Потрошитель

- Представим, что твой отец ни в какую не колется и код, который тебе нужен, мы не узнаем, что тогда? Какузу решил устроить своеобразный брифинг, пока еще оставалось немного времени перед отъездом в город. Он сидел за столом, заглядывая в потрепанный блокнот, исписанный едва различимыми каракулями и схемой дома Учих. Это все Итачи намалевал, но из-за его нервозности и записи получились какими-то рваными, черт ногу сломит. И сейчас, задав свой вопрос, Какузу ждал, пока Итачи обдумает ответ. У Учихи уже от нетерпения колено тряслось само по себе, но все же он старался держать себя в руках. Где его хваленая стойкость и хладнокровие, в конце-то концов. - Узнаете, он обязательно сломается рано или поздно. - Ты так уверен? А если предположить – ну вдруг он решит, что лучше сдохнуть, чем выдать семейную тайну? Может же быть такое. - Нет, он труслив. Если он и вправду решит помереть, только бы не сдаваться, я заберу назад все свои слова о его сволочизме и вернусь в семью, как послушный сын, - с саркастичной усмешкой говорит Итачи и кивает, предлагая Какузу переходить к следующему вопросу. - Ладно, что ж. Тогда… - Какузу пробегает глазами по плану пентхауса, - Что, если охрана заподозрит неладное слишком рано? Наверняка, штат охраны не мал, если все они сбегутся к вам, Кисаме один с ними не справится. - Я смогу убедить мать не вызывать никого из охраны и выпроводить всех наружу. - А если твои сведения устарели? Что, если она уже не такая слабовольная? Ее могли запугать, например. - Ямато говорил, что она все та же эмоциональная женщина, какой я ее помню, - Итачи на миг замолкает, отдаваясь, наверно, воспоминаниям, - Она ненавидела скандалы, всегда пыталась нас всех помирить… Уверен, она нам проблем точно не доставит. - Допустим, - Какузу вздыхает, чувствуя, как мысли не хотят собираться в нормальный, организованный порядок, - Если… Если Саске не захочет идти с тобой? Похоже, этот вопрос Итачи и сам себе задавал, вполне возможно, что неоднократно. Он задумался, нахмурив брови. Тени под глазами потемнели до, казалось, критической отметки. Выглядел он откровенно погано. Его душила невидимая цепь, тяжелый груз, висевший на ней, тянул вниз. Какузу подумал, что в подобной ситуации ему было все равно, как избавиться от этой цепи – отрубить ее, или выволочь собственными руками на поверхность и водрузить себе на плечи. Конечно, отрубить – простейший вариант, он бы его и выбрал. А вот Итачи явно был последователем второго варианта. Он был готов тащить на себе все, все сильнее сгибаясь под тяжестью. Это похоже на самобичевание за какие-то одному ему известные грехи. - Я… Надеюсь, что такого не случится, - наконец произносит Итачи, откидываясь на спинку стула в каком-то полнейшем изнеможении. - Надежды недостаточно, ты же знаешь. Что, если Саске теперь всецело на стороне отца? Что, если не пойдет с тобой, так еще и вызовет охрану, или донесет на вас, на Кисаме? Я понимаю, ты рискуешь и несешь за себя ответственность, но ты будешь не один, - Какузу слегка подается вперед, пытаясь донести свои опасения, - Хошигаки, конечно, сорвиголова, но ему не выстоять… - Тогда я его убью, - коротко отвечает Учиха, перебивая Какузу, - Если не удастся договориться. - Итачи. Это очень эгоистично. - А что тогда делать?! Он станет моим врагом, который захочет, наверняка захочет моей смерти. А уж на Кисаме ему тем более плевать. Вот что ты предлагаешь? - Не делай этого сам, просто уйди. Сбеги. Твой отец поймет, что ты не один и не станет гоняться за тобой в другие города и тем более страны. - Ты живешь в идеальном мире, Какузу… Что-то в интонации Итачи было такое, что Какузу понял – его не переубедить. Ну, хорошо, что на месте Какузу не кто-нибудь другой, кто начнет проникаться безмерным сочувствием и желанием исправить ситуацию. Он не нанимался в психологи, так что и отговаривать никого не собирался. Только Кисаме предупредит, пожалуй, на случай непредвиденных обстоятельств, не более. Кисаме, к слову, уже ждал в городе. Скрываясь в старом районе в какой-то зачуханной забегаловке, он ждал, когда приедет Какузу с остальной компанией. Вот уж кого совсем не трогали нервяки – так это Хошигаки. Ему, конечно, было слегка неуютно сидеть здесь, в этой странной закусочной на окраине. Тусклая, грязная лампа, одна из шести обычных электрических ламп, мигала и раздражала зрение. Изнутри в ней поналипли мухи, скорее всего, уже дохлые. По помещению разносился аромат пережаренной во фритюре картошки и жирного мяса, вероятно, не натурального. Заменители в дешевой пище для низшего класса уже не были новостью, все знали, но ни у кого не осталось сил бороться с такой наглостью правительства. Натуральные продукты оказались для большинства слишком дорогими. Кисаме и забыл, каково это здесь, «внизу». Однако бургер с ненатуральным мясом ему понравился – наверно, организм истосковался по жирной, вредной пище. Он давно не позволял себе такое. Заказав себе еще чашку кофе, Кисаме достал телефон и погрузился в мир забавных видосов с пёсиками и котиками. Посетителей в заведении все равно пока что не было, так что никто его не прогонял и сам он не вызывал подозрений, предусмотрительно напялив свои самые древние, неприметные шмотки. В убежище почти никого не осталось. Жители быстро собрали свое барахло, даже некоторую мебель уволокли, погрузили на несколько грузовых машин и уехали. Разъезжаясь в разные стороны, никто не делился информацией, кто куда едет. Каждый раз, когда приходилось съезжать с насиженного места, люди нервничали, иногда сверх меры. Начиналась дележка нажитого в процессе сожительства, уговоры объединиться и наоборот, полное нежелание делиться координатами новых мест. Паранойя, страх преследования, жадность – вскрывалось все, что спало внутри каждого в период спокойной жизни. Итачи и Какузу, словно смиренные истуканы, не обращали внимания на этот кипиш, даже будто успокаивая жителей своим равнодушным видом. Обошлось без ссор и скандалов. И сейчас, когда оставалась пара часов до заветного момента, в убежище почти никого не осталось. Последними уезжали Конан и Ямато, они совсем не спешили. Конан успела приготовить несколько сандвичей из оставшихся продуктов и, поставив тарелку с ними на столе, молчаливо постояла рядом. Она не знала наверняка, почему Итачи и Какузу здесь, почему они не уходят, но она была достаточно умна, чтобы догадаться. И чрезвычайно умна, чтобы не пытаться отговаривать или предлагать свою помощь. Ямато руководствовался схожим подходом. Он молча пожал мужчинам руки, но задержался рядом с Итачи, словно одним только взглядом говоря ему, что всегда готов прийти на подмогу. Время близилось к вечеру. Электричество работало от генератора, запаса которого хватит еще на несколько часов. В опустевшем холле стояла тишина, телевизор больше не бубнил, не играла музыка, не шумели кулерами ноутбуки. Какузу, сидя за столом, прилег, уложив голову на руках. Его одолевала тяжесть предстоящих действий и глубокие размышления о том, что делать дальше. Хотелось бы рассчитать все заранее, но едва ли это возможно. Единственное, что Какузу знал наверняка – он возьмет с собой сумку со своими вещами и деньгами, и оружие. Сюда он не вернется, это точно, только вот куда он намерен отправиться? Пресловутый белый песок и пальмы – это, конечно, хорошо, только вот трудно выполнимо. Кто знает, если поднимется кипиш, едва ли удастся беспрепятственно купить билет на самолет и пройти контроль. А эти чертовы детекторы в аэропорту? От сканера не скроешь задолженность по просроченным органам. И все же… Какузу не видел других вариантов. Или не хотел видеть. Ему уже трудновато было разобраться в собственных ощущениях. - Ну что, когда выезжаем? – громкий голос Хидана взрывает тишину, даже отдаваясь эхом в полупустом помещении. Какузу вздрагивает, поднимает голову и трет глаза руками. После всего, что произошло между ними, Хидан теперь кажется ему какой-то постоянной величиной, которая будет рядом всегда, как Луна у Земли. Он напрочь не хотел ассоциировать его с той новой информацией, которую вкинул Итачи, в голове не складывался образ Хидана и каких-то кровавых пыток. Почему-то все, что было сказано до этого, не собиралось в одну картину. Какузу слегка обернулся через плечо, устало взирая на зашедшего в холл Хидана, и преисполнился вдруг нежностью. Ну какие пытки? Какие кровопролития? Посмотрите на это изящное лицо, точеные, слегка румяные скулы и белые ресницы – где здесь место агрессии? Почувствовав на себе такой приторный взгляд, Хидан пересекся глазами с Какузу и игриво дернул бровью. Потерев поясницу ладонью, он, наигранно кряхтя, присел на стоявший рядом стул и посмотрел на Итачи, который выглядел настолько уныло, что Хидан сперва даже решил, что тот спит. - Так мы едем или че? – спросил он, обращаясь в основном к Итачи, - У меня уже руки чешутся. - Да, - отвечает Итачи и протяжно вздыхает, - В путь. Учиха встает из-за стола первым и, забросив за спину рюкзак, бодро уходит к лестнице. Еще миг назад казалось, что он готов растаять, как масло на солнце, а теперь сорвался с места с неясно откуда взявшимся энтузиазмом. Впрочем, это Какузу мало волновало, поведение Хидана казалось ему более странным. Он придержал его, собиравшегося встать следом за Итачи, и дождался, пока тот скроется на лестнице. - Ты как вообще? – с подозрением спрашивает Какузу, понизив голос, и вкрадчивым взглядом смотрит Хидану в глаза. В ответ он видит удивление и толику смущения, на миг мелькнувшую в светлых глазах, будто тень. - Заебись, - банально отвечает Хидан, почесывая рассеянно щеку, - А к чему вопрос? - Ну у тебя разве не должно что-нибудь болеть… - Мм… Нет, - Хидан не выдерживает испытующего взгляда и прячет глаза, отворачиваясь. Его поведение вдруг становится еще страннее, что, конечно, не ускользает от чужого взгляда. Какузу сильнее сжимает бледное запястье, хмурит брови и щурится. - Ладно, - Какузу вдруг выпрямляется и отпускает чужую руку, - Тогда пошли. Ты собрал вещи? - Конечно, они уже внизу. Слушай, Кузу, я понимаю, это вроде как странно выглядит, но у меня просто хорошая регенерация. Чуть получше, чем у всех, вот и все. Это звучит как оправдание и Какузу не совсем понимает, к чему оно. Он задавал свой вопрос только из-за беспокойства, а получил до кучи какие-то подозрения. Хидан явно что-то скрывает, причем сам спалился и навел Какузу на лишние мысли. Очевидно, с сохранением тайн у Хидана дела обстоят не очень. Спускаясь по лестнице с сумкой на плече, Какузу пытался вспомнить, сколько у него сейчас денег. Едва ли он считал их, пока скидывал в сумку все подряд, в панике и с дико ограниченным временем. По его скромным подсчетам, денег там должно быть весьма немало, но до суммы долга, конечно, еще очень далеко. Главное – их хватит уехать и начать жизнь заново где-то как можно дальше отсюда, а остальное его не беспокоило. Похоже, его сосредоточенное лицо навеяло на Хидана тоску, так что тот, резко остановившись, схватил Какузу за плечи и развернул, толкая к стене. Он уперся руками Какузу в плечи совершенно безапелляционно вынудил целоваться, не принимая во внимание то, что во времени, они, вообще-то ограничены. Все мысли о деньгах, самолетах и пальмах, конечно, моментально вылетели у Какузу из головы. - Ты чего это, - вопросительно подняв брови, пробубнил Какузу, когда Хидан, наконец, соизволил его отпустить. - Просто так, на всякий случай, - небрежно ответил Хидан, развязным шагом спускаясь по оставшимся ступенькам. - Какой такой «случай», - передразнил его Какузу. Ответа, впрочем, не дождался. Хидан предпочел сохранить какую-то понятную ему одному интригу. Не распаляясь на ненужную болтовню, он забирается на переднее сиденье все той же арендованной Какузу тойоты и принимает манерное выражение лица, словно он тут больше всех куда-то спешит. Смерив его равнодушным взглядом, Итачи садится на заднее сиденье и обнимает свой рюкзак, словно большую плюшевую игрушку. Какузу же, усевшись за руль, медлит. Эта обветшалая колымага навевает не самые приятные воспоминания. Всю дорогу они молчат. Да в целом говорить-то и не о чем. Обсуждать план по десятому разу уже не тянет, а какую-то абстрактную беседу Итачи сейчас поддерживать не в состоянии. Какузу опять начинает параноить, стараясь не упустить из виду ни одну проезжающую мимо машину, и судорожно вглядываясь в зеркала. Эту арендованную тачку могли объявить в розыск, как пропавшую, но вряд ли кто-то обладал достаточной дедукцией, чтобы связать воедино Какузу и обстоятельства пропажи машины. Свидетелей ведь нет, а единственный, кто мог бы доложить об этом, гниет в каком-то полуразрушенном бараке. Эта мысль Какузу слегка успокоила. На улицах, казалось, стало больше полицейских. И потрошителей. Некоторые из них выглядели слишком уж молодо и хило, сказывался резкий подъем в количестве кадров. Неопытные, они не представляли для Какузу угрозы, но кто знает, какими их наделили полномочиями. Солнце медленно закатывалось за городской пейзаж, мелькало из-за высоток и небоскребов, отражаясь от их гладких, стеклянных поверхностей. Город совсем не изменился, но Какузу чувствовал зависшее в воздухе напряжение. Его мутило от дурного предчувствия, но это не казалось чем-то необычным – обычное волнение, сбивающее с толку. Добраться до старого района не составило труда. Забегаловка, в которой их ждал Кисаме, находилась непозволительно близко к тому самому прокату автомобилей, благо из-за жилых домов, разделяющих улицы, парковка не просматривалась. Кисаме изрядно приободрился, когда компания, которую он так долго ждал, наконец показалась в дверях закусочной. Он махнул им рукой из самого дальнего угла сбоку от касс и допил залпом очередную чашку кофе. Черт знает, сколько кофе он уже выдул. - Ну наконец-то, - торопливо сказал он, привставая и пожимая руку каждому, - Я боялся, что до вас уже добрались. - Кстати, как обстоят дела? – тут же цепляется за разговор Какузу. Ему вообще-то осточертело молчать, потому что в молчании рождаются самые параноидальные и идиотские мысли. - Группа выдвинулась в сторону леса полчаса назад. Не знаю, заметили ли они, что меня нет, - Хошигаки усмехается, издав краткий хриплый звук, - Думаю, нихрена они не заметили. Какузу, они понабрали новичков, сплошь кретины. Не удивлюсь, если многие из них падают в обморок при виде крови. - Количество в угоду качеству, - кивает Какузу. - Точняк. Так что, все в силе? – обращается Кисаме к Итачи, обращая к нему внимательный взгляд. - Да. И если я не ошибаюсь, нам пора разъезжаться. А поэтому… - Итачи наклоняется вперед, кладет на стол руки и сцепляет пальцы, - Ты уедешь, Какузу, я знаю и понимаю, что ты ничем нам не обязан. Я благодарен за помощь, но думаю, здесь наши пути расходятся. Удастся ли наш план, или нет, мы больше не увидимся. - Учиха, ты чего–, - встревает Хидан, но Итачи жестом руки заставляет его замолкнуть, и продолжает: - Ты, Хидан, я уверен, тоже уедешь. И, хоть я и насторожен, я все же… Надеюсь, что вы двое справитесь. Однажды ты смиришься со своей проблемой, мне кажется, Какузу поможет тебе в этом. Или только усугубит… Пока Итачи говорит, Какузу смурнеет все сильнее, и едва стоит наступить тишине, как он не выдерживает: - Какой пробл– - Не сейчас, - одергивает его Хидан, даже не глядя на него. Какузу округляет глаза, переводя взгляд поочередно на всех присутствующих, но встречает лишь скупое недоумение в лице Кисаме. Ему почему-то кажется крайне важным прояснить все именно сейчас, хоть он понимает, что момент для этого совершенно неуместный. Он чувствует себя растерянным, словно сидит в отъезжающем от перрона поезде, а ему кто-то в окно кричит, что вагон заминирован. Будто вот-вот случится что-то паршивое, а он абсолютно к этому не готов. Затерявшись в своих ощущениях, он даже не слышит, о чем идет речь дальше, только закрывает лицо руками и качает головой. Это бесит. Чертовски бесит. Только когда раздается скрип дешевых стульев по плитке, он поднимает взгляд. Кисаме стоит рядом с Итачи и выглядит собранным. Точно, с Кисаме ведь Какузу тоже больше не увидится в ближайшее время. Взяв себя в руки, Какузу встает и протягивает Хошигаки руку. Тот, секунду помедлив, делает шаг и обнимает Какузу своими крупными ручищами, раскачивается и хрипло смеется. - Увидимся еще, я уверен, - весело говорит Кисаме, - Если ты отправишься туда, куда я думаю, то обязательно увидимся. - И куда я отправлюсь, по твоему мнению? – не сдержав улыбки, спрашивает Какузу. - А вот и проверим, верны ли мои догадки. Удачи вам обоим, - кивает Кисаме Хидану, - Мы будем ждать от вас сообщение с кодом столько, сколько нужно. Берегите себя. Итачи наклоняется, чтобы приобнять Хидана за плечи. Он что-то говорит ему на ухо, не расслышать со стороны. Хидан, судя по всему, злится, но выражение его лица смягчается, и он вздыхает, похлопав Итачи по плечу. Стоит двери закусочной закрыться, Какузу выжидает несколько молчаливых минут, чтобы выйти следом, не вызвав подозрений. Он покупает бутылку воды, вытряхнув из куртки какую-то мелкую наличность, и уже собирается идти к двери, как Хидан перехватывает его, вцепляясь в рукав куртки. - Если захочешь, я тебе все расскажу, но только после дела, - строго глядя исподлобья, говорит Хидан, - Но поверь мне, это не какая-то невъебически страшная тайна и не повлияет ни на меня, ни на наш план. Ни тем более на тебя. - Это я и хотел услышать, - так же серьезно отвечает Какузу и, чуть наклонившись, касается губами Хиданова лба, - Пойдем. Из-за слов Итачи Хидан все-таки напрягся. Всю дорогу до борделя он шел, молча следуя за Какузу и пялясь себе под ноги. Концентрацию он не растерял, даже наоборот, стал сосредоточеннее, чем был. Возможно, его одолевали какие-то отвлеченные мысли, но в основном он старался настроиться на нужный лад. Ему предстоит заняться своим излюбленным процессом, к которому он, правда, уже успел слегка остыть. Давненько он никого не мучал, не избивал и не пускал чужой крови. Но такой навык не растеряешь. Та же дверь, тот же темный коридор, те же тяжелые, пряные ароматы. Хидан снова убеждается, как сильно ему не нравятся эти запахи. Возможно, кого-то это и настраивает на какие-то интимные вайбы, но только не его – он этого дурмана только голова болеть начинает. Задумавшись, он едва не врезается Какузу в спину, когда тот останавливается у двери своей старой знакомой. Вероятно, она уже ждет их, до назначенного визита Учихи остается минут пятнадцать, а он славился своей пунктуальностью, значит, явится минута в минуту. Какузу стучит в дверь, из-за доносится приглушенное «Заходи». В кабинете Цуны царит полумрак, из колонок по углам звучит тихая, мурлыкающая музыка. Сама хозяйка сидит за столом и тут же приветственно разводит руки, стоит ей увидеть Какузу. - А вот и вы! – восклицает она как-то слишком уж радостно и Хидан, уже закрыв за собой дверь, ловит себя на мысли, что здесь что-то не так. Какузу подходит к столу, наклоняется к Цуне, чтобы что-то сказать. Они переговариваются тихо и Хидан видит, как расплывается по красивому лицу ядовитая улыбка. Женщина в миг превращается из добродушной, очаровательной красавицы в подлинную змею с лихорадочным блеском в глазах. Какузу выпрямляется и резко разворачивается, но не успевает сделать и шага – из-за плотных бархатных занавесок справа от двери выходят два рослых, крепких мужика. Хидан видит на их шеях татуировки и очень хочет открыть чертову дверь за своей спиной и дать деру, но понимает, что у него нет на это шанса. Дуло шокового пистолета уже смотрит ему в лицо и сомневаться не приходится – стоит ему дернуться, как он рухнет на пол без сознания. Он только и может, что смотреть на Какузу полным отчаяния взглядом. - Цуна, почему, - говорит Какузу, стоя к ней спиной и медленно поднимая руки. - Прости, дорогой мой, - она встает из-за стола и плавной походкой подбирается к Какузу со стороны, - Кто платит больше, тот и ставит музыку. Ты видел, какое вознаграждение назначено за твою голову? А ты еще и этого кролика с собой привел. Как вы там, потрошители, говорите? – Цуна улыбается, переводя взгляд с Какузу на двух здоровяков у двери, - Работа есть работа? Дурни в форме потрошителей хищно лыбятся, совершенно не скрывая своих сальных ухмылочек. Какузу быстро делает вывод – это очередные новички, не умеющие держать себя в руках. Потрошитель – полицейский и врач в одном флаконе, должен сохранять полное равнодушие в любой ситуации, будь то бордель или детский сад. Потрошитель не дает эмоциям голоса, глушит чувства и не обращает внимания на обстоятельства. Он не позволит миловидной девице откупиться, не позволит ребенку его разжалобить. А эти двое, если судить по их тупым, похотливым рожам, едва ли имели об этой работе хоть какое-то представление, кроме размера зарплаты и почти полной вседозволенности. Этим можно воспользоваться. Какузу бросает краткий взгляд на Хидана и закатывает глаза. Он надеется, что тот поймет его. Сделав резкий шаг, привлекая к себе всеобщее внимание, Какузу сгибается и бросается вперед, намереваясь перехватить одного из бугаев поперек живота. Тут же слышится щелчок курка и шипастый шоковый патрон попадает в стену, пролетая мимо Хидана, верно истолковавшего взгляд Какузу и успевшего увернуться. Цуна взвизгивает и бежит к двери, но Хидан подставляет ей подножку. Не удержавшись на высоких каблуках, Цуна падает, сползая по стене и снося какую-то небольшую полку с декоративной мелочевкой на ней. За шумом и суетой, потрошители не замечают Хидана, они оба сосредоточились на Какузу, тут же доставая ножи. Такие безмозглые придурки всегда предпочитают холодное оружие, уверенные, что они – охотники, способные заколоть медведя. Может, будь у них побольше опыта, они бы и справились, но сейчас в их движениях было слишком много лишнего. Рассредоточенное внимание сыграло с ними злую шутку. Какузу удалось сбить громилу с ног – тот вылетел за шторы в подсобку, по пути разгромив что-то, но второй уже замахивался ножом, правда ему явно недоставало реакции. Какузу взмахнул рукой, вложив в движение всю силу, которую мог, и выбил нож из чужого запястья. Хидан подоспел вовремя – нож оказался в его руках и он, ни на секунду не задумываясь, всадил его в шею потрошителя по самую рукоять. Второй мужчина наконец выперся из-за шторы, едва не запутавшись в ней, и выставил руку с ножом вперед. Он принял какую-то боевую стойку, в его глазах осталась только тупая, звериная ярость. На вспотевшем лбу вздулась вена и, издав нечленораздельный вопль, он бросился вперед. Какузу был готов к его выпаду, он хотел уклониться, но чертов говнюк оказался не таким предсказуемым. В последний момент он сменил траекторию, резко переставив ноги, и с размаху влетел в Хидана, втыкая ему нож под ребра. Окончательно озверев, он размахивал ножом практически не глядя, до слуха доносился только треск разрываемой ткани. Хидан, понимая, что его прижали к стене и деваться некуда, подгибает ноги, быстро приседая. Рана отвратительно болезненная из-за зарубок на лезвии, но и лицо начинает саднить, до губ стекает кровь, тошнотворно теплая. Какузу с размаху бьет ногой потрошителю в колено, надеясь, что оно у него не искусственное. Нога бугая подгибается, он коротко вскрикивает и пытается сохранить равновесие, но среагировать толком не успевает – Какузу обхватывает его за шею сзади и тянет назад со всех сил. Одно резкое движение, сопровождаемое громким хрустом, и тело обмякает. Пустые выпученные глаза смотрят в потолок, нож выпадает из руки. Какузу пытается отдышаться, чувствуя, как колет в боку. Он осматривается – кабинет здорово разнесли, стены забрызганы кровью, у двери на полу осела Цуна, чуть в стороне – Хидан. Прижимая к ребрам руку, он откинул голову к стене и закрыл глаза. Он шевелил губами, будто что-то говорил, но Какузу не слышал ни звука. - Очень плохо? – спрашивает Какузу, касаясь Хиданова плеча. Тот открывает глаза и качает головой в сторону Цуны. - Скажи мне, - кивнув, Какузу садится на корточки рядом с женщиной и обращается к ней, - Про Учиху ты наврала? - Нет, - выдыхает Цуна, держась за голову, - Он придет. В двенадцатую комнату. Там… Он всегда к ней ходит… - Что ты расклеилась, Принцесса? – усмехается Какузу, легонько потряхивая Цуну за плечо, - Тебя ведь никто не бил. Тебя связать, чтобы ты не делала глупостей, или обещаешь вести себя хорошо? - Обещаю. - И я обещаю, что мы долго здесь не задержимся. И я даже не буду держать на тебя зла. В конце концов… работа есть работа. План остается в силе, каким бы он неуместным теперь не казался. После такой передряги меньше всего хотелось идти пытать какого-то мужика, но все же Какузу не мог подвести Итачи. Он привык доводить дела до конца. Его натасканность, словно у служебной собаки, помогала ему и сейчас – что бы не произошло, он должен закончить начатое. Только он не один, а Хидан сейчас вызывал опасения. Раны на лице, конечно, не серьезные, а вот то, что под ребрами… - Встать сможешь? – спрашивает Какузу, опускаясь рядом с Хиданом и подавая ему руку, - Наверняка легкое пробито. - Не думаю, - хрипло отвечает Хидан, хватаясь за руку и вставая. Бок тут же прорезает болью, кровь начинает течь гораздо активнее, напрочь заливая кофту и джинсы. Ощущение мерзейшее. Дышится вроде нормально, но при каждом вдохе Хидан ловит приступ головокружения, а легкое будто слипается. Он не может сказать, почему Какузу не стоит за него волноваться. По крайней мере, не сейчас. Положив на бок руку, чтобы Какузу не мог видеть точного расположения раны, он прислоняется к стене у двери. - Он придет через пару минут, мы услышим отсюда, двенадцатая комната совсем рядом. - Скажи, Какузу, - хрипло дыша, говорит Хидан, - А по прямому назначению ты сюда когда-нибудь ходил? - Нет, гостем я не был. Гостями были сотрудницы этого заведения, - Какузу удивляется неуместности вопроса, но понимает, что Хидан просто спасается болтовней ни о чем. - Ааа, ленивая ты жопа, даже шлюх домой вызывал? - Мне дорого мое время. - Ну да, да… Рассказывай… - Давай потом обсудим этот вопрос, ладно? – Какузу оборачивается к Хидану, замечая его бледное, посеревшее лицо, исполосованное ножом. Похоже, кровопотеря все-таки слишком большая, - Хидан, мне кажется… - Тебе кажется, - перебивает его Хидан, протягивая руку и касаясь пальцами шрамов у Какузу на лице, - Со мной все нормально. Сейчас оклемаюсь. Слушай лучше. Хочется поспорить, но из коридора вдруг доносятся голоса. Девушка на ресепшене приветствует гостя и провожает его в комнату. Щелчок двери раздается совсем рядом, так что сомнений нет – это двенадцатая. Подождав еще несколько минут для верности, Какузу медленно открывает дверь кабинета, осторожно выглядывая в холл. Хостес сидит к нему спиной, погруженная в разглядывание фоток в телефоне, больше никого в помещении не наблюдается. Охрану отец Итачи наверняка оставил снаружи, а то и вовсе не взял с собой. Он, конечно, не делает тайну из своих посещений борделя, по словам Итачи, но и компанию тупоголовых лбов с собой не таскает. Какузу тихо ступает по покрытому ковролином полу, заглушающему его шаги. Нужная дверь всего в паре метров и, оказавшись напротив нее, он терпеливо дожидается Хидана. Тот все так же держится рукой за бок, но выглядит уже значительно бодрее. Кажется, у него даже розовеют щеки. - Меня бесит этот ебучий запах, Кузу, давай быстро разберемся со всей этой херней и свалим отсюда. Иначе я блевану, - возмущенно шипит Хидан Какузу на ухо, встав у него за спиной. Ручка двери плавно поддается, Какузу толкает дверь, тут же вваливаясь в комнату. Девушка, едва начавшая снимать расшитое серебром кимоно, взвизгнула и отошла к стене, сжимая в руках шелковый поясок. Отец Итачи обернулся, сидя в кресле, но не успел и дернуться – Какузу оказался в шаге от него моментально, хватая за плечо и сильно надавливая, не давая встать. - Господин Учиха, мы буквально на минутку, - улыбаясь, произносит Какузу и кивает Хидану, - Мой друг очень устал, и я бы не хотел заставлять его напрягаться снова. Поэтому в ваших же интересах сообщить нам код от консоли безопасности в вашем доме. - Вы в своем уме?! – возмущенно восклицает мужчина, взмахивая руками, - Кто вы такие?! Я ни черта вам не скажу! - Божеблять чувак, давай вот без этого, - Хидан останавливается напротив кресла и принимает крайне заебанное выражение лица. Его вид – окровавленное, бледное лицо с ледяными глазами – наводит на мужчину жути. Словно опомнившись, Хидан проводит по лицу рукой, шипя от боли. Он глупо смотрит на ладонь, будто не ожидал увидеть на ней столько крови. Возможности посмотреть в зеркало у него пока не представилось, но, судя по всему, лицо ему здорово изрезали. - Кто вас послал? – хладнокровно спрашивает Учиха. Он действительно быстро взял себя в руки, это вовсе не напускное хладнокровие, как можно было бы подумать. Итачи не врал – его отец умеет держаться, вне зависимости от ситуации. - Что изменится, если мы скажем? – усмехается Хидан, - У нас нет времени, мужик. Нам нужен код. Ты даешь нам код – мы уходим, так что давай, не тяни кота за яйца. Учиха молчит. Он сверлит Хидана неприязненным взглядом и сжимает в тонкую нить губы. Итачи на него похож. И эти постоянные тени под глазами, похоже, наследственное. - Фугаку, поймите. Он, - Какузу кивает на Хидана, - Не обладает большим запасом терпения. И я не пытаюсь вас напугать, но он знает много разных способов добыть информацию. И, хотя Какузу понятия не имеет, каких именно способов, это производит хоть какой-то эффект. Учиха хмурит брови и глядит на Какузу недоверчиво. В его глазах появляется толика страха и сомнения. - Черт побери, я тебе ГЛАЗА ВЫРЕЖУ, БЛЯДЬ! – взрывается вдруг Хидан, заставляя вздрогнуть даже Какузу, - Говори ебучий код, иначе я клянусь, я достану его прямо из твоей башки! Какузу медленно оборачивается, удивленно поднимая брови. Он, честно говоря, не ожидал чего-то подобного. Удивление быстро сходит на нет, уступая страху – Хидан смеряет Какузу взглядом настолько жутким, что кажется, что он не в себе. Кажется, словно попадись ему сейчас под руку, и останешься без головы, причем он вряд ли обратит внимание, кому именно ее отрезал. - Катитесь к черту! – кричит Учиха, собирает слюну и плюет Хидану под ноги. Какузу мог бы ожидать любой реакции, его и самого возмутило такое поведение, но происходящее напрочь выбивает из колеи. Хидан одним движением вырывает из рук у стоящей у стены девушки шелковый пояс. Делает шаг вперед, упирается ногой в подлокотник кресла и набрасывает пояс петлей на шею Учихе. Затягивает, скалясь, и поднимает выше, заставляя того задрать голову. Какузу не успевает уследить за молниеносными движениями, не успевает заметить, когда Хидан выуживает из-за пазухи куртки тонкую, длинную шпильку, длиной с обычную ручку. Под громкий, хриплый рев Учихи Хидан замахивается и, резко опустив руку, втыкает шпильку ему в глаз. Девушка прижимает руки к губам, сгибается, сползая по стене и заходится беззвучными рыданиями. Какузу безмерно жаль, что она стала свидетелем чего-то столь ужасного, но он словно впал в ступор, не способный двинуться. Хидан начинает смеяться, от каждого судорожного вдоха из его раны на боку пульсациями вытекает кровь, но он будто не замечает этого. - Хидан, он же– - Не умрет! – чуть не взвизгивая, Хидан давится восторгом, созерцая результат своей работы. Он ослабляет петлю, позволяя Учихе дышать, но тут же брезгливо морщится, когда тот принимается орать от боли. - Заткнись, иначе я затяну эту хуйню снова! – рычит Хидан, наклоняясь вперед, - Говори код! За всхлипами и кашлем невозможно разобрать, говорит ли Учиха что-нибудь. Хидан прислушивается, злобно скалясь перед самым лицом мужчины, дергает пояс и щелкает пальцем по торчащей из глаза шпильке. Учиха вновь принимается выть. Это начинает раздражать, Хидан поднимает взгляд на Какузу и закатывает глаза, кривя губы. Какузу не знает, как реагировать. - Два… двацать-ть… восемь… - начинает хрипеть Фугаку. - Ну, активнее! – подгоняет его Хидан, подергивая пояс у него на шее, как поводок у собаки. - Сорок… Од-дин… Пять. - Двадцать восемь, сорок один, пять. Все? - Д-да… Пожалуйста… - Ага, конечно, - Хидан затягивает петлю и ждет. Когда мужчина теряет сознание и замолкает, Хидан стягивает с его шеи пояс и бросает его девушке, застывшей у стены. - Он же… - найдя наконец силы, говорит Какузу, протягивая руку к Хидану. - Да не сдох он. Просто в отключке, - отмахивается тот, - Отправляй Итачи сообщение, или Кисаме, кому там… И валим отсюда. Серьезно, Какузу, я щас блевану, я тебе клянусь, этот запах… Хидан подталкивает Какузу к двери, но вдруг останавливается, хлопнув себя ладонью по лбу. Он возвращается к креслу и резким движением выдергивает из глаза Фугаку свою шпильку. Девушка кратко вскрикивает и принимается кашлять. Помахав шпилькой Какузу, Хидан, чуть ли не вприпрыжку, обгоняет его и открывает дверь. Пока они идут по коридору, Какузу отправляет Итачи сообщение с кодом. Его долг исполнен, он свободен. Времени мало, так что он попутно заходит на сайт с продажей авиабилетов, покупает два билета на ближайший рейс, не обращая внимания на страну назначения. Главное, срочно вылететь из этого города, из страны, и оказаться подальше как можно быстрее. Главное, чтобы вообще получилось выбраться. Раздумывать над тем, как преодолеть паспортный контроль, оставалось по пути до аэропорта. -- Итачи вздрагивает от сигнала сообщения. Он сидит в личной машине Кисаме, погруженный в собственные мысли, пока Хошигаки вышел купить воды. Теперь он видит заветный код на экране мобильного и, впервые за несколько дней, улыбается. Мысленно благодаря Какузу и Хидана, он нетерпеливо ерзает на сидении автомобиля. Озирается по сторонам, молясь, чтобы Кисаме побыстрее вернулся. Им требуется несколько минут, чтобы доехать до высотки. Кисаме надевает на Итачи наручники прямо в машине, но не застегивает их слишком туго, чтобы у того была возможность сбросить их, если что-то пойдет не так. Изящные руки без труда проскочат сквозь браслеты. - Надеюсь, твой брат вернется, - говорит Кисаме, сжимая в руке тонкие пальцы. - Я тоже надеюсь. Спасибо, Кисаме. Пойдем. Хошигаки выходит из машины, тут же принимая вид стандартного, замороченного на работе потрошителя. Его черты лица грубеют и холодеют глаза, Итачи улавливает перемену, даже испугавшись на секунду. Ну и жути наверно Кисаме нагонял, когда приходил изымать органы. Впрочем, хмурое лицо Какузу тоже добродушным не назовешь, вот уж действительно, они стоили своей работы. Шагая по идеально чистой улице перед высоткой, Итачи не боялся. Кисаме вел его под руку, как взятого под стражу, а Учиха изредка отдергивал руку, создавая видимость вялого сопротивления. Охранник у дверей тут же насторожился, поправил темные очки и подвел руку к поясу. - Что вам нужно здесь? - Позвоните Учихе, - в лоб говорит Кисаме и небрежно дергает Итачи за руку, - Это его сбежавший сын. - Господина Фугаку нет. Я уведомлю госпожу Микото, - отвечает охранник, явно растерявшись. Его растерянность на руку – похоже, он не совсем уверен, как нужно действовать в подобных обстоятельствах. - Не сообщайте никому, кроме Микото, - произносит Кисаме голосом, не терпящим возражений, - Это деликатная ситуация. Охранник как-то нервно кивает и прижимает к передатчику в ухе пальцы. Он отходит на несколько шагов в сторону, чтобы переговорить с матерью Итачи. У них завязывается довольно долгий разговор, похоже, Микото тоже в замешательстве. - Тебе идут наручники, - слегка наклонившись в бок, тихо и незаметно говорит Кисаме. Он тут же получает легкий толчок локтем под ребра и давится смешком. - Проходите, пожалуйста, госпожа Микото ждет вас, - вернувшись, говорит охранник, и перед ними открываются стеклянные двери. Роскошный холл впечатляет. Посередине – аккуратный фонтан со статуями изящных японских журавлей. В идеально натертом мраморном полу Кисаме видит самого себя до мельчайшей детали. Огромная, изысканная люстра свисает с потолка длинными золотыми сосульками, подрагивающими от малейшего колебания воздуха и издающими приятный, тихий звон. Здесь совсем никого нет, стойка консьержа почему-то пуста. Кисаме нажимает на кнопку лифта и отходит на пару шагов назад, чтобы видеть, какой из трех лифтов приедет первым. - Какой этаж? – шепчет он, снова наклоняясь к Итачи. - Последний. Двери среднего лифта бесшумно разъезжаются в стороны. Внутри него все так же идеально чисто, зеркала сверкают, поручни – словно сделаны из чистого золота. Хотя Кисаме и не удивился бы, если бы так и было. Лифт поднимается быстро, даже дух захватывает. Здесь наверняка все утыкано камерами, так что даже в лифте Кисаме не позволяет себе расслабиться. Итачи, склонив голову, позволяет себе улыбнуться. Слегка качнувшись в бок, словно от движения лифта, он касается пальцами пальцев Кисаме. - Нервничаешь? – так же склонив голову, чтобы не было видно лица, спрашивает Кисаме. - Не то слово, - отвечает Итачи, - Лифт привезет прямо в пентхаус, мать наверняка встретит нас. Кисаме… Беги, если я побегу. Не задавай вопросов, делай, что я скажу. С тихим щелчком лифт останавливается. Зеркальные двери разъезжаются и Кисаме сразу видит ее. Высокая, статная женщина, горделиво вздернула подбородок и смерила его суровым взглядом. Она храбрилась. Стоило ей перевести взгляд на Итачи, как вся гордость и равнодушие схлынули, словно упал занавес. Ее брови изломились от жалости, руки нервно сжались в кулаки и она, часто заморгав, шагнула в сторону, пропуская Кисаме в дом. - Я привел вашего сбежавшего сына, - говорит Кисаме, сохраняя положенное ему по статусу хладнокровие, - Никому, кроме сотрудника охраны внизу, не сообщал. - Правильно. Спасибо, - как-то отрывисто отвечает Микото, не понимая, куда деть руки. Она сцепляет пальцы одной руки на запястье другой, но тут же скрещивает руки на груди. - Мама… - подает голос Итачи, и Кисаме чувствует, как у него что-то щемит в груди. То ли Итачи такой прекрасный актер, то ли в его голосе при виде матери действительно столько боли и горечи, - Я не знаю, простишь ли ты меня. - Конечно, Итачи, ну конечно! – Микото не выдерживает и, дернувшись, обнимает сына за шею, - Снимите с него эти чертовы наручники! Кисаме повинуется, щелкая ключом в замке. Он отходит в сторону, стараясь не отсвечивать и не привлекать внимание к тому, что не уходит. Его задача – оставаться здесь как можно дольше, в идеале, вообще не покидать дом без Итачи. - Где Саске? – спрашивает Итачи, обнимая мать и судорожно придумывая, как отвлечь ее, - Я хотел бы его увидеть. А ты пока… наверно, нужно заполнить какие-нибудь документы… Итачи красноречиво округляет глаза, глядя на Кисаме и тот, словно опомнившись, запускает руку за пазуху куртки. Выудив оттуда какую-то стопку бумаг, он взмахивает ею и, прокашлявшись, произносит: - Верно, госпожа Микото, мне нужно чуточку вашего внимания. Чтобы все было по протоколу, сами понимаете… - Конечно, да. Итачи, Саске, наверно, у себя. Я не сказала ему… - Я пойду поздороваюсь, - улыбаясь, говорит Итачи, и незаметно кивает Хошигаки, уходя по коридору вглубь дома. У него не так уж много времени, Кисаме не сможет отвлекать Микото бесконечно. По дороге к комнате Саске, Итачи подходит к двери кабинета отца. Слева от нее – панель безопасности. Он поднимает крышку и набирает код, который прислал ему Какузу. Огонек консоли сменяется с оранжевого на зеленый, замок на двери кабинета щелкает. Итачи нервно оборачивается, чтобы удостовериться, что мать не слышала этого щелчка, но она всецело поглощена болтовней Кисаме и, кажется, даже очарована его добродушием. Хошигаки явно обладал талантом нести всякую увлекательную пургу и занимать чужое внимание. Итачи заходит в кабинет и, точно зная, что ему нужно, подходит к столу. Выдвигает ящики один за одним и только в третьем находит то, что ищет. Стопка документов в темно-красной папке, завязанной лентой. Содержимое этой папки пустит под откос все, что есть у Учих. Их репутация, состояние, уважение – все полетит к чертям. Он понимает, что мать не заслужила такого, но тогда и он не заслужил… В курсе была вся семья. И если кто-то одобрял, то он и Микото лишь молчаливо осуждали, не пытаясь предотвратить то, что творил отец и его кровавая индустрия, а значит, они тоже виноваты. Оглядевшись и вздохнув, Итачи забирает папку с собой. Из комнаты Саске доносится музыка. Что-то современное, кажущееся, на изысканный вкус, однообразным. Итачи отвык от такой музыки. Он стучится в дверь, но не слышит ответа, как и, наверно, Саске не слышит стука. Рука толкает дверь, Итачи медленно заходит в просторную, светлую комнату. Он тут же встречается с братом взглядом и видит в нем непонимание. Саске совсем не похож на его младшего брата, мотавшегося по убежищам. В дорогих шмотках, с какими-то блестящими часами на руке он похож на обычного подростка его возраста. Богатого подростка. - Привет, Саске, - говорит Итачи, склонив на бок голову. Музыка замолкает. Саске молча пялится в ответ, сжимая в руке пульт от системы умного дома. - Что ты здесь делаешь? – наконец спрашивает Саске, не решаясь, впрочем, подойти. - Я пришел спросить, пойдешь ли ты со мной. - Куда? - Куда захочешь, - Итачи пожимает плечами. - Я и так могу пойти, куда захочу, - отвечает Саске, дернув рукой. - Значит, ты хочешь остаться здесь? В тишине доносятся голоса Кисаме и Микото. Итачи чувствует, что Саске не решается сказать то, что Итачи не хотел бы услышать. Он может понять брата – они сбежали из дома, когда тот был совсем мал. Он понимал, что его отец – плохой, что корпорации – плохие, но и только. Понятия о добре и зле были размыты и лишены конкретики. Похоже теперь, в сознательном возрасте, Саске больше не видел плохого. Или просто не хотел видеть. - Ты смирился с тем, кто наш отец? Смирился со всем, что он делает? - С чем смирился, Итачи? Разве меня это вообще касается? – Саске повышает голос на миг, но одергивает себя, вспоминая, кто перед ним. - Ты наследник, и ты должен решить – готов ли ты продолжать его дело? Ты же знаешь, что с тобой будет, если ты откажешься, - Итачи делает пару шагов в сторону, рассеянно проводит рукой по гладкой поверхности стола. - Я… Я могу согласиться, а потом, когда он помрет, просто послать это все к чертям. Итачи, не обязательно принимать одну сторону! Можно подстроиться под обстоятельства! - Это он тебя этому научил? Знакомая песня, - хмыкает Итачи, смеряя Саске сочувственным взглядом, - Ты наивен. Он же не один такой. И у людей, стоящих с ним в одном ряду, эмпатии еще меньше, чем у него. Тем более, для отца ты – хотя бы сын. А для них – бунтующий дурак. - Ты просто трус, Итачи, - Саске скрещивает руки на груди и смотрит упрямо, нахмурившись. - Я реалист. Они снова молчат, но оба понимают, что не договорятся. Итачи чувствовал свою вину. Возможно, если бы он сбежал один, сейчас Саске бы понимал больше, чувствовал больше и его осведомленность позволила бы ему мыслить здраво. Но он был совсем мал… Если подумать, Итачи тоже оказался манипулятором. Он убедил младшего брата, что семья, отец – зло, а тот безоговорочно ему верил. Взглянув на все под другим углом, со стороны довольства, сытости и богатства, то, далекое зло предстало перед Саске не таким уж и злым. Это можно понять. Но крайне больно. Былая категоричность растаяла. Итачи не смог бы убить брата, как бы не убеждал себя в обратном. Он будет бесконечно корить себя за слабость, но не сможет поднять на него руки. - В таком случае, я уйду, - говорит Итачи, выжидающе глядя на Саске, - И ты никогда меня не увидишь. Хочется верить, что в тебе найдутся силы противостоять обстоятельствам, а не «подстраиваться» под них. - Я не могу тебя отпустить, ты же знаешь, - отвечает Саске, делая шаг назад. - Даже так? – Итачи поднимает удивленно брови и, плавно дойдя до двери, всматривается в коридор, - Это довольно глупо, Саске. Итачи видит в конце коридора Кисаме. Единственный человек, который его не бросит сейчас. Притом, что они едва знакомы, а к нему Итачи чувствует больше тепла, чем к родному брату. Какая жалость. Опустив голову, Итачи смотрит в пол, соображая, что Саске может сейчас сделать. Консоль безопасности отключена, но он наверняка вызовет охрану вручную, если до сих пор этого не сделал. Значит, выход всего один, хоть и до ужаса жаль, что приходится уходить отсюда вот так. Взглянув на Саске последний раз, Итачи набирает в грудь воздуха и выбегает в коридор, заставая брата врасплох. - Кисаме! – кричит он и видит, как Хошигаки моментально срывается с места и бежит к нему, аккуратно отодвигая с дороги вскрикнувшую от удивления Микото. Поравнявшись с Кисаме, Итачи сворачивает в коридор, ведущий к кухне и спальням, бежит до конца и дергает дверь в самом конце. Если бы он не отключил консоль – эта дверь бы осталась заперта, но, поскольку он помнил, как здесь все устроено, они успевают влететь в темный дверной проем до того, как Саске нажимает на вызов охраны вручную. Коридор аварийного выхода довольно узкий, здесь совсем темно, но Кисаме быстро ориентируется и включает фонарь на телефоне. Ход ведет вдоль всего пентхауса и, наконец, Итачи открывает дверь, попадая на пожарную лестницу. Кисаме, резко остановившись у перил и взглянув вниз, протяжно присвистывает. - Мы до вечера будем вниз спускаться, Итачи! - Здесь есть лифт, иди сюда, - Учиха тянет его за рукав за собой, и, просунув пальцы за пожарный шкафчик, нажимает там кнопку вызова. К недоумению Кисаме, слышится шум тросов и работающего механизма лифта. - Это как? Скрытый лифт что ли? - Да. Этого лифта нет в планах здания, он не предусмотрен проектом, но на поздней стадии его добавили, по просьбе отца. Так он мог незаметно покидать пентхаус и так же незаметно возвращаться. - На кой черт? - Когда-то он был конченным параноиком, - со вздохом говорит Итачи. Двери лифта, выкрашенные точно в тон стен, открываются, слегка поскрипывая. Кисаме совершенно не ожидал, что стена перед ним вдруг разъедется в стороны и взирал на все с нескрываемым удивлением. Внутри кабины слабо горела лампа, этот лифт был далек от тех до блеска вылизанных лифтов в холле. - Но нас внизу будут ждать? - Да, но у главного входа. Мы выйдем сзади. - Черт подери, - Кисаме с размаху хлопает себя по лбу, - Там же осталась моя машина! - Посмотрим, оценим обстановку. Возможно, эти тупоголовые ринутся внутрь, или побегут на пожарную лестницу. Тогда мы сможем в обход добраться до твоей машины и свалить. - Точно! Соображаешь, - довольно улыбается Кисаме и приобнимает Итачи за плечи, по-дружески его потряхивая. Итачи, немного опешив от такого проявления радушия, растерянно улыбается, убирая с лица волосы. Как он и говорил, вся охрана столпилась у главного входа. Все ломанулись внутрь, оцепляя холл и выход с пожарной лестницы, один остался на улице, но и его взгляд был обращен ко входу. Пригибаясь, Итачи и Кисаме удалось перебежками добраться до машины. Они скрывались за другими припаркованными автомобилями и до идеала остриженными кустами. Кисаме тихо открыл дверь и пустил Итачи вперед. Обходить машину было чревато, так что Учиха перебрался на пассажирское сидение через водительское и тут же пригнулся. Хошигаки забрался вслед за ним, завел двигатель и мгновенно сорвался с места. Охранник, стоявший у дверей, даже толком не понял, что произошло, спасибо новенькому движку с разгоном до сотни за пару секунд. - Куда теперь? – не прекращая улыбаться, спрашивает Кисаме, когда они выезжают за пределы элитного района. - Не знаю. Куда бы ты поехал? Нам нужно убраться из города, но я совершенно не понимаю, куда… - отвечает Итачи, совсем растерявшись. Он испытывал невероятное разочарование от встречи с братом, его душило несостоятельностью и горечью потери, но… Чего-то он все же добился. Он посеял зерно сомнения, остается надеяться, что рано или поздно оно взойдет. Надежда оставалась. Вдруг он недооценивает Саске и тот действительно справится. Ну и папка с документами тоже немалое достижение. Отец заметит пропажу и поймет, что Итачи использует это как козырь. Если Фугаку попытается преследовать сына – тот просто вскроет эту информацию и заявит об этом на весь мир. Это его неоспоримый гарант свободы. - Я бы… Да не знаю, - Кисаме усмехается, пожимая плечами, - Может, на север? Где фьорды, водопады и свежий лосось на завтрак. А? Только заедем ко мне, заберу собаку. - Звучит неплохо, - отзывается Итачи со слабой улыбкой. Ему, честно говоря, плевать куда. - А потом можно на юг, навестим старину Какузу. Я уверен, он отправится на юг. Он такой теплолюбивый парень, ты мог себе представить? Я вот думал, что он ненавидит жару, а он, оказывается... Ох, кстати, а ты не против моей компании? Мало ли, может, ты хотел уехать один, ты не подумай... А собака у меня очень добрая. Немецкая овчарка, настоящая! Не то, что эти все... Болтовня Кисаме успокаивает. Убаюкивает. Итачи расслабляется, глядит на дорогу перед собой и слушает, чувствуя, что улыбается. -- - Тебе нужно переодеться, - заявляет Какузу, когда паркуется у аэропорта. - Во что, блядь? Я не брал с собой шмотки, - возмущается в ответ Хидан. Он понимает, конечно, что в таком виде соваться в общественное место сродни появлению с табличкой «Я убийца, вызывайте полицию!». И тем не менее, предъява Какузу его закономерно возмутила. - Наденешь мое пока что, там разберемся, - как-то суматошно говорит Какузу, принимаясь рыться в своей сумке. Ему бы, вообще-то, тоже переодеться не мешало. Хоть ран на теле не было, кровью он тоже измазался. Да и куртка потрошителя все-таки одежка приметная. С его-то узнаваемой мордой и подавно. Хидан молча наблюдает за развернувшейся суетой. До самолета около часа, но нужно еще преодолеть контроль. Очевидно, Какузу нервничает сверх меры, но Хидан не предпринимает попыток его успокоить. По себе знает, в такие моменты лучше под руку не пиздеть. Какузу выдает ему спортивные штаны и кофту с капюшоном. Вторых штанов в сумке не находится, но с этим можно смириться – его брюки и так выглядят сносно. Не раздумывая, он снимает куртку, рубашку и отбрасывает их на заднее сиденье. Хидан, как загипнотизированный наблюдает за процессом и все же не находит сил, чтобы удержаться – он резко наклоняется, когда Какузу наполовину влезает в свитер, и кусает его за сосок. Это очень подлый маневр, Какузу дергает ногой, ударяется об руль и возмущенно бубнит в свитер. Хидан, получивший по башке локтем, верещит и начинает бессовестно ржать, согнувшись пополам. Справившись со свитером, Какузу замирает, уставившись на Хидана. У него напрочь растрепались волосы, пряди опадают на лицо и его гневное выражение лица не оказывает должного эффекта – Хидан только сильнее веселится. - Ты поплатишься за это, - Какузу морщит нос и потирает через свитер укушенное место, - Давай быстрее переодевайся и нужно двигать. Не прекращая хихикать, Хидан ловко стягивает джинсы, не упустив возможности, конечно же, закинуть на Какузу ноги. Куртка и кофта летят на заднее сиденье, но на коже все еще много подсохшей крови. Какузу, заметив это, обшаривает сумку в поисках салфеток и находит – целая пачка. - На, сотри кровь, - протягивает он стопку влажных салфеток Хидану и берет такую же себе. Обхватывает бледное бедро и стирает кровь, попутно чертыхаясь. Его взгляд цепляется вдруг за рану на поджаром боку. И ведь что самое примечательное – раны нет. Грубо заживший рубец, неровные края – есть, а раны – нет. И на лице только кроповодтеки, да розовые шрамики. Хидан перехватывает его недоуменный взгляд, и улыбка сползает с его лица. Он вздыхает, продолжая стирать кровь с кожи. - У тебя есть время послушать мою унылую историю? – спрашивает он, устраивая голову на подголовнике сидения. - Только если у тебя есть время ее рассказать, - тихо отвечает Какузу, продолжая водить салфеткой Хидану по бедру, хотя крови там уже совсем не осталось. - Если в общих чертах… Я и есть продукт тайных испытаний Учих, о которых говорил Итачи. Испытания на животных, потом на людях. Прямо скажем, не самые гуманные. И результат испытаний - генетически-модифицированный человек. У меня нет ни матери, ни отца. По идее, я должен быть бессмертным, но че-т как-то не получилось, - Хидан хмыкает, улыбаясь, - Регенерация, конечно, мощная, как ты можешь видеть, но недостаточная, чтобы не умереть из-за отрубленной головы, например. Какузу смотрит на Хидана взглядом, не выражающим ничего конкретного. Он словно не знает, как можно отреагировать. Конечно, он понимал, что рано или поздно человечество докатится и до этого в своем стремлении жить вечно. Ведь искусственные органы – это только первый шаг. - Зачем тогда тебе искусственные органы? – задает Какузу резонный вопрос. - Предполагалось, что если я – бессмертный, то и органы у меня бессмертные. И если пересадить кому-то мое сердце, оно будет работать без сбоев вечно, смекаешь? Только вот оказалось, что я – неудавшийся эксперимент и более того, мои органы не жили дольше пары недель. Так что меня просто выкинули, как брак, ну а потом случилась вся та ахинея с проповедями. - С такой регенерацией ты явно проживешь дольше меня, - усмехается Какузу, но тут же серьезнеет, видя болезненный взгляд напротив. Верно. Как сказал Итачи? Либо поможешь, либо усугубишь. - Ага, - кивает Хидан, пряча взгляд, - Но те органы, которые мне заменили, не регенерируют. Так что у меня все еще есть шанс умереть с тобой в один день. На крайний случай застрелюсь. - Да перестань, - Какузу отбрасывает салфетку и касается Хиданова бедра рукой, поглаживая, - Я проживу столько, что ты еще от меня устанешь. - Мне кажется, это невозможно. Взгляд казался красноречивее слов. Какузу склонился, целуя тонкую кожу на бедре. Хидан покрывался мурашками, глупо комкая в руках салфетки. - Все, одевайся и пошли. Какузу надел на лицо медицинскую маску и прятал лицо от камер, склоняя голову вниз. Не задерживаясь, они прошли первый досмотр, пересекли зал ожидания и теперь стояли в очереди на регистрацию. Это первый рубеж, на котором проверяют документы. Даже пройдя его, нельзя расслабляться – еще один досмотр с проверкой документов предстоит пройти перед допуском к воротам на посадку. Какузу перебирает в голове варианты – дать регистратору денег и попытаться договориться, или сбежать, если обстановка накалится. Но сбежать из аэропорта, зоны повышенной безопасности?.. Кажется невозможным… Очередь быстро сокращалась. Какузу смотрел в пол, Хидан сжимал его предплечье, но молчал. Их переполнял страх, чего уж отрицать. Рядом прошел потрошитель со сканером, этот чертов звук, когда он нажимал на кнопку скана, заставлял Какузу задерживать дыхание. Создавалось впечатление, что этот потрошитель недостаточно бдителен. Он должен сканировать каждого человека, а на деле жал кнопку раз в минуту. Полный кретин. Но сейчас это было невероятно на руку. Подойдя к стойке, Какузу поднимает голову. Он смотрит куда-то мимо регистратора, то ли на табло, то ли на рекламный баннер. Кладет на стойку паспорт, следом – паспорт Хидана. Запоздало приходит мысль – у Хидана наверняка к чертям просроченный паспорт. А если он у него поддельный? Боже, они ведь даже не задавались этими вопросами. - Какузу? – произносит регистратор его имя. Стоит немалых усилий просто сфокусировать свой взгляд на мужчине за стойкой. Стоит невероятных усилий, чтобы не заорать от облегчения. - Досмотр у ворот проходите у самой левой стойки, там мой человек, он вас пропустит, - говорит Ямато, вкладывая билеты в паспорта и возвращая их Какузу. Его большие, вечно настороженные глаза на миг смягчаются, словно он улыбается под такой же как у Какузу медицинской маской. Какузу глупо кивает, забывая сказать спасибо. Хидан делает это за него, забирая паспорта и подталкивая Какузу к выходу из очереди. - Какого черта… - тихо говорит Какузу, когда они идут по залу в сторону нужных ворот. Произошедшее никак не хочет укладываться у него в голове. - Некоторые вещи лучше не знать, мне кажется, - так же тихо отвечает Хидан, перехватывая Какузу под руку.