, что до сих пор не решила, кнопку какого цвета нажму. Изначально я не сомневалась в своём выборе, но чем ближе подкрадывалась моя очередь, тем дальше ускользала уверенность. Примерно каждые секунд десять я ненавязчиво делала один-два шага вперёд, крутила головой, щурилась в попытках разглядеть номера на форме, пока не увидела Али буквально в паре метрах от себя. Я осторожно протиснулась через нескольких человек и ткнула его пальцем в плечо. — Эй… — Обратив на себя его внимание, я застопорилась. Мне нечего было сказать. А проделала столь длинный путь к нему я для того, чтобы найти утешение в его обществе, получается так? Совершенно не узнаю себя. — Мисс Юна, как вы? — Заметив меня, он удивлённо поднял брови. — В норме. И кстати, ещё раз скажешь «мисс» — столкну с лестницы. Называй меня просто Юна. — Я скептически улыбнулась, складывая руки на груди. — Юна? — Он смутился. — Хорошо, мисс… Ну, то есть, Юна. Мы говорили шёпотом, однако, люди подле нас всё же начали оборачиваться на звук речи. Я встала чуть ли не по стойке «смирно» и шикнула на Али, кивая вперёд. Не хотелось получить замечание от охранников, или того хуже — пулю в лоб. Когда внимание к нам рассеялось, я взглянула на табло: 50 «за», 50 «против». «Что же с ними такое?» Я сделала нервный шумный вдох. — Игрок 218, прошу голосовать! — скомандовал «квадрат». Парень в очках, который предложил провести голосование, вышел вперёд, пройдя прямо между мной и Али, и, постояв несколько секунд, нажал зелёную кнопку. «Я так и думала», — прошептала я с лёгкой горьковатой улыбкой, уводя глаза вниз и закладывая руки в карманы. — Юна, — осторожно окликнул меня Али, — вы тоже? — Что «тоже»? — Я посмотрела на него искоса, мысленно моля о том, чтобы он не спросил, на какую кнопку я нажму. — Тоже проголосуете «за»? Взгляд его был разочарованным и опустошённым. — Не знаю, — ответила я и опустила голову. Али продолжал смотреть на меня, а я понимала, что не хочу ни врать ему, ни говорить правду. — Номер 212! Очередным голосующим оказалась та самая плаксивая кучерявая женщина. Она подошла к панели и, недолго думая, нажала на зелёную кнопку. Я усмехнулась, что получилось неожиданно громко. — Вы что, хотите продолжать это безумие? — резко выкрикнул мужчина, стоящий впереди меня. Я вздрогнула. — Вы с ума сошли? — А если уйдём? — ответила 212-я, кинув на него презрительный взгляд. — Дома жизнь ещё хуже, — отрезала она и встала за белую черту к остальным проголосовавшим игрокам. — Я лучше останусь здесь и сдохну в игре, чем сдохну там как собака! — рявкнул другой мужчина, в ответ на что кто-то из игроков бросился, было, на него с кулаками, но вмиг попал под прицел «треугольника». Люди ахнули и замерли, прежде чем наступила уже знакомая гробовая тишина — тишина беспомощности и покорности перед тем, от кого на данный момент зависит твоя жизнь. — Мы никому не позволим вмешиваться, — огласил «квадрат», — давайте продолжать голосование. Когда подошла очередь Али, он твёрдой походкой направился к панели и столь же твёрдо, не раздумывая, нажал на красную кнопку, а я, оставшись без его общества, вновь почувствовала себя уязвимой. Игроков, которые ещё не проголосовали, становилось всё меньше и меньше, а соотношение чисел на табло было по-прежнему близко к единице. Время от времени я ёжилась, ощущая неизвестно откуда накативший холод, переминалась с ноги на ногу и то и дело вытаскивала из карманов руки, дабы обтереть о ткань формы взмокшие ладони. — Странно, что такую малышню не затоптали до смерти… — 101-й появился за моей спиной неожиданно; неожиданно настолько, что у меня спёрло дыхание. Он уткнулся торсом мне в лопатки и говорил прямо в левое ухо. Нет, не говорил: шипел. — Отвали! — лишь смогла выдавить я сквозь зубы, плавно отклоняя от него голову и сжимая кулаки в карманах олимпийки. — Как ты сказала? — Он грубо и больно взял меня под локоть, притягивая к себе ещё ближе, хотя, казалось бы, ближе было некуда. «Сейчас» кардинально отличается от «тогда», которое было буквально позавчерашним вечером: сейчас не играет медленная музыка, а стоит лишь нервная тишина, периодически прерываемая ещё более нервными звуками нажатия на кнопку. Сейчас я не сижу на коленях у мужчины с татуировкой змеи на щеке, впуская в лёгкие кедровый аромат его парфюма: сейчас он сам, против моей воли притянул меня к себе; притянул с силой — на предплечье останутся синяки. И пахнет от него уже, увы, не кедром, а солью пота и крови. Сейчас на мне нет придающего уверенности и шарма кружевного белья, под которым клиентам можно было оставить сумму-другую: сейчас из одежды у меня запачканная в крови погибших соперников спортивная форма, а деньги — гораздо большие, чем я когда-либо зарабатывала — прямо над головой в огромной прозрачной копилке, и для того, чтобы они стали моими, придётся поставить на кон собственную жизнь. Сейчас не лучшее время… — Я сказала отвали, — протянула я неожиданно для самой себя очень спокойно и размеренно и осторожно развернула голову к 101-му таким образом, что кончики наших носов соприкоснулись. Он сдвинул брови, а я почувствовала, как его хватка ослабевает, высвобождая моё предплечье. — Номер 110, прошу голосовать! — объявил квадрат, и я впервые отметила, что рада слышать его полуискусственный, приглушённый маской голос. Я отдёрнула руку, но не спешила отводить взгляд от 101-го, в глазах которого читалась и ядовитая ухмылка, и похоть, и злоба с ноткой замешательства из-за неудавшейся попытки напугать меня, и что-то ещё, присущее, видимо, всем бандитам: холодное и отстранённое. Он надменно скривил рот, выгибая волной верхнюю губу, сложил руки на груди и кивнул вперёд, указывая мне на стойку для голосования. Я наконец отвернулась и направилась к панели, только сейчас замечая то, насколько громкими кажутся шаги посреди стоящей в зале тишины. «А если уйдём? Дома жизнь ещё хуже!», «Я лучше останусь здесь и сдохну в игре!» Удивительно, как точно эти совершенно непохожие друг на друга люди озвучили мои мысли. Хотя, насчёт непохожести я погорячилась: один момент нас всё же объединяет — острая нехватка денег. Кнопки — красная и зелёная — издалека казались гораздо меньше. На деле же они были размером с мой кулак. Я задумчиво оглядела их. «Юна, вы тоже? Проголосуете «за»?» — эхом аукнулся в мыслях голос Али с его своеобразным восточным акцентом, а потом провалился куда-то ниже и встал поперёк горла, блокируя возможность дышать. Левая моя ладонь сама опустилась на зелёную кнопку. Звук нажатия — более высокий и менее громкий, нежели у красной — был гораздо приятнее слуху. Облегчённо выдохнув, я развернулась и, не глядя ни на кого из присутствующих, торопливо зашагала за белую линию, заняв место в дальнем ряду толпы. Практически до самого конца голосования я простояла, потупив взгляд в пол и больше ни разу не посмотрев на табло. Лишь единожды я решилась поднять глаза: игроки внимательно следили за процессом, и, вопреки моим опасениям, никому не было до меня дела: ни Али, которого, я, очевидно, разочаровала своим выбором, ни 101-го, который после того, как нажал на красную кнопку, остался стоять где-то в ближних рядах. Сначала я мысленно радовалась тому, что мои ладони наконец перестали потеть, затем почти убедила себя в несущественности одного своего голоса среди двухсот остальных, а ещё погодя — пыталась бороться с желанием сделать затяжку-другую. За последним игроком под номером 001, которым был пожилой мужчина — седой, суховатый и сгорбленный, — остался решающий голос: удивительно, но табло показывало 100:100, словно насмехаясь над нами и до последнего изводя без того воспалённые рассудки. Все замерли в ожидании. О чём они думали, можно было только догадываться, но нужно ли? Я же думала о том, что если сейчас будет нажата зелёная кнопка, то у меня появится шанс (хоть и ничтожно малый) заработать внушительную сумму, а если красная — я, наконец, смогу покурить. Тишина стала парадоксально громкой. Яркие пятна красных комбинезонов солдат на фоне унылого голубого фона стен слепили глаза. 100 голосов «за», 101 голос «против», оглушительный гомон одной половины толпы в унисон с разочарованным вздохом другой. У меня заложило уши на мгновение, а, может, и дольше. Несмотря на это, я с облегчением втянула в лёгкие спёртый воздух, расправила плечи и прикрыла глаза. Некоторые из игроков пытались оспорить результаты голосования, просили оставить их доиграть до конца, но это противоречило подписанному их же руками согласию. — Нам придётся на этом расстаться, — в завершение своей речи огласил «квадрат», — тем не менее, мы не полностью лишаем вас этой удивительной возможности: если большинство снова захочет поучаствовать, тогда мы возобновим игру. А пока позвольте попрощаться с вами. — он поклонился и скрылся в коридоре за дверью в зал, оставляя толпу переваривать произошедшее, правда, под надзором солдат-«треугольников», дабы не положить начало потасовке. В конце концов, смертельные игры уже закончились. Народ продолжал гудеть, откуда-то снова доносился плач, но всё же, многие ликовали и обнимали друг друга, впервые за проведённое здесь время демонстрируя свои улыбки.

***

Дорога домой оказалась куда гуманнее, чем сюда: по крайней мере, я находилась в сознании. Все остальные неудобства, включая отсутствие одежды, кроме белья, завязанные глаза, руки и ноги, можно было опустить и принять за политику игр. К тому же, мне с моей профессией не привыкать оставаться обнажённой, а лёгкий БДСМ я всегда была не прочь попробовать. На каком-то отрезке пути автомобиль, в котором нас везли, затормозил, и я почувствовала, как меня и ещё кого-то с силой вытолкнули из салона, вслед полетели наши вещи, а затем автомобиль поехал далее, со скрипом пробуксовав колёсами по дороге. Я корчилась, пытаясь не завыть от боли, когда моё тело прочертило голой кожей по шершавому асфальту, тем временем, моя попутчица верещала и барахталась в попытках освободиться из плена тугих верёвок. — Помогите! Умоляю, помогите! — кричала женщина, которую вышвырнули из машины вслед за мной. Голос её показался знакомым. «Только не это…», — подумала я. — Не ори! Умоляю, не ори! — передразнила я её. — И так тошно. Подвинься ближе и попробуй меня развязать. Изловчившись и пожертвовав уже почти затянувшейся раной на затылке, я сдвинула повязку со своих глаз и, да — той женщиной оказалась 212-я, которая громче всех просила отпустить её, однако, на голосовании нажала зелёную кнопку. — Эй, ты можешь не вертеться? — раздражённо шикнула я на неё. — Давай договоримся: я развязываю тебя, ты развязываешь меня, идёт? — Идёт-идёт, только помоги, прошу тебя! — Она почти срывалась на плач. Когда руки и ноги наши были, наконец, освобождены, мы принялись одеваться, не говоря друг другу ни слова. Разбирая вещи, я периодически поглядывала на женщину: худощавая, с длинными курчавыми волосами, надменным выражением лица и тонкими его чертами она напоминала матушку Готель из мультфильма про Рапунцель. Движения её были суетливы и нервны, пальцы не слушались. Казалось, что она вот-вот забьётся в истерике. «Тоже срывает крышу без сигарет», — подумала я, ухмыляясь. Город спал, укутавшись в густую мглу, однако, небо мягко подсвечивало нам звёздами, а многоэтажки, величаво возвышаясь вдалеке над улицей — хаотичной россыпью окон, свет в которых загадочным образом не был погашен в столь позднее время. Воздух пах прохладой, асфальтом и совсем чуть-чуть — зеленью — это был запах летней ночи, который ассоциировался у меня с детством и родным Владивостоком. Неужели по ночам лето везде пахнет одинаково? Я оглядела улицу: похоже, нас выкинули в каком-то сквере, зато метрах в пятистах над крышами торчала до боли знакомая высотка… Мы что, в Йонсане? В таком случае мне легче будет дойти до работы и скоротать время до открытия метро там, а если повезёт — угоститься чем-нибудь в баре Джи-Су. Неторопливо натянув брюки и джинсовку, я первым делом достала из кармана драгоценную пачку, на что спутница моя отреагировала практически мгновенно. — Дашь покурить? У меня закончились! Очень надо! — проскулила она, буквально подлетев ко мне и приблизившись настолько, что я почувствовала на себе касание её длинных кудрей. Я посмотрела на неё с упрёком, ожидая услышать хотя бы заветное слово, но в ответ получила лишь глуповатый умоляющий взгляд. Протянутую мной сигарету женщина тут же схватила и зажала в зубах, а жестом дрожащей ладони торопливо начала просить у меня прикурить. После первой затяжки женщина заметно успокоилась, расплылась в блаженной улыбке и прогулочным шагом направилась вдоль дороги. Я покачала головой и, наконец, закурила сама. От долгожданной полученной дозы никотина перед глазами заплясали разноцветные узоры. — Ты что, проститутка? — вдруг протянула попутчица, задумчиво глядя в небо и выдыхая вверх прямо перед собой густое облако дыма. — Что? — опуская чуть было не выскользнувшую из пальцев сигарету, спросила я. — Только проститутки курят такую дрянь, — не поведя бровью продолжила она, — и делают татуировки. Я, мягко говоря, опешила. Конечно, такое поведение можно было списать на театральный характер, который эта мадам показала уже после первой игры, а также на очевидную значительную разницу в возрасте лет так в двадцать. Но всё же, это не повод оскорблять меня. — А ты тогда кто? — Вспылив, я сделала несколько шагов в её сторону. — Сначала валялась там на коленях, унижаясь на глазах у всех, просила отпустить её к ребёнку… А как увидела, сколько бабок можно поднять — тут же одумалась? Так не делается. Помолчав несколько секунд, женщина развернулась ко мне корпусом и окинула меня презрительным взглядом, поджимая тонкие задрожавшие губы. — Если бы ты оказалась на моём месте, то заговорила бы по-другому, соплячка! — Она ткнула указательным пальцем в мою сторону, одной долгой затяжкой почти до конца добила сигарету и демонстративно швырнула окурок на землю передо мной. — Да сколько тебе вообще лет? И как ты со мной разговариваешь? Попадись ты мне ещё раз, и я сниму с тебя шкуру живьём! Я ничего не ответила, а лишь улыбнулась, наклонив голову набок и складывая руки на груди, показав тем самым, что совершенно не боюсь её. Кудрявая фыркнула, развернулась и зашагала вдоль улицы прочь, показывая мне из-за плеча средний палец. «И почему мне везёт на таких людей?» — я растерянно покачала головой.

***

Чтобы отыскать клуб, в котором я работала, мне пришлось достаточно долго побродить по окрестностям. В какой-то момент я даже засомневалась в том, что действительно нахожусь в Йонсане, поэтому, завидев знакомое здание, не сразу узнала его. Тяжёлая железная дверь на заднем дворе в свете яркой неоново-красной вывески смотрелась угрожающе. Теперь этот цвет ассоциировался у меня с комбинезонами охранников. С трудом отворив её, я скользнула в гримёрку через небольшой неосвещённый коридорчик, пропитанный насквозь сигаретным дымом. Судя по тому, что по пути я не встретила ни единой живой души, смена уже давно закончилась. В гримёрке по-прежнему пахло старой косметикой и лаком для волос, но сейчас, после всего, что произошло со мной несколько часов назад, этот запах показался мне настолько родным и уютным, что я даже немного растерялась. Поставив телефон на зарядку, я плюхнулась на свой стул, отчего он истошно скрипнул, и уставилась на себя в зеркало. «Ужасный видок, подруга», — усмехнулась я отражению, вглядываясь во внушительные мешки под нижними веками. Раздавшийся вдруг звук шагов за спиной заставил меня вздрогнуть и обернуться. — Юна? — Джи-Су стояла в проходе гримёрки и ошарашенно смотрела на меня, словно я на её глазах отрастила себе вторую голову. — Ты что, спятила? Что ты тут делаешь? Тебе же вроде завтра на работу… А время видела? — Если честно, не видела. — Опешив, я даже не поздоровалась и с виноватой улыбкой ответила лишь на последний вопрос, потому что остальные просто-напросто не запомнила: Джи-су всегда разговаривала чересчур суетливо. — Я гуляла по центру, немного выпила, потом ещё немного… Телефон сел, денег на такси нет, метро уже закрыто. Решила зайти в гости. Мне стало неловко от собственного вранья, к тому же, столь нелепого, но деваться было некуда. — Такое ощущение, что ты специально «гуляла» неподалёку отсюда, чтобы продолжить у нас в баре! — проворчала она, заходя в помещение гримёрки и садясь на стул рядом со мной. — Учти, больше не налью! Да и вообще, я уже собиралась домой! — Она подпёрла обеими ладонями подбородок и внимательно посмотрела мне в глаза. — А если серьёзно? Что с тобой случилось? Ты ни капли не пьяна, я же вижу. Джи-Су говорила сосредоточенно, не отводя взгляд, а моё лицо предательски наливалось краской всё сильнее. Конечно, за годы работы она повидала сотни, если не тысячи и слегка выпивших, и мертвецки пьяных людей, поэтому разоблачить меня ей не составило никакого труда. — Я… Я попала в небольшую передрягу... — После этой фразы у меня запершило в горле. — Позже расскажу, обещаю. Ничего серьёзного. — Я улыбнулась и потрепала её за ярко-синий локон. — Ну, смотри, — устало произнесла подруга, — пойдём, налью тебе минералки. По-моему, мне ни разу не приходилось сидеть за стойкой этого бара в уличной одежде… Я чувствовала себя совершенно по-иному, да и вообще, всё окружение казалось каким-то нереальным, словно в матрице произошёл сбой, из-за которого мир прогрузился не до конца: не было сливающейся с пульсом ритмичной музыки, оживлённой толпы посетителей, извивающихся на сцене коллег. Не было той характерной для заведения динамики, лишь неподвижная студенистая тишина. Это одновременно и очаровывало, и тревожило. Джи-Су максимально обыденно, без лишних чопорных движений достала из-под стойки самый простой стакан, до краёв наполнила его содовой из стеклянной зелёной бутылки и поставила передо мной. — Спасибо. — Одним глотком я отпила почти треть жидкости, облегчённо выдохнула, прикрыла глаза и легла грудью на стойку, разводя локти широко в стороны. Джи-Су ненадолго задержала на мне взгляд, после чего машинально начала протирать и без того безупречно чистые бокалы. Под унылый звук скрипа ткани по стеклу я принялась равнодушно обводить глазами разнообразие напитков на полке, отчего почему-то почувствовала себя законченным пьяницей — последним посетителем бара, потерявшим себя в этот выходной вечер. На какой-то момент у меня даже закружилась голова. — Слушай, — окликнула наконец я Джи-Су спустя пару минут напряжённого молчания, — сколько сейчас времени? — Что? Ты меня пугаешь, Юна… Примерно без пятнадцати четыре. — Она с недоверием покосилась на меня. — С тобой точно всё в порядке? Выглядишь… — Она замялась. — Если быть откровенной, то хреново. Я улыбнулась и нервно, прерывисто втянула воздух носом. — Говорю же, ничего ужасного, просто состыковалась с кучкой подвыпивших малолетних придурков. — Я молилась, чтобы в полумраке не было заметно, как снова раскраснелись мои щёки. — Давно хочу спросить: ты всегда задерживаешься до самого утра, — я сделала ещё пару глотков: минералка защипала горло, — почему? Джи-Су убрала тряпку и начищенный до блеска бокал под стойку и внимательно на меня посмотрела. — Ладно, я знаю, что ты меня не выдашь, Юна. — Она наклонилась поближе к моему уху и продолжила вполголоса, будто её мог услышать кто-то посторонний. — Здесь просто фантастический виноградный соджу! Я засмеялась, на что Джи-Су щёлкнула меня пальцем по кончику носа, затем ловким движением руки, не глядя, достала с полки за своей спиной небольшую изящную бутылку. — Ну, брось, сама же недавно говорила, что больше не нальёшь, — шутливо отмахнулась я, — да и тебе вычтут это из зарплаты… — И я уйду в минус, — перебила она меня, посмеиваясь, — расслабься. Ты ведь тоже работаешь на одни чаевые. Нам нечего терять. Она протянула бутылку мне. Я неуверенно взяла её, немного покрутила в руках, рассматривая поверхность стойки через призму изумрудного стекла, и разбавила напитком минералку в своём стакане. Джи-Су, увидев это, сначала вытаращила глаза, а потом сразу отвернулась, делая вид, что ничего не заметила. — Барменом тебе точно не следует работать, — подколола она меня, доставая себе шот. Я улыбнулась и наполнила его соджу до самого края. — Ну извините, русский менталитет, — хмыкнула я. — Может, заодно дашь пепельницу? А то по алкоголю я не очень… — Здесь нельзя курить, — подмигнула Джи-Су, чокнулась о мой стакан своим шотом и, откинув кзади копну синих дредов, выпила содержимое залпом. «А воровать из бара, значит, можно», — улыбнувшись, подумала я и сделала пару глотков, которые заставили меня поморщиться. Никогда не любила соджу: его вкус напоминал разбавленный одеколон. — На какую самую безумную вещь ты бы согласилась, — неожиданно для самой себя обратилась я к Джи-Су, задумчиво разглядывая пузырьки газа в своём стакане, — если бы тебе заплатили… Скажем, миллиард вон? — Миллиард? — Подруга удивлённо вскинула брови. — Это же нереально много. Да и кто бы предложил… К чему ты клонишь? — Просто. Раз мы обе, как выяснилось, сидим без денег… — Я не сижу без денег, — возразила Джи-Су, поднимая вверх указательный палец, — потому что умею копить, в отличие от некоторых. Я сделала ещё несколько глотков спиртного и вздохнула так тягостно, что подруга мягко накрыла своей ладонью мою. — А всё-таки, — продолжила я, сцепляя свои и её пальцы в замок, — ну вот, допустим, смогла бы убить человека? Незнакомого. Свободной рукой я налила ей новый шот. Джи-Су нахмурила брови, задумавшись, поднесла его ко рту, но пить не торопилась. — Незнакомого? Ну, если только не собственноручно. — Она пожала плечами и опрокинула шот так же непринуждённо, как и первый. — А я смогла бы, как считаешь? — спросила я, посмотрев на неё в упор настолько серьёзно и сосредоточенно, насколько позволял ударивший в голову соджу. Она недоверчиво прищурилась и отодвинула мой стакан как можно дальше от меня. — Да ты бы и за бесплатно убила, — иронично усмехнулась подруга и опустила глаза. — В смысле? Почему ты так думаешь? — заинтересовалась я, отпуская её ладонь, до того крепко сжимавшую мою. — Не знаю, — растерянно пробормотала Джи-Су, а затем перевела взгляд на пустую сцену, — иногда я наблюдаю за тем, как ты танцуешь, и мне кажется, что с твоей энергией и той силой, с которой ты обхватываешь пилон, тебе нужно либо сниматься в боевиках без дублёра, либо работать каскадёром или киллером. — Она вновь посмотрела на меня с улыбкой, затем закрутила крышку на бутылке и спрятала её под стойку. — Ты как хочешь, а я скоро поплыву домой. И тебе советую! Можешь подождать здесь, пока откроется метро. Только больше не пей! Оставить ключ? — Боюсь, в одиночестве мне тут будет не по себе, — вздохнула я, в ответ на что Джи-Су, покачав головой, достала из кармана несколько купюр, выбрала наиболее мятые, которые, видимо, не стала бы использовать в обиходе сама, и протянула мне. — Должна будешь, — шутливо, но строго упрекнула она меня, — это почти весь мой чай за сегодня.

***

Улица оказалась ненамного оживлённее, чем пустой клуб. Однако, ударившая в лицо прохлада отрезвляла, ощупывая лёгким, но настойчивым ветром мои щёки и шевеля запутавшиеся локоны. Джи-Су, обнявшая меня на прощание, скрылась за углом здания, я же, не изменяя своим привычкам, села на крыльцо, достала розовую пачку и закурила. «Как же там мне этого не хватало… А уж 212-й тем более, — фыркнула я, представив её длинные кудри-водоросли и глуповатый высокомерный взгляд. — Да и, наверное, ему…» — я вспомнила, как повеяло табаком от 101-го, когда его лицо оказалось критически близко к моему. Мне стало интересно, где они все сейчас. Где Али? А 456-й, как там его… Ссангмун-Дон из Сон-Ки-Хуна? Или правильнее, Сон Ки-Хун из Ссангмун-Дона. «Ну, он-то, наверное, в Ссангмун-Доне, это было бы вполне логично», — усмехнувшись, я закашлялась от сигаретного дыма, попавшего «не в то горло». Докурив, я кое-как поднялась и направилась вдоль главной улицы, пошатываясь, высматривая такси и прикидывая в уме, во сколько мне обойдётся поездка аж до самого Ансана, да ещё и в столь непрактичное время. Я даже думала проболтаться лишний час на улице в ожидании открытия метро, но у меня совершенно не осталось сил. К моральной усталости прибавилась физическая, а вкупе с чувством голода и алкогольного опьянения, которое наступило моментально после пары глотков разбавленного соджу натощак, они создавали просто в прямом смысле этого слова сногсшибательную смесь. К моему счастью, такси не заставило долго ждать: оранжевый автомобиль появился из-за угла в конце улицы и ехал в мою сторону. Я тормознула его, открыла дверь и с несколько виноватым видом протянула водителю пожёванные одолженные Джи-Су купюры, отчего тот поморщился. — Здравствуйте, господин, до Ансана хватит? — нервно улыбнулась я. — До Ансана? Карточки-то нет? — устало протянул он, нехотя взял банкноты, пересчитал их, затем посмотрел на замученную меня и махнул рукой. — Садитесь. — Спасибо вам, — поклонилась я, на секунду вспомнив манеры Али, опустилась на мягкое сиденье и довольно закрыла глаза. Машина мягко тронулась с места, после чего я почти сразу уснула.